28. ХАВОТ-ДЖАЙР

Воздух был неподвижен.

Птицы-ящерицы с костяными гребнями на спинах ползали по дорожным камням и принимали солнечные ванны. Их движения были торопливыми, тонкие хвосты мелькали туда-сюда, как плети.

Под нашими шагами похрустывала скальная порода. Когда мы подошли ближе, костяные гребни животных расправились, оказавшись крыльями, и вся стая вспорхнула вверх. В тишине слышался шелест множества крыльев.

Кроме него слышны были наши шаги и тихий шорох одежды.

Блейз посмотрел в мглистое небо.

— Сегодня больше не будет ветра.

— А завтра тоже, точно так же, как и в следующий день. — Голос Родион был сиплым от досады. — Сколько же нам еще ждать?

— Столько, сколько нужно.

— Если бы был ветер, — сказал я, — ты не гуляла бы вокруг Касабаарде, а находилась бы на борту «Дитя Метемны» и уже на полпути в Таткаэр.

— Ах. — Она издала какой-то возглас, выражавший недовольство, и пожала плечами. — Призовите же вниз один из ваших магических кораблей, С'арант, чтобы он доставил нас домой.

— Я хотела бы, чтобы у меня была такая возможность.

Дорога проходила между орошаемыми полями, на которых бледно-зеленые стебли дел'ри уже выросли до половины своей высоты. Между тонкими, узловатыми стеблями дел'ри росли красные кустики арниака.

Местность была совершенно ровной, а дорога — начало важной торговой артерии, проходившей вдоль Покинутого Побережья — едва возвышалась над полями. За обширными полями дел'ри мерцали вершины скал и дюны Великой Пустыни. На дороге перед нами поблескивали миражи водоемов и исчезали, как только мы к ним приближались.

Вдали блестел казавшийся отсюда очень небольшим Касабаарде.

— Я пойду вперед и посмотрю, что там такое, — сказал Блейз. Впереди виднелась пыль, поднятая обозом, двигавшимся от города в нашу сторону. Блейз ускорил свои шаги.

Была середина второй половины дня. Дни стали длиннее. У меня никогда не существовало проблемы насчет того, как использовать дополнительные часы темноты — может быть, потому, что я так изголодалась по сну еще до своего прибытия в Ширия-Шенин, — но дополнительные дневные часы действовали на меня просто изнуряюще. Обычно я спала час или два около полудня, чтобы компенсировать это временное смещение. К тому же, в полдень было слишком жарко, чтобы чем-либо заниматься.

Родион молча шла рядом со мной. «Может, она думает, — спросила я себя, — что Бродин, этот человек с ястребиным лицом, убийца?» Он был одним из агентов Андрете, если это, конечно, верно. Но он же являлся и арикей Канты. И свою боль от ее утраты он вряд ли мог так разыграть.

Ремни, которыми я закрепила на своей спине джайанте, сильно жали, и я ослабила их. Пот тек мне под маску, но солнце на дороге светило так ярко, что снять ее я не могла.

Родион также была в маске и здесь, за пределами города, на ее поясе висели харур-нилгри и харур-нацари.

— С'арант…

— Да?

— Что вы почувствовали, когда впервые убили человека?

Блейз превратился в крошечную фигурку на дороге впереди нас, а облако пыли все приближалось. Для нас было бы безопаснее подождать, пока он проверит, кто там двигался.

— Давай передохнем немного.

Скалистый грунт был горяч, когда я села на него. Рядом поправила на поясе мечи, чтобы они не мешали, и села рядом со мной; она все еще ждала моего ответа.

Я сказала:

— Расскажи мне, как это произошло.

— На улице. Их было четверо.

Она сняла маску и потерла свое усталое лицо. Когда она взглянула на меня, я увидела, что глаза ее были чистыми и ясными, как у ребенка.

— Охранники убили одного, а Медуэнин — видели бы вы, как он умеет сражаться! — убил еще одного и обезвредил третьего. А я, я тоже убила одного. Это произошло примерно за две улицы от дома телестре Орландис на холме. Это было.. что-то сумасшедшее. Все как при обучении владению оружием. Я ожидала, что он встанет и скажет: «Нет, это ты сделала неверно; ты должна держать руку повыше». Но кровь все текла, а потом он умер.

Шок, который я испытывала, не был сильным. У ортеанцев нередки случаи, что дети совершают убийства. Кроме того, это являлось недопустимым переносом земных привычек и представлений — рассматривать ее как ребенка. Но обусловленная культурой реакция на убийство имеет очень глубокие корни.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я не собиралась этого делать. — Она помотала головой. — Он намеревался убить меня. Мне было так страшно! Я не дала ему ни малейшего шанса, я была так напугана. А это неправильно; его следовало бы допросить.

— Страшно бывает каждому, — сказала я.

Она кивнула и не стала повторить свой первоначальный вопрос; возможно, для нее было важным лишь высказать, что она чувствовала.

— Там, откуда я прибыла, — сказала я, — мы не учим детей воевать.

— Как же тогда они учатся защищаться?

— Они этому не учатся. Ну да, они учатся этому. Но им это не нужно!

Она рассмеялась, запрокинув назад голову, и хлопнула ладонью по камню.

— С'арант!

— Я сама знаю, что это звучит не слишком логично.

Она лениво потянулась и посмотрела на дорогу.

Снова появился Блейз, он возвращался в обществе торговцев. Их фигуры колебались в горячем воздухе.

Я слышала каркающие крики птиц-ящериц. От камней исходил жар.

— Опасности нет. — Она натянула на лицо маску, чтобы защитить свои глаза, встала и отряхнула пыль с одежды. — Идемте лучше им навстречу.

«Я начинаю становиться недоверчивой и подозрительной, как житель Южной земли», — подумала я. Я предложила, что на дороге мне может угрожать опасность. Такое было бы возможно в Таткаэре, но здесь?

Нет, в этом был виноват только Блейз н'ри н'сут Медуэнин: наемник постоянно должен помнить об опасности.

Кругом не было никакой тени, во рту пересохло. «Пора возвращаться в город», — подумала я.

Тут снова заговорила Родион.

Она кивнула на Блейза, который находился еще на изрядном от нас расстоянии, и спросила:

— Каков он — он хороший арикей?

— Что? — Я была поражена. — Откуда, черт возьми, мне это знать?

— Ведь вы с ним арикей, разве нет? В Морврене все об этом говорили.

Я справилась с собой и удержалась от улыбки.

— Тогда все как раз ошиблись. Он близок мне, как брат, но он мне не арикей.

— Ага. — Она небрежно пинала перед собой валявшиеся на дороге камешки, потом подняла лицо к солнцу. Наконец посмотрела на меня — под краем ее маски промелькнула улыбка — и снова отвела взгляд в сторону.

Мимо прогремели повозки, в которое были запряжены неуклюжие животные песочного цвета, известные на Покинутом побережье под названием «бренниор». Их короткие, но подвижные морды непрерывно подрагивали, обнюхивая все кругом. В неподвижном воздухе стоял характерный для них затхлый запах.

Из облака пыли вышел Блейз и предложил нам бутылку воды.

— Торговцы не ждут ветра, — сообщил он, — они хотят попробовать отправиться на юг по суше. Возможно, незадолго до того, как мы оправимся обратно в Таткаэр.

В гавани было тесно от скопившихся кораблей. Разочарование и досада висели над торговым городом подобно песчаной буре, при такой жаре самообладание начинало покидать людей.

Мы вошли в город через восточные ворота, где нам пришлось заплатить пошлину за вход, какую мы заплатили и ранее, когда выходили их касабаарде.

— Не уходите пока, — сказала Родион. — Эвален расположилась недалеко от сюда, С'арант, идемте же с нами, навестите нас.

— Конечно. — Я подумала, что вернутся в тишину внутреннего города сейчас было бы слишком рано.

Со стороны моря торговый город оказался очень плотно застроен. Ветхие сараи, стены которых были сложены без раствора, жались старым куполообразным постройкам. Оказывается, здесь когда-то давно, когда город занимал площадь больше настоящей, стояли дома орден.

— Я побью вас там в охмир, — предложил блейз.

— Тут я могла бы подготовиться вам сюрприз.

Здесь также висели натянутые над улицами навесы, сами улицы были узкими и кривыми. Мы шли мимо попадавшихся нам навстречу людей, нигде не останавливаясь. Когда мы входили в тень, на мгновение возникло ощущение, что погружаешься в холодную воду. Потом снова становилось так же жарко, как и прежде.

Высокие своды зданий закрывали солнце, и не было ни малейшего движения воздух.

Блейз произнес что-то, чего я не поняла. Оглянулась, я уже не увидела его.

В том месте, где мы находились, пересекалось несколько улиц. Я увидела, как Родион отступила назад и ее руки схватились за рукоятками мечей. Потом вдруг я почувствовала под своими руками пыльную землю — я уперлась плечом в стену — и встала на колени, не поняв, сбил ли меня кто-нибудь с ног. Кто-то пыхтел и кряхтел. На мостовой топали и шаркали чьи-то ноги.

Джайанте уже оказалось у меня в руках, и ее все действовал успокаивающе. Я стала наносить удары вокруг себя. Что-то ударило меня сбоку по голове, перед глазами поплыли круги, и стало следовало слепить солнце; маска слетела на землю.

Молчание, в котором происходила схватка, нарушил громкий крик. На меня что-то налетало, слишком быстро, чтобы я успела понять, что, и моя джайанте ударила нападавшего по плечу, в которое я и целила, но успела попасть по бедру, что должно было бы лишить подвижности всю ногу. Он — или она? — поспешно отбежал обратно в тень, обхватив плечо.

На земле лежал короткий, изогнутый клинок, его обтянутая кожей рукоятка была темна от пота.

Блейз склонился над распростертым на земле рядом с ним телом, потом распрямился. Кричала что-то Родион, высоко пронзительно, как птица.

За моей спиной по мостовой стучали чьи-то башмаки. У меня в руке уже оказался парализатор; я прицелилась, нажала спуск, подумав, правда, что в нем уже упала на колени, на руки и на лицо и больше не двигалось.

Родион стояла на месте и держалась за руку. Из раны поступала темная кровь, просачиваясь между пальцев и капая на пыльную землю. Она глубоко и шумно дышала.

— Кристи… — Блейз посмотрел на меня, сунул мечи в ножны и подошел к тому, в кого я стрелял. Перевернул тело на спину, приложил руку к артериям на шее и улыбнулся.

Мои руки дрожали, меня знобило. Я прислонилась ненадолго к стене, прежде чем смогла спрятать парализатор. В нескольких футах от раскинувшегося на мостовой тела лежала моя джайанте.

«Их было не двое, а больше», — подумала я и попыталась вспомнить, сколько видела убегавших. Лишь в этот момент я поняла, что случилась.

Блейз встал и взвалил себе на плечо находившегося без сознания покушавшегося.

Родион часто и шумно дышала, произносила проклятия и была готова расплакаться.

— Это были люди Эвален…

— Нет, — оборвала я Блейза. — Я знаю, где они. Идемте со мной.

Родион опирался на мою руку. До ворот оставалось уже недалеко.

Как я и надеялась, ворота охраняла стража из ордена Су'ниар.

Они пропустили нас такими, какими мы были: Родион, у которой кровоточили раны на боку и на руке, и Блейза, несшего на плече лишенного чувств незнакомца.

Когда мы уже прошли немного по территории внутреннего города, я услышала у себя за спиной шарканье, а потом кто-то быстро пробежал между мной и Родион.

Она вскрикнула от боли. Мимо нас пробежал Блейз, и исчез в полутьме улиц.

— Куда… — Родион хрипло дышала.

— Идем дальше. — Я положила себе на плечи ее неповрежденную руку.

К нам вернулся запыхавшийся Блейз, его лицо в шрамах было до неузнаваемости искажено яростью. Он молча тряс головой.

Когда к нему вернулась способность говорить, он сказал:

— Не думал, что он нас обнаружит… и так быстро…

— Вы тратите попусту силы.

— Мне следовало бы удостовериться. — Его тон был подавленным. — Кристи, куда вы нас ведете?

— Туда. — Мы достигли сада, и я показала свободной рукой на Коричневую Башню.

Блейз простонал что-то, но не стал возражать.

Увидев, как повисла голова Родион и как стали заплетаться ее ноги, я подняла ее и донесла остававшиеся до Башни метры. Блейз следовал за мной, обнажив оба меча.

Я не очень-то смелая женщина. Когда на нас напали, первой моей мыслью было только одно: бежать под защиту этого здания, которое, без сомнения, являлось самым неприступным на всей Орте.

— Хорошо ли вы себя чувствуете? — снова спросил Халтерн.

— Несколько шрамов, вот и все.

Я попробовала согнуть руку. Чувствовалось, что во время схватки произошло растяжение некоторых мышц. Родион, раны которой уже были обработаны мазями и перевязаны, с жаром что-то говорила т'ан Эвален. Рядом с ними стоял Блейз.

Я пыталась восстановить в памяти сцену и вспомнила подробности.

Они подкараулили нас. «Блейз первым их заметил, — подумала я, — и крикнула нам, чтобы мы встали с Родион спина к спине; вероятно, на землю меня повалил он или нападавший. Их было трое или четверо, а как они были одеты?»

— Они пришли из торгового города, — сказала я. — Это мало чем поможет вам, Хал.

— Дело не во мне. — Его тонкие пальцы заняли уже привычное для них место за поясом. — Должно быть, они в отчаянии, Кристи. Пытаться убить вас в городе самого Чародея! Но вы, пожалуй, знаете это лучше меня.

— У них не будет другого шанса. Мы останемся в Башне, пока «Дитя Метемны» не выйдет в море.

— Все вы? — Он охватил жестом Блейза и Родион. — Говорю вам это без радости, но думаю, что вам следует быть очень осторожными даже тогда, когда вы отправитесь в Таткаэр.

Я ухмыльнулась. Это была эйфорическая реакция на покушение; я чувствовала себя просто хорошо, потому что осталась жива.

— Касабаарде полон людей, которые в Таткаэре не чувствовали бы себя в безопасности, не так ли?

Обитатель Топей Тетмет вошел в библиотеку, остановился для короткого, спокойного разговора с Эвален и подошел затем ко мне.

— Чародей желает вашего присутствия, посланница.

— Да, конечно. — Я встала, все еще дрожа. Мы с Эвален прошли за Тетметом в комнату для собраний. Блейз поддерживал Родион, которая начала приходить в сонливое состояние после того, как выпила предложенный ей настой из трав.

Старик поднял голову.

— Это хорошо, т'ан Эвален. Кристи, я думаю, мы взяли одного из нападавших на вас.

«Так быстро? Работа службы информации Чародея впечатляет», — подумала я.

Люди в коричневых робах ввели отчаянно сопротивлявшуюся ортеанку в разорванной рубашке и такого же вида брюках.

— Это одна из тех, кто на вас напал?

— Я… не могу сказать этого с определенностью. Мне жаль, но все происходило слишком быстро.

— Это могла быть она. — Блейз еще раз внимательно посмотрел на нее. — Больше я ничего не могу об этом сказать.

Резкость его тона не являлась грубостью и неотесанностью. Это коричневого цвета помещение с гладкими стенами не представляло собой приятного места пребывания для жителя Южной земли. Даже в дни существования Золотой Империи, как я поняла, колдовской народ многое из своей власти скрывал от рабов. У Блейза не было воспоминаний о предыдущей жизни, которые смягчали бы шок от встречи с Коричневой Башней.

— Т'ан Эвален?

— Я ее знаю, — ответила Эвален старику. — Она из команды «Дитя Метемны». Вы хотите мне сказать, что она…

— Т'ан, почему меня сюда привели? — спросила женщина. — Я ничего не сделала; скажите им, чтобы меня отпустили.

Говорила она с акцентом, характерным для жителей Покинутого Побережья, отрывисто и шепеляво, а все ударения в ее имирианском были неверны. Бледный цвет ее лица выдавал в ней жительницу Побережья, а на спине свисала густая темная грива, украшенная сложенным рисунком из лент. Я предложила, что ей было около сорока пяти лет.

— Мои люди схватили ее, когда она убегала от квартала, где произошло нападение. На ее теле есть след удара, который мог быть нанесен джайанте. — Чародей кивнул одному из слуг в коричневой робе, и тот поднял вверх рукав ее ветхой рубашки. На плече была видна ушибленная рана, начинавшая уже желтеть и темнеть.

— Я упала, — сказала женщина. — Т'ан, велите отпустить меня на корабль.

— Если вы невиновны, то вам нечего бояться, — сказала Эвален. — Никто не причинит вам никакого зла, даже Чародей.

Эта строптивость, проявляемая в самой Коричневой Башне, показалась мне довольно странной. Эвален нервничала так же сильно, как и Блейз, и оба они находились в таком волнении, какое на их месте испытывал бы любой житель Южной земли.

— Но она была там, — звонким голосом сказала Родион. — Я ее видела. Она дралась с С'арант, а потом убежала.

— Ты в этом уверена?

— Да, совершенно.

Женщина с Покинутого Побережья торопливо сказала:

Если вы непременно хотите это слышать, Т'ан Эвален, то было так: да, я находилась в квартале возле ворот. И видела нападение. Я сейчас не призналась в этом, потому что… ну, потому что не помогла им. Не знаю, почему. Наверное, потому, что боялась. Их было много. И тогда я побежала, потому что опасалась, что меня могут заподозрить.

Эвален наморщила лоб.

Чародей сказал:

— Не позволите ли вы мне задать ей вопрос?

Тут стало тихо, и светлые глаза Эвален прикрылись белыми мембранами.

— Я не убеждена полностью в ее вине.

— Тогда позвольте себе убедиться в этом окончательно. Я могу узнавать правду.

— Я слышала, — сказала Эвален, взгляд которой все еще был направлен на женщину, — что те, кого вы… опрашиваете… после этого уже не являются теми, кем были. Некоторые люди говорят, что после этого их всегда можно узнать по тому, что с ними станет.

— Т'ан, вы можете ее обидеть, и она тогда, возможно, расскажет вам правду, а может быть, и солжет. Я же совсем ее не обижу, но мне она расскажет только правду. Но…

— Но?

— Это правда, что она изменится.

В тишине стало слышно низкое гудение Коричневой Башни. Воздух был прохладен и насыщен запахами, принесенными сюда южанами: пылью, пряностями и морем. При искусственном освещении помещения без окон чувство пребывания в заточении являлось почти осязаемым.

— Хавот-джайр, я должна это знать. — Эвален отвернулась от женщины и повернулась к старику. Глаза ее были ясны. — Вы станете ее спрашивать, мастер, а я буду свидетелем.

— Нет, — ответил Чародей, — вы не должны присутствовать, Т'ан.

— Если я не смогу при этом присутствовать, вы ее не получите. Откуда нам знать, что… — Она осеклась. — Простите меня, мастер. Кто-нибудь скажет, что ее принудили сказать ложь, а не правду. Я должна присутствовать и все видеть!

Пожалуй, в этот момент мне стало ясно, что Чародей мог мне показать то, что хотел бы всегда держать в тайне от Южной земли. Потому что мне это было уже известно.

— Т'ан Эвален, могло бы стать удовлетворительным решением, если бы я была свидетелем при опросе от вашего имени?

Едва ли могла она позволить себе отказать в этом посланнице, невиновность которой была совсем недавно доказана. Кроме того, мне доверяла ее мать. И, хотя, с точки зрения Южной земли, я не являлась лучшей свидетельницей, по выражению лица Чародея можно было понять, что я могла бы стать единственной, с чьим присутствием он согласился бы.

Неожиданно Эвален улыбнулась.

— Да, — сказала она. — Я бы согласилась с подобным решением.

Мы спустились по лабиринтам Коричневой Башни, сопровождавшие нас люди в коричневых робах грубо толкали перед собой женщину с Покинутого Побережья. Я шла за ними, а старец двигался рядом со мной, взяв меня под руку.

Мы подошли ко входу, который был мне знаком. Прохладный, сухой зал освещало слабое голубое свечение, исходившее также и от похожих на саркофаги машин.

«Я не хочу этого видеть», — подумала я.

Отослав людей в коричневых робах, Чародей все свое внимание обратил на женщину. Она стояла, скрестив руки на груди, кисти их обхватывали локти.

— Хавот-джайр, — обратился он к ней, — из какого ты города?

— Кварт.

— Это ложь. Я знаю, когда ты лжешь. Ты меня знаешь, — сказал он, и ничего в нем не напоминало о дряхлости или старости. — Ты знаешь, кто создает законы в городе Коричневой Башни.

— Не пытайтесь запугать меня, — резко сказала она на языке Покинутого побережья. Когда она смотрела на него, вокруг ее глаз появились складки, сами же глаза прикрылись перепонками, как будто глядели на яркий свет. Она была уже не молода. Это было заметно потому, как она теряла самообладание.

Его голос звучал мягко.

— Расскажи мне, как получилось, что ты совершила такой поступок, Хавот-джайр.

Слова из нее выдавливал страх, хотя по ней это не было заметно. Однако я сама уже имела скрывать страх за напряженным спокойствием и видела, когда делают это другие.

— Меня подкупили, — наконец ответила она. — Кто-то видел, что я находилась на «Метемне» вместе с «Полузолотом», как мне кажется. Они предложили мне деньги за то, чтобы я убила Орландис и посланницу другого мира. Было легко найти других, кто были готовы мне помочь.

Он молчал и только смотрел на нее.

— Обеспечьте мне ваше покровительство, мастер, — сказала она. — Есть имена, которые я могла вспомнить, но не под угрозой смертной казни. Отвратите от меня это наказание, и я назову вам имена.

Думаю, она понимала, что он мог заставить ее дать любую информацию, но она обладала немалым упрямством, чтобы еще торговаться на грани отчаяния.

Я почувствовала желание сказать: «Не можем ли мы на этом закончить все дело? Не можем ли мы теперь просто отпустить ее?»