Доротея взяла Кентэна с собой на прогулку. В узких и кривых переулках старого городка Витре она впервые рассказала ему о годах своего детства.
      - Когда я совсем маленькой жила в имении, я уже тогда собирала всех деревенских ребят, и мы составляли отряд, который занимался борьбой с преступниками. Самым серьезным образом. Случится в деревне кража, украдут утку или овцу, еще и жандармам не успеют сообщить, а я уже расследую все дело. Обо мне и слава шла по округе, крестьяне соседних деревень приезжали советоваться со мной, тринадцатилетней девчонкой. "Настоящая колдунья",говорили они. Но дело совсем не в колдовстве, Кентэн. Ты сам знаешь, что если я иногда прикидываюсь ясновидящей или гадаю на картах, то я рассказываю о том, что мне удалось случайно подметить на самом деле, от себя я ничего не выдумываю, все основываю на фактах. Самые сложные истории мне кажутся чрезвычайно простыми, и я только удивляюсь, как другие не замечают одной какой-нибудь детали, которая раскрывает все дело...
      - Так, так,- заговорил Кентэн - Вот потому-то получилось, что серьги украл не Кентэн, а Эстрейхер. И не Кентэна, а Эстрейхера сажают в тюрьму. Так захотела, так и сделала.
      Доротея рассмеялась.
      - Я-то так захотела, это правда. Но вот суд, кажется, не склонен подчиняться моим желаниям... В газетах ни слова о роборэйской истории.
      - Что же могло случиться? Куда дели этого негодяя?
      - Не знаю.
      - И не можешь узнать?
      - Могу. - Как?
      - Через Рауля Давернуа.
      - Ты его увидишь?
      - Я послала письмо.
      - Он ответил?
      - Да. Телеграммой. Помнишь, сегодня перед началом представления я ходила на почту.
      - Что же он пишет?
      - Он выехал из Роборэй и по дороге к себе в имение заедет в Витре повидаться с нами.
      Она посмотрела на часы.
      - Уже три. Идем.
      Они находились в таком месте города, откуда было видно шоссе, вьющееся меж холмов.
      - Смотри-ка,- сказала Доротея.- Мы можем стать здесь. Отсюда хорошо видно.
      Они постояли несколько минут. Когда вдали на шоссе показался автомобиль, пошли к своему фургону, у которого играли трое ребят.
      Когда автомобиль, в котором был Рауль Давернуа, приблизился к фургону, Доротея бросилась ему навстречу и крикнула:
      - Не сходите, не сходите. Скажите только, арестован?
      - Кто? Эстрейхер? - спросил Давернуа, смущенный таким приемом.
      - Ну, конечно, Эстрейхер. В тюрьме?
      - Нет. Он бежал.
      Этого Доротея не ожидала.
      - Эстрейхер бежал! Он на свободе?.. Какой ужас! И сквозь зубы прибавила:
      - Боже мой... Боже мой! Зачем я там не осталась? Я бы не дала ему бежать.
      Но так как сожаления ни к чему не приводили, Доротея не умела долго попусту горевать, она обратилась к Раулю с новыми вопросами:
      - Почему вы так задержались в замке?
      - Как раз из-за Эстрейхера.
      - Напрасно. Сейчас же после его бегства вы должны были возвратиться к себе.
      - Зачем?
      - Вы забыли о своем деде... Я предупреждала вас.
      - Во-первых, я ему написал и просил принять меры предосторожности, а во-вторых, я думаю, что вы преувеличиваете...
      - Как? У него в руках золотая медаль, талисман, за которым охотится преступник. Эстрейхер об этом знает. И вы говорите, что опасность невелика!
      - Но ведь этот талисман уже есть у Эстрейхера, потому что он убил вашего отца и взял его медаль.
      Рауль хотел выйти из автомобиля, но Доротея не дала ему открыть дверцы:
      - Поезжайте, поезжайте немедленно... Правда, я еще не все уяснила себе и не знаю, нужна ли Эстрейхеру вторая медаль. Но твердо уверена и ясно чувствую, что теперь борьба будет вестись там, у вас. Я не сомневаюсь в этом и решила тоже перебраться в ваши края. Уже наметила маршрут. Ваше имение называется Мануар-о-Бют, около Клиссона? Отсюда сто пять километров. Для моего фургона восемь переходов. А вы приедете туда сегодня к вечеру. Ждите меня. Через неделю, самое позднее через восемь дней буду у вас.
      Убежденность Доротеи подействовала на Рауля. Он больше не прекословил.
      - Возможно, что вы правы. Я сам должен был подумать об этом. Тем более, что сегодня вечером дедушка один в доме.
      - Как один?
      - Все слуги на празднике. Один из них справляет в соседней деревне свадьбу.
      Доротея даже вздрогнула от его слов.
      - Эстрейхер об этом знает?
      - Допускаю. Кажется, я в его присутствии рассказывал графине об этой свадьбе.
      - Когда он бежал?
      - Позавчера.
      - Значит, в его распоряжении было два дня, и он... Она, не докончив фразы, бросилась к фургону и почти
      моментально вернулась назад. В руках у нее был небольшой чемодан и пальто.
      - Я еду с вами... Не будем терять времени! Кентэну она отдала приказания:
      - Фургон и мальчиков отдаю на твое попечение. Трогайся в путь. Для представлений не останавливайся. Вот тебе дорожная карта. Видишь, красной чертой намечен путь к Клиссону, а оттуда к Мануар-о-Бют. Этой дороги и держись. Через пять дней ты должен быть на месте.
      Она села рядом с Давернуа. Автомобиль уже тронулся, когда подбежал маленький капитан. Доротея подняла его и усадила позади себя на груду чемоданов и свертков.
      - Сиди там... До свиданья, Кентэн. Кастор и Поллукс, не драться...
      Последнее пожатие руки.
      Поехали.
      Все это произошло не больше, чем за три минуты.
      * * *
      Раулю Давернуа было очень приятно ехать со своей очаровательной кузиной. Он стал рассказывать обо всем, что случилось в замке Роборэй после ее отъезда.
      - Главное, что спасло Эстрейхера,- это рана, которую он нанес себе, когда связанный бился головой о железную спинку кровати. Он потерял много крови. Появился сильный жар. Вы, конечно, сами заметили, что граф очень щепетилен, когда дело касается фамильной чести. Узнав, что Эстрейхер болен, он облегченно заявил: "Это нам даст время". "Время для чего?" - спросил я. "Чтобы поразмыслить. Разразится неслыханный скандал; не лучше ли для чести наших фамилий его избежать?" Я протестовал, но в конце концов граф хозяин у себя в доме, и я должен был подчиниться. А он все откладывал и не принимал никакого решения. К тому же Эстрейхер казался таким слабым... Неудобно же больного отправлять в тюрьму.
      - А какие показания давал Эстрейхер? - прервала Доротея рассказ Рауля.
      - Никаких. Да его никто и не допрашивал.
      - Он ничего не говорил обо мне? Не пытался обвинять меня?
      - Нет. Он прекрасно разыгрывал роль больного, измученного лихорадкой. Тем временем Шаньи написал в Париж, чтобы там навели справки о личности Эстрейхера. Через три дня пришел ответ по телеграфу: "Очень опасный субъект, разыскиваемый полицией, подробности письмом". После такой телеграммы Шаньи в один миг решился и позвонил в полицию. Но когда пришел жандармский бригадир, было уже поздно. Эстрейхер бежал через окно, которое выходит в овраг.
      - Какие же подробности были получены из Парижа?
      - Убийственные. Антуан Эстрейхер, бывший морской офицер, был исключен из списков флота за кражу. Позже был привлечен к суду в качестве соучастника по делу об убийстве, но за недостатком улик освобожден. В начале войны он дезертировал с фронта. Установлено, что он воспользовался именем и документами родственника, умершего несколько лет назад. Еще до запроса графа по полиции был дан приказ о его розыске под этим новым именем Максима Эстрейхера.
      - Какая жалость! Такой бандит! Был в руках, и не сумели удержать.
      - Мы его найдем.
      - Найти-то найдем, да не было бы поздно.
      Рауль прибавил ходу. Уже начало смеркаться, когда они доехали до Нанта, где должны были сделать остановку, чтобы запастись бензином.
      - Еще час пути,- сказал Рауль.
      Доротея потребовала от него подробного описания усадьбы, направления дорог, расположения лестниц и комнат в доме. В то же время расспрашивала об образе жизни и привычках его деда (ему, оказывается, 75 лет), даже о его собаке Голиафе (здоровый пес, страшный на вид, но безобидный и неспособный защитить своего хозяина).
      С большого шоссе свернули на узенькую сельскую дорогу.
      - Вот там,- показал Рауль.- В окнах свет.
      Ворота были заперты. Рауль вышел из автомобиля и пытался их открыть. Послышался громкий собачий лай, заглушавший шум мотора.
      - Ну, что же? - крикнула Доротея.- Почему вы не открываете?
      - Знаете, тут что-то не ладно... Ворота заперты на задвижку и на замок с той стороны.
      - Так не всегда бывает?
      - Наоборот, так никогда не бывает. Это кто-нибудь чужой запер. И потом вы слышите, как лает Голиаф?
      - Ну?
      - Шагах в двухстах есть другие ворота.
      - А если они тоже закрыты? Нет, надо что-нибудь сделать здесь.
      Она села к рулю, подвинула машину вплотную к стене, на сиденье нагромоздила четыре кожаные подушки, стала на них и окликнула:
      - Монфокон!
      Капитан уже понял, что от него требуется. Быстро взобрался сначала на колени, потом на плечи Доротеи. Доротея подсадила его, он взобрался и уселся верхом на стене. Рауль бросил ему веревку, которой он подпоясался. За другой конец веревки взялась Доротея и спустила Монфокона по стене во двор. Едва коснувшись ногами земли, он шмыгнул к воротам, отодвинул задвижку, повернул торчавший в замке ключ.
      Доротея дала Монфокону новое поручение:
      - Обойди вокруг дома и, если увидишь где-нибудь стоящую лестницу, свали ее наземь.
      На террасе они увидели Голиафа, царапавшегося в запертую дверь. Из-за двери глухо доносился шум борьбы и стоны.
      Чтобы напугать тех, кто забрался в дом, Рауль выстрелил из револьвера в воздух, вынув ключ, отпер дверь. По лестнице они взбежали наверх.
      В первой же комнате, слабо освещенной двумя свечами, на полу лежал ничком хрипло стонущий дед Рауля.
      Рауль бросился к старику, опустился перед ним на колени, но Доротея, взяв одну из свечей, бросилась в соседнюю комнату.
      Комната была пуста. В открытое окно был виден край приставленной к стене лестницы. Доротея подошла к окну и осторожно выглянула.
      - Тут я, тетя Доротея,- послышался голос Монфокона.
      - Ты видел кого-нибудь?
      - Видел издали. Выскочили из этого окна.
      - Ты разглядел - кто?
      - Их было двое. Одного я не видал раньше, а другой... тот противный бородач.
      Дед Рауля был жив. На шее у него темнели свежие кроваво-синие следы от пальцев, сдавливавших горло. Может быть, еще момент и бандиты успели бы довести до конца свое гнусное дело.
      Скоро пришли с праздника слуги. Вызванный врач, осмотрев старого Давернуа, заявил, что нет никаких оснований опасаться за его жизнь. Но старик в течение целого дня не отвечал на вопросы, казалось, даже не слышал их, говорил несвязно и невнятно бормотал.
      Глава седьмая
      СРОК ПРИБЛИЖАЕТСЯ
      Помещичий дом в Мануар-о-Бют когда-то был богатым барским замком. Имение стало приходить в упадок с тех пор, как хозяйничать в нем начал дед Рауля.
      Старый барон в молодости был страстным охотником, блестящим дамским кавалером, неудержимым кутилой и убежденным бездельником. Главные черты своего бесшабашного характера он передал по наследству сыну, отцу Рауля.
      - Когда я был демобилизован,- поверял Доротее свои дела Рауль,- я поселился здесь, надеясь, что мне удастся восстановить запущенное хозяйство. Но ни дед, ни отец не помогали мне в этом. Оба они твердили одно: "Рано или поздно мы будем богаты без всяких хлопот. К чему же стеснять себя?" В конце концов мы очутились в лапах ростовщика, который скупил наши векселя у кредиторов. И вот только сейчас я узнал, что во время моего пребывания в Роборэй дед заключил договор о залоге этому ростовщику всего имения. По договору тот имеет право через полтора месяца нас выселить.
      Сам Рауль был человек мужественного и прямого характера и хотя не очень острого, но серьезного ума. В его манерах была заметна грубость деревенского жителя, но зато совсем не было фальши и принужденности горожанина. Доротея покорила его. Несмотря на присущую ему застенчивость, он не старался скрывать от Доротеи свои чувства. Он немедленно исполнял все, что она ему говорила.
      По ее совету он подал властям заявление, в котором подробно сообщал о нападении на усадьбу. Попутно рассказал откровенно о том, что вместе с группой родственников рассчитывает в непродолжительном времени открыть спрятанные богатства и о том, какое значение для открытия клада имеет обладание золотой медалью. Не называя прямо настоящего имени Доротеи, он не скрыл своего отдаленного родства с ней и объяснил причины, заставившие ее приехать в Мануар.
      Через три дня приехал Кентэн в компании Кастора и Поллукса. Фургон поставили посреди двора: Доротея, конечно, поселилась в нем, покинув удобные спальни дома, и началась счастливая беспечная жизнь пяти товарищей.
      Что касается Доротеи, то она занималась наблюдениями и изысканиями, не спускала глаз со старого барона, который в сопровождении Голиафа бесцельно, нетвердой поступью бродил из конца в конец по двору. Взгляд его бессмысленно блуждал по сторонам, но Доротея упорно следила за ним, надеясь подхватить хоть какой-нибудь проблеск сознания или воспоминания о прошлом.
      Несколько дней подряд она почти безвыходно провела на чердаке, где сохранилось несколько библиотечных шкафов и ящиков с книгами, брошюрами, письмами и деловыми папками, относящимися к прошлому веку. Она копалась в старых бумагах и тщательно изучала переписку старых Давернуа, доклады управляющих имениями, документы церковного архива.
      Как-то раз они катались по озеру на лодке. Доротея, сидевшая на веслах, перестала грести, пустив лодку по течению.
      - Приближается срок,- сказала она.
      - Какой? - спросил Давернуа.
      - Тот, на приближение которого указывает целый ряд обстоятельств. Помните, что говорил старый барон перед вашим отъездом в Роборэй? "Когда вернешься, я открою тебе важную вещь". Как жаль, что он потерял рассудок и не успел посвятить вас.
      - По вашему, все-таки есть надежда, несмотря на то что медаль пропала? Мы искали ее везде, перерыли все вещи. Нигде ничего.
      - Ваш дед знает разгадку... Его рассудок умер, но инстинкт, то, что называют подсознательным, живет. Не может не жить. Вы подумайте, ведь надежды, связанные с золотой медалью, зрели в течение нескольких поколений. Медаль спрятана в какое-нибудь очень потайное место. И, конечно, когда настанет определенный момент, барон чем-нибудь, нечаянным жестом, беспокойным взглядом выдаст нам, где она находится.
      - А почему вы не допускаете, что Эстрейхер отнял у деда медаль?
      - Этого не может быть. Иначе из-за чего была борьба между ним и старым бароном? Ваш дед сопротивлялся до конца, и только наше появление заставило Эстрейхера бежать.
      - Ах, если бы только я поймал этого негодяя! Лодка бесшумно скользила по течению. Доротея очень
      тихо проговорила:
      - Молчите. Он нас слушает. - Где? Как?
      - Он тут, близко и, может быть, прислушивается к нашему разговору.
      - Вы его видите?
      - Нет, но я догадываюсь о его присутствии. А он, вероятно, за нами наблюдает.
      - Откуда?
      - С одного из холмов. В первый же раз, когда я услышала, как называется ваше имение, я подумала, что в нем есть намек на какое-то убежище, на скрытое место или что-нибудь в этом роде. В архивах на чердаке я нашла подтверждение. Действительно, со времен вандейского восстания где-то в окрестностях Тиффожа и Клиссона должны быть остатки окопов, подземные ходы и пещеры.
      - Но как об этом мог узнать Эстрейхер?
      - Без особого труда. Когда Эстрейхер задумал учинить нападение на вашего деда, старый барон был один. Ему некого было стесняться, и во время прогулки он мог зайти в какой-нибудь такой тайник. А Эстрейхер шпионил за ним. Посмотрите кругом. Видите, почти на каждом холмике, в любом месте можно устроить наблюдательный пункт и оттуда следить за всем, что происходит в имении. Эстрейхер непременно где-нибудь тут.
      - Что же он делает?
      - Ищет. А еще больше следит за моими поисками. Он ведь тоже хочет получить в свои руки золотую медаль. И боится, как бы я его не опередила.
      - Раз вы уверены, что он здесь, то надо сообщить полиции.
      - Еще рано. Если он скрывается в каком-нибудь подземелье, то оттуда, вероятно, есть несколько выходов. Он легко ускользнет, если заметит, что на его след напали.
      - Какой же у вас план?
      - Дать ему выбраться наверх и тут прихлопнуть.
      - Когда и как?
      - Чем раньше, тем лучше. Я видела ростовщика Вуарена, он мне показывал договор о продаже имения. Если к 5 часам вечера 31 июля Вуарен, всю жизнь мечтавший купить ваш Мануар, не получит трехсот тысяч франков наличными деньгами или государственными обязательствами, он вступает во владение Мануаром.
      - Увы, знаю. И так как нет никаких оснований надеяться, что я в течение месяца разбогатею...
      - Неправда. Есть основания. Те же самые, которые были у вашего деда. Он сказал Вуарену: "Не радуйтесь преждевременно. Точно в день 31 июля я заплачу вам весь долг до последней копейки". Рауль, это первое определенное указание, дошедшее до нас. До сих пор были только неясные семейные предания, голые слова, а сейчас перед нами факт.
      Лодка толкнулась о берег. Доротея выпрыгнула первой и, пока Рауль возился с уборкой весел, отошла немного и крикнула ему нарочно громко, словно хотела, чтобы ее слова слышал еще кто-то, кроме Рауля:
      - Рауль, сегодня 27 июня. Через несколько дней вы будете богаты. Я тоже. А Эстрейхера вздернут, и он умрет на виселице, как я ему предсказала.
      * * *
      Вечером того же дня, когда совсем стемнело, Доротея крадучись выбралась из усадьбы и пошла по дороге между заборами крестьянских садов и огородов. Через час ходьбы она остановилась у калитки одного из таких садиков. В глубине садика светились окна небольшого дома.
      В своих расследованиях и расспросах Доротея натолкнулась на имя Жюльетты Азир, которую народная молва называла одной из стародавних любовниц деда Давернуа. Барон до старости сохранил привязанность к ней; в последний раз он посетил ее за несколько дней до своей болезни. Этого одного было достаточно, чтобы Доротея заинтересовалась ею. Но интерес возрос в десятки раз после того, как ее болтливая горничная сказала Кентэну, что у Жюльетты Азир есть медаль вроде той, какую разыскивали в Мануаре.
      Доротее пришла в голову мысль воспользоваться тем, что горничная раз в неделю имеет выходной день, явиться в этот день к старухе и прямо спросить Жюльетту Азир о медали. Но случилось иначе. Дверь не была заперта и, когда Доротея вошла в комнату, первую от входа, то она увидела, что старая дама спит в кресле, склонившись над шитьем. Около нее был стол с небольшой лампой.
      Она огляделась кругом. Посмотрела на картины, развешанные по стенам, на часы, на канделябры. В глубине комнаты была лестница на верхний этаж. Она направилась к ней, но в это время услышала скрип входной двери. И Доротея моментально догадалась, что явился Эстрейхер. Одно из двух: или он следил за нею, или он явился по собственному почину, сам додумавшись до того, что здесь можно найти концы потерянных нитей... Надо бежать. Куда? По лестнице на второй этаж? На это уже не хватит времени. Рядом была стеклянная дверь, вероятно, в кухню. Там должен быть другой выход.
      Она скользнула за дверь, но тотчас же убедилась в своей ошибке: это была не кухня, а совершенно темная и очень маленькая комната, скорее даже шкаф, в котором еле-еле умещался человек. Выбора не было.
      Задержись она хоть секунду, ее заметили бы двое мужчин, осторожно на цыпочках входившие в комнату.
      Сквозь дырку в занавеске Доротея без труда узнала Эстрейхера, несмотря на поднятый воротник и надвинутую на лоб фуражку. Его спутник тоже прятал в шарф свое лицо. Их разговор был хорошо слышен.
      - Старуха спит,- сказал Эстрейхер.- Как бы не разбудить.
      - Не разбудим... Станем вот тут... Как только твоя девчонка войдет, сразу рот заткнем, пикнуть не успеет. Только придет ли? Не зря ли ждем?
      - Не зря. Я проследил. Дело ясное: она выведала, что сегодня горничной нет дома, и пошла сюда, чтобы застать старуху одну... Ну, уж если попадется в руки, скоро не вывернется. Я ей напомню Роборэй.
      Доротее стало страшно от зловещего тона, которым Эстрейхер произносил последние слова. Он и его товарищ замолчали, прислушиваясь ко всякому шороху.
      Прошло несколько минут. Эстрейхеру надоело ждать.
      - Не придет. Шла в эту сторону. Должно быть, по дороге раздумала.
      - Уйдем?
      - Поищем медаль.
      - Два раза уже перерыли весь дом сверху донизу.
      - Не с того конца за дело брались. Надо начать со старухи. Тем хуже для нее. Сама спрятала, сама пускай и расплачивается.
      Эстрейхер запер дверь и положил ключ к себе в карман. Затем подошел к спящей, примерился, нацелился и бросился на нее, опрокинув старушку на спинку кресла и сжав руками горло.
      Его соучастник загоготал:
      - Здорово! Только ты полегче, а то ведь на тот свет сразу отправишь и слова сказать не дашь.
      Эстрейхер разжал немного пальцы. Старушка вытаращила глаза и тихо застонала.
      - Говори,- потребовал Эстрейхер.- Барон дал тебе на сохранение медаль. Куда ты ее дела?
      Жюльетта Азир не могла сообразить, что случилось. Эстрейхер встряхнул ее.
      - Будешь ты у меня говорить или нет? Где медаль твоего старого дружка? Она у тебя... Не отнекивайся, старая ведьма... Горничная проговорилась. Ну же, говори, а не то...
      Он схватил с камина увесистые щипцы и помахал ими:
      - Раз... два... три... После двадцати я разможжу тебе голову.
      Глава восьмая
      ПО ПРОВОЛОКЕ
      Дверца шкафа, в котором сидела Доротея, не была прикрыта плотно. Тихонько толкнув ее, чтобы лучше видеть, Доротея внимательно наблюдала за происходящей сценой. Угрозы Эстрейхера ее не пугали: не в его выгодах осуществлять их. Он сосчитал до двадцати, а старушка не промолвила ни слова. Разъяренный таким упорством, Эстрейхер отбросил щипцы и изо всех сил дернул Жюльетту Азир за руку. Старушка упала на колени и в несвязных словах стала о чем-то умолять.
      - Ладно, ладно. Говори лучше, где медаль... Я доведу тебя до того, что ты заговоришь.
      - Нет... нет... ради бога... Я скажу. Она в имении... в реке...
      - В реке? Что ты за чушь мелешь? Вы ее в реку бросили? Ты со мной шутки брось...
      Повалив ее, он придавил ее грудь своим коленом.
      - Ты, может быть, хочешь, чтобы я тебе руки вывернул, а? Тебе это больше нравится? - рычал бандит.
      Что он сделал, Доротее не было видно, но она слышала, как Жюльетта Азир, вскрикнув от страшной боли, произнесла:
      - Стенной шкаф... там... камень... надо...
      Фраза осталась недоконченной, потому что, хотя губы старушки и продолжали конвульсивно двигаться, но ее искаженное страхом лицо стало постепенно успокаиваться, вместо ужаса появилось выражение какой-то необыкновенно ясной умиротворенности, а потом вдруг Жюльетта Азир засмеялась тихим, радостным, удовлетворенным смехом. В глазах ее появился тот же свет безумия, что был и у ее старого друга барона Давернуа.
      - Тебе не везет,- вздумал поострить приятель Эстрейхера.- Номер второй. Этак скоро ты будешь главным поставщиком всех сумасшедших домов.
      Эстрейхер с силой оттолкнул старуху, так что она упала позади кресла, у самого шкафа, где сидела Доротея.
      - Не везет, говоришь? Ну, на этот раз мы, кажется, кое-что найдем. Старуха, прежде чем у нее треснули мозги, сказала насчет шкафа... Какой же? Тот или этот? И под тем и под другим низ выложен камнем.
      Он показал на шкаф, в котором спряталась Доротея, и на другой, находившийся налево от камина.
      - Я осмотрю этот, а ты займись тем... Или нет, помоги мне...
      Они завозились около камина, открыли дверцы шкафа и стали внимательно осматривать его снаружи и внутри, исследуя желобки между каменными плитами и стараясь их приподнять.
      Доротее нельзя было медлить. Когда они подойдут к ее шкафу, спасаться будет поздно. Старуха лежала совсем близко от нее, тихо посмеиваясь. Высокая спинка кресла закрывала Доротею от камина. Без малейшего шума, она высунула из шкафа руку, сняла со старухи чепчик и повязала его себе на голову. Потом надела старухины очки, покрыла косынкой плечи, а свою юбку спрятала под широкий черный фартук. Жюльетта Азир уже молчала, но за нее стала смеяться Доротея. Точно копируя старуху, она захихикала радостным и тихим смешком. Мужчины работали у камина, не обращая внимания. Тогда Доротея вышла из шкафа, сгорбилась по-старушечьи и старушечьими же шагами, не переставая хихикать, вышла на середину комнаты.
      - Что она задумала, сумасшедшая? Хочет уйти, а?
      - Как же она уйдет, раз ключ у тебя в кармане.
      - В окно.
      - Слишком высоко. Да и что ей за радость из своего дома бежать.
      Доротея остановилась у окна. Оно было очень высоко. Ставни были открыты. Потихоньку, как будто невзначай и все хихикая, она повернула шпингалеты. Обдумала положение. Если окно открыть, ворвутся свежий воздух и шум. Это заставит насторожиться тех молодчиков. Нужно высчитать, какие движения и в какой последовательности ей надо произвести, она оглянулась на своих врагов, потом быстро и порывисто открыла настежь во всю ширь окно, вспрыгнула на подоконник и соскочила в сад.
      Позади нее раздались яростные крики. Но Эстрейхеру и его приятелю нужно было время, чтобы сообразить, убедиться, что настоящая Жюльетта Азир лежит на своем месте. Доротея этим и воспользовалась. Она стремглав помчалась по саду, обогнула дом, спустилась по откосу вниз и вышла в поле.
      В саду Жюльетты Азир раздались выстрелы. Это Эстрейхер стрелял наугад в темноту по неясно мелькнувшему силуэту Доротеи.
      * * *
      Рауль и дети были очень обеспокоены непонятным отсутствием Доротеи. Рассказ о своих приключениях Доротея закончила словами:
      - Наступает решительный момент. Через неделю будет разыграна заключительная сцена.
      Прошло несколько дней. Рауль меньше стеснялся, много разговаривал и уже не так старался скрыть свои чувства. Доротее было приятно проводить с ним время, она не отталкивала его любви и с удовольствием принимала ухаживания. Заметив это, Кентэн и ребята впали в дурное настроение. На больную тему первый заговорил капитан:
      - Знаешь, Доротея, мне кажется, что я этого Рауля люблю еще меньше, чем бородача. И если бы ты меня послушала...
      - То что же мы должны сделать?
      - Запрячь лошадь и дать отсюда тягу.
      - Будь покоен, миленький малыш. Вы четверо всегда останетесь для меня дороже всех.
      Но они все-таки не были спокойны. Воздух Мануара казался им тяжелым и зловещим. Это происходило не только из-за Рауля, но и из-за того, что они в холмистых кустарниках несколько раз замечали чьи-то прячущиеся силуэты.
      30 июня Доротея попросила Рауля отпустить всех слуг на следующий день в Клиссон, где был большой церковный праздник. Троим из слуг, самым сильным и имевшим ружья, было приказано потихоньку от всех вернуться к 4 часам пополудни и собраться около небольшого трактира Массой, километрах в пяти от Мануара.
      1 июля Доротея с утра была оживленнее, чем всегда. Она танцевала на дворе жигу и пела английские песенки. А когда с Раулем поехала кататься на лодке, то так расшалилась, что раза два они чуть-чуть не опрокинулись. Вот тут-то, жонглируя своими тремя коралловыми браслетами, она уронила один из них в воду. Засучив рукава, Доротея собиралась пошарить по неглубокому дну. Но, склонившись с лодки, вдруг застыла, изумленно приглядываясь к чему-то на дне.
      - Что вы там рассматриваете? - заинтересовался Рауль.
      - Дождя давно не было, вода убыла, и сейчас очень хорошо видны камни и песок на дне. А я уже давно заметила, что камни уложены не случайно, а в определенном порядке. Посмотрите.
      - Действительно, камни правильной формы, обтесаны. Можно подумать, что это какие-то громадные буквы.
      - Да, и нетрудно угадать слова. Я сверялась в мэрии со старой картой. На том месте, где мы сейчас находимся, когда-то была главная лужайка сада. Один из наших предков велел выложить на ней камнями фразу: "in robore fortuna". Впоследствии речка Мэн немного изменила свое течение, и вот теперь на месте прежней лужайки - пруд... Так. Но кроме этой фразы тут должны быть еще слова и цифры. А их нельзя рассмотреть. Вы видите?
      - Да, но плохо.
      - Естественно. Мы находимся слишком близко. Надо смотреть с высоты.
      - Поднимемся на холм.
      - Ничего не выйдет. Оттуда придется смотреть наискось, и все буквы в воде расплывутся.
      - Остается последнее средство: аэроплан,- засмеялся Рауль.
      - Нет, есть еще одно.
      * * *
      После завтрака Рауль занялся кое-какими делами по хозяйству, проводил шарабан, отвозивший слуг на праздник в Клиссон, а потом пошел к пруду. Тут он застал всю труппу Доротеи, возившуюся над установкой какого-то сооружения. Над прудом на высоте трех-четырех метров была протянута довольно толстая железная проволока, прикрепленная на одном берегу к стоявшему тут сараю, а на другом - к кольцу, заделанному в каменистый отвес скалы.
      - Черт возьми! Вы, кажется, собираетесь устроить здесь представление цирка.
      - Совершенно верно,- весело отозвалась Доротея.- За отсутствием аэроплана я решила прибегнуть к воздушному путешествию по канату.
      - Как! - встревожился Рауль.- Вы хотите... Но ведь вы непременно сорветесь...
      - Я умею плавать.
      - Нет, нет. Я этого не позволю.
      - По какому праву?
      Рауль засмеялся. На вопрос, поставленный так прямо, ответить трудно.
      Доротея поднялась по лестнице на крышу сарая. Она вела себя так, как будто выступала перед публикой: смеялась, раскланивалась, отпускала шуточки. Даже и одета она была так, как во время представлений: коротенькая юбочка с красными и белыми полосками, ослепительно яркая шаль, завязанная на груди.
      Доротея, попробовав ногой, хорошо ли натянута проволока, сделала реверанс, раскрыв руки, то опуская, то поднимая их, как крылья, легко скользнула по проволоке. На середине пруда она остановилась.
      Это было самое трудное во всей ее проделке. Она должна была оторваться взглядом от той неподвижной точки, благодаря которой сохраняла равновесие. Ей нужно было опустить глаза, отыскать каменную кладку и сквозь струящуюся воду, отражавшую солнечные лучи, прочитать слова и цифры. Мероприятие страшно опасное и трудно выполнимое. Она несколько раз принималась за него и несколько раз выпрямлялась в тот самый момент, когда, казалось, вот-вот должна упасть. Наконец она радостно улыбнулась, сделала приветственный жест руками и тронулась дальше.