Так им казаться начало, что они клопы конопляные и их в косяк забили. Вот я ржал! Только я не слышал, чтобы от шмали так глючило. А знаешь, Пелевин ведь про клопов придумал. Это семена лопаются, когда трубочку куришь. Мне еще Солженицын нравится. Я весь "Архипелаг Гулаг" читал. Там книжек столько в "Архипелаге". "Раковый корпус", еще что-то. А больше Солженицын ничего и не написал. Надо библию читать. У меня псалтырь есть. Там такие мысли! Я весь ветхий завет прочитал. Новый еще не читал, а ветхий уже прочитал. Вот она библия - книжка тоже классная, да? А черт! Забыл, что я тебе рассказывал.
      [18]
      В комнате, кроме Егора, было еще три человека: одна девушка и два парня. Их имен Егор не знал. Он вообще не помнил, как здесь оказался. В углу работал телевизор. По нему показывали фильм, в котором доблестные сотрудники американской полиции честно выполняли свой долг, при этом все знали кто главный злодей, но арестовать его не могли, потому что не было ордера.
      В двух противоположных углах стояло два кресла. Возле одного из них, того, что было ближе к балкону, повернувшись ко всем спиной, лежал один из парней. Он не двигался и не подавал никаких других признаков жизни, так что было не понятно: мертв он или все еще жив. В другом кресле сидел другой парень. Со стороны можно было подумать, что он сосредоточено смотрит в телевизор. На самом деле, он его не видел. Он видел только голубоватый свет, на который и смотрел, периодически поглаживая то щеку, то шею, то какую-нибудь другую часть тела. Напротив, у стены сидела девушка, уронив голову на грудь. Она была в отключке.
      Егор проснулся, лежа на диване оттого, что острая пружина впилась ему в бедро. Он сел, свесив ноги. Левая нога вступила во что-то жидкое и липкое. Егор с отвращением посмотрел на пол. В памяти всплыло, что перед тем, как уснуть его рвало несколько раз. В поле зрения была только одна лужа, а это значит - если их, конечно, кто-нибудь не убрал, что мало вероятно, - что где-то в квартире есть еще опасные места.
      Кое-как брезгливо вытерев ногу о давно полысевший ковер, Егор встал на ноги. Он пошел в кухню, чтобы попить воды.
      Не помня, где находится кухня, сильно шатаясь, он вышел из комнаты. Квартира была небольшой, так что даже в таком состоянии Егор нашел требуемую комнату, вовремя среагировав у порога, переступил очередную лужу блевотины.
      На кухне его ожидало разочарование. Ржавая раковина лежала рядом обрубком трубы, наспех заткнутой всяким хламом.
      Егор поплелся в ванную.
      Грязный унитаз весь был заблеван. Ванна и треснутая раковина тоже. Егор открыл кран с холодной водой, подождал, пока хоть чуть-чуть смоются рвотные массы, и только потом припал к слабенькой струйке воды. Вода была такой холодной, что зубы с первого же глотка начало ломить от холода. Егор не обращал внимания ни на это, ни на резкий запах блевотины, бивший в нос.
      Вдоволь напившись, он оторвался от крана. Если бы он захотел сейчас что-нибудь сказать, то вряд ли у него что-нибудь получилось, потому что онемевшее горло перестало подавать признаки жизни.
      Егор вернулся в комнату, забыв закрыть кран.
      Он подошел к парню, сидящему в кресле и толкнул его в плечо.
      - Эй... Как там тебя? Надо вмазать. У меня выход начинается.
      Веки парня медленно поднялись. Его тело напоминало маятник: оно монотонно раскачивалось вперед-назад. Голова повернулась в сторону Егора, как бы сама по себе.
      - Там, - парень поднял руку.
      Егор посмотрел в том направлении, куда указывали дрожащие пальцы.
      Он подошел к трюмо, открыл поцарапанную дверцу. Там лежала ложка, перетяжка, зажигалка и пакетик с белым порошком.
      Героина было совсем мало. Ровно на четверых.
      Тем временем парень поднялся с кресла, подошел к лежащему наркоману.
      - Слышишь? Козел. Вставая, бля.
      Для уверенности, парень несильно пнул лежачего ногой. Тот перевернулся на спину.
      - Пи-и-и-ть. Ой бля. Пи-и-ить.
      - Хреново, да? Сейчас поправимся, - ободрил его парень.
      Он встал и вышел из комнаты. Егор услышал звон перестукивающихся бутылок, доносящийся из кухни, а потом, как в ванной закрыли кран. Послышался щелчок выключателя.
      Парень вернулся, держа в руках зеленую пивную бутылку, наполненную водой. Он подошел к торчку, который продолжал лежать у кресла, приподнял его голову и стал поить из бутылки. Наркоман жадно пил. Когда в бутылке осталось меньше половины воды, тот парень, который принес воду, отвел бутылку в сторону, а голову резко отпустил, так что она с глухим стуком ударилась о пол.
      - Хватит тебе! Присосался!
      Он подошел к Егору, протянул ему бутылку.
      - Готовь раствор. У тебя техника своя? Или нашей машинкой уколешься?
      - Своя, - ответил Егор.
      Он взял бутылку из рук парня и стал готовить раствор. Он решил, что пускай они сначала вмажутся, а потом он сам себя уколет.
      За то время, что он сидел на игле, Егор научился готовить раствор быстро, даже тогда, когда у него начиналась ломка. Единственно, чего он не любил - это делать инъекцию кому-то. Во-первых, из жадности: никакому наркоману не хочется вводить дозу, которую он мог бы ввести себе. Во-вторых, потому, что попасть в чужую вену довольно сложно, особенно если наркоман уже торчит давно и колодцы у него успели попрятаться.
      Егор подогрел ложку зажигалкой. Вобрал раствор в шприц, которым пользовались почти все, кто тут бывал и передал его парню, чьего имени он никак не мог вспомнить. А может, он просто не знал его?
      - А перетяжку? - спросил он.
      Егор засуетился в поисках куска резиновой трубочки, но на трюмо ее не было.
      - Она у тебя под ногами, - зло сказал парень.
      Егор поднял трубочку. Парень резко выхватил ее у него из рук. Обмотал ее чуть повыше локтя левой руки, и стал сжимать и разжимать кулак. Шприц он взял в рот, а двумя пальцами другой руки похлопал себя по запястью. Торчал он не долго. Это было видно по тому, как вены быстро набухли на предплечье. Парень сделал себе укол.
      Выражение его лица моментально изменилось. Он отдал шприц Егору, а сам попытался сесть в кресло, но промахнулся, и упал рядом.
      Егор приготовил еще одну дозу. Он подошел ко второму парню. У того неизвестно откуда появились силы. Он уже не лежал, а сидел в кресле. Стоило Егору подойти, как парень выхватил шприц из его рук.
      Ему не нужна была перетяжка. Он сжал свою руку в кулак, и вены сразу же вздулись.
      Забыв о девушке у стены, Егор стал готовить раствор для себя.
      - А мне дозняк? - послышалось невнятное мычание с той стороны, где сидела красотка.
      Егор приготовил раствор сначала себе, а из остатков героина стал готовить раствор для девушки. Первую дозу он вобрал в свой шприц, через грязный кусочек ваты. Чтобы вобрать другую дозу, поменьше первых двух и той, что Егор приготовил для себя, ему пришлось подойти ко второму парню, уже ловившему свою драгу, и взять шприц из его костлявых пальцев.
      Держа в одной руке свой шприц, а в другой общий, Егор присел на корточки возле девушки.
      - На, - сказал он.
      - Вмажь меня. Мне совсем хреново... Не вижу ничего.
      - Куда тебя? - раздраженно спросил Егор. Струйки пота бежали по спине, груди, ребрам.
      - В шею...
      Вмазывать в шею - это совсем гиблое дело. Обычно туда вмазывают, если на теле умерли все вены. Самому сделать укол в шею довольно трудно. Особенно, когда у тебя ломка, и руки трясутся так, что ты не смог бы сделать инъекцию даже в набухшую вену на предплечье. Чтобы уколоть в шею, голову надо запрокинуть далеко назад, ведь шею перетянуть нельзя. Но даже это не дает гарантии, что вены там появятся.
      - Голову запрокинь, - сказал Егор.
      Девушка не пошевелилась.
      - Голову, блядь, запрокинь!
      На этот раз, девушка сделал то, что от нее требовали.
      На шее выступила маленькая вена. У Егора тряслись руки. Он предпринял первую попытку сделать укол, но не попал в вену. Игла ткнулась рядом. Из микроскопической дырочки засочилась кровь.
      - Черт, - тихо выругался Егор.
      Он попробовал еще раз уколоть девушку, но снова промахнулся.
      - Вот черт, - снова выругался Егор.
      Он взял свой шприц в рот, и попробовал сделать укол двумя руками. Девушка вскрикнула. Игла вошла глубоко, но мимо вены.
      - Черт! Черт! Черт! - заорал Егор. - Идите вы все на хуй!
      Егор бросил шприц на пол, а сам побежал в коридор. Своих кроссовок он там не увидел. Он выбежал босиком на лестничную клетку. Там никого не было.
      Егор сел в углу, оголил руку, стал пережимать ее ремнем, который одним движением вытащил собственных джинсов, пропитанных запахом пота.
      Рука была черной. Множество уколов в одно и то же место сделали свое дело. Уже около месяца, в том месте, где предплечье переходило в плечо, гнили ткани. Они не только источали противный запах гноя, но они так же были практически бесчувственными. Однажды, Егор надавил большим пальцем на почерневшее место, и под пальцем образовалась вмятина. Кожа беззвучно разорвалась, и из образовавшегося узкого отверстия потек густой гной. В правую руку Егор себя не колол. Он пробовал несколько раз, но так и не научился попадать в вену. После того, как купленная, на с трудом собранные, деньги, доза вылилась на руку из-за того, что в момент надавливания на поршень, игла выскочила из вены, Егор решил никогда не колоть себя в правую руку. Он не был на столько богат, чтобы переводить героин на тренировки по попаданию иглы вену правой руки.
      Егор пережимал руку ближе к запястью, на котором уже проступили маленькие венки. Не став дожидаться, пока они станут больше или вообще исчезнут, Егор вколол себе героин.
      Вместо привычной расслабленности, он почувствовал, как его тело стало похоже на кусок дерева. Руки и ноги наполнились тяжестью. Его стало колотить. Тело начало сползать. Егор ударился головой бетонный пол, но боли не почувствовал.
      Ком застрял в горле. Егор не мог дышать.
      "ПЕРЕДОЗ," - только и успело промелькнуть в голове.
      Сознание то пропадало, то вновь появлялось. Как будто Егор попал в шторм. Волна накрывала его, и в этот момент он ничего не видел. Забывал о том, где он находится. Потом выныривал, но не сам, а какая-то сила выталкивала его на поверхность, чтобы через мгновения снова оказаться под водой.
      Надо было встать или хотя бы сесть. Но как? Егор не чувствовал своего тела.
      Он видел, как однажды откачивали торчка, у которого был такой же диагноз, под названием "ПЕРЕДОЗИРОВКА". Наркомана поставили на ноги и стали на него орать, чтоб он дышал. Только в вертикальном положении можно восстановить дыхание.
      Другой способ вернуться к жизни - пустить по венам горячую воду. Идеальный вариант - глюкозу. Чтобы дозанувшийся начал дышать, надо вколоть ему, по меньшей мере, двадцать кубов воды.
      Егор не мог помочь себе сам. Подсознательно он знал, что надо делать, но под рукой не было ни шприца с горячей водой, ни, тем более, глюкозы. Да и сил встать, тоже не было.
      Двери лифта раскрылись. Из них вышел мужчина маленького роста в больших, роговых очках.
      Он подбежал к Егору. Раскрыл его веки и посмотрел в глаза.
      - Ребята, что же вас толкает на это... - говорил мужчина, пытаясь поднять Егора и усадить на пол.
      Ему это удалось. Он перетащил его поближе к углу, так, чтобы спиной и левым боком он опирался на стыковые стены.
      - Сейчас. Потерпи еще чуток, - попросил мужчина Егора, а сам побежал в квартиру.
      Из дому он вызвал "скорую". Порывшись в аптечке мужчина нашел шприц и глюкозу. Он был врачом.
      Такое везенье случается не часто. Обычно, случайные свидетели, видя умирающего наркомана, пройдут мимо. Последующие десять минут они будут убеждать себя, что ничего не видели, а на следующий день даже не вспомнят, увиденного накануне.
      Скорая помощь приехала довольно быстро. Егор уже дышал, благодаря незнакомому мужчине в коричневом плаще и больших очках, но врачи все равно надели ему кислородную маску. Сделали еще один укол.
      Едя в машине "Скорой помощи", Егор осознавал, что, когда он окончательно придет в себя, начнутся разные допросы; будут составляться протоколы. Бессмысленные вопросы:
      - Где взял? - и: Давно ли сидишь?
      Все это уже не раз проходили другие наркоманы, которые рассказывали об этом Егору.
      [19]
      Амфетамин - химическое производное молекулы эфедрина.
      Чтобы им вмазаться, достаточно зайти в ближайшую аптеку. Там можно купить все, что тебе может понадобиться: нафтизин, шприц, воду для инъекций.
      Нафтизин безжалостного выливается на пол ближайшего подъезда. Вместо него в бутылочку заливается купленная вода. Туда же засыпается амфетамин. Раствор подогревается зажигалкой. Ты сам удивишься, как быстро растворится фен. После этого достаточно просто взболтать бутылочку. Никаких хлопьев не будет, но даже если это случится, тебе не нужна вата, чтобы вобрать чистый раствор. Это можно сделать при помощи сигаретного фильтра - петуха. Так будет даже лучше.
      Инъекцию можно делать в мышцу. Но лучше пустить по вене. Тогда приход наступит гораздо быстрее. Почти мгновенно.
      Струну вводишь в вену. Делаешь контроль. Давишь на поршень. Тебя начинает цеплять. Надо потянуть поршень назад и надавить на него снова, чтобы сделать смыв, но тебе уже даже не хочется вынимать иглу.
      Девять часов ты будешь нести всякую чушь. Бродить по улицам. Пытаться что- делать. Делать. Делать...
      В метро всегда много народу в шесть часов вечера. Особенно на Октябрьской. Кто-то едет домой, разнося по вагонам запах пота; молодежь летит, сломя голову в центр - сколько лет прошло, а место встреч осталось прежним. Здесь тоже можно купить наркотики.
      Гоша спускался по ступенькам в метро, когда на него налетел сзади мужик, совершил акробатический разворот вокруг своей оси на узкой ступеньке, и полетел дальше. Гоша попытался схватить его за куртку, но мужик успел набрать скорость, а потому засаленная ткань выскользнула из пальцев. Спрыгнув с оставшихся двух ступенек, Гоша помог встать мужику.
      - Ты извини меня, - начал мужик. От него сильно несло вином и дешевыми сигаретами.
      - Да ничего. Ты как? Нормально все? - Гоша посмотрел в лицо мужику. Видимых повреждений не было. - Ну, бывай тогда.
      Он отошел на пару метров вперед и стал у края платформы. Последний поезд ушел полторы минуты назад. Гошу похлопали по плечу. Он обернулся. Перед ним стоял мужик, который на него налетел, и, подняв указательный палец вверх с желтым от сигаретного дыма ногтем, силился что-то сказать. Наконец, ему это удалось:
      - Ну и молодежь пошла! Даже на хуй не кого послать. Понимаешь меня?
      - Да, - Гоша сказал это просто так, для того, чтобы от него отцепился пролетарий. Он не хотел его понимать. Ему хотелось побыть одному.
      - А я алкаш... Вот ты мужик, а я алкаш. Ты можешь прийти и сказать батьке - отец, я мужик. А я залью глазки... Да что говорить? Меня мои дети мужиком не считают. Ты знаешь, как я свою жену называю? Я ее называю До-ня. Почему? Да потому что я ее люблю... Люблю, хоть она мне даже не передает, что меня Сашка искал. Сашка - это друг мой. Я ей как-то раз сказал: ты моя жена, меня можешь не уважать, но друзей моих уважать обязана.
      Подошедшему поезду Гоша обрадовался искренне, по-детски, но не показал виду. Он протянул руку с раскрытой вверх ладонью.
      - Ты пить бросай. Лучше Доне цветов купи. Женщины это любят, - сказал Гоша и сделал шаг в сторону вагона.
      - Тебя как зовут, - спросил мужик.
      - Гоша.
      Мужик подал руку. Гоша пожал сухую ладонь.
      Когда Гоша зашел в вагон он услышал, что его зовут:
      - Гоша! - громыхнуло за спиной.
      Он обернулся, а вместе с ним и все те, кто стоял у дверей. Мужик махал ему рукой. Он улыбался, а глаза были красным. Лицо исказилось. Подбородок задергался. И мужик заплакал.
      Двери закрылись, разорвав ту маленькую духовную ниточку понимания и доверия. За грязным стеклом побежали витиеватые трубы, на секунду освещаемые, льющимся из окон вагонов метро светом, чтобы потом снова исчезнуть в темноте до следующего синего поезда, несущегося со скоростью шестьдесят четыре километра в час, с уставшими после тяжелого рабочего дня, а оттого озлобленными, пассажирами, беспечно доверившими свои жизни черному туннелю.
      Несколько раз в метро у Гоши шла носом кровь. От этого он чувствовал себя как-то по-дурацки, а потому не любил ездить подземным транспортом, но в трех случаях из пяти ездил именно им. Остальные два случая можно было разделить между пешими прогулками и поездками на автобусе. Довольно часто, особенно ранним утром, когда еще на улице почти не было людей, Гоша ходил пешком.
      Женщина средних лет по имени Сима медленно вытащила иглу из вены, сидя в плетеном кресле у себя саду. Она на секунду закрыла глаза, а открыв их, посмотрела на небо и увидела симпатичного ковбоя ее разбитой в дребезги хрустальной мечты, уходящего на закат кровавого шара, болтавшегося на капроновой нити в небе полном печали.
      - Гоша? Привет.
      Бывшая однокурсница Гоши стояла за его спиной и широко улыбалась. На ее лицо было столько косметики, что казалось, если ее поезд чуть-чуть тряхнет, то все осыплется на пол вагона.
      - Привет... - Гоша попытался вспомнить имя девушки, но так и не вспомнил.
      - Как у тебя дела? У меня все отлично. Даже рассказывать не буду. Ездила сейчас в магазин. Купила себя сапоги классные. На шпильке. Мы сегодня в клуб ночной идем. Пойдешь с нами?
      - Тебе даже амфетамина не надо, - перебил ее Гоша. - Тараторишь без остановки!
      Девушка смутилась. Чтобы не показать виду, она совершенно по-идиотски захихикала.
      - Так ты придешь? - спросила она.
      - Приду.
      Дома Гоша сразу же прошел на кухню. Голод кричал о себе во все горло, выражая это в довольно громких звуках, рвущихся из Гошиного желудка. На столе стояла вазочка с финиками. Закинув пару фиников в рот, Гоша открыл холодильник. Там почти ничего не было.
      - Денег не было - холодильник был пустым. Деньги появились - в, сущности, то же самое, - риторические произнес он вслух.
      Идти в магазин было лень, поэтому Гоша залез в морозилку, где нашел много замороженного мяса. Как и многие мужчины, готовить он не умел, но от этого Гоше еще больше захотелось приготовить вкусный обед. Права на ошибку не было. Если ничего не получится, придется бежать в магазин, а полуфабрикаты есть не хотелось.
      Мясо упало в раковину. Гоша открыл кран с горячей водой и стал ждать, пока оно растает.
      Прошло две минуты, а мясо не таяло. Голод становился все сильней.
      - Только бы ты была дома. Только бы ты была дома, - повторял Гоша, идя за телефоном.
      - Алло? Мила? Ты не составишь мне компанию. Я хочу поесть, но дома у меня пустой холодильник. Мясо я готовить не умею, а в кафе идти один не хочу.
      Десятью минутами позже, Гоша стоял перед квартирой Милы.
      - Помню, когда совсем маленький был, сильно гриппом белел. И вот все в детдоме поправились, один я остался. Лежал я отдельно от всех. Мне таблетки какие-то тогда давали три раза в день. И вот мне говорят как-то вечером: иди, принимай таблетки. У меня температура. Все перед глазами расплывается. Собравшись с силами, я встал. Прошел по коридору в кабинет медсестры. У нее на столе вместе с одной знакомой мне таблетки, лежала еще половинка другой, маленькой таблетки клафелина. Я положил их в рот и запил водой, из стоявшего рядом пластмассового стаканчика. Прошло ровно столько времени, сколько надо было, чтобы дойти обратно до кровати. Я залез под одеяло, а потом слышал отдаленные голоса, крики. Я слышал, как меня тормошили, но я уплывал. Мне было так хорошо. Потом приехали врачи. Меня обернули простыней, чтобы я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Крепкие мужские руки подхватили меня, а женские запихнули мне в рот трубку. Не помню, как я уснул, но проснулся в больнице. Там было много света. Пришла медсестра, одела меня в чистую пижаму и разрешила играть с другими детьми, которых там было не мало. Они были намного добрее тех, с кем я жил. Я плакал, когда меня вечером на троллейбусе везли обратно в детский дом... А ты классно готовишь.
      - Спасибо, - улыбнулась Мила. - У тебя красивые глаза. Красивые, грустные глаза.
      - Да, нет, - смутился Гоша. - Вовсе они не грустные.
      Ночные клубы, они все одинаковые. Дорогие шмотки, дорогая выпивка, дорогая любовь и не менее дорогая ненависть. За все это здесь готовы платить немалые деньги. Здесь самые красивые девушки превращаются в проституток. За бокал мартини они позволяют парням залезать к ним в трусики во время танца, а за дешевые сережки отсасывают в ближайшем подъезде. Здесь парни, брызжут слюной, выискивая самку для совокупления. Запах денег повсюду. Он впитывается в тебя почти сразу. Ты забываешь, кем ты был всего лишь пять минут назад. Все равно, что происходит вокруг. К утру ты потеряешь все: деньги, трезвость, самоуважение.
      Огромный охранник, похожий на обезьяну, в черном костюме обыскивал Гошу. Обыск носил чисто формальный характер, но все равно было неприятно.
      Миновав охранников, Гоша проследовал за остальными в клуб. Лучи стробоскопов ударили в лицо. Рев виниловых ритмов ворвался в сознание.
      Внизу находился танцпол. Потные тела в неоновых лучах сливались в одну массу, с ревом несущуюся в пропасть. На противоположной стороне, перед танцполом, была сцена, на которой танцевали сразу две стриптизерши, каждая на отдельном шесте.
      Наверху, где стоял Гоша, отдыхала совсем другая публика. Они пришли сюда не ради танцев, а для самоутверждения. Для компенсации всех унижений и неудач, случившихся в детстве. Только здесь они могут вновь почувствовать себя людьми. Ощущение того, что они замечательно провели время, надолго останется в памяти в качестве ложных воспоминаний.
      Вся компания уселась в дальнем углу на кожаном диванчике.
      - Я хочу мартини! - только сев, сказала Марина. - Я не могу ничего пить кроме мартини. Или вино. Хорошее. Но здесь такое вряд ли будет. Я когда в Париже была, так вот там я пила хорошее вино. Хотя я туда больше не поеду. Представляете, там на Эйфелевой башне не работают мобильные телефоны.
      - Ребята, а сигареты у кого-нибудь есть? - спросила другая девушка.
      На стол легла пачка.
      - Ой, нет! Я такие не буду. Мне нравятся с ментолом. Надо заказать.
      - Гоша, ты пить с нами будешь? - спросил Юра.
      - Буду.
      - Виски или коньяк?
      - Водку, - ответил Гоша.
      Он попросил официантку прежде, чем нести ему водку хорошенько ее остудить; а вместо стопки, принести стакан и кусок черного хлеба. Все посмотрели на Гошу, но ничего не сказали. Когда принесли его заказ, он налил полный стакан водки, а сверху накрыл его куском хлеба.
      - Ты это пить собрался?
      - Да, - ответил Гоша.
      Подождав, пока все наполнят свои бокалы, Гоша убрал кусок хлеба со стакана и, не останавливаясь, выпил всю водку, ни чуть не поморщившись. Перевернув стакан вверх дном, он поставил его на стол.
      - А хлеб зачем? - удивленно спросил Юра.
      - Традиция, - ответил Гоша и откусил кусочек хлеба.
      Время, как густой, липкий мед с ложки, нудно тянулось, бесследно растворяясь в вечности. Выпив бутылку водки, Гоша не чувствовал приятной расслабленности в теле, голова не кружилась, словом, ни малейшего намека на опьянение. Чего нельзя было сказать об остальных. Девушки, перебивая и споря друг с другом, рассказывали о преимуществах, никого не интересовавших из присутствующих представителях мужского пола, средствах по уходу за волосами. В коротеньких промежутках между пьяными женскими голосами, не менее пьяные мужские голоса, вставляли свои реплики, еще более тупые и бессмысленные, чем рассказы о средствах по уходу за волосами.
      Подобная человеческая глупость, ярким примером которой была вся эта компания, пробуждала в Гоше бессильную злобу; по большому счету, он понимал, что над всем происходящим надо смеяться, но не мог ничего с собой поделать.
      - Знаешь, Гоша, за что мы тебя любили? - спросил Леша, и сам же ответил: - За твою справедливость. Ты всегда говорил всем в глаза то, что о них думаешь.
      Одна из девушек, та, которую Гоша встретил в вагоне метро, сказала:
      - Скажи, Гоша, нам, что ты о нас думаешь. Мы не обидимся. Мы за справедливость.
      Все рассмеялись. Гоша встал со стула, обвел всех взглядом, а потом сказал, чуть наклонившись над столом:
      - Да пошли вы все на хуй, со своей справедливостью.
      В этот момент алкоголь дал о себе знать расплывшейся картинкой. Несмотря на это, Гоша повернулся, и твердой походкой направился в сторону туалетов. Он понятия не имел, где они находятся, но был абсолютно уверен, что идет в правильном направлении.
      Продираясь через толпу пьяных и потных тел, он дошел до двух черных дверей. На правой был нарисован простой человечек, а на левой - человечек в юбочке. Гоша толкнул дверь для обычных человечков.
      В туалете у входа стоял паренек. Он наклонился к крану, набрал в рот воды, закинул в рот три таблетки и запрокинул голову назад. Таблетки упали в желудок. Парень снова прильнул к крану. Снова набрал в рот воды, и отправил в рот оставшиеся две таблетки. Проглотив и их, он запил все это водой. Не без интереса посмотрел на Гошу, а потом исчез в кабинке.
      На краю раковины осталась пустая, блестящая, упаковка из-под Тригана-Д. Гоша брезгливо скинул ее на пол. Он не любил всей этой туалетной антисанитарии, особенно, когда нюхали кокаин с ободков унитаза.
      Он ополоснул лицо холодной водой. Стало легче. Голова перестала кружиться, а картинка приобрела былую четкость. Для того, чтобы почувствовать себя еще более комфортно, Гоша развязал галстук и расстегнул ворот рубашки.
      За дверью послышался шум. Гоша вышел из туалета. Девушка с темными кругами под глазами натолкнулась на него, а потом исчезла за дверь с человечком в юбочке. Гоша пошел за ней. Кроме их двоих в туалете никого не было.
      Девушка сидела под раковиной и выкручивала пальцы рук. Он издавала протяжные сдавленные стоны. Гоша причел на корточки перед ней.
      - Что с тобой? - спросил он.
      - Ломает... - сквозь сжатые зубы, выдавила из себя девушка.
      Гоша взял ее за запястье. Оголив мокрую от пота кофту, он увидел исколотые вены.
      - Давно сидишь?
      - Полгода, - ответила девушка.
      В кармане у Гоши было немного героина. Может, потому что девушка была ему симпатична, он решил дать ей наркотики.
      Наркоманам нельзя помочь слезть с иглы. Все, что можешь для них сделать - это либо дать им на дозу, или послать их куда подальше, а потом наблюдать, как они будут мучаться.
      - Держи, - сказал Гоша.
      На ладонь девушки упал маленький кусочек фольги. Она быстро сжала ладонь, а другой рукой потянулась к Гошиной ширинке.
      - Нет- нет! - Гоша отстранил руку наркоманки.
      - У меня денег нет, - сказала она, стараясь говорить, как можно жалостливее. - Я могу отсосать.
      - Ничего не надо. Считай, что ты случайно нашла дозняк в туалете.
      Возвращаться к компании, после того, как Гоша их всех послал, было, по меньшей мере, неприлично. Поэтому он в одиночестве сел за барную стойку. Перед ним, моментально появился бармен.
      - Гранатовый сок, - заказал Гоша.
      - Ты, что же это, сука, на чужой территории торгуешь? - спросил прокуренный голос.
      Гоша обернулся. За ним стояли два человека, всем своим видом демонстрирующие открытую неприязнь к Гоше.
      - Да здесь я, справа, - опять сказал голос.
      На вид, незнакомцу было немногим больше Гоши. Бармен поставил перед ним коньяк. Незнакомец пригубил темную жидкость, зажмурился от удовольствия и закурил. Он смотрел перед собой, из-за чего со стороны казалось, что он разговаривает с самим собой.
      - Что-нибудь скажешь? Или так и будешь сидеть, как мудак?
      - Я не продавал ничего, - ответил Гоша.
      - Не продавал, значит? А бабе в туалете кто продал? Она сказала, что ты.
      - Я ей не продавал. Я так дал.
      - Вставай и пошли, - раздраженно сказал незнакомец.
      Один из тех, что стоял сзади взял Гошу под руку, намекая, что надо вставать и идти. По опыту, зная, что в такой ситуации лучше не спорить, Гоша пошел за незнакомцем. За ним, соблюдая дистанцию в один шаг, шли два быка.
      Миновав броуновское движение тел в пространстве клуба, все четверо вышли на улицу.
      - Сюда, - показал незнакомец и скрылся за поворотом.
      Гоша следом повернул за угол и сразу повалился на землю от удара ногой в спину. Гоше дали подняться на ноги, а потом снова ударили, на этот раз кулаком по лицу. Он пошатнулся, но не упал.
      Незнакомец с удивлением посмотрел на своих бойцов. Те все поняли без слов: один ударил Гошу по ногам, а другой стал бить лежачего в живот. Ребята не были дилетантами в своем деле. Они били профессионально, так, чтобы жертва надолго запомнила этот день, если останется жива.
      - Ладно, хватит, - остановил избиение незнакомец. - Поднимите его.
      Гошу рывком поставили на ноги и прижали к кирпичной стене.
      - Это моя территория. Здесь мой рынок. Я много отдал, чтобы здесь работать. Еще раз узнаю, что ты торгуешь у меня - убью.
      На прощанье незнакомец ударил Гошу в живот. Быки отпустили его, и он, со стоном, повалился на землю.
      - Говно, - сказал незнакомец.
      Голоса стихли. Гоша перевернулся на спину. Все тело болело, каждое движение отдавалось тупой болью в боку. Он полез в карман за мобильным телефоном, как оказалось, расколотым на две части.
      Телефона не было. Людей тоже. Оставалось добираться до скорой своими силами. Надежды на то, что кто-нибудь подбросит Гошу до больницы - не было. Никто не остановится, увидев его в таком состоянии. Все сделают вид, что ничего не видели и утопят педаль газа в пол.
      Так и получилось. Спотыкаясь, Гоша брел вдоль дороги, а машины притормаживали возле него и сразу набирали скорость, стоило их водителям увидеть избитого человека в черном костюме, перепачканном пылью и кровью.
      В приемный покой Гоша вошел с той стороны, откуда подъезжают машины скорой помощи. Пройдя по холодному коридору, залитому больным желтым светом, Гоша остановился перед стеклянной стеной с надписью "Регистратура". Девушка с той стороны смотрела большими глазами на шатающегося человека с перепачканным лицом и с запекшейся кровью над верхней губой.