— Но…

— Живо, Виттелеши. — Она снова повернулась к сержанту.

— Здесь вы командуете? — он кивнул. «Черт, значит, ни одного командира рангом выше в живых не осталось?» Она продолжала; — Чтоб не было никаких глупостей насчет «не дам себя увечить визиготскому лекарю»! Всех живых перевязать — и на носилки, как можно быстрей доставить в город. Несите в госпиталь аббатства.

— Да, мадам капитан, — бесчувственно отозвался сержант. Аш повернулась к Виттелеши:

— Пошли.

Отряды, уже строившиеся под своими значками, расступались, пропуская ее. Бургундцы, отряд Льва — все переговаривались негромко, и над рядами разносились только отчаянные вопли и стоны раненых, оставшихся на полосе между ними и легионами визиготов. Одна женщина блевала, приподнявшись на четвереньки: кровь стекала по ее лбу, шлем пропал.

«Дерьмо, кажется, Катерина Хаммель? Нет, кто-то из ее лучниц, хотя…»

Врачи визиготов со своими ассистентами уже выдвинулись из рядов легионеров. Несколько голосов встретили их враждебными криками. Медики склонялись над ранеными, одних оставляли и переходили дальше, к другим подзывали носильщиков.

Они не делали различий между своими и людьми Аш.

— Послать гонца в город. Пусть монахи придут помогут. Нет, я не уверена, что это безопасно. Скажите им, пусть сдвинут с места свои долбанные задницы. И женщин Бланш сюда.

Она поискала взглядом знамя де Ла Марша.

— Возвращаемся к городу. Той же дорогой, что вышли. Построение перед стенами.

Она прошла вперед мимо рядов бургундцев; следом Рикард со штандартом, Элис с пикой и Вителлеши со своими людьми. Ряды расступались перед ней. Очень редкие ряды! Аш обернулась назад, на свой маленький, очень маленький отряд, подумала: «Дерьмо, не могу поверить, что мы столько потеряли, не могли столько потерять!» и обнаружила, что уже вышла на край почерневшей земли, где даже от поваленных палаток остались только обугленные колья да раненые корчились на запекшейся грязи.

— Давайте сюда медиков, чтоб им…

Мимо нее проскользнула фигура в развевающейся одежде цветов Леофрика; под сандалиями хрустели угли и обгорелые кости. Капюшон упал, и Аш увидела доктора-женщину, которая строго отдавала указания своим помощникам на медицинской латыни.

«Я ее знаю…»

— Вы… — голос женщины прозвучал прямо перед ней. Она открыла глаза — не могла припомнить, когда закрыла их — узнала и лицо, и голос, сказавший: «Шейка матки практически полностью разрушена».

— Я дам вашему рабу глазную мазь, чтобы избежать отека век. Прямой огонь вас миновал, однако не следует пренебрегать…

— Пошла на х… — Аш оттолкнула женщину с дороги. Она остановилась снова, приметив в груде обугленных тел ноги в голубых рейтузах. Тело лежало так, что голова оказалась ниже ног, и был виден край желто-синей куртки, не тронутый огнем. По короткому приказу Виттелеши двое солдат перевернули почерневший труп. Помолчав секунду, он сказал:

— Капитан Кампин.

Под телом Адриана Кампина лежало почти не изуродованное тело его командира копья. Глаза Виллема Верхекта, не щурясь, смотрели прямо в яркое солнце: что-то, скорей всего, рука голема, пробило его тело вместе со стальным нагрудником и вывернуло на развороченный металл одно легкое. Аш сосчитала до десяти, не отводя взгляда, но черно-красный клок плоти не трепыхнулся, не вздрогнул.

«Со своей командой устранишь големов с их метателями огня».

— Проверьте, не осталось ли живых.

Солнечный луч показал ей слезы, текущие по грязному, морщинистому лицу Виттелеши.

— Выполнять, чтоб тебя… — слабо добавила она; и Виттелеши кивнул и, не переставая плакать, начал растаскивать хрустящие руки и торсы, разваливавшиеся в его руках, как пережаренные тушки птиц.

Штандарты Льва и Бургундии медленно спускались по склону над рядами отрядов, пересекли вторую выжженную греческим огнем просеку, и…

…в ее наколенник вцепились чьи-то пальцы. Аш опустила взгляд на обхватившую колено латную перчатку, по руке скользнула взглядом к лицу, неузнаваемому, если бы не Голова Льва на шлеме. Вместо рта — кровавый пузырь. Рядом с ним сидел, сжимая правой рукой отрубленную левую кисть, алебардщик. Белое лицо, как стеклянное, 6лестело испариной.

— Врачей! — заорал за ее спиной Виттелеши. — Лекарей сюда!

Штандарты приближались. Людям приходилось долго выбирать, куда опустить ногу. Земля на десять ярдов была скрыта под телами латников с ее значками. Некоторые еще шевелились, другие нет, но все были в крови. Аш отступила в сторону, и стальной носок сапога подцепил отрубленную по локоть человеческую руку.

Слабый голос позвал на помощь. Все еще не отрывая взгляда от изуродованного неузнаваемого лица — «это де Тревиль, это Анри, я помню его латы», — она попятилась, обернулась и увидела привставшего на колени арбалетчика Томаса Рочестера, Рико, который поддерживал своего командира.

— Босс, — окликнул ее Рико, — помогите мне с ним, босс. Я не знаю, что делать!

— Рикард, давай сюда долбанных медиков.

— Гонцов не хватает, босс…

Она неуклюже опустилась на промерзшую, залитую кровью и дерьмом землю. Протянула руку и замерла. Виттелеши присел рядом, с обрывком перепачканной кровью ткани в руках — оторвал от собственной накидки. Рико перехватил клок, бережно отер лицо откинувшегося на его плечо человека. Рочестер закричал. Его крик пронзительно прорезал все затихающие шумы над полем, закончившись чем-то вроде чихания с брызгами крови.

— Глаз! Его глаз! — запричитал Рико.

Он снял шлем с головы командира. Две черные овальные дыры выплескивали кровь на лицо Рочестера, заливая кольчужный ворот и нагрудник. От носа остался только обломок хряща. Из кровавого месива под правым глазом торчал белый осколок кости — отскочивший, как поняла Аш, от размозженного носа.

Отряды, спускавшиеся с пригорка, замедляли шаг, люди бросали на Рочестера сердитые или тупые взгляды, задерживали дыхание, чтобы не ощущать распространявшейся от него вони.

— Держи крепче. — Аш облизала губы. — Держи его неподвижно. Приложи сюда тряпку, промокай, чтоб не захлебнулся. Том. Том? Помощь идет. Мы тебя вытащим. Ёб… есть у кого вино? Или хоть вода?

По рядам передавали ее просьбу, люди ощупывали свои пояса, немногие встряхивали фляги — все, конечно, давно пустые.

— Сюда! — выкрикнул Рикард, размахивая знаменем и подзывая одетого в желтое человека, пробиравшегося из толпы легионеров. — Давай сюда!

— Дерьмо. — Аш развернулась на каблуках и зашагала дальше мимо поваленных палаток. Сзади послышалось пыхтение. Ее обогнал Рикард со знаменем. Он что-то говорил, но Аш не замедлила шага. Люди впереди расступились, и Рикард опустился на колени. Аш остановилась.

Два тела лежали рядом, среди грязной холстины поваленной солдатской палатки. «Здесь мы выбрались на дорогу, здесь сделали свое дело команды палаточников».

Маленькое тело лежало под рукой Рикарда. Он повернул его лицом вверх. Из-под не закрывающего лица салада выбились несколько прядей желтых волос. Из восьми или девяти проколов в бригандине текла кровь.

— Маргарет Шмидт, — сказал рядом мужской голос. Джовани Пьетро, лучник Паоло.

Он пожал плечами на ее невысказанный вопрос:

— Все, что от нас осталось.

Рикард поднялся на ноги, с побелевшим, покрытым испариной лицом, словно сам получил рану. Древко знамени бессильно склонилось ему за плечо.

— Это Катерина Хаммель, — сказал он.

Она хотела поправить, но поняла: он говорит о втором теле, свернувшимся в грязи как нерожденный младенец. Женщина застонала. Стрела пробила ей кольчугу под лопаткой.

Меч вошел в живот и торчал из спины. Окровавленные перчатки сжимали вывалившиеся внутренности.

— Еще жива. Врача сюда. — И, в ответ на взгляд Рикарда: — Кто знает?

— Нам нужно чудо! — горестно вскрикнул он.

Она с трудом сдержала просившуюся на лицо циничную усмешку, готовая заорать или расплакаться.

— Это нам не по карману…

Быстрым шагом обогнала марширующий отряд и вышла на ровную полоску земли перед траншеями. Она шла молча, с трудом передвигая ноги.

Здесь меньше трупов. Аш качнулась вперед, увидев знамена Леофрика, Ансельма, Фолло и горстку горожан, высыпавших им навстречу из-за уничтоженной стены.

— Осторожно! — заорал Рикард!

Нога опустилась на что-то мягкое. Аш покачнулась, поймала равновесие. Человек, на которого она наступила, вскрикнул и разрыдался. Из тела торчали стрелы с черным оперением. «Жив настолько, что еще может шуметь», — подумала Аш и тут узнала: Эвен…

Сухощавый маленький человечек в латах и ливрейной куртке казался коренастым. Изображение Льва скрывалось под кровавым пятном. Аш встала на колени, подсчитывая:

«Стрела в плече, стрела в лицо, две стрелы в бедре» — и проговорила:

— Эвен, держись!

— Дерьмо, босс, — простонал Рикард.

— Раз еще может орать, пронесет… — Ее рука, ощупывавшая и поглаживавшая раненого, застыла. Она неловко просунула пальцы под куртку и кольчугу и вытащила обратно — в густой горячей крови, вытекавшей из паха или из живота — она не сумела разобрать. — Найди кого-нибудь…

Рикард рванулся.

Аш продолжала всем весом зажимать рану, пока не подбежали визиготские врачи, потом смотрела, как его укладывают на носилки и кричала, чтоб несли прямо в госпитальную палатку. Встала, провожая взглядом остаток своего войска, уходившего через поспешно перекрытый мостками ров. С пальцев капала кровь.

В траншеях снова появились воины: визиготы тихо переговаривались, поглядывая на нее поверх кольчужных щитков на лицах. Мягкий чужой говор слышался в безветренном воздухе, отрывисто щелкали приказы назиров. Она чувствовала, сколько луков поднималось к плечам, сколько глаз переглядывались с мыслью: ничего не стоит подстрелить суку.

Аш протянула руку к Элису и приняла у него тяжелую пику. Щелястая дубовая дверь и пара ставен заскрипели под ее ногами, когда она переходила ров. Рикард не отставал.

«Да, мы прорвали осаду».

За стену, мостки через траншеи, сбить палатки, найти дорогу вглубь. А Гелимера должны были отыскать по знамени. Он не мог не поднять его, командуя в бою. Я знала, что он не выдержит и пустится в бега. И Джонвилль остановит его на мосту. И кто-нибудь из алебардщиков или пеших рыцарей убьет его. Я знала, что так будет.

Знала.

Зачем мне голос Льва?»

Аш оглянулась на видневшиеся из траншей лица визиготов. Она чувствовала себя, с реющим над ней знаменем Льва, средоточием их взглядов: вроде актера на подмостках балагана — со всех сторон видна.

Еще подтягивались прихрамывающие мужчины и женщины, молча вливались в строй. Только строй был не строй, а несколько жалких цепочек, замерших под своими флагами, и все вместе они не составляли и пяти сотен.

Пять сотен человек. Оглушенных. Словно это поражение, а не победа, небывалая, невероятная победа.

За державшимися на ногах подходили те, кому нужна была помощь: Питер Тирелль, закинувший руку на плечо Жан-Жака Кловета; Сен-Син, которого на скрещенных копьях несли двое латников; женщина-стрелок с залитыми кровью глазами — ее вели за руки. Следом еще двое слепых. Алебардщик — кровь стекает в сапог с отрубленных пальцев руки. Спотыкающаяся колонна раненых, в большинстве не потерявших оружия, тащивших его на плечах, двигалась прямо на Аш, так что спереди казалась неподвижной, только покрытые коростой клинки подпрыгивали над головами.

А дальше носилки с людьми, вытянувшимися лицом вниз, других несли без носилок, подхватив под колени и под мышки, перехватывая и покачиваясь под тяжестью мертвого веса. Кто-то лежит тихо, только кровь струится вниз, кто-то яростно, отчаянно кричит, вопит, визжит. Пятнадцать, двадцать, сорок, больше пятидесяти, больше ста. Монахи и визиготские лекари перебегали от одного к другому, быстро определяя диагноз, переходя к тем, кому еще можно помочь.

Земля вздрогнула под тяжестью подков. Визигот-лучннк на каштановом берберийце развернул коня в нескольких ярдах от нее.

— Милорд Леофрик ждет вас.

В голосе звучало боязливое почтение.

— Скажите… я иду.

Она не двинулась с места, пока сержанты не подошли с подсчетами. Рядом оказался Оливер де Ла Марш под своим огромным красно-синим штандартом; с ним несколько сотников: Лакомб, еще трое. Сен-Син, Каренси, Марль. «Все, что остались?»

— Мадам капитан? — голос Ла Марша осип и звучал глухо.

— Триста двенадцать бургундцев убито. Двести восемьдесят семь ранено. Наших…

Рикард, Виттелеши и Джовани Пьетро смотрели на нее.

— Наших девяносто два целы. Сто восемьдесят убито.

Итальянец сказал: «Дерьмо!» Рикард расплакался.

— И еще сто раненых. Из них примерно две трети ходячих. От Льва осталось меньше двух сотен, и то если повезет.

Дул светлый ледяной ветер. Аш неловко справилась с пряжкой перчатки, отстегнула щиток, прикрывающий правую ладонь, вправила на место за ремешок торчавший палец и снова туго затянула пряжку.

— Идем, — сказала она.

Перед Сторожевой башней земля на двадцать ярдов была покрыта золотыми коврами. Длинный стол окружали знамена, а подходя к нему, Аш почувствовала тепло разожженных чуть поодаль костров.

Она подняла взгляд над языками пламени к зимнему небу и почти столь же бесконечному осадному лагерю.

— Безумие.

Де Ла Марш понимающе кивнул, на лице, еще хранившем память о счете убитых и раненых, начала проступать улыбка.

— Но вы это сделали, мадам капитан, Дева Дижона! Вы это сделали!

С земли видны были только мантии и покрывала, да еще первый ряд остроконечных солдатских палаток. Несмотря на крики назиров и арифов, солдатня вывалила полюбоваться на огромный пролом в стене города. Тысячами.

Аш вдруг задрожала в своей душной броне, остановилась и едва собралась с силами, чтобы знаком приказать Рикарду передать знамя Джовани Пьетро и помочь ей отстегнуть душивший ее наустник. Рикард распускал ремни шлема. «Плевать. Либо мир, либо нет, и плевала я на всех убийц.

Мне все равно».

Холодный ветер хлестнул по затылку. Аш потянулась левой рукой к волосам, забыв про кровь на перчатке, и наткнулась взглядом на отражение своего лица. Рикард держал перед ней полированный шлем. Как раз на уровне шрамов скулы пересекла красная полоса обожженной кожи. Нижние веки отекли.

«Я — одна из девяноста двух, и это малость побольше простого везения».

К ней шагнул Роберт Ансельм. В нескольких шагах позади держался Ричард Фолло. Покрытый с головы до ног пылью виконт-мэр явно был не в себе. Он тихо смеялся, как видно, просто от восторга.

Аш знала, какая мысль заставляет так смеяться: «Мы живы».

Золотая ткань сминалась под ее железными сапогами. За столом уже сидели шесть или семь человек: в центре — Леофрик, по правую руку от него Фридрих Габсбург, по левую — французский эмиссар и с ним де Комин. Дальше Лебрия и еще какой-то квахид. За спинами сидящих стояли люди в латах. Черты одного юноши ясно говорили о его принадлежности к Дому Леофрика.

Аш позволила себе задержать взгляд на каждом лице — Фридрих Габсбург отметил ее взгляд улыбочкой — и вернуться к карфагенскому амиру Леофрику.

— Не совсем выжили из ума, стало быть? — философски рассудила она. — Я так и думала. Особенно после беседы с вашей дочерью. Однако помогло спасти жизнь, как я догадываюсь.

Теперь она широко ухмылялась — следствие перенесенного возбуждения и подъема. «Надо было велеть кому-нибудь отскрести мне латы». Запекшаяся кровь и грязь так и остались на стали, и вонь пробиралась сквозь одежду. Она стояла так, зашитая в железо: а каменные руки копали могилу. Человеческие тела лежали грудами на непробиваемом человеческими силами льду.

Воспоминание ударило ее горячей волной. Первый в ее жизни труп. Не такое величественное зрелище, как все эти отмытые добела тела под серым небом. Она убежала поиграть на летнем солнцепеке и на лесной прогалине, в ярком луче света, пробившегося сквозь зеленую листву, обогнув валун — огромный для ее роста, — едва не наступила на труп человека, убитого во вчерашней стычке.

Это была блестящая черно-зеленая бесформенная туша, ничем не напоминавшая человеческое тело, пока мухи, сплошь облепившие ее, не поднялись с тонким жужжанием в воздух.

«Словно на стену налетела, так я тогда остановилась! Но я тогда была другой».

Она снова вернулась в памяти на лишенный запахов двор собора, услышала поющие голоса аббата Мутари и аббата Стефана, увидела стоящего рядом с ней Леофрика. Его одеяние с золотой вышивкой выглядело тусклым и закопченным, визигот моргал на свету. Облачко белого пара висело у его губ.

Визигот в Дижоне. Мир там или не мир, а у нее в животе что-то перевернулось.

— Но почему здесь не темно? — ни к кому не обращаясь, спросил Леофрик. Она проследила его взгляд. За облаками не видно было даже бледного призрака солнечного диска.

— Насчет мирного договора… — Сырой холодный воздух жег лицо. — Я подумала, лорд отец, — нам, по-моему, следует заключить союзный договор.

— То, что творят Ferae Natura Machinae, Дикие Машины, несомненно, материально. — Леофрик начал шмыгать носом, ноздри покраснели от холода. — Если Бургундия, по твоим словам, сохраняет реальность, почему и здесь не исчезло солнце?

— Равноправный союз, — гнула свое Аш.

— Оригинал всегда лучше копии. Кажется, так говорят франки? Мы — бедные наследники римлян, прошлое всегда лучше вырождающегося настоящего… — Его взгляд мог означать, что ему хочется втянуть Аш в спор.

— Так Бургундия цепляется за прошлое? — сардонически пробормотала она.

Не желая понимать ее тона, Леофрик послал ей дружелюбную, снисходительную улыбку старшего.

— Не всегда. Мир с Карфагеном…

— Союз. Может, мы и не единственный народ, который переживет Дикие Машины, но мы — единственные, кто стремится их уничтожить. А мы, — твердо подчеркнула Аш, — именно это и намерены сделать.

Леофрик дернул плечом:

— Ну конечно, уничтожить. Ясно, что это сияние — не благой знак. Гелимер мертв. Господь явил свою волю в битве. Вокруг пирамид сам камень плавится, становясь могилой растений, зверьков, поглощая даже тела коней и людей. Нельзя приближаться: для их уничтожения пригодятся пушки вашего мастера канонира.

В военных вопросах Аш почувствовала себя дома.

— Когда приближаться станет не так опасно, можно попробовать петарды?

— Если станет. — Леофрик поглубже натянул длинный меховой плащ, взмахнул рукой, качнув посохом советника калифа. — Союз… Это стало бы признанием нашего отношения к Бургундии.

— Почему бы и нет?

От фасада собора доносился равномерный звон падающих пластов земли, слишком смерзшейся, чтоб рассыпаться на комки. Из обоих приделов звучали звуки погребальных месс — каждая из которых была ересью для аббата, читавшего другую.

Аш насупилась, припоминая его слова:

— Что вы хотели сказать про «оригинал»?

— Кто первым рассказывает историю? — вопросил Леофрик. — Кто бы то ни был, его история становится эталоном, и других судят по тому, сколь точно они передали детали оригинала. Но первый рассказчик сам себе судья.

Он снова остановил взгляд на лице Аш. Она видела в нем чистое волнение человека, обдумывающего свою теорию, не заботясь, кому принесет выгоду найденная истина: ему или другим. До сих пор все его эксперименты служили не ему — королям-калифам. Так это Леофрик? Король-калиф волей случая?

«Это человек, который готов был разрезать меня на куски, убить. И сделал бы это с радостью ».

— Я не простила тебя, — произнесла она, едва шевеля губами.

— А я — тебя. — И, в ответ на ее потрясенный взгляд: — Полувековой труд, а ты явилась и…

— …все испортила? — Ирония, или черный юмор, перевесили ее гнев.

— Изменила картину эксперимента, — он словно продолжал взвешивать что-то, говоря. — Возможно, всего лишь доказав, что еще существует круг неведомого.

— А… внутри этого круга?

— Дальнейшие исследования.

Ей вспомнился дом в Карфагене — не лаборатории и лечебница, но камера, и собственный вой, отзывающийся где-то эхом.

— Не хватит ли исследований?

— Нет. — Его лицо застыло знакомой надменностью — относящейся теперь не только к ней, но и к появившемуся рядом с Леофриком молодому человеку, вынырнувшему из кучки советников, в которой Аш заметила и доктора Аннибала Вальзаччи с его братом Джанпаоло, и Агнца Дей.

— Сиснандус, — негромко представил Леофрик. Сейчас Аш узнала его в одном из лиц, окружавших стол. Худощавый юноша. Очертания рта в точности как у Леофрика. Ничто не выдавало в нем бывшего командира войска Дома Леофрика, кроме одежды.

— Гонцы Дома Леофрика и Дома Лебриджи отбыли в столицу, — доложил он.

«Будь вежлива: этот парень — доверенный Леофрика в борьбе за власть, не то бы он не оставил Сиснандуса при себе, когда разыгрывал безумца.

Если, конечно, Сиснандусу известно, что это была игра».

По его на удивление подвижному лицу Аш не взялась бы определить, что думает юноша о внезапно вернувшемся здоровье лорда-амира и устраивает ли его положение главы Дома, в то время как Леофрик занят обязанностями короля-калифа.

Политика, сплошная политика. Она встретилась глазами с человеком, возглавлявшим эскорт Сиснандуса. Человек отвел взгляд. Гийом Арнизо: стыдится взглянуть ей в глаза после того, как отказался вернуться в Дижон. «И с ним надо будет поговорить, завтра или в ближайшие дни».

— Союз в весенней кампании. — Леофрик дохнул теплым паром, наблюдая за големами, которые уже сносили мертвых в могилу. — Французов, вероятно, смогу убедить. А не могли бы вы склонить к такому же временному союзу и турков? Договор ждет только подписи герцогини Бургундской.

Утро третьего дня января занялось ясное и очень морозное: земля стала тверже стали, так что даже подкованного коня можно было пускать только шагом.

— Есть ли необходимость забирать столько боеспособных людей только для того, чтобы проводить назад герцогиню? — спросил Оливер де Ла Марш.

Аш, на заемной визиготской кобыле, улыбнулась ему с высокого боевого седла.

— Ага! — жизнерадостно кивнула она.

— Вы берете чуть ли не три сотни ради того, чтобы встретить пять сотен конных янычар…

Аш оглянулась на отряд в сто десять человек, выстроившийся под штандартом Лазоревого Льва, и на бургундцев Лакомба:

— Кто поручится, что турки Баязета не развернутся направо кругом и не отправятся прямиком к Мехмету? Я страдаю обострением подозрительности. Пусть мир и держится — все равно мне неспокойно. Смотрите сами. Жрать нечего. За границами темно. Разбойники расплодились. Пройдет не меньше года, прежде чем в стране восстановится порядок. Что вы скажете, если я ее потеряю из-за нападения шайки бродяг?

Могучий бургундец кивнул:

— Пожалуй, вы правы.

Все четыре прошедших дня люди из сожженных окрестных сел и деревушек стекались к Дижону: все больше по мере того, как вести расходились по округе. Кто выбирался из пещер в известняковых обрывах, кто из лесов, но все голодные и давно забывшие само понятие честности.

Ла Марш добавил:

— И конечно, люди, принявшие на себя основной удар в сражении, заслужили честь проводить герцогиню домой.

«Со дня на день откладываю разобраться с этой чепухой насчет „Львицы“. Хоть бы успеть, прежде чем начнем планировать поход на юг…»

— Но… она? — Де Ла Марш покосился на ехавшую между двумя солдатами Фарис.

— Предпочитаю не терять ее из виду. Она ведь еще недавно командовала теми легионами, не забывайте. Ладно, что прошло, то прошло, но лучше не рисковать.

«Хоть я и сделала кое-что, чтобы заручиться ее содействием».

Чуть в стороне от толпы собравшихся у северо-восточных ворот горожан виднелась ряса Фернандо дель Гиза в окружении не теряющих бдительности пехотинцев. Он поднял руку, благословляя — то ли бывшую, то ли нынешнюю свою супругу.

Аш подняла глаза к небу:

— Светлых часов не так уж много. Мы вернемся в лучшем случае завтра — если найдем их сразу! А скорее ждите дня через три-четыре. Мессир Оливер, раз уж визиготы так расщедрились на продовольствие, напитки и дрова, не кажется ли вам, что стоит устроить праздник?

— О, капитан-генерал, Дева, разумеется, — Оливер де Ла Марш рассмеялся. — Хотя бы уж ради того, чтоб доказать правдивость моей любимой поговорки: свяжись с наемниками, и они пустят тебя по миру своим обжорством.

Аш проехала по восточному мосту мимо раскинувшегося на пригорке поста визиготских канониров. Она махнула рукой, пришпорила кобылку и, поскрипывая седлом, проскакала в голову колонны.

Дыхание замерзало прямо во рту. Обгоняя новых командиров копий, она приветственно окликала каждого, окутываясь облачками белого пара: Людмилу с Питером Тиреллом и Жан-Жаком Кловеттом, заменившими Катерину Хаммель; Виттелеши, шагавшего во главе алебардщиков Прайса; второго заместителя Эвена Хью, Тобиаса, возглавившего его копье. Коня Томаса Рочестера держал под уздцы сержант Элис — ослепший правый глаз был прикрыт повязкой, а еще сочившуюся сукровицей дыру на лице прикрывал вороненый стальной щиток. Нед Моулет и Генри ван Вейен ехали в суровом сознании своей новообретенной командирской власти.

Лица меняются, отряд остается.

Отряд со всех сторон прикрывали конные разъезды. Они проезжали мимо покинутых деревушек и пустынных полосок полей, сквозь перелески, протянувшиеся поперек дороги, в безлюдную глушь.

— Ты хоть знаешь, в какую сторону направлялся Баязет? — спросила Аш Роберта Ансельма. — Только бы не через Альпы: мне худо становится при одной мысли об этих подлючих перевалах!

— Говорил, будет уходить на север, по землям герцогства, — буркнул Ансельм. — Потом к востоку, в Вольные Графства, через границу Лонжо в Хот-Марн, и к северо-западу через Лотарингию. Все зависит от того, как сейчас в этих землях. Он сказал — если не получит вестей, что война окончена, направится в Страсбург, а потом срежет на восток в надежде наткнуться за Данубой на идущих к западу турок.

— И что говорили гонцы, далеко они забрались?

— За границу. Ушли в темноту. Теперь возвращаются с востока. — Ансельм ухмыльнулся. — Если кто из нас не потеряется, можем столкнуться нос к носу.

К концу дня с налившегося желтизной неба слетели первые снежные хлопья.

— Еще какие неприятности можно придумать? — пробормотала Аш, чувствуя, что врывающийся в щели забрала ветер леденит скулы.

— ДА, НЕПРИЯТНОСТИ, ХОЛОД…

— ХОЛОД ЗИМЫ, ХОЛОД МИРА…

— И ЗИМА ПОКРОЕТ ВСЕ, ПОКРОЕТ МИР…

В их голосах Аш послышалась паническая нота. Она подумала, но не стала говорить вслух: «Мы победили. Можете превратить христианский мир в царство льда, но мы победили. Леофрик теперь калиф. Подписываем договор — и на юг, по ваши души».

Она скакала на северо-восток, слыша звон упряжи сквозь пронзительный зимний ветер, — и улыбалась.

На следующий день они долго рыскали по заснеженной округе, пока не наткнулись на разъезд янычар, которые проводили их в сожженную и покинутую деревушку. Над погорельем господского дома и церквушки еще поднимались дымки. Снег покрывал виноградники на склонах холма.

Видно было едва на три-четыре шага вперед. Аш с Ансельмом, Анжелотти и бургундцем Лакомбом по рассыпающемуся каменному мостику переехала замерзший ручей. Из одиннадцати глинобитных домишек осталась стоять пара уцелевших. Их дерновые крыши прогибались под тяжестью снега.

Из высокой развалюхи показались двое. Один — в доспехах, под штандартом Синего Вепря; другой, сняв шлем, обнаружил песочную шевелюру и морщинистое лицо, расплывшееся в улыбке при виде Аш.

— С ней все в порядке, — еще издали крикнул он.

Аш спешилась, отдала шлем Рикарду и бросилась навстречу Джону де Виру, графу Оксфордскому.

— Мир!

— Ваши разведчики рассказали, — он прищурил голубые глаза. — А до того — плохой бой?

— Я начинаю задумываться, бывают ли хорошие бои, — отозвалась Аш и в ответ на понимающий кивок добавила: — Флориан?

— Вы найдете «брата Джона» на мельнице у очага… — И с ухмылкой пробормотал: — Зубы господни, мадам. Графа Оксфордского не отпихивают с дороги, словно какого-то простолюдина! Что такое с этой женщиной? Можно подумать, не видала она герцогини Бургундской!

Ночью снегопад прекратился. На следующее утро, пятого января, как только рассвело, колонна двинулась на юго-запад.

Аш ехала колено к колену с Флориан и говорила:

— Гелимер мертв.

Она позволила своему бывшему лекарю искусно втянуть себя в подробный рассказ о сражении и гибели друзей. Вскоре она уже в деталях описывала ранения и отвечала на точные продуманные вопросы о том, какие средства применили визиготские медики для лечения Катерины Хаммель, Томаса Рочестера и остальных.

— Теперь у нас мир, — закончила она. — По крайней мере, пока к Леофрику не подошлют убийц! Хоть несколько месяцев в нашем распоряжении, раньше не рискнут. До весны дотянем.

— Понадобятся годы, чтоб затянулись раны этой войны. — Флориан подоткнула под ляжки складки плаща, пытаясь защититься от ветра, который стал еще холоднее, когда перестал снег. — Я не могу оставаться их герцогиней. Разделаемся с Дикими Машинами, и с меня хватит.

Визиготская кобылка тихо фыркнула, жалуясь на липнущий к копытам снег. Аш наклонилась потрепать крутую шею под голубым чепраком.

— Не останешься в Бургундии?

— У меня нет твоего чувства ответственности.

— Ответственности?..

Флориан кивнула на едущих впереди Лакомба и людей Марля:

— Стоило им оказаться под твоим командованием, и ты уже чувствуешь себя за них в ответе.

— Какая чушь!

— Конечно, — вздохнула Флориан, скрывая усмешку. — Конечно…

Двумя милями дальше, в сгоревшей дочерна, заваленной сугробами древней дубраве на склоне холма, Аш придержала коня, завидев возвращающегося разведчика. Долговязый парнишка в стеганой куртке.

— Пропустите его.

Томас Тиддер задыхаясь, уцепился за ее стремя:

— Впереди военный отряд. Около тысячи, босс.

Аш сухо спросила:

— Чьи знамена?

— Не крысоголовые, — его юношеский голос неуверенно сорвался. — По большей части германцы. Главное знамя — орел, босс. Это император Священной империи. Это Фридрих.