И добавил все с тем же беспокойством в голосе:
      — Ведь он приведет дочь?
      — Надеюсь.
      — Но… вы виделись с ним?
      — Я? Конечно, нет! Просто меня в письме попросили принять вас обоих, услать до трех часов прислугу и никого не принимать между вашим приходом и его уходом. В случае отказа я должен был бы предупредить его двумя строчками в «Эко де Франс». Но я так рад, что могу оказать услугу Арсену Люпену, и согласен на все.
      Господин Жербуа простонал:
      — Увы! Чем все это кончится?
      Он достал из кармана банкноты, разложил их на столе и составил две равные пачки. Оба хранили молчание. Время от времени господин Жербуа прислушивался. Не звонят ли в дверь?
      Шли минуты, и тревога его все росла. Сам мэтр Детинан начал испытывать какое-то беспокойство.
      В какой-то момент адвокат утратил самообладание. Он резко встал:
      — Не придет… А как вы думали? С его стороны это было бы безрассудством! Нам-то он доверяет, ведь мы — честные люди, не способные на предательство. Но опасность не только здесь.
      Вконец сломленный господин Жербуа, прижав к столу обе пачки банкнот, бормотал:
      — Хоть бы он пришел, Господи, хоть бы пришел! Все это отдам, лишь бы увидеть Сюзанну!
      Дверь распахнулась.
      — Хватит и половины, господин Жербуа.
      На пороге стоял элегантно одетый молодой человек, в котором господин Жербуа сразу узнал того, кто заговорил с ним возле лавки старьевщика в Версале. Он бросился к нему.
      — Где Сюзанна? Где моя дочь?
      Арсен Люпен плотно прикрыл дверь и, преспокойно снимая перчатки, обратился к адвокату:
      — Мой дорогой мэтр, позвольте от души поблагодарить вас за любезность, с которой вы согласились защищать мои права. Я никогда об этом не забуду.
      — Но вы не позвонили… — прошептал мэтр Детинан. — Я не слышал звонка…
      — Звонки и двери — это вещи, которые должны работать так, чтобы их не было слышно. Главное, я здесь.
      — Но моя дочь! Сюзанна! Что вы с ней сделали? — все повторял учитель.
      — Боже мой, месье, — ответил Люпен, — как вы торопитесь! Полноте, не волнуйтесь, еще мгновение и ваша дочь окажется у вас в объятиях.
      Он прошелся по комнате и снисходительно похвалил:
      — Господин Жербуа, разрешите вас поздравить: вы сегодня действовали с большой ловкостью. Если бы автомобиль так глупо не сломался, мы спокойно бы встретились на площади Звезды и избавили бы мэтра Детинана от беспокойства. Но что поделаешь! Видно, так было суждено.
      Заметив на столе две пачки банкнот, Люпен воскликнул:
      — О, прекрасно! Миллион здесь… Не будем терять времени. Вы позволите?
      — Но, — возразил мэтр Детинан, загородив собою деньги, — мадемуазель Жербуа еще здесь нет.
      — Ну и что из этого?
      — Но ведь ее присутствие необходимо…
      — Понимаю, понимаю! Арсен Люпен вызывает лишь относительное доверие. Заберет полмиллиона и не вернет заложницу. Ах, дорогой мэтр, люди меня так плохо знают! Судьбой предназначено мне совершать, скажем, особые поступки, и поэтому никто не верит в мое слово… Мое! Человека чрезвычайно щепетильного и деликатного! Впрочем, дорогой мэтр, если у вас появились какие-нибудь опасения, откройте окно и позовите на помощь. На улице целая дюжина агентов.
      — Вы так думаете?
      Арсен Люпен чуть отодвинул штору.
      — Похоже, господину Жербуа не удалось провести Ганимара. Что я вам говорил? Вот он, старый дружок!
      — Возможно ли это? — воскликнул учитель. — Клянусь вам…
      — Что не предали? Не сомневаюсь, однако те парни тоже не простачки. А вот и Фоленфан! И Греом! И Дьези! Все мои ребята здесь!
      Мэтр Детинан не мог скрыть удивления. Какое спокойствие! Люпен беззаботно смеялся, как будто играл в обычную детскую игру, как будто ему ничто не угрожало!
      И беззаботность эта, даже больше, чем присутствие полицейских, придала адвокату уверенности. Он отошел от стола с банкнотами.
      Арсен Люпен взял в руки обе пачки денег и, вытащив из каждой по двадцать пять банкнот, протянул все пятьдесят мэтру Детинану:
      — Часть гонорара от господина Жербуа, мой дорогой мэтр, и часть от Арсена Люпена. Вы их честно заработали.
      — Вы ничего мне не должны, — возразил адвокат.
      — Как? А доставленные хлопоты?
      — А удовольствие, которое я получаю от этих хлопот!
      — Иными словами, дорогой мэтр, вы не хотите брать денег от Арсена Люпена. Вот что значит иметь плохую репутацию, — вздохнул он и протянул деньги учителю.
      — Возьмите, в память о нашей встрече, это будет моим свадебным подарком мадемуазель Жербуа.
      Господин Жербуа схватил банкноты, возразив при этом:
      — Моя дочь не собирается замуж.
      — Не будет собираться, если вы откажете ей в своем родительском благословении. Она просто горит желанием выйти замуж.
      — Откуда вам известно?
      — Молодые девушки всегда о чем-то мечтают без разрешения своих пап. Счастье, что есть на свете добрые гении по имени Арсен Люпен, находящие в ящиках секретеров тайные надежды их милых душ.
      — А больше вы ничего не нашли? — поинтересовался мэтр Детинан. — Не скрою, очень хотелось бы узнать, почему именно эта вещь оказалась предметом ваших забот?
      — Причина историческая, мой дорогой мэтр. Хотя господин Жербуа и ошибался, предполагая, что помимо лотерейного билета, о котором я и не знал, в нем содержится какое-то сокровище, все же я гонялся за этим секретером уже очень давно. Он из тиса и красного дерева, украшен капителями с акантовыми листьями, но главное, секретер обнаружили в одном маленьком домике в Болонье, где некогда жила Мария Валевска. На ящичке есть даже надпись: «Французскому императору Наполеону I от его верного слуги Манциона». А сверху ножом вырезано: «Тебе, Мария». Впоследствии Наполеон велел сделать такой же секретер для императрицы Жозефины, а это значит, что уникальная вещь, на которую можно полюбоваться в Мальмезоне, — всего лишь несовершенная копия той, что с недавнего времени входит в мои коллекции.
      — Увы! Если б я только знал, с какой радостью уступил бы ее тогда вам в лавке! — простонал господин Жербуа.
      Арсен Люпен, смеясь, ответил:
      — И оказались бы в таком случае единственным обладателем лотерейного билета номер 514, серия 23.
      — И тогда вы бы не похитили мою дочь. Бедняжка, для нее, наверное, это такой удар!
      — Что именно?
      — Да похищение…
      — Но дорогой месье, вы ошибаетесь, мадемуазель Жербуа никто не похищал.
      — Мою дочь не похитили?
      — Конечно. Похищение означает насилие, а ваша дочь сама согласилась стать заложницей.
      — Сама согласилась? — недоумевая, повторил господин Жербуа.
      — И даже почти попросила об этом! А как вы думали! Такая умная девушка, как мадемуазель Жербуа, прячущая к тому же в глубине души тайную страсть, и откажется от приданого? О, клянусь, мне было совсем не трудно убедить ее, что это единственный способ сломить ваше упрямство.
      Мэтр Детинан веселился от души.
      — Наверное, самым сложным было вступить с ней в переговоры, — заметил он. — Не представляю, чтобы мадемуазель Жербуа согласилась беседовать с незнакомым человеком.
      — О, ведь это был не я. Я даже не имею чести быть с нею знакомым. В роли посредника выступила одна из моих приятельниц.
      — Конечно, белокурая дама из автомобиля, — перебил мэтр Детинан.
      — Именно она. И с самой первой встречи возле лицея все было решено. С тех пор мадемуазель Жербуа со своей новой знакомой отправились в путешествие, съездили в Бельгию, в Голландию, что оказалось для девушки весьма приятным и полезным. Об остальном она расскажет вам сама.
      Раздалось три звонка в дверь, потом еще один и, наконец, последний долгий звонок.
      — Это она, — объявил Люпен. — Мой дорогой мэтр, не будете ли так любезны…
      Адвокат направился в вестибюль.
 
 
      В дверь показались две молодые женщины. Одна из них сразу бросилась в объятия господина Жербуа. Вторая подошла к Люпену. Она была высока ростом, с очень бледным лицом и белокурыми волосами, разделенными пробором на два золотистых мягких пучка. Вся в черном, с единственным украшением — агатовым колье в пять рядов, она казалась утонченно элегантной.
      Арсен Люпен что-то шепнул ей на ухо и обратился к мадемуазель Жербуа:
      — Прошу прощения, мадемуазель, за все ваши скитания, но тем не менее мне кажется, что вы не чувствовали себя слишком уж несчастной.
      — Несчастной? Наоборот, я была бы очень счастлива, если б не бедный отец.
      — Ну тогда все к лучшему. Поцелуйте его еще раз и не упустите случая, а он представляется великолепным, поговорить о вашем кузене.
      — О моем кузене? Что это значит? Не понимаю…
      — Прекрасно понимаете. Ваш кузен Филипп… тот самый молодой человек, чьи письма вы так свято храните.
      Сюзанна, смешавшись, покраснела и в конце концов, как советовал Люпен, снова бросилась в объятия отца.
      Люпен умиленно поглядел на обоих.
      — Как все-таки хорошо делать добро! Какая трогательная картина! Счастливый отец! Счастливая дочь! И ведь все это счастье — дело твоих рук, Люпен! Два существа будут благословлять тебя всю жизнь… Твое имя будет свято передаваться внукам и правнукам… Ах, семья, семья…
      Он снова подошел к окну:
      — Дружище Ганимар все еще здесь? Ему бы, наверное, так хотелось бы тоже присутствовать при этом трогательном изъявлении чувств! Но нет, его не видно. Ни его, ни прочих. Черт возьми! Положение осложняется… Не удивлюсь, если они уже у ворот или возле окошка консьержа… а то и на лестнице!
      Господин Жербуа встрепенулся. Теперь, когда дочь была уже здесь, к нему вернулось ощущение реальности. Арест противника мог означать получение второй половины миллиона. Он инстинктивно шагнул вперед. Но Люпен, будто случайно, оказался у него на пути.
      — Куда это вы собрались, господин Жербуа? Защищать меня от них? Ах, как это любезно с вашей стороны! Но не беспокойтесь. Впрочем, уверяю вас, они в худшем положении, чем я.
      И продолжил, словно размышляя:
      — В конце концов, что им известно? Здесь вы и, возможно, также и мадемуазель Жербуа, так как они видели, что она приехала с какой-то незнакомой дамой. Но о моем-то присутствии они даже и не подозревают! Как смог бы я проникнуть в дом, который еще утром обыскали с подвала до чердака? Нет, по всей вероятности, они ждут меня, чтобы схватить… Милые бедняжки! Разве что догадались, что незнакомая дама послана мною с поручением произвести обмен… В таком случае они собираются арестовать ее на выходе…
      Раздался звонок.
      Резким движением Люпен остановил господина Жербуа и сухо, властно произнес:
      — Ни шагу, месье, подумайте о дочери и будьте благоразумны, а не то… Что касается вас, мэтр Детинан, вы дали мне слово.
      Господин Жербуа замер на месте. Адвокат тоже не двигался.
      Нисколько не торопясь, Люпен взялся за шляпу, тщательно отер ее от пыли рукавом.
      — Дорогой мэтр, если я вам когда-нибудь понадоблюсь… Мадемуазель Сюзанна, примите мои наилучшие пожелания и передайте дружеский привет господину Филиппу.
      Он вынул из кармана тяжелые часы в двойном золотом футляре.
      — Господин Жербуа, сейчас три часа сорок две минуты, в три сорок шесть разрешаю вам выйти из этой гостиной… Ни минутой раньше трех сорока шести, ясно?
      — Но они могут войти силой, — не удержался мэтр Детинан.
      — Мой дорогой мэтр, вы забываете о законе! Ни за что на свете Ганимар не согласится ворваться в жилище гражданина Франции! Мы еще можем успеть сыграть отличную партию в бридж. Однако прошу извинить, мне кажется, вы все трое настолько взволнованы, что я не хотел бы злоупотреблять…
      Он положил часы на стол, открыл дверь гостиной и обернулся к белокурой даме:
      — Вы готовы, дорогой друг?
      Пропустив ее вперед, Люпен напоследок почтительно поклонился мадемуазель Жербуа и вышел, прикрыв за собой дверь.
      Из вестибюля послышался его громкий голос:
      — Привет, Ганимар, как дела? Наилучшие пожелания госпоже Ганимар! Передайте, что на днях зайду к ней пообедать… Прощай, Ганимар!
      Раздался второй звонок, на этот раз резкий и яростный, за ним последовали удары в дверь. На лестнице что-то кричали.
      — Три сорок пять, — пробормотал господин Жербуа.
      И спустя несколько секунд решительно направился в вестибюль. Люпена и белокурой дамы уже там не было.
      — Отец! Не надо! Подожди! — крикнула Сюзанна.
      — Ждать? Да ты с ума сошла! Какие церемонии могут быть с этим мерзавцем? Ведь полмиллиона…
      Он отворил.
      — Эта дама… где она? Где Люпен?
      — Он был здесь… Он еще здесь.
      Ганимар торжествующе воскликнул:
      — Он у нас в руках. Дом окружен!
      — А черная лестница? — возразил мэтр Детинан.
      — Черная лестница выходит во двор, а там лишь один выход, и возле него дежурят десять человек.
      — Но ведь вошел-то он не через эту дверь… и уйдет не через нее.
      — А как же он вошел? — ответил Ганимар. — Не по воздуху же залетел!
      Он отодвинул портьеру. Показался длинный коридор, ведущий в кухню. Ганимар бросился туда и обнаружил, что дверь на черную лестницу была заперта на два оборота.
      Из окна он крикнул агентам:
      — Никого?
      — Никого.
      — Ну тогда, — заключил он, — они в квартире! Спрятались в одной из комнат! Ведь удрать отсюда просто невозможно! Ага, малыш Люпен, ты надо мной посмеялся, а теперь мой черед…
 
 
      В семь часов вечера, удивленный тем, что до сих пор нет никаких новостей, сам шеф Сюртэ господин Дюдуи прибыл на улицу Клапейрон. Он опросил агентов, дежуривших возле дома, и поднялся к мэтру Детинану. Тот проводил его в комнату, где господин Дюдуи увидел человека, вернее, две ноги, елозящие по ковру, тогда как туловище, которому они принадлежали, целиком скрывалось в глубине камина.
      — Эй, эй! — выкрикивали где-то вдали.
      И другой голос, идущий сверху, вторил:
      — Эй, эй!
      Господин Дюдуи засмеялся:
      — Послушайте, Ганимар, что это, вы решили сделаться трубочистом?
      Инспектор выполз из чрева камина. Лицо его, одежда почернели от сажи, в глазах появился горячечный блеск. Он был неузнаваем.
      — Ищу ЕГО, — проворчал Ганимар.
      — Кого?
      — Арсена Люпена. Арсена Люпена и его подругу.
      — Ах, так? Уж не воображаете ли вы, что они спрятались в каминной трубе?
      Ганимар поднялся, приложил к манжете своего начальника пять угольно-черных пальцев и глухо, с бешенством произнес:
      — А где, вы думаете, они могут быть, шеф? Ведь должны же они где-то быть! Они такие же живые существа, как мы с вами, из мяса и костей. Люди не умеют превращаться в дым.
      — Конечно, нет, они могут просто уйти.
      — Как? Как? Дом окружен. Даже на крыше мои агенты.
      — А соседний дом?
      — Он никак не сообщается с этим.
      — А квартиры на других этажах?
      — Я знаю всех жильцов: те никого не видели. И никого не слышали.
      — Вы уверены, что знаете всех?
      — Всех. За них поручился консьерж. К тому же из предосторожности я поставил по агенту в каждой квартире.
      — И все-таки надо бы его поймать.
      — Я тоже так говорю, шеф, я тоже так говорю. Надо, а значит, будет сделано, потому что оба они здесь. Они просто не могут здесь не быть. Будьте спокойны, шеф, если не сегодня, то завтра я их поймаю. Останусь тут ночевать! Ночевать останусь!
      Он и правда там заночевал и на следующий день тоже, и через день. Когда прошло три полных дня и три ночи, инспектор не только не поймал неуловимого Люпена и его столь же неуловимую подругу, но и не смог обнаружить ни малейшей зацепки, позволяющей построить хоть какую-нибудь версию происшедшего.
      Именно поэтому его первоначальное мнение ничуть не изменилось.
      — Раз нет никаких следов, значит, они здесь!
      Может быть, в глубине души он не был столь сильно в этом убежден. Однако признаваться не желал. Нет, тысячу раз нет, мужчина и женщина не растворяются в воздухе, подобно злым гениям из детских сказок. И, не теряя мужества, он продолжал искать и рыскать, словно надеялся обнаружить невидимое укрытие, найти их, даже превратившихся в камни и стены.

Глава вторая
Голубой бриллиант