Она обращалась к Виктору, и слова ее звучали страстно и повелительно.
      — Вы сказали, что все эти истории Бикока и улицы Вожирар выяснены. Нет, они не выяснены, потому что вы считаете меня преступницей, и ничто не помешает вам в экспедиции, которую вы подготавливаете, сделать то же, что вы приписываете мне или Антуану де Бриссаку.
      Виктор примирительно заметил:
      — Я ничего не приписываю ни господину де Бриссаку, ни вам, мадам.
      — Нет, приписываете!
      — Что же?
      — Вы считаете, что мы убили Элиз Массон, — де Бриссак или я, или, по крайней мере, один из наших сообщников.
      — Нет.
      — Тем не менее таково убеждение правосудия и газет, а это — общественное мнение.
      — Но я придерживаюсь другого мнения.
      — Тогда кто же мог это сделать? Подумайте! Видели женщину, которая выходила от Элиз Массон и которая должна быть мною, и в самом деле была я… В таком случае, кто же, как не я, — убийца? Никакое другое имя, кроме моего, произнесено не было.
      — Потому что одно лицо, которое могло бы назвать это имя, не набралось смелости сделать это.
      — Кто же это?
      Виктор почувствовал, что наступил момент, когда он должен ответить ясно.
      — Инспектор Виктор из светской бригады, — последовал его ответ.
      — Что вы хотите этим сказать?
      — То, что я хочу сказать, может показаться вам просто гипотезой, но мне кажется, что это точная правда. Я сделал подобный вывод из известных фактов и внимательного чтения газет. Вы знаете, что я думаю об инспекторе Викторе. Это полицейский высокого класса, но все же полицейский, подверженный, как и все его коллеги и, впрочем, как все люди, слабостям и упущениям. И вот утром, когда было совершено убийство Элиз Массон, как только он отправился с бароном д'Отреем к ней для первоначального допроса, он совершил ошибку, которую никто не заметил, но которая, без сомнения, дает ключ к загадке убийства. Спустившись на улицу и посадив барона в свой автомобиль, он попросил регулировщика посмотреть за ним, а сам отправился в соседнее кафе позвонить по телефону в префектуру. Он хотел, чтобы за входом наблюдали, и чтобы Элиз Массон не могла уйти раньше, чем у нее будет произведен тщательный обыск…
      — Продолжайте, прошу вас! — сказала взволнованная княжна.
      — Но нужный Виктору номер был занят, поэтому ему пришлось звонить неоднократно, на что ушло много времени. Не дождавшись Виктора, что мог предпринять барон? Естественно, за четверть часа он собрался с мыслями, обдумал положение и решил, что ему необходимо — что бы вы думали? — обязательно переговорить со своей любовницей. Кто ему в этом мог помешать? Виктор задерживался, регулировщик, который должен был бы наблюдать за бароном, был занят, да и практически он мог держать в поле зрения только машину, а не того, кто в ней находится, его силуэт он просто не мог различить.
      — Но почему барон снова захотел увидеть свою любовницу? — спросил Антуан де Бриссак, тоже внимательно слушавший Виктора.
      — Почему? Вспомните сцену, которая произошла в комнате Элиз Массон, сцену, рассказанную инспектором Виктором. Как только Элиз услышала, что Максим д'Отрей обвиняется не только в краже, но и в более тяжком преступлении, она показала себя чрезмерно возбужденной. Однако то, что Виктор принял за возбуждение, на самом деле было страхом. Пускай ее любовник украл боны, она это знала. Но когда она поняла, что барон является убийцей господина Ласко, то она почувствовала страх и отвращение к своему любовнику. Максим д'Отрей был уверен, что эта женщина разоблачит его, и поэтому он хотел переговорить с ней. У него был ключ от квартиры. Он попытался уговорить свою любовницу. Та ответила ему угрозами. Что ему оставалось делать? Хозяин бон Обороны, убивший уже для того, чтобы ими завладеть, отступит ли он в последний момент? И он в порыве ярости убивает женщину, которую обожал, но внезапное предательство которой было столь очевидным. А минутой позже он уже внизу, в автомобиле. Регулировщик, конечно, ничего не заметил. У инспектора Виктора не возникло никаких подозрений.
      — Кроме подозрений относительно меня? — пробормотала княжна.
      — Кроме подозрений относительно вас? Скажу и о вас. Часом позже, придя, чтобы переговорить с Элиз Массон о деле, вы нашли в дверях ключ, оставленный убийцей. Вы вошли. И перед вами распростертая женщина, задушенная собственным шейным платком.
      Александра была потрясена.
      — Это так… это так… — сказала она. — Платок был на ковре, у трупа… Я его подняла… Я обезумела от страха… Это так…
      Антуан де Бриссак подтвердил:
      — Да… Ошибиться невозможно… Дело так и было… Виновен д'Отрей…
      Он похлопал Виктора по плечу.
      — Действительно, вы сильный тип. Впервые встречаю человека, на которого могу опереться. Маркос Ависто, мы провернем вместе замечательное дело!
      И он сразу же пустился в необходимые объяснения.
      — Грека зовут Серифос… Он живет недалеко отсюда, около Булонского леса, бульвар Майо, 96. Экспедиция намечена на будущий вторник, днем или вечером, когда для меня будет изготовлена двенадцатиметровая подвесная лестница. Мы с вами поднимемся по ней. Затем, попав внутрь, откроем дверь трем моим людям. Они будут ждать снаружи.
      — Но надо знать и сигнализационное устройство, чтобы предупредить тревожные звонки, когда станем открывать дверь.
      — Да, но сигнализация строилась с учетом нападения извне. К тому же внутри дома сигнализационное устройство не скрыто и его легко вывести из строя. После этого мои люди свяжут телохранителей, застав их, скорее всего, спящими, а у нас с вами будет время спокойно перерыть все кабинеты, где, вероятно, спрятана наша добыча. Вот таков план. Как вы его находите? Идет?
      — Идет!
      Они пожали друг другу руки более крепко и с большим дружелюбием, чем в первый раз.
      Несколько дней, которые предшествовали экспедиции, были замечательным периодом для Виктора. Он смаковал свой будущий триумф, что, впрочем, не мешало ему быть крайне осторожным. Он ни разу не вышел из дома. Он не отправил ни одного письма. Ни разу не позвонил по телефону. Таким образом он хотел внушить де Бриссаку наибольшее доверие и благодаря этому занял свое настоящее место. Компаньон — да, но не друг.
      Но какую глубокую радость доставляло Виктору наблюдение за своим страшным соперником, изучение его метода, сама возможность видеть рядом человека, о котором столько говорили, совершенно не зная его. И какое глубокое удовлетворение испытывал он, войдя наконец, после стольких маневров, в активную жизнь де Бриссака и констатируя, что тот не чувствовал к нему и тени недоверия и посвящал его в детали своих планов.
      Иногда Виктор беспокоился.
      «Не играет ли он? Не попасть бы мне самому в западню, которую я ему готовлю. Можно ли допустить, что человек такого масштаба даст себя обмануть?»
      Но нет. Де Бриссак ни о чем не подозревал. Виктор имел в этом отношении множество доказательств, и в том числе самое веское: поведение Александры, с которой он проводил большую часть дня.
      Она утратила свою скованность, была веселой, сердечной и признательной ему за то, что он снял с нее бремя подозрений.
      — Ну, теперь я знаю, что ответить, если меня об этом спросят.
      — А кто вас станет допрашивать?
      — Разве можно за что-нибудь ручаться?
      — Можно. У вас есть друг, де Бриссак, который не позволит, чтобы вас кто-нибудь обидел.
      Она промолчала. Виктор иногда даже спрашивал себя, в самом ли деле де Бриссак был ее любовником, настолько она временами была безразличной ко всему и рассеянной. Не рассматривала ли она его главным образом как товарища по опасному делу, более способного, чем кто-нибудь другой, доставить ей острые ощущения? Не престиж ли имени Люпена привлек ее к нему и около него удерживал?
      Он даже не сдержал своего раздражения.
      Александра без малейшего стеснения начала смеяться.
      — Знаете ли вы, почему я расточаю все мои любезности на этого господина? Чтобы добиться у него разрешения сопровождать вас завтра. Так нет, он мне в этом отказывает! Женщина, видите ли, только обуза… Все может сорваться в ее присутствии… Есть опасности, которых надо избегать… И, наконец, еще куча отговорок.
      Ее страстный взгляд умолял Виктора.
      — Убедите его, дорогой друг! Я так хочу идти туда… Именно потому, что я люблю опасность… Даже не опасность, а страх. Да, страх… Ничего так не кружит голову… Я презираю трусов. Но этот страх — совсем другое дело.
      И Виктор полушутя обратился к де Бриссаку:
      — Я думаю, что лучший способ излечить ее от этой любви к страху, это показать, что каковы бы ни были обстоятельства, они недостаточно ужасны, чтобы внушить страх.
      — Ба! — весело воскликнул де Бриссак. — Пусть будет так, как она хочет… Тем хуже для нее!

      Назавтра, сразу после полуночи, Виктор ожидал остальных при выходе из дома.
      Вскоре к нему присоединилась Александра, веселая, одетая в серое, скромное платье.
      В нем она казалась совсем юной, всем своим видом как бы показывая, что не боится предстоящего приключения, а считает его увеселительной прогулкой. Но одного взгляда на ее побледневшее лицо было достаточно, чтобы понять, что это оживление лишь маскирует ее подлинное состояние.
      Она показала Виктору крохотный флакончик.
      — Противоядие, — пояснила она, улыбаясь.
      — Противоядие? Против чего?
      — Против тюрьмы. Смерть я приму, но камеру — ни за что.
      Он вырвал у нее флакон и, вылив его содержимое на землю, заметил:
      — Ни смерти, ни камеры.
      — На чем основано такое предсказание?
      — На одном. Не надо опасаться ни смерти, ни тюрьмы, если в деле участвует Арсен Люпен.
      Она пожала плечами.
      — Непобедимых нет.
      — Но надо проникнуться к нему абсолютным доверием.
      — Да… — согласилась она. — Но вот уже несколько дней у меня предчувствия… Плохие сны…
      В этот момент появился Антуан де Бриссак. У него был уверенно-сосредоточенный вид человека, закончившего последние приготовления к важному делу.
      — Так вы настаиваете? — обратился он к Александре. — Вы знаете, что придется подниматься по лестнице и у вас может закружиться голова?
      Она промолчала.
      — А вы, дорогой друг? Вы в себе уверены?
      Виктор тоже ничего не ответил.
      И они отправились в путь по пустынным улицам Нейи. Они не разговаривали. Александра шла между ними упругим размеренным шагом.
      Звездное безоблачное небо… Дома и деревья купались в лунном свете…
      Они повернули на улицу Шарль Лаффит, параллельную бульвару Майо. С улицы до бульвара тянулись дворы и сады, где темнели серые массивы домов. Кое-где еще светились окна.
      Теперь они шли вдоль ограждавшего одно из владений дощатого забора, через отверстия которого можно было разглядеть деревья и обширный пустырь.
      Полчаса они выжидали, чтобы быть уверенными, что никакой запоздалый прохожий не помешает им. Потом, пока Виктор и Александра стояли на страже, де Бриссак открыл отмычкой замок на калитке и они один за другим проникли внутрь отгороженного пространства, оказавшись на пустыре.
      При входе разросся густой колючий кустарник. Под ногами валялись камни от разрушенной старой постройки.
      — Лестница вдоль стены налево, — прошептал де Бриссак.
      Они нашли ее.
      Она состояла из двух звеньев, которые укреплялись шарнирами, была легкой и прочной.
      Они подняли ее, углубив основание в кучу песка и камней, а потом, направив к стене, отделявшей этот участок от соседнего владения, прислонили ее к особняку, где жил грек Серифос.
      Ни одно окно там не было освещено.
      — Я поднимусь первый, — сказал де Бриссак. — Как только я скроюсь в доме, вы, Александра, следуйте за мной.
      И он быстро вскарабкался наверх.
      Лестница вздрогнула, когда он перешел с нее на подоконник.
      — Он у цели, — пробормотал Виктор. — Сейчас вырежет стекло.
      Действительно, минуту спустя они увидели, что он перебрался через окно внутрь особняка.
      — Вы боитесь? — спросил Виктор у Александры.
      — Это начинается… — проговорила она. — Вы знаете, это непередаваемое, восхитительное чувство… Только бы не дрогнули мои ноги и не закружилась голова…
      Она быстро преодолела первые ступени, потом внезапно остановилась.
      «Видно, голова у нее кружится», — подумал Виктор.
      Задержка длилась больше минуты. Де Бриссак одобрял ее сверху еле слышным шепотом. Наконец, она закончила подъем и встала на край подоконника.
      Сколько раз за последние дни в доме де Бриссака Виктор говорил себе:
      «Теперь они оба в моей власти. Один телефонный звонок, вызов бригады по тревоге, и их захватят в логове. Весь успех ареста газеты припишут исключительно инспектору Виктору из светской бригады».
      Если до сих пор он отбрасывал это решение, то только потому, что хотел взять Люпена более эффективно, в момент преступления, взять с поличным. Господин Люпен должен быть схвачен за руку, как самый вульгарный грабитель.
      И разве не наступил этот момент?..
      Однако де Бриссак уже звал его сверху. Он делал ему нетерпеливые знаки, и Виктор прошептал:
      — Как ты торопишься, старина! Ну, наслаждайся, действуй, клади в карман десять миллионов… Это твоя последняя удача… После этого, Люпен, наручники…

1

2

3