33. ГОД ЛЕТНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ

Наступил день летнего солнцестояния.

— С этим вы уже опоздали, С'арант. — Марик не скрывала изумления. — Это носят на Земле?

— Да, но это выглядит не так, как должно было бы.

Платья, почти год пролежавшие в сундуке, пахло травами, предназначающее для защиты одежды от насекомых. Я встала, пока Марик ставила зеркало, и перебрала свои прочие аксессуары. Сорочка свободно свисала на уровне талии, жакет же был тесен в плечах и обносился по кромкам.

— О, боже. Ничего себе представительница Доминиона. — Я снова разделась. Снизу, от входа, прозвучал громкий звон.

— Я об этом позабочусь. — Марик выбежала из комнаты, и я услышала, как она спешила вниз по лестнице.

Я опять начала одеваться. Рукава сорочек их хирит-гойена казались мне теперь уже, чем тогда, когда я в последний раз заказывала себе одежду в Таткаэре. С той поры прошел уже почти год.

Сунув ноги в узкие брюки, я зашнуровала на икрах полусапожки из мягкой кожи. Коричневого цвета бекамиловая туника, которую я надела поверх брюк, позволяла мне носить в кобуре вновь заряженный парализатор, скрыв его сзади над бедром.

Я не испытывала к бел-Олиньи из Кель Харантиша и к команде ее корабля. К тому же существовало то неизвестное лицо — кто это, теперь, когда Бродин был мертв, я никогда уже не узнаю, — которое имело любые мыслимые причины пытать злобу к посланнице Доминиона.

Вернулась Марик, когда я уже застегивала пояс, на котором был нож.

— Посланница от т'ан Керри, — она помахала передо мной сложенным листком бумаги, — а скурраи-джасин уже здесь, что бы отвести вас на площадь.

— Уже? — Я сунула бумагу во внутренний карман туники — безрукавки. — Тогда давай-ка в путь.

Черной масти скурраи с рогами, на которые были надеты колпачки, тащил открытую повозку вниз, в центр города. Возницей оказалась молодая говорящая с землей. Грива ее была сбрита, говорила она мало, потому что ей приходилось концентрировать свое внимание на том, чтобы надежно провезти нас через скопление людей. Ворота всех домов телестре, мимо которых мы проезжали, были открыты, и ортеанцы в праздничной одежде толпились во дворах. Свежий ветер с моря уносил запах навоза и помоев. По небу быстро плыли огромные кучевые облака.

Поскольку мы объезжали Путь Короны — он был безнадежно забит людьми и повозками, — то попали на узкие улочки и многочисленные перекрестки в восточной части города. Между высокими стенами домов телестре виднелась лишь полоска голубого неба с сиявшими на нем дневными звездами.

Чем ближе мы подъезжали к площади перед Цитаделью, тем гуще становилась толпа. К своему удивлению, я увидела священников в коричневых рясах, управляющих потоков ортеанцев. Людей из стражи Асше я видела совсем немного. Скурраи-джасин приближалась к площади перед домом-колодцем, и говорящие с землей направили нас с Марик мимо передней лестницы храма.

— Кристи… сюда!

Под одним из навесов, дававших тень обеим лестницам и местам на них, стояла Рурик. Когда она вышла на солнечный свет, ее серебристая грива заблестела словно оперение скворца. В тени мерцала серебряная грива Родион.

Блейз, также стоявший в тени рядом с ними, помахал мне рукой.

— Я думала, что вы уже не приедете. — Рурик взяла мою руку. Она выглядела усталой, но довольной.

— Я что-то пропустила?

— Нет. Все только еще начинается.

Небеленое полотно бросало на пол темно-коричневую тень. С одной стороны от нас стояли саберонцы, а с другой — стражники морской маршальши.

Марик протиснулась с помощью локтей к Блейзу и что-то сказала ему, чего я не поняла, но что наверняка было дерзостью. Человек с покрытым шрамами лицом коротко ответила ей. Поскольку я хорошо знала его, то поняла, что он едва удержался от смеха. Может, она напомнила ему о своих воспоминаниях, связанных с Кирриахом?

— Не могу найти… ах, вот вы где. — Халтерн, переутомленный, как всегда, увидел меня на ступенях лестницы.

«Он все еще считает себя сторожевой собакой посланницы», — весело подумал я.

Загудели рога, загрохали барабаны, имевшие вид натянутых на рамы кож.

В дворе Цитадели стало тихо, собравшись ортеанцы сосредоточили все свои внимание на доме Богини.

Стражники Короны стояли возле закрытых ворот. Блестели плюмажи на их головах и знаки отличия на поясах. При сигнале они обернулись и начали открывать двухстворчатые ворота.

С опор, на которых были закреплены навесы, свисали флажки, трепыхавшиеся под редкими порывами ветра.

Со своего места я могла обозревать всю площадь. Подходы к Пути Короны были забиты народом. У закрытых ворот Цитадели стояла стража. Под навесами толпы казалось морем красок: зеленой, ярко-красной, голубой, золотой, белой и землисто-бурой.

При более длительном разглядывании в этой смеси начинали выделяться рясы и яркие туники с'ан телестре, блестящие рукоятки харуров. Некоторые люди держали на своих плечах аширен.

Недалеко от меня толкалась пестрая смесь из городских торговцев, купцов и молодежи из квартала художников и ремесленников. Женщина в кожаной одежде гильдии наемников, еще одна с украшенной перьями гривой даденийской всадницы и один из посланцев Кварта передавали по кругу бутылку с вином.

— Сейчас мы это увидим, — спокойно сказал Халтерн.

Солнце отражалась от белых стен без окон. Через открытые ворота дома-колодца я видела прохладные фонтаны и большой купол. Оттуда вышла группа говорящих с землей и двинулась вниз по лестнице. Их сопровождал седогривый ортеанец в униформе стражника. В нем я узнала Т'Ана командующего Асше.

Священники пробили быструю барабанную дробь на металлических рамах. Прозвучал рог. Звук его не был мелодичным, как фанфары, но мощным, как у охотничьего рога. Мгновенно все стихло.

— Слушайте все, слушайте все! — Хриплый голос Асше долетал до самого отдаленного уголка площади перед Цитаделью. — Все, милостью Богини живущие на земле, да слышат мои слова!

Один из священников — Тирзаэл? Да, это был он — выступил вперед. В руках он держал связку пергаментных свитков. Солнце заглядывало под край высокого навеса и освещало его. Прозвонили колокола, возвещая о середине утра. Он подождал, когда закончится звон, и начал говорить.

— Внимайте и слушайте. Вот здесь находятся Т'Аны Ста Тысяч, призванные к исполнению своих обязанностей милостью и желанием народа и созванные для коронации, которая состоится сегодня, в дом Богини.

Вначале я приняла это за эхо, но затем поняла, что священники, стоявшие в углах площади, передавали эти слова дальше в город.

— Названа для Кире, — продолжал Тирзаэл, — Арлин Бетан н'ри н'сут Иврис!

Одобрительный крик прозвучал от распределенных в толпе мужчин и женщин из Кире.

На площади присутствовало поразительно много представителей островных телестре. Я увидела, как по лестнице поднялась приземистая, светлокожая ортеанка, склонилась перед Тирзаэлом и сотворила круговое знамение Богини.

— Названа для Морврена и Свободного порта — Заннил Эмберен н'ри н'сут Телерион.

Раздались еще более громкие крики одобрения в адрес морской маршальши и обсуждавшихся шепотом спекуляций. Стражники морской маршальши, стоявшие недалеко от меня, выглядели скорее примирившимися с судьбой, чем восторженными сторонниками.

— Откуда они знали, каков будет результат? — спросила Марик, стоявшая между мной и Халтерном.

Ее молодое лицо раскраснелось, темные глаза блестели.

— Откуда они знали, кого выберут?

— Чисто теоретически я предполагаю, что избранным мог бы быть любой из с'анов Ста Тысяч. На практике же… — Халтерн пожал плечами. — Не думаю, что речь шла более чем о двух или трех дюжинах имен.

— Он циник, — сказала Марик и улыбнулась мне.

— А как вы думаете, в какую игру они играли все эти последние полгода? — разгоряченно спросил Халтерн. Его глаза впились в священников, стоявших у ворот дома-колодца, как будто он мог заставить их назвать те имена, какие он хотел услышать. — У меня такое чувство, Кристи, что это самый важный год летнего солнцестояния, итоги которого мы будем ощущать в течение долгого времени. Может быть, важнейший в моей жизни. Надеюсь, вы знаете, почему… Мы не можем себе позволить не считаться с Доминионом… В настоящий момент.

— Назван для Пейр-Дадени, — продолжал Тирзаэл, — Сетелен Касси Рейхалин.

У него были бледная кожа и золотая грива. Когда он шел вверх по лестнице в своем богатом одеянии, на его украшенных перепонках рук блестело золото. Я вспомнила Ширия-Шенин. Пятую стену. Марик, стоя рядом со мной, что-то недовольно проговорила. Она тоже вспомнила первого министра Канты.

— Вот это да! — Находившаяся рядом со мной даденийская всадница прямо-таки застыла от удивления с поднесенной ко рту бутылкой. На лице ее было написано изумление. — Касси? Пробравшийся наверх лодочник…

Тонкие черты лица Рурик растянулись в улыбку.

— А я осмеливалась предсказывать, что он станет н'ри н'сут Андрете еще до окончания этого сезона.

— Назван для Ремонде — Верек Ховис Талкул!

— Ого, — сказала с издевкой Рурик, — вот идет человек, ожидавший приглашения со стороны т'Анов.

Толпа расступилась, чтобы пропустить его к лестнице.

Разгоряченный Ховис, одетый в буквально усыпанную драгоценными камнями тунику и свободно свисавшие брюки и обутый в сапоги из кожи куру, с довольным видом поднимался по ступеням. Согласно последней ремондской моде, его харуры были закреплены крест-накрест на спине. На пальцах рук поблескивали перстни и кольца.

Если и был кто-то из ортеанцев, которому я не доверяла и которого считала опасным — а при определенных обстоятельствах даже более чем опасным, — то им являлся этот гладкий и толстый ремондец.

Тонкие пальцы Рурик мяли пустой рукав ее сорочки. Затем она стряхнула пыль со своих брюк. Наконец вымученными тоном сказала:

— А сейчас мы узнаем, что думает Мелкати о моей деятельности за прошедший сезон.

— Или насколько ловок Хана Ореин Орландис.

Она взглянула на Халтерна и кивнула.

— О, да, я знаю, что он охотно занял бы мое место.

Случилась задержка священники стояли группами и совещались. Затем на солнце выступил Тирзаэл.

— Названа для Мелкати — амари Рурик Орландис!

От находившихся вблизи нас людей раздались громкие приветственные возгласы и хриплые ликующие крики.

Рурик провела себе пальцами по гриве, поддернула пояс с висевшими на нем мечами и зашагала к лестнице. Ее сопровождали аплодисменты.

Родион протиснулась мимо меня, побежала за темнокожей женщиной, взяла ее за руку и что-то сказала. Рурик, услышав ее слова, очень удивилась, а потом грубовато, одной рукой, обняла дочь. Возгласы усилились.

Вернулась Родион, раскрасневшаяся и улыбающаяся, а Рурик поднималась вверх по ступеням к воротам дома-колодца.

— О чем это вы там обе шушукались? — спросила я.

— С'арант, я сказала, что расскажу ей об этом. — Она взяла за руку Блейза, удивленно смотревшего на нее, и громко объявила: — Я ношу в себе твоих детей.

Он одним рывком поднял ее в воздух. Стоявшие рядом с нами ортеанцы придвинулись еще ближе, поздравляя ее и предлагая нам бутылки с вином. Еще одна женщина на сносях обняла ее. Столь резкое выражение восторга было прекращено саберонцами, с презрением смотревшими на всякого.

Спокойствие было восстановлено, но не вовремя, и мы прослушали следующее объявление, однако я узнала римонца, которого видела на процессе: Джакана Ту'элла Сетура.

Халтерн положил руку на мое плечо и сжал его. Лицо его было серьезным. Замешательство, уже давно присутствовавшее на нем, исчезло, и тут я увидела в нем умного человека, искренне беспокоившегося о своем мире.

— Сейчас, — повторил он.

— Названа для Имира, — крикнул Тирзаэл. — Головы повернулись в его сторону, смолкли все разговоры. Названа для Имира — т'ан Далзиэлле Керис-Андрете.

Шум был неописуем. Бурным, стихийным и без слов толпа ревела тысячами глоток. От этого рева у меня перехватило дыхание, дрожал воздух, и я долго стояла как оглушенная, пока не поняла, что это было выражение неистового восторга.

Халтерн тряс головой и смеялся, он вел себя точно так же раскованно, как и Марик, подпрыгивавшая на месте. Блейз и Родион стояли крепко обнявшись.

На ступенях лестницы, ведшей к дому-колодцу, стояли шесть человек. По запыленному пространству между навесами к ним шла Далзиэлле Керис-Андрете. Навесы бросали на ее освещенный солнцем путь тени, поэтому в одно мгновение она выглядела женщиной в мантии и кольчуге, а в другое — серебристым призраком. Хрупкая, невысокая женщина, которой было уже за пятьдесят, шла легко и даже грациозно. Едва позванивали в тишине ее харуры.

Она поднялась по ступеням, и вновь загремели приветственные крики:

«Сутафиори! Цветок Юга!»

Небольшие, светлые фигуры постояли немного, окруженные священниками в коричневых робах, демонстрируя себя публике, и затем исчезли в доме-колодце.

Колокола прозвонили полдень, и лишь тут я представила себе, сколько же времени уже прошло.

В толпе почувствовалось заметное облегчение, и уровень шума снизился до громкости разговоров. Я наблюдала, как в тени навесов на каменных плитах площади раскладывались скатерти. Открывались бутылки, разворачивались свертки с едой. Ортеанцы рассаживались группами, разговаривали, ели и пили, некоторые играли в охмир.

Вновь ожили поздравления и пожелания счастья, адресованные Родион она и Блейз стали центром внимания. Я села на ступени рядом с Халтерном.

— Одно уже было, — сказал он. — Теперь все остальное зависит только от нее самой.

— Я думала, это и есть тот самый момент, который вас беспокоил. Вы не уверены, что Т'Ан Имир изберут Короной, не так ли?

— Никто и не избирает. — Заметив мое недоумение, он продолжил: — Вы помните, как это было у говорящих с землей в Бет'ру-элене? Все выглядит точно так же и здесь. Все они, семеро, будут беседовать с говорящими с землей и хранителями колодца, а через некоторое время один из семерых будет знать, кто из них является самым подходящим в качестве Т'Ан Сутаи-Телестре. Да, я надеюсь, что это она, верю, что будет она, однако…

«Однако эти люди — ортеанцы, — вспомнила я, — а психология чувствует себя в этих теократических домах, как дома — хотя и не носят здесь этого имени».

— Это уже совсем не вопрос честолюбия. Чтобы быть избранным Т'Ан, это, конечно, входит в игру. — В том, как он произнес слово «игра», скрывался смысл, выражаемый обычно как «интрига», «коварство» и «манипуляция». — Но чтобы стать Т'Ан Сутаи-Телестре… Для этого нужно достаточно хорошо знать себя самого, чтобы избраться.

— Как долго нам этого ждать?

— Мы узнаем это задолго до вечера.

Рашаку-базур проплыла над площадь, немного приподнялась и уселась на столб, на котором был закреплен навес. Она бешено била крыльями, чтобы обрести равновесие. Солнечный свет, казалось, пронизывал его оперение белого цвета. Сдвоенные хвостовые перья хлопали по воздуху, блестела чешуйчатая грудь. Его хриплые крики отражались от высоких стен.

Осмотревшись, я увидел бел-Олиньи и делегацию из Харантиша, а с противоположной стороны двора — Джона Лакалку и Адаира. Пришли и остальные члены ксеногруппы — я увидела сбитого с толку Тима Элиота, старавшегося понять какие-то замечание бел-Олиньи, — пришли все за исключением Сэма Хакстона.

— О, боже! — Я достала из внутреннего кармана письмо Керри и развернул его. В нем говорилось:

«Таткаэр, утро.

Линн, я только что услышала, что прибыл корабль, на котором находится из Департамента. Сэм сейчас у него. Думаю, что он прибыл на замену, предполагаю, что известие о вашей смерти поступило домой прежде, чем его опровержение.

Керри

РS: его зовут Дэвид Мередит. Что вы думаете по этому поводу?»

— Что же случилось? — спросил Халтерн.

— Как будто у меня уже не было недостатка в трудностях. — Я отдала ему записку, но потом вспомнила, что мне нужно ее, наверное, перевести ему. Однако он проверил когтистым пальцем по строчкам и перевел текст тихим голосом. Я совершила ошибку, недооценив его.

— Если уж он до сих пор не появился на площади, то, пожалуй, и не придет, — сказала я. — Впрочем, я могу и подождать.

— Не подумал бы, что ваши люди так быстро пошлют корабль.

— Я предполагаю, что они перенаправили его сюда с другого маршрута. — Мне удалось поймать взгляд Керри, и я подала ей знак, что получила ее сообщение. Она кивнула. — Мы оба вернемся к месту посадки ксеногруппы, на четвертой неделе.

— На четвертой неделе? Да, конечно. Я и думать забыл, что это будет так скоро. — Он вернул мне записку. Его глаза закрылись перепонками, потом снова открылись, на губах появилась улыбка, в которой было больше озадаченности, чем иронии. — Мне жаль, что вы уезжаете.

— Я тоже об этом сожалею.

— Если ваши люди соорудят здесь станцию…

Родион, сидевшая на несколько ступеней ниже, откликнулась назад и прервала нас:

— С'арант, ведь вы нас еще не покидаете?

— Только через четыре недели.

— До того времени мы уже вернемся из Медуэнина, — сказал Блейз.

— Вы вернетесь? — спросила молодая женщина с серебристой гривой. На ее лице было написано истинное смущение. — С'арант?

— Если я смогу… да, я это сделаю.

— Это было бы лучше всего, — задумчиво сказал Халтерн, потом развел руками и добавил, слегка покраснев: — Это я вам говорю не только из вежливости, Кристи.

— Ладно, ладно, я вам верю.

«Прилечу ли я сюда еще раз? — спросила я себя. — Постоянная станция нуждается в поддержке, но ней-то как раз я и так мечтаю. Это не совсем то, что я себе представляла, однако…

Собираешься в дорогу и думаешь, что совершишь грандиозные дела: открытие привлекшего всеобщее внимание мира, выполнение большой дипломатической миссии. Возможно, это даже и так. Но потом ловишь себя на какой-нибудь небольшой детали — и она оказывается совсем не такой уж малой. Это даже может и не является столь грандиозным делом, но занимаешься им всю свою жизнь, чтобы осознать этот факт.

Каррик V, а именно Орте. Да, варварская планета, но в то же время и непростая. Посттехнический мир. Все, что я о нем узнала, подчеркнуло лишь то, насколько невежественной я в сущности была. Но люди…»

— Кристи…

Мои размышления были прерваны. Я подняла голову и увидела Блейза, стоявшего на лестнице чуть ниже меня. Марик и Родион находились дальше, среди толпы. Марик представляла Родион группе людей из телестре Салатиэл. Эти люди, увешанные драгоценными камнями и харурами, блестели на солнце. Они представляли собой нечто среднее между праздником и военным лагерем.

— Не хотите ли сыграть в охмир, пока мы ждем? — Блейз все еще всюду носил с собой старый набор для игры, которым мы пользовались в Кирриахе. Из-за шрамов его лицо казалось неподвижным, когда он обратился к Халтерну: — Вы тоже?

Халтерн окинул его взглядом — истинный посол Короны, — потом пожал плечами и ответил:

— Да, почему бы и нет?

Так мы и стали играть втроем в охмир на лестнице теократического дома. Для такого варианта игры имеются фишки белого, синего и коричневого цвета. Победителем становится тот, кто сможет первым предъявить все сто сорок четыре фишки своего цвета.

Уже в самом начале игры я перевернула один леремок, уступила его Халтерну, но запомнила, где он находился, и добилась второго переворота. Вариант игры для троих протекает быстрее, потому что вместо большинства в четыре или пять фишек в одном малом шестиугольнике здесь достаточно трех, чтобы добиться переворота, однако часто игра длится и дольше из-за меняющихся союзов между игроками.

Я достигла существенного прогресса, когда происшедший поблизости спор отвлек внимание Блейза и Халтерна и позволил мне перевернуть ряд фишек, которые теперь имели мой цвет (среди них три турин и еще один леремок). После этого игра завершилась моей победой.

Вторая половина дня казалась невыносимо долгой. Родион взяла нас с собой на поздний ужин на Дамари-На-Холме. Когда мы вернулись, на площади еще ничто не изменилось.

Прозвонили послеполуденные колокола, и толпа снова увеличилась; она заполнила всю площадь перед Цитаделью и забила важнейшие пути подступа к горе. Были заняты и все улочки позади дома-колодца.

— Т'ан иностранка. — Сверху по лестнице к нам подбежал молодой говорящий с землей. — Пройдите, пожалуйста, со мной к воротам.

Мы подошли к створкам ворот, они распахнулись, и мы прошли через них в большой двор, где в солнечном свете сверкала водная поверхность колодцев. Туда же двинулись саберонцы, посланцы Кварта, Кель Харантиша и Касабаарде, ксеногруппа, телестре избранных Т'Анов, их л'ри-аны и аширен, а за нами все ортеанцы, стоявшие на площади.

Большой белый купол вздымался к усыпанному звездами небу, в котором высоко парили на ветру рашаку.

Я увидела циничное лицо Блейза, покрытое шрамами, и спросила себя, не думает ли он о Бродине н'ри н'сут Хараине. Год — большой срок, и что бы предпринял Бородин в Дамари-На-Холме, если бы знал, что его жизнь продлится не больше этого срока?

Говорящие с землей проводили нас под купол.

Моим глазам было трудно привыкнуть к царившему под ними полумраку, потому что я пришла с яркого солнечного света. Почти вслепую я отыскала себе место и оказалась между Родион с одной стороны и людьми бел-Олиньи из Харантиша с другой.

На некотором расстоянии друг от друга стояли огромные деревья-подсвечники, и мириады белых огоньков освещали плотные ряды собравшихся людей. Огни походили на мерцавшие матовым блеском жемчужины. Лилейно-белого цвета купол поднимался в высоту. Сноп солнечного света словно расплавленный металл падал через отверстие в вершине на полированный каменный пол.

Все нижние строения купола были выдолблены из скальных пород, поэтому люди входили внутрь на уровне поверхности и спускались вниз мимо закругленных рядов по древним, стертым каменным ступеням. Все внутри имело форму амфитеатра: здесь, на верхних рядах, мы на значительном удалении смотрели на ортеанцев, входивших в этот момент.

Внизу, в углубленном круглом участке диаметром около десяти метров, открывалась черная шахта колодца. Вечернее солнце освещало несколько метров его глубин и немалую часть пола вокруг.

Я увидела семерых в их красочном великолепии среди говорящих с землей и хранителей колодца. Эмберен и Ту'элл смеялись над чем-то, сказанным Хависом, женщина из Кире разговаривала с Касси Рейхалином, Рурик массировала с отсутствующим видом свою культю, слушая говоривших ей что-то Тарзаэла и Сутафиори.

Акустика здесь была столь превосходна, что я могла бы их слышать; если бы не топот ног входивших людей, мне было бы понятно каждое произнесенное слово.

Родион с интересом подалась вперед. Ее тонкие пальцы были сплетены друг с другом.

— Она должна это знать, она — единственная, кто это может сделать.

— Сутафиори?

Она кивнула в ответ. Я видела, как ее одолевала икота. Неожиданно мне это показалось невероятным. Сколько же из этих семерых поддержат контакты с Доминионом? Не более двух или, может быть, трех. Один был решительно против этого; Ховис, конечно, не изменит своего мнения. А остальные? Ортеанцы любят приходить к какому-либо решению лишь через поколения.

Человек из Харантиша, сидевший рядом со мной, обратился к бел-Олиньи и что-то коротко прокомментировал. Волосы его гривы возле их корней имели черный цвет, а его глаза, не прикрытые перепонками, были теплыми, карими. Колдовской народ? Я подумала, что в гораздо большей мере этому представлению соответствовала Родион, золотые глаза которой напряженно смотрели на шахту колодца.

Металлические удары барабана, отзвучав, восстановили тишину.

— Да услышат это Сто Тысяч. — старый говорящий с землей напрягал свой голос, чтобы его услышали всюду. — Эти семеро призваны на должность Т'Анов перед ее глазами и перед вами. Бетан н'ри н'сут Иврис, принимаете ли вы названную должность?

— Сложив с себя все обязанности, какие я сейчас выполняю, — ответила женщина из Кире, — я приму эту должность.

Когда все они были возведены в звание и принесли клятву Богине у колодца, священник принес серебряное кольцо, являвшееся внешним символом ее господства. Теперь не было аплодисментов, приветствий, никакого шума. Слышался лишь звук выдыхаемого воздуха, сопровождавший каждую клятву.

— Вы управляете провинциями, — сказал старый священник в заключение. — Их рода да будут вашими родами, их желание — вашими желаниями, их благополучие да будет вашим. Внимайте и слушайте! Старше провинций — телестре, они — это Сто Тысяч.

Тирзаэл выступил вперед и встал рядом со стариком. В руках он держал простую диадему из золота. Не имея на себе драгоценных камней и прочих украшений, эта диадема, казалось, притягивала к себе весь свет солнца и свечей.

— Носить ее нелегко, — сказал старец. — Это Корона Южной земли. Кто надеется получить от Богини силы, чтобы носить ее? Кто сам себе назовет Т'Ан Сутаи-Телестре?

Не было слышно ни звука внимание всех присутствовавших сконцентрировалось на небольшой группе людей, стоявших возле шахты колодца.

«Что же их сдерживает?» — подумала я.

Ховис пошевелил тяжелой от золота рукой и ослабил воротник своей туники, но ничего не сказал. Что же заставляет его подавлять свою алчность? Тишина затягивалась. Священники ждали. Тирзаэл держал Корону в руках.

Мне опять вспомнился Бродин. Человек с ястребиным лицом, убийца, отказавшийся лгать, поклявшись Богине. Тут имела место дихотомия между интригой и мировоззрением. Здесь, где в сердце правления Южной землей происходила эта публичная демонстрация искренности.

— Разве никто из вас не будет говорить?

Двое кратко покачали головами, непроизвольно прореагировав на вопрос. Это были Рурик и Эмберен.

Наконец раздался голос:

— Я скажу. Нелегкое дело — быть рукой Богини на земле, но с ЕЕ помощью и ЕЕ силой это возможно — нести такое бремя и радоваться ему.

Пока ЕЕ с'ан телестре, ЕЕ говорящие с землей и ЕЕ хранители колодца не отменят этого, я стану держать Корону Южной земли.

Она подняла свою золотогривую голову и оглядела ряды сидевших людей. Невысокая, стареющая женщина, на поясе которой блестели знаки отличия Керис-Андрете, за спиной которой сияла черная горловина колодца.

— Через вашу волю, — сказала Далзиэлле Керис-Андрете.

Тирзаэл вышел вперед и возложил ей на голову золотую диадему. Тишину нарушил один-единственный голос:

— «Цветок Юга»!

Это было беспрецедентным поступком, но другие подхватили возглас; ее клятву совершенно заглушали крики. Они вырвались из дома-колодца во двор, а оттуда — на площадь перед Цитаделью.

Низко загудел большой колокол.

Вне положенного времени, распространяясь концентрическими кругами, проникая до самых отдаленных островов, без соблюдения какого бы то ни было ритма, ошалев от радости, зазвонили после этого все колокола города.

34. НОЧНАЯ ВСТРЕЧА В ЦИТАДЕЛИ

Торжества продолжались до поздней ночи.

Из Каменного Сада можно было видеть всю северную часть острова, а также изгибы лениво текущего Оранона, казавшиеся под светом звезд расплавленным серебром. Обширные заливные луга простирались, насколько мог видеть глаз, и лишь на горизонте виднелись неясные очертания гор.

Разговор на время смолк, и я услышала шум прибоя у подножия скалы, на которой стояла Цитадель. От сада, в котором в эти часы после вторых сумерек было прохладно, доносились крики ночных птиц и доходил проникавший всюду аромат ночного цветка кацсиса. Сама Цитадель — с ее возвышавшимися башнями без окон и поднимавшимися куполами — не давала никакой возможности взглянуть на лежавший глубоко внизу город.

Но Таткаэр еще не спал; этот чужой город гудел от пения и криков, ортеанцы праздновали, плясали и любили, двери всех домов телестре были раскрыты.