- Вдохновляющее напутствие, - заметил я.
      - Весьма полезное, - парировала Флетчер.
      - Почему?
      - Я же говорила, что вхожу в Консультативный Совет. Сегодня Сан-Франциско пригоден только для политических игр.
      - Простите?
      - Это еще одна блестящая идея Агентства. Сан-Франциско мог бы стать отличным островком безопасности - он окружен морем с трех сторон. Но, к сожалению, там очень много руин, которые требуют расчистки, а у нас чересчур много воинствующих ретроградов, готовых грудью заслонить каждый телеграфный столб. Вот губернатор и запретил им появляться там. Мне ежемесячно платят три тысячи - только бы я клялась и божилась, что город по-прежнему остается эпидемическим очагом.
      - Разве это не так?
      - По правде говоря… так.
      Мы перевалили середину моста, и перед нами открылся город, точнее, его останки. Панорама была жутковатой. От Сан-Франциско остался только скелет, все остальное сгорело. Сломанным зубом торчал Транс-Америка-Тауэр, Койт-Тауэр уцелел, но почернел от копоти. Многих зданий я просто не нашел - на их месте лежали развалины и груды кирпичей.
      - О Боже…
      - Я вас понимаю, - кивнула Флетчер. У меня перехватило дыхание.
      - Я видел видеозаписи. Но… даже не представлял… как это страшно.
      - Все реагируют так, по крайней мере в первый раз. У меня до сих пор сжимается горло, когда я еду по мосту.
      - Там… ничего не осталось.
      - Над городом прошел огненный шквал. Эти слова объяснили все.
      Флетчер повернула запор рулевого колеса, выдвинула его в рабочее положение и сама повела джип. Автопилот хорош на гладкой дороге, среди развалин он может растеряться. Мы съезжали с моста в зловещей тишине.
      - Вы помните Сити-Холл? - спросила Флетчер.
      - Да. Перед ним еще была площадь.
      - Площадь по-прежнему на месте. Только от Сити-Холла мало что осталось.
      Она лавировала по ущелью из стали и кирпича - бывшей Маркет-стрит. Здесь выгорело все, что могло гореть, а некоторые дома буквально расплавились от жара. Я заметил табличку «Управление Сан-Франциско по делам колдовства» и подумал, что едва ли во всей Калифорнии сохранился хоть один колдун.
      Тогда мы думали, что эпидемии закончились. Мы спустились с гор, вылезли из своих щелей. Мы считали, что у нас есть вакцины. Правительство убеждало в их надежности. Словом, имелись все основания вернуться.
      Но болезни не закончились, прививки помогали только в редких случаях, и города по-прежнему таили опасность. Эпидемии разразились с новой, не виданной дотоле силой. Началась паника. Вспыхнули пожары, превращаясь в огненный смерч. Когда он прошел, Сан-Франциско не стало. Казалось, мы ехали по кладбищу.
      - Вы говорили, что здесь работали военные, - сказал я.
      - Большая часть работ по-прежнему ведется за пределами зоны, - ответила Флетчер. - Многое делают роботы. - Неожиданно она махнула рукой: - Смотрите…
      - Что там?
      И тут я увидел. Притормозив, Флетчер указывала на зомби.
      Кроме рваного одеяла, заменяющего пончо, на нем ничего не было. Изможденный, словно живые мощи, он выглядел столетним старцем: сероватая кожа, белые волосы, свисающие на плечи сальными прядями. Определить его истинный возраст было невозможно.
      Казалось, его мимикой кто-то управляет: на удивление пустой взгляд, а выражение лица меняется с невероятной быстротой. Рот безостановочно жевал, по подбородку тонкой струйкой текла слюна. Как дебильный ребенок, он то высовывал, то втягивал почерневший язык; щеки надувались и опадали. Он напоминал рыбу в аквариуме.
      Зомби обернулся и посмотрел на нас. На минуту показалось, что тот, кто жил раньше в этой телесной оболочке, изо всех сил пытается воскреснуть. Выражение лица на секунду стало осмысленным, ресницы удивленно дрогнули - и опять глаза стали пустыми. Казалось, он пытается зацепиться за что-то взглядом. К тому же зомби как будто потерял равновесие. Он схватился за передок джипа и уставился на нас сквозь стекло, покачиваясь из стороны в сторону и переводя глаза с Флетчер на меня. Изучая нас, он поморгал. Лицо его недоуменно сморщилось.
      - По-моему, он пытается вспомнить нас, но не может, - шепнул я.
      Флетчер кивнула.
      - Отказала память. Прошлого для них нет. - Что?
      - Для зомби существует только то, что они видят в данный момент.
      Словно подтверждая ее слова, недоумение на лице зомби сменилось гримасой боли. Казалось, он готов расплакаться, но забыл, как это делается. Он протянул дрожащие пальцы к Флетчер, потом ко мне. И тут же переключился на собственную руку, похожую на серую клешню, изучая ее, словно увидел впервые. Он уже забыл о нас и недоуменно моргал. Его рука упала, он повернулся и бесцельно побрел прочь, снова превратившись в неодушевленное создание. Он ковылял куда-то на запад.
      Мне и раньше доводилось видеть их. Так ведут себя раненые, когда от отчаяния опускаются. Стоит им перейти рубеж - и обратной дороги нет.
      Флетчер покосилась на меня, словно хотела возразить, но вместо ответа тронула машину с места.
      На Маркет-стрит нам то и дело попадались зомби, все, как один, тощие и грязные, бредущие на запад, одетые в какое-то тряпье, а то и вовсе без ничего. Их движения были нескоординированными, отрывистыми, сюрреалистическими. Если бы не бессмысленное выражение на лицах, это напоминало бы исход заключенных из Освенцима, Бельзена или Бухенвальда. Но у узников концлагерей, по крайней мере, в глазах что-то теплилось - пусть даже только страх и безнадежность. В зомби не ощущалось и этого.
      Они были… отрешенными. От всего на свете и даже от самих себя. Странное зрелище: взгляд быстро перебегает с предмета на предмет, ни на чем не останавливаясь, лица решительно ничего не выражают, конечности дергаются.
      Флетчер притормозила, чтобы объехать кучу камней. По большей части зомби не обращали на нас внимания. Грязное существо, мужчина это или женщина - разобрать невозможно, - ковыляло рядом с машиной. Оно провело рукой по капоту; лицо его стало почти счастливым.
      - Он выглядит так, словно накачался наркотиками, - заметил я.
      Флетчер кивнула. Она славировала между двумя горами кирпичей и повернула на боковую улицу. В развалинах на левой стороне я узнал Брукс-Холл. Вместо афиши на нем была надпись: «Святой Франциск снова терпит мучения». Кто мог оставить здесь такое послание?
      Мы выехали на широкое грязное поле. В противоположном его конце неясно вырисовывались руины, напоминавшие разрушенный замок, - все, что осталось от Сити-Холла. Еще угадывались широкие каменные ступени, а то, что когда-то было великолепной площадью, превратилось в пустырь, заваленный бетонными глыбами. Здесь больше ничего не росло.
      - Что дальше? - спросил я.
      - Выйдем и немного прогуляемся. - Что?
      - Не бойтесь, это безопасно.
      Флетчер похлопала меня по руке и вылезла из машины. Оставалось только следовать ее примеру.
      Площадь запрудили… люди.
      Они выглядели не так изможденно, как те, которых мы видели на Маркетстрит. Тоже зомби? Не совсем. В основном молодежь от двадцати до тридцати лет. Встречались и подростки, но детей и стариков почти не было.
      В большинстве своем обнаженные или самым невероятным образом одетые, одежды своей они словно не замечали. Казалось, кто-то посторонний натянул на них случайные вещи или они сами нацепили то, что попалось под руку. Одежда их не грела, не соответствовала нормам приличия.
      - Ну и что? - обернулся я к Флетчер. - Такое я видел и раньше. Это - спятившие раненые.
      - Разве? - усмехнулась она.
      - Ну конечно… - Я заговорил, но, взглянув на нее, осекся. - Что-то другое?
      - Попробуйте выяснить, попробуйте поговорить с ними.
      Я посмотрел на нее как на ненормальную. Поговорить с ними?
      - Это совершенно безопасно, - заверила Флетчер.
      Я окинул взглядом толкущиеся на площади фигуры. Они двигались без цели, но походка была нормальной.
      Я остановил выбор на молодом парне лет шестнадцати, а может, и двадцати пяти - поручиться не могу. Длинные темные волосы свисали ниже плеч, а весь его наряд состоял из старой серой рубашки. У него были большие карие глаза и привлекательная внешность.
      Подойдя, я дотронулся до его плеча. Он тут же повернулся с выражением, отдаленно напоминающим ожидание. Его глаза казались бездонными. Юноша недоуменно изучал мое лицо и, видимо не найдя в нем ничего интересного, собрался было уже отвернуться.
      - Подожди, - попросил я. Парень снова повернулся ко мне.
      - Как тебя зовут?
      Он моргнул, уставившись на меня.
      - Как твое имя? - повторил я. Его губы дрогнули и зашевелились.
      - Мя, мя, мя? - Он безуспешно пытался повторить мои слова и улыбался, прислушиваясь к звукам. - Мя, мя, мя, мя, мя, - бормотал он.
      Я положил руки ему на плечи и заглянул в глаза, стараясь установить контакт. Парень отвернулся. Повернув его лицо, я снова заглянул в глаза.
      - Нельзя, - твердо сказал я. - Смотри на меня. Он неуверенно заморгал.
      - Кто ты? - Баб.
      - Габ? Может, Боб?
      - Баб, баб, баб… - Он расплылся в счастливой улыбке. - Баб, баб, баб, баб, баб…
      - Нет, - сказал я. - Нет.
      И снова внимательно посмотрел на него.
      - Нет, нет, нет, - отозвался он. - Нет, нет, нет. - И снова: - Баб, баб, баб… Баб, баб, баб…
      Я отпустил его, и он пошел прочь, по-прежнему бубня себе под нос. Я повернулся к Флетчер:
      - Ну что?
      Она одобрительно закивала:
      - Продолжайте в том же духе.
      На этот раз я выбрал маленькую девочку в одних штанишках. Чем меня смущает одежда этих людей? Девчушка была очень худенькая и физически недоразвитая. Может, это мальчик?
      Я заглянул в ее лицо, такое же пустое, как у остальных.
      - Кто ты? - спросил я. - Как тебя зовут?
      - Меня зовут?.. - сказала она. - Меня зовут?
      И моргнула с тем же выражением неуверенности и недоумения, что и парень.
      - Правильно. Как тебя зовут?
      - Меня зовут… Меня зовут… тетушка Верблюд. Меня пасут, меня несут, меня зовут, меня зовут… - Она весело щебетала и улыбалась мне, приняв условия игры. - Зовут-несут, несут-пасут, пасут-спасут…
      Я отпустил ее и выбрался из толпы.
      - Я понял. Они - не зомби. С ними можно общаться, но они почти разучились понимать смысл слов, так что это и не спятившие раненые. Значит - промежуточная стадия, правильно?
      - Отчасти, - ответила Флетчер.
      - Что это? Последствие эпидемий? Мозговая лихорадка?
      - Разве после мозговой лихорадки выживают? - насмешливо напомнила она. - Если эго и последствие эпидемий, мы не знаем, какое именно. Видите вон того человека? - Она указала на высокого мускулистого мужчину. - Один из самых талантливых биологов в университете. Когда разразились эпидемии, он зимовал на Южном полюсе и уж точно не мог заразиться. Перед возвращением прошел полный курс прививок. Так что если это и последствие эпидемий, то, скорее, психического характера.
      - Как он… попал сюда? - спросил я.
      - Изучал их, - тихо ответила Флетчер и махнула рукой в направлении толпящихся на площади людей. - Он собирался выявить особенности их стадного поведения, как, например, у императорских пингвинов. Он провел здесь много времени, жил с ними, кочевал. Но однажды не вернулся. Когда мы переполошились и примчались сюда, то обнаружили его в толпе. Он превратился в одного из них.
      Я задумался, но не успел задать следующий вопрос. Флетчер сказала:
      - Для нас никакой опасности нет. Требуется провести здесь очень много времени.
      - А… - только и выдавил я, не очень-то в этом убежденный.
      Тем временем на площади собралось уже несколько сотен особей; я наблюдал за ними, пытаясь понять, почему они так притягивают внимание.
      - В них что-то есть. Не могу разобраться, но здесь явно что-то происходит. Достаточно понаблюдать минуту, и видишь, что чем-то они отличаются. Что это? Скажите, кого они напоминают?
      - Лучше сами скажите, - отозвалась Флетчер, - что вы видите?
      - Вижу розовые тела. Не в этом ли часть разгадки? Они очень легко одеты.
      - К лету они разденутся вообще, но дело не в этом. Сан-Франциско видел толпы обнаженных и раньше. На праздновании Дня независимости одежды на демонстрантах было еще меньше.
      - Не могу судить. Отец не пускал меня туда.
      - И зря. Однако нагота - лишь часть проблемы. Что еще?
      - Э-э… Кожа. Когда я прикасался к ним, она показалась скользкой. Недостаточно влажной. Слишком уж гладкой. Словом, другой.
      - М-м, но и это еще не ключ к разгадке. Если люди другие и вы это видите, не надо подходить и щупать их.
      - Верно.
      Я снова вгляделся в бестолково кружащуюся толпу.
      - Хотите подсказку? - предложила она. - Чего у них не хватает?
      - Не хватает? М-м-м. Разговоров. Они почти не говорят; лишь некоторые бубнят что-то, но тихонько и никого не обижая - совсем не так, как дамы на улице. Они бормочут, как младенцы, забавляясь звуками собственного голоса… Погодите! - Мысль начала оформляться. - В них нет… напряженности, зато есть какая-то наивность, чистота. Они как дети, верно? Словно забыли о том, каким надо быть взрослому человеку, и тем самым вернули себе невинность ребенка. Я не ошибся?
      - Продолжайте, - попросила Флетчер.
      Она улыбалась - значит, я был на правильном пути.
      - Они могут испытывать боль или злость, но не копят их, как обычные взрослые люди. Мы неделями носимся с обидами, вымещая их на каждом встречном. Видели когда-нибудь передачу «Всюду и обо всем»? Однажды там показывали фотографии людей, случайно снятых на улице. Казалось, все надели маски - такими напряженными и неестественными были их лица. А у здешних людей - я думаю, что могу их так назвать, - лица расслаблены. Они распрощались с болью.. .
      В этот момент я понял еще кое-что и замолчал.
      - Что вы хотели сказать? - спросила Флетчер.
      - М-м, ничего особенного. Просто я вдруг подумал, как, должно быть, грустно поменять свой разум на освобождение от боли.
      Я посмотрел на Флетчер и пожалел о сказанном: она была готова расплакаться.
      - Вы хотели, чтобы я это увидел?
      - О нет. - Она шмыгнула носом. Вид у нее был неважный. - То, что я хотела вам показать,, еще не началось.
 
       Придумайте сами хторранскую шутку.
       В.?
       О. Жратва.
 

 
       Множество людей ведет жизнь домашних животных.
       Соломон Краткий
 
      Я снова посмотрел на площадь и спросил:
      - Это стадо? Флетчер кивнула.
      - Прошлым летом его численность превышала тысячу двести голов, зимой упала до трехсот. Сейчас она снова растет - их примерно семь с половиной сотен. Крупнейшее поголовье в Северной Калифорнии.
      - А что случилось с остальными?
      - Большинство умерло, - уклончиво ответила она. - Каждую ночь кто-то уходил. Все происходит примерно так: после шока наступает стадия «раненых». Процесс обратим, если немедленно начать лечение. В противном случае человек продолжает деградировать. Работает подсознание - люди ищут общения с себе подобными. Так что это, - она указала на толпу, - неизбежно. Раненые собираются в стада. Думаю, у них возникает иллюзия безопасности. Но состояние некоторых настолько тяжелое, что они не могут выжить даже в стаде. Изгои становятся зомби. Тогда продолжительность их жизни не превышает шести недель. Я, правда, и этому удивляюсь.
      - Вы занимались этим, да? Она кивнула.
      - Сейчас вы, возможно, - наблюдаете будущее человечества. Судя по тому, как растет стадо, к июлю здесь скопится две с половиной тысячи. Если это произойдет, стадо распадется на два независимых. Видите вон там два грузовика? Это - уж извините меня за терминологию - ковбои. Раньше мы содержали стадо в парке Золотых Ворот, но там каждую ночь поголовье слишком сильно убывало, поэтому его перегнали сюда, чтобы устраивать ночевки в Брукс-Холле.
      Полуденное солнце припекало. Я заметил, что все больше членов стада избавляются от своих немудреных одежек. Флетчер проследила за моим взглядом.
      - Да, - подтвердила она. - Это случается. Раньше мы нанимали старушек, которые только и делали, что подбирали одежду и надевали на владельцев. Вон одна из них. В конце концов и она примкнула к стаду.
      Флетчер показала на маленькую сморщенную старушку, единственными украшениями которой были улыбка и варикозные вены, напоминающие атлас автомобильных дорог Пенсильвании. Старуха держала небольшой зонтик от солнца.
      - Иногда мне кажется, что Дженни притворяется, - заметила Флетчер. - Но заставить ее признаться невозможно. Да и не стоит, наверное.
      - Неужели кто-то из них прикидывается? - удивился я.
      Флетчер отрицательно покачала головой.
      - Долго притворяться невозможно. Время от времени сюда проникают здоровые в надежде воспользоваться преимуществами стадного образа жизни - им кажется, что они получат здесь полную свободу половых отношений. Но… Здесь с ними что-то происходит, и они остаются. Они могут какое-то время симулировать, но притворство - лишь первый шаг на пути приобщения к стаду. - Флетчер помолчала. - Мы имеем дело с феноменом, которого пока до конца не поняли.
      - Кажется, я начинаю улавливать суть, - сказал я. - Здесь действуют какие-то чары. Но чтобы попасть под их влияние, недостаточно стоять в сторонке и наблюдать. Это… как антропологическая черная дыра. Чем ближе к ней, тем больше вероятность, что вас затянет.
      - Пожалуй, - кивнула Флетчер. - Но это лишь часть проблемы. Сначала здешнее стадо было самой многочисленной группой «раненых», а теперь оно притягивает и поглощает сторонних наблюдателей - любого, кто войдет с ним в достаточно близкий контакт. Мы не разрешаем ковбоям работать больше одного дня в неделю, хотя надо бы еще меньше. - Она помолчала, потом добавила: - В общемто из-за этого мы и закрыли город, не придумав ничего другого. Стоял даже вопрос об эвтаназии.
      - Шутите?!
      Она отрицательно мотнула головой.
      - Ничуть. Я, конечно, выступила против. Здесь кроется нечто такое, что мы должны понять.
      Она протянула руку.
      - Пойдемте. - Куда?
      - Потолкаемся среди них. Это неопасно. Я недоверчиво уставился на Флетчер.
      - Только что вы втолковывали мне, что стадо чуть ли не каждый день засасывает людей, а теперь хотите, чтобы я туда пошел?
      - С вами буду я.
      - Признаться, это меня не вдохновляет. Она показала на часы:
      - Заведите таймер. Если начнете терять контроль над собой, звонок приведет вас в чувство. Уверяю, требуется не менее часа, чтобы колдовство подействовало.
      - Колдовство?
      - Самое подходящее слово. Впрочем, сами увидите. Я проворчал кое-что по поводу благих намерений и занялся часами. Флетчер уже приближалась к толпе, и я поспешил за ней.
      - Ш-ш, - удержала она. - Не бегите - они забеспокоятся. Мы однажды вызвали панику и давку. Ужас что творилось. Просто постойте минуту неподвижно и постарайтесь представить себя членом стада. Не разговаривайте. Только смотрите и слушайте.
      Мы стояли бок о бок, медленно поворачиваясь и наблюдая за телами, кружащими вокруг с довольными лицами. Зрелище нервировало. Внутри нарастало беспокойство; подмышки взмокли от пота.
      Солнце припекало вовсю; было почти жарко. Я расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.
      Передо мной остановилась обнаженная девушка с рыжими волосами и грязной мордашкой. Она вполне могла сойти за родную сестру Питера Пэна

. Девушка улыбалась, но как-то озадаченно. Она боязливо шагнула ко мне, протянула руку и дотронулась до моей рубашки. Пощупала ее, потом понюхала; подняла голову и понюхала меня. Дотронулась до моего лица, пробежала пальцами к подбородку, потом к груди, задержалась на пуговицах рубашки и стала их рассматривать. Чтобы понять, как устроена застежка, у нее ушло немного времени. Она расстегнула следующую пуговицу и улыбнулась, довольная собственной сообразительностью.
      Очередь дошла до моей руки. Она вертела ее и так, и эдак, потом понюхала. Должно быть, запах понравился, потому что она лизнула мои пальцы. Потом потерлась о руку своей грудью, маленькой, с твердыми сосками.
      Девушка оставила мою руку, но я не мог заставить себя отпустить грудь. Она снова внимательно ощупала мое лицо. Потом неожиданно отступила назад, опустилась на четвереньки и, повернувшись ко мне задом, призывно завиляла попкой.
      - Ух… - выдохнул я и беспомощно посмотрел на Флетчер, чувствуя, что заливаюсь краской.
      - Что же вы, давайте, - подбодрила Флетчер, - если есть желание. Это только первый шаг к приему в стадо.
      - Спасибо. На этот раз - пас, - выдавил я.
      - Большинство мужчин не отказываются. По крайней мере, в первый раз.
      - Что вы хотите этим сказать? Флетчер пожала плечами.
      - Весьма непосредственное общение, не правда ли? Мы к такому не привыкли. Его трудно проигнорировать, а забыть почти невозможно.
      Девушка снова оглянулась, на сей раз - удивленно. Потом встала, обиженно посмотрела на меня и понуро побрела прочь. Я чувствовал себя виноватым, но минуту спустя она уже предлагала себя какому-то подростку. Тот пристроился сзади и быстро овладел ею. Девушка глубоко задышала и рассмеялась, смех подхватил паренек.
      - С точки зрения антропологии… - начал я, но голос меня подвел. В горле запершило. Я откашлялся. - Прошу прощения. Мне кажется, мы стали свидетелями не совсем типичного поведения.
      - Наоборот, - усмехнулась Флетчер.
      - Я не о том… Допустим, мы изучаем стаю обезьян. У высших и низших приматов промискуитет встречается не очень часто, не так ли?
      - Не так часто, как здесь. Но, может быть, для людей, превратившихся в приматов, такое поведение как раз типично? Откуда нам знать. Пока у нас слишком мало данных о человеческих стадах. Есть у меня собственная теория…
      Флетчер внезапно замолчала. Подросток быстро кончил и потерял всякий интерес к партнерше. Он уже ушел, а она продолжала извиваться на земле и тихонько хихикать.
      - Продолжайте, я слушаю, - напомнил я.
      - Ну… - протянула Флетчер. - По моей теории, все, что мы видим здесь… квинтэссенция или, если хотите, отражение нашей собственной культуры, только возвратившейся на уровень приматов.
      - Поэтому они так… возбудимы? Флетчер кивнула.
      - Возможно. Наша культура тяготеет к гиперсексуальности. Эти… приматы.. . хорошо усвоили урок. - И добавила: - Но они по-прежнему демонстрируют нам издержки цивилизации - то, что было необходимо человекообразным для возникновения у них разума. И хотя эти люди, похоже, его лишились, они продолжают разыгрывать старые роли, повторять пройденное.
      - Я не уверен, что понимаю.
      - Ну хорошо. Попробуем с другого конца. Самосознание преследует собственные цели и для их достижения инстинкты. С точки зрения биологического вида все мы сумасшедшие, ибо подавляли свое естественное поведение людской стаи, стараясь стать разумными. Большинство из нас настолько увлеклись этим стремлением, что умышленно приспособили к этому свои тела и души. Мы разучились чувствовать себя. Так называемые цивилизованные люди ведут себя так, словно ими кто-то манипулирует с помощью дистанционного управления. Они действуют как механизмы.
      То, что здесь произошло, по моей теории, своеобразная реакция. Эпидемии настолько повредили мировосприятие этих людей, что они утратили самосознание. Разум больше не подчинялся им, и они отказались от него. Мы видим здесь реликт стадного поведения. Оно больше не нуждается в маскировке. У них нет ни прошлого, ни настоящего, никакого чувства времени. Они просто существуют, просто чувствуют. Когда им грустно, грустят… пока у них не возникает другой эмоции, и тогда они перестают грустить и предаются чему-нибудь другому.
      Она немного помолчала.
      - По-своему они счастливы. Когда к нам приходит печаль, мы носимся с ней всю жизнь. Большинство копается в могильнике своего прошлого. - В ее взгляде промелькнула грусть, но тут же растворилась в дежурно-бод-ром выражении. - Пойдемте. Сюда, пожалуйста.
      На площадь выползли три огромных грузовика. Стадо начало стягиваться к ним, как скот к кормушке. Грузовики остановились. Задние борта открылись, и оттуда вывалились дюжины желтых глыб.
      Я вопросительно взглянул на Флетчер.
      - Обед, - пояснила она. - Не хотите попробовать? - Что?
      - Идемте.
      Она взяла меня за руку и повела в гущу толпы.
      Проталкиваться сквозь тела не составляло никакого труда. Я почувствовал, что от них исходит сильный, немного прогорклый запах, и сказал об этом Флетчер.
      - Запах стада, - объяснила она. - Я думаю, что это один из факторов, благодаря которому они держатся вместе. Скоро вы привыкнете к нему настолько, что сможете найти стадо с закрытыми глазами.
      Мы протолкались к одной из глыб. Она состояла из желтого мякиша с запахом масла и привкусом дрожжей.
      - Корм нашпигован витаминами, антибиотиками и еще бог знает чем, - сообщила Флетчер.
      Тем временем вокруг глыбы собралась плотная толпа. Они отрывали куски, но не ели сразу, а уносили с собой. Лишь подыскав укромное местечко, садились и начинали медленно жевать. Их лица не выражали ничего. Столкновений из-за еды не было, все происходило в удивительной тишине.
      Некоторые садились парочками или компаниями и кормили друг друга с рук. Я заметил мать, кормившую своего ребенка, - по крайней мере, мне показалось, что это ее ребенок. Две девочки-подростка, хихикая, делили свою порцию. Одинокий старик, присев на корточки, жевал с задумчивым видом.
      Огромный, похожий на медведя мужчина тащил кусок, которого хватило бы на десятерых. Кто-то подошел и оторвал часть себе. «Медведь» не протестовал. Напротив, он даже присел, чтобы удобнее было поделить еду.
      Никаких проявлений враждебности, жадности или нетерпения. Они вели себя как скотина. И жевали так же.
      - Вы добавляете в корм какие-нибудь лекарства? - поинтересовался я.
      Флетчер покачала головой.
      - Однажды попробовали, но они стали просто сумасшедшими, еще более сумасшедшими. Нет, лекарства не нужны.
      Один из ковбоев помахал нам рукой из кузова грузовика.
      - Эй, Флетч! - крикнул он. - Ты опять здесь? Флетчер улыбнулась и помахала в ответ.
      - Как дела, Джейк?
      - Прекрасно, - ответил он. - Ты лучше следи за собой, а то, глядишь, и сама разоблачишься на солнышке, как остальные.
      Флетчер расхохоталась.
      - И не мечтай, пока твоя жвачка не станет чуточку повкуснее. А до тех пор - не желаю расставаться с бифштексами.
      Ковбой оторвал от глыбы большой кусок.
      - А ну-ка, попробуй. Мы опять изменили рецепт. Может, это так здорово, что ты присоединишься к стаду?
      Он бросил нам кусок, похожий на хлебный мякиш. Я на лету поймал его и протянул Флетчер. Она отщипнула чуть-чуть и пожевала.
      - Совсем неплохо! Но все же не филе индейки.
      Остаток она протянула мне. Мягкий, теплый, несоленый и маслянистый… Жевать его было… приятно. Я откусил еще кусочек.
      - Берегитесь, Джим. - Флетчер отобрала у меня остатки. - Так начинают многие.
      Она отдала ломоть жалкому на вид мальчонке, крутившемуся позади жующей толпы. Он просиял и, отбежав в сторону, приступил к трапезе.