Стройные ряды неподвижных турецких лучников. У самых ворот стоял виконт Бомон с братьями де Вир, державшими под уздцы боевых коней. Его смех явственно слышался в морозном воздухе. Аш поймала себя на неоправданном желании сбежать вниз и врезать весельчаку. Чуть в стороне держались сорок семь латников Джона де Вира, с вьючными пони, нагруженными остатками скарба. Братья Оксфорд, как и виконт, облачились в полные доспехи. Средние братья, Джордж и Томас, кажется, обсуждали, что делать со сломанной полосой набедренника младшего — Джона.
Аш смотрела на него: на юношу в блестящих латах, с мечом и кинжалом, пристегнутым к поясу, затянутому поверх куртки цветов семейного герба. Зимнее солнце блестело на серебристом металле, на яркой ткани белого с желтым и багряным цветов, на падающих на плечи тонких волосах спелой пшеницы. Шлем он держал под мышкой и смотрел поверх голов склонившихся к его юбке-набедреннику братьев.
— Быстро надень шлем, раздолбай тебя в душу, — прошептала Аш.
Конечно, он не мог слышать ее, стоящую в шестидесяти ярдах над мостовой. Джон де Вир сделал несколько сердитых шагов но скользким камням, досадливо звякнул рукавицей по пресловутому набедреннику, явно доказывая, что на такую мелочь нечего обращать внимание. Виконт что-то сказал, Джон горестно рассмеялся в ответ, поднял голову — Аш взглянула в лицо Флоры дель Гиз.
Роберт Ансельм тихо шепнул ей в ухо:
— Она пять лет сходила за мужчину в отряде наемников. Никому ее не раскусить, девочка.
Для женщины высокорослая, Флора в латах казалась почти мальчишкой. Она легко двигалась в отлично подогнанной броне. Высокие сапоги для верховой езды, подтянутые к полам камзола, скрывали то обстоятельство, что поножи Джона не подошли ей: редко найдешь двух человек с одинаковыми икрами, а в подгонке прилегающих частей доспехов нельзя допускать ни малейшей ошибки.
Взгляд герцогини быстро вернулся к Тому де Виру. Она сказала что-то, по-видимому, отпустила шутку: парень рассмеялся. Аш не знала, успела ли Флора заметить ее лицо.
— Я не верю, что мы решились на такое.
— Ну, хочешь, я запру тебя в нужнике, пока все не кончится? — утомленно вздохнул Ансельм.
— Может, так было бы лучше всего. — Аш с силой провела ладонью по лицу. Ремешки латных перчаток царапали обожженную морозом кожу. Она вздохнула, демонстративно повернулась спиной к Роберту и снова прошла к наружному краю стены. Посреди ничейной полосы все еще маячили три знамени.
— Люди видят то, что ожидают увидеть, — ровно проговорила она. — Будь ее лондонский английский потверже, мне было бы спокойнее.
— Слушай, — не выдержал Ансельм. — Ты сама сказала: Дижон падет. Это неизбежно. Мы ли атакуем или они возьмут стены штурмом, разницы никакой. В любом случае нам звездец. А мы все говорим да говорим.
— Я так и говорила…
— Будто меня нужно убеждать! — проговорил Ансельм с глубоким и ядовитым сарказмом. — Девочка моя, если она останется, она, считай, покойница. А так, она уезжает с пятью сотнями отличных парней, с которыми ни один черт не захочет связываться. По самым разнообразным причинам. Ты хочешь «безопасного варианта»? Такого не существует. Уже то неплохо, что Гелимер будет думать, что она все еще здесь, когда ее и след простыл.
— Роберто, утешитель из тебя хреновый.
«Во всей этой суматохе с переодеванием и подменой, во всей этой секретности, — подумала Аш, — я так и не успела попрощаться. Едри его в дышло…»
— Насколько далеко ты им разрешила зайти? — спросил Ансельм.
— Де Вир сам решит. Если. покажется безопасным разбить лагерь в дневном переходе, так и сделают. Визиготы не найдут ничего удивительного в том, что отряд султана выжидает, чем кончится осада, чтоб сообщить своему повелителю.
А если там покажется ненадежно, двинутся дальше на восток, к границе.
— А если там и вправду ненадежно?
Аш усмехнулась.
— Тебя там не будет, чтобы поволноваться! На месте Оксфорда я бы в этом случае рванула через границу к первому турецкому гарнизону. — Ее улыбка погасла. — По крайней мере, герцогиня у них останется.
Визиготский всадник развернул коня и галопом поскакал к траншеям. Турок-переводчик и Джон де Вир тоже двинулись с места, но только чтобы согреть замерзших лошадей, заметила Аш. Знамена обвисли — порывы ветра утихомирились. Белое дыхание вырывалось из лошадиных ноздрей.
— Вот он возвращается.
Они стояли с Робертом плечом к плечу на пронзительном морозе. Над укреплениями Дижона смеркался праздничный день святого Стефана. По пустынному небу, каркнув, пролетела одинокая ворона, нырнула к земле и подхватила с земли какие-то грязно-красные лохмотья.
Войник и Джон де Вир возвращались, осторожно выбирая дорогу между мертвыми телами. Приученные кони не шарахались, только кобыла Оксфорда грызла мундштук.
Руки Аш сами сжались в кулаки.
Казалось, прошли не минуты, а всего несколько секунд, и ворота Дижона открылись, выпуская турецкий отряд. Холодные мурашки поползли у нее по спине от загривка к поясу, и Аш коротко передернулась, прежде чем снова овладела собой. Том и виконт Бомон присоединились к Джону де Виру, ждавшему за воротами, младший брат вместе с Джорджем ехал следом в окружении домашней дружины.
Грохот отдавался сквозь стену, но Аш почти не заметила, как опускали решетку ворот.
Под ясным небом, в холодном и пронзительном зимнем сиянии, в чужой броне, Флора дель Гиз уезжала с янычарами султана Мехмета Второго прочь от Дижона.
Она везла шлем под мышкой, как все, проезжая с непокрытой головой сквозь легионы визиготов. Ничего женского не было в ее открытом лице.
Аш напрягала зрение, чтобы проводить ее взглядом, различить среди множества голов, но потеряла из виду раньше, чем они скрылись за визиготским лагерем, уезжая к уцелевшему мосту. Мосту надо льдом.
— Господи, — твердила Аш. — Господи…
Она повернулась к лестнице и с грохотом скатилась на площадь. Рядом с бургундскими часовыми осталась кучка ее командиров копий. Люди негромко переговаривались.
— Порядок, — улыбнулась им Аш, всем видом выражая непоколебимую уверенность. Что творилось у нее в животе, никого не касалось. — Теперь наш черед подтянуть задницы, ребята. Где мастер де Ла Марш? Выждем час — и посылаем к королю-калифу гонца, от которого он услышит именно то, чего ожидает.
Роберт Ансельм, не дав ей закрыть рот, поинтересовался:
— Да? И кто ж это будет?
3
— Если послать для переговоров о сдаче города не Фернандо дель Гиза, — с сожалением сказала Аш Оливеру де Ла Маршу, — Гелимеру это покажется подозрительным.
Солнце Стефанова дня утонуло в молочно-багровой дымке. С сумерками начался снегопад: мелкие хлопья проваливались в пустую тьму. Аш захлопнула ставни в герцогских покоях, на секунду прижалась лбом к холодному дереву, прислушалась к голосам, звучавшим в ней:
— …МАЛАЯ ТЕНЬ, СКОРО СТАНЕТ ПОДОБНА ДРУГИМ ТЕНЯМ, ПРИЗРАК; НЕБЫЛЬ, МЕНЬШЕ, ЧЕМ СОН…
Их сила вымывала ее, как течение быстрой реки. Лоб стал горячим и влажным — Аш сопротивлялась. Когда она выпрямилась, губы искривила легкая улыбка.
— Не сдаетесь, да?
— ЧУВСТВУЕШЬ, КАК РАСТЕТ НАША СИЛА?..
— …СКОРО, УЖЕ СКОРО…
Она отогнала страх, прошла через опустевшую комнату.
— Не покажется, если его заменит кто-либо, обладающий достаточно высоким рангом, — возразил стоявший возле камина де Ла Марш. — Я должен взять это на себя. Я — бургундец, капитан-генерал.
— Верно. Однако Гелимер способен подвергнуть герольда пытке, чтобы окончательно убедиться в его правдивости. Я испытала это на себе. — Аш спокойно смотрела в глаза героя Бургундии. — Кое-кто знает о наших планах слишком много, в том числе вы, и я тоже. Ни один из нас не годится. Разумнее послать Фернандо.
Если бы только он не потребовал перед уходом свидания со своей сестрой герцогиней…
И де Ла Марш, и Ансельм явно думали о том же, но даже здесь никто не решился выговорить этого вслух. Аш покосилась через просторные покои на фигуру в чепце с валиками и парчовом платье, дернула щекой.
— Думаю, Фернандо лучше не встречаться с герцогиней.
Джон де Вир выглянул из второго, еще не закрытого ставнями окна в темноту, скрывавшую крыши Дижона. Его лицо все еще хранило то самое выражение, с которым он взглянул тогда на брата, повторив убитым голосом:
— Вы хотите, чтобы я надел это?
— Уберите лампу или отойдите от окна! — зарычал на юного англичанина Ансельм и добавил, в ответ на удивленный взгляд Джона: — Хочешь поярче осветить им мишень, парень — ваша милость?
Джон де Вир поискал глазами слуг, никого не нашел и неловко затворил створки собственноручно. Ансельм дружески хлопнул его по бархатному плечу и отошел к огню.
— Слушайте, босс, — Роберт взглянул на Аш. — Гелимер знает, что вы не ладите со своим муженьком. Придушите Фернандо — и пошлите кого-нибудь другого с его трупом. Поясните, что вы уладили свои семейные дела. Мертвый Фернандо уже не станет болтать лишнего. А новый посланец отлично сможет вести переговоры.
— Я не хочу его убивать.
Эти слова вырвались прежде, чем она успела обдумать ответ. Ансельм странно взглянул на нее. Де Ла Марш, ничего не заметив, согласно кивнул.
— Он брат ее милости герцогини, мне бы не хотелось предавать его смерти без ее согласия.
Тоже объяснение…
— Если запереть его в тюрьму… — начала она.
Ансельм перебил:
— Сунуть «брата Фернандо» в тюрягу — значит вызвать неизбежные толки. Очень возможно, что у них в городе есть шпионы, которые не преминут донести, что он в последнее время не виделся с сестрой. И тогда дерьмо пойдет косяком. — Он уставил палец на Аш. — Плевать, что скажет док. Прикончить его, и все дела!
Ее окатило холодом сквозь скудное тепло камина. Аш потянулась, разминая занемевшие конечности, и сделала пару шагов по голым половицам. Их скрип пронзительно прозвучал в полной тишине.
— Нет.
— Но, босс…
— Принесите мне его облачение священника, — сказала Аш. — Трупов у нас хватает! Скажешь, нет, Роберто? Найдите тело подходящего роста и оденьте в рясу. Запихните в клетку и вывесьте на крепостной стене — желательно, чтоб это выглядело, как человек, умерший с голоду. А наш герольд может намекнуть Гелимеру, что я выяснила отношения с бывшим мужем… — Она прищурилась. — Хорошо бы немного попортить лицо. С них станется изобрести какую-нибудь штуковину вроде голема, способную различить лицо за четыреста ярдов.
Де Ла Марш кивнул.
— А самого Фернандо дель Гнза?
Аш перестала расхаживать, подняла голову.
— Посадите его с пленными. Вместе с Виолантой, Аделизой и Фарис. Фарис может пригодиться исповедник — других-то арианских священников у нас нет. Дадим ему возможность с ней поговорить.
Роберт Ансельм промолчал, просто коротко кивнул, но Аш перехватила взгляд, на который решила не отвечать. Помолчав, он все-таки открыл рот:
— И кого же ты намерена послать, чтоб ему прижгли яйца?
Аш побарабанила пальцами по стальному бедру.
— В идеале — персону достаточно высокопоставленную, и в то же время совершенно не осведомленную о наших военных делах.
Оливер де Ла Марш щелкнул пальцами.
— Знаю! Виконт-мэр Фолло.
— Ричарда Фолло? — задумалась Аш.
Ла Марш, с истинно-рыцарским презрением к человеку, который не сражается ради собственного удовольствия — или хотя бы ради славы, — передернул плечами.
— Дева, разве не очевидно? Он штатский. Более того, он известный трус. Если ему сказать, что мы готовы сдаться, он будет торговаться самым искренним образом.
Речь благородного рыцаря!
— Вы хотите сказать, никто о нем не пожалеет? — спросила Аш, с удивлением поймав себя на жалости к человеку, выбранному козлом отпущения.
— А этот толстый болван справится? — поинтересовался Роберт Ансельм, вызвав смех Ла Марша и презрительный оскал Джона де Вира.
С одной стороны, Ричард Фолло — самовлюбленный надутый скандалист. С другой — он мэр, горожанин, его семья еще жива; жалко терять своих людей, даже самых противных.
«Кажется, ты так рвешься спасти его именно потому, что он тебе не нравится…»
— Насчет высокопоставленных, — заметила Аш. — Догадываюсь, что он все же способен выболтать Гелимеру что-нибудь полезное. Оливер, вы не пошлете одного из своих герольдов назначить встречу между Фолло и… с их стороны, наверно, будет Санчо Лебрия?
Де Ла Марш кивнул и, поднявшись, направился к дверям.
— Где же… — Аш беспокойно забарабанила пальцами и вновь пустилась мерять шагами пол. — Где? Где Гелимер?
— Нашли! — сказала Аш.
Ей довольно было одного взгляда на лучащееся гордостью лицо Эвена Хью. Братья Тиддеры, облаченные в грязные визиготские туники поверх кольчужных рубах, выглядели не менее довольными собой.
— Пароль-то вы нам подсказали, босс, — кивнул уэльсец. — А на пехоту кто оглянется? Неплохо он там устроился. Получше вас, босс. Рабов полно, да еще те каменные слуги, и все такое. И жаровен хватает. Такая жара, что кожа на роже плавится. Первый раз по-настоящему согрелся за черт знает сколько времени.
Аш ущипнула себя за переносицу и посмотрела на него.
— Мы бы его достали, если б сумели. — Уэльсец не скрывал досады. — С охраной у них все в порядке. Кажись, его и в сортир дюжина стражников провожает! Не так легко было подобраться, даже чтоб убедиться, что это он.
— Лук? Арбалет? Аркебуза?
— Не-а. Ясно, почему ребята, кого мы посылали, до него не добрались. Охрана у него толковая. И не думай браться за оружие, где он расположился.
— И где же это? — нетерпеливо спросила Аш. «Только бы не на южной стороне, — заклинала она. — Только бы не пришлось переправляться через реку, пусть даже замерзшую».
Черные от грязи руки Эвена Хью развернули перед ней лист бумаги. Тиддеры склонились над его плечом. Уэльсец пробежался пальцем по черным линиям, очерчивающим городскую стену, русла рек на востоке и на западе и открытую с севера долину. Линии визиготского лагеря, прежде набросанные почти наугад, теперь были вырисованы уверенной рукой. Эвен Хью постучал пальцем по листу.
— Вот здесь, босс. Примерно на полмили к северу от северо-восточных ворот. Для нас это вверх по течению, на нашем берегу реки. Здесь вот мост, за линией укреплений. Они его пока не свалили. Поди, сидит там в расчете переправиться и свалить подальше в случае чего.
— У-гу, за мостом расходятся дороги на юг и на запад…
— Только уж мы его не отпустим.
Аш позволила себе улыбнуться разведчикам.
— Ежели он пустится в бега, придется гоняться за ним высунув язык. Молодчина, Эвен, и вы, ребята. Ладно. Придется послать еще кого-то, чтоб за ним приглядывали, — и будьте поосторожнее, у его арифов хватало времени переставить посты и сменить пароли. Но я должна знать, если король-калиф Гелимер вздумает переехать.
День двадцать седьмого декабря закончился. Дюжину раз в час Аш жалела об отсутствии Джона де Вира: ей не хватало его советов, но еще больше — его спокойной уверенности.
Отсутствие Флоры дель Гиз тревожило, как выпавший зуб.
— Активность во вражеском лагере. Переставляют людей, — доложил Ансельм.
— Они уже вернули нашего герольда?
— Фолло все болтает, — хладнокровно заметил Роберт. — Чем дольше это протянется, тем больше слабых мест успеет прикрыть Гелимер.
— Знаю. Но мы и не ожидали, что все решится мгновенно. Мы должны застать их врасплох: вырваться отсюда и сразу прорваться к Гелимеру. Иначе все бесполезно.
Двадцать раз за день она прошла весь Дижон от стены к стене: выслушивала рапорты, отдавала приказы, уточняла детали с Ла Маршем и Джонвиллем. После полудня Аш пыталась устроить себе короткую передышку, но почти сразу сорвалась с места: голова кружилась от гремящего в ней:
— ЧУВСТВУЕШЬ, КАК ХОЛОДАЕТ, ЖАЛКАЯ ТЕНЬ? ЧУВСТВУЕШЬ, КАК МЫ ВПИВАЕМ СИЛУ СОЛНЦА?
В коротких сумерках, которыми закончился день, новоявленный бургундский герольд побрел обратно через замерзшую грязь, отделявшую визиготский лагерь от города.
Наконец Ричард Фолло предстал перед Аш, ожидавшей с Оливером де Ла Маршем в дворцовой приемной, в окружении молчаливых дижонских купцов и ремесленников. На дубовом троне молча восседала герцогиня, с плотно закрытым вуалью лицом.
Мэр в сопровождении стражи прошел сквозь толпу запрудивших улицы беженцев. Почти каждый из них — одрябших от голода, с белыми кругами вокруг глаз, истощенных до предела — сжимал теперь в руках пику, вилы или, на худой конец, окованный железом посох.
— Ну? — вопросил Ла Марш с безмолвного согласия герцогини.
Ричард Фолло неторопливо поправил на груди цепь мэра и вздохнул.
— Все устроено, милорд. Мы сдаем город завтра, квахиду лорда командующего, Лебрии. Он желает, чтобы из города первыми вышли все лорды и магнаты, без оружия, и собрались на открытой полосе у северо-восточных ворот. Затем солдаты, безоружные, группами по двадцать человек. Их препроводят в место сбора пленных.
Аш услышала вопрос Ла Марша:
— Он гарантировал нам жизнь?
Но дальше не вслушивалась. Она смотрела на лица Роберта Ансельма, Анжелотти, Герена аб Моргана, Людмилы Ростовной: лица людей, услышавших ожидаемую, хоть и неприятную весть; по некоторым даже скользнула тень облегчения.
— Сдача назначена на четвертый час завтрашнего утра, — заключил Фолло. Его глаза напряженно выглядывали из тени глазниц. — Десять часов. Мы согласны, милорд? Нет ли другого выхода?
Аш с невозмутимым видом пропустила мимо ушей последние споры. В голове у нее засела одна мысль: «Ну, так. Все».
— Анжели, — приказала она. — Разыщи Джасси. Теперь мы знаем, когда начинать.
Ко всенощной стало слишком холодно даже для снегопада. Аш устало добрела по искрящимся изморозью камням мостовых до дворика отрядной башни и оказалась в толпе солдат, снаряженных к бою.
Факелы дымили и коптили на морозе. Она похлопала закоченевшими в латных перчатках руками. Все лица немедленно обернулись к ней. Аш глотнула ледяного воздуха, протолкалась в гущу толпы и занялась раздачей приветствий. Люди держались кучками, ночная тишина полнилась гудением голосов. Командиры копий проводили перекличку среди своих людей. Аш переговорила с пехотинцами, лучниками, латниками и оруженосцами — со всеми, кого знала хотя бы по имени, — и отошла к группе сержантов, собиравших отряды у дальней стены: копейщики отдельно, стрелки и аркебузиры отдельно. В широком пространстве среди каменных стен гремели приказы.
Рядом с ней шел знаменосец, и толпа послушно расступалась, пропуская командирский эскорт. Бросив несколько слов копейщикам и аркебузирам, задумалась: «Что-то упустила?» и сообразила: «Лошади!».
Не слышно было стука подков. Ни боевых коней в броне под цветными чепраками, ни вьючных — даже мулов нет!
Все отправились в отрядный котел, откуда сейчас долетал едва уловимый запах последнего завтрака.
— Генри Брант заначил пару бочек вина, — объявила Аш срывающимся на морозе голосом. — Перед рассветом каждому достанется по глотку!
Среди стоявших поблизости от нее послышались радостные восклицания.
Пройдя к дверям оружейной, Аш окликнула:
— Жан!
— Кончаю, босс, — улыбнулся ей из красноватого сияния горна Жан Бертран. В тени за его спиной в последнем приступе деятельности гремели молоты. Двое подмастерьев безостановочно выдавали готовые наконечники стрел.
Аш, оглушенная звоном кузни, несколько секунд постояла на пороге, отогревая лицо в потоке горячего воздуха. Один из оружейников выравнивал на наковальне помятый нагрудник: от раскаленного металла разлетались яркие искры. Голые руки с вздувшимися мышцами, блестевшие от копоти и пота, искусно и мощно поднимали и опускали молот. Аш вдруг представилось, как те же мощные руки и плечи напрягаются, обрушивая удар в лицо визиготского солдата. Может, всего через несколько часов.
Входя в башню, она отпустила эскорт лучников греться в кое-как отапливавшейся караульной, а сама тяжело потащилась вниз по ступеням в подвальный этаж.
Вонь кала заставила моргнуть и утереть заслезившиеся глаза. Из полумрака возникла Бланш с цеплявшейся за ее юбку стайкой малышни. Аш, прикинув навскидку, сколько голов, подумала: «Почти вся обозная мелочь» и кивнула детям.
— Занималась перевязками, — голос Бланш тоненько взвизгивал. Как и у остальных, щеки у нее запали, и глаза провалились глубоко в темные глазницы. — Все, кто держится на ногах, там, наверху, даже те, у кого плечо или рука в лубках. Для остальных я ничего не могу сделать: колодцы замерзли, даже напоить нечем.
Ряд соломенных тюфяков терялся во мгле. Уже больше двадцати четырех? Аш попыталась пересчитать хотя бы страдавших дизентерией. Тридцать? Тридцать один?
— Сжечи умер, — добавила Бланш.
Аш проследила ее взгляд. У стены иссохший смуглый мужчина заворачивал во что-то тело венгра — рваная мешковина, разглядела Аш, заменявшая, на худой конец, саван.
— Когда закончишь здесь, выходи на сбор, — приказала она. — Завтра разберешься.
Человек затянул узел, уложил покойника и поднялся. Лицо, там, где оно виднелось из-под давно не стриженых волос и бороды, было залито слезами. Он проговорил что-то — она разобрала только: «Убить долбанных визиготов» — и, спотыкаясь, полез вверх по ступеням.
— Постарайся им как-то помочь. Хотя вода нужнее тем, кому предстоит драться. — Аш смотрела на распростертые тела больных лихорадкой. — Если кто-то из них внезапно «поправится», отсылай их наверх.
Бланш с кривой улыбкой покачала головой.
— Хотела бы я, чтоб это в самом деле были симулянты…
Вернувшись в передний зал, Аш застала там целую толпу: Эвен Хью, Рочестер, Кампин, Верхект, Моулет и еще добрая дюжина. :
— Все к Ансельму и Анжелотти: они разберутся. — Она прошла мимо знакомых лиц к лестнице и убежала по крутым ступеням наверх. Стражник отодвинул кожаную занавесь. Паж подошел принять плащ с капюшоном, и оружие.
— Латы снимете, босс? — спросил он.
— Ага. Рикард поможет. К заутрене снова надо одеться. — Она помолчала, разглядывая мальчонку — лет десяти, как ей показалось. — Как там тебя зовут?
— Жан.
— Ладно, Жан. Разбуди меня за пол-отметки свечи до заутрени. Приведешь остальных пажей, прихватите еду и светильники.
Мальчик посмотрел на нее поверх мокрого грязного тюка овчины, сукна и оружия.
— Хорошо, босс.
Она закрыла глаза, как только он вышел; прислушиваясь к звуку его торопливых шагов на лестнице, неразборчивым голосам часовых, на мгновенье представила детское лицо, рассеченное широким наконечником алебарды.
— Босс…
От камина, где тлели красноватые угли, обложенные для просушки жалкими сырыми щепками, собранными по улицам, отодвинулась фигура Рикарда. Парень перерезал пропитанные воском шнуры, стягивавшие ее наплечники, и Аш снова закрыла глаза, на этот раз от усталости. Она чувствовала, как умелые рук снимают с нее тонкие пластины стали — словно булыжники. Когда Рикард освободил от брони бедра и ноги, она с наслаждением потянулась, приподнявшись на цыпочки, расправляя затекшие конечности, и, снова расслабившись, опустилась на всю ступню.
— Надо почистить, — заметила она, когда Рикард начал развешивать части доспеха на стойке. — Займись этим внизу.
— Если стану чистить здесь, шум не даст вам уснуть, что ли, босс?
Он уже перерос Аш на пол-ладони. Она заметила, что приходится задрать голову, чтобы взглянуть ему в глаза.
— Пусть чисткой займется Жан. А ты сходи в Сен-Стефан, ладно?
Она отдавала указания не задумываясь, почти не слыша собственного голоса. Намалеванный на стене красно-желтый шеврон наплывал на нее из мрака, от дыма першило в горле.
— Скажи, чтоб меня не беспокоили, — добавила она и успела заметить его широкую, радостную улыбку, прежде чем парень отвернулся, унося тяжелые латы в главный зал.
Молод он еще для этого дела. Слишком молод для завтрашнего. «Черт, мы все слишком молоды для завтрашнего».
Она не стала тратить время на смену подлатника и штанов, откинула свисавшие с кольчужных вставок ремешки и плюхнулась, накинув старый подбитый мехом кафтан, перед пламенем очага. Положила на угли обломок доски и раздувала его, пока не разгорелся теплый огонек.
Согреваясь, Аш начинала чувствовать исходящий от ее тела запах застарелого пота. Она сонно почесала искусанное блохами тело под камзолом. «Договорилась до обалдения», — подумала она, все еще ощущая ступнями грубые булыжники мостовых и каменные ступени. Пересела на оставленный кем-то из пажей у камина тюфяк и все еще не отошедшими с мороза пальцами принялась яростно стягивать кожаные сапоги. Ее черные до колен рейтузы провоняли навозом.
«И все это может исчезнуть в одно мгновенье — каждый запах, каждое ощущение; та я, что думает об этом…»
Она потянулась к забытой у огня глиняной кружке, сняла крышку и понюхала содержимое. Тухлая вода. Может, с капелькой вина. Только теперь поняв, как хочет пить, Аш в два глотка осушила чашку и вытерла губы рукавом.
— Босс, — весело окликнул мужской голос из-за двери. Аш оторвала взгляд от язычка пламени. Даже этот слабый свет перебил ей ночное зрение, но голос стражника она узнала: один из итальянских стрелков Джованни Петро.
— Пропустите ее.
— Слушаюсь, босс, — и грубо добавил по-итальянски: — Выжмите суку досуха, босс.
Холодный сквозняк ворвался в щель приоткрывшейся занавеси. Аш потянулась за оставленным Рикардом поясом, устало застегнула его поверх полукафтана. Отполированная прикосновениями рукоять кинжала удобно легла в ладонь.
Женский голос спросил от двери:
— Аш? Зачем ты хотела меня видеть?
— Давай сюда. Здесь теплее.
Заскрипели дубовые половицы. Спотыкаясь в смутном свете тонкого фитиля и затухающих углей, придвинулась к камину человеческая фигура, принесла с собой резкий морозный запах и холод промерзшей одежды. Зазвенела железом, подняв руки, чтобы откинуть капюшон, и превратилась в Фарис — на лодыжках и запястьях тяжелые железные браслеты, соединенные короткими, грубой ковки цепочками.
Свет углей окрасил румянцем щеки, еще пухлые от приличного питания, и отразился в блестящих глазах. Аш молча указала ей место на полу рядом с собой. Визиготка огляделась и предпочла опуститься на окованный железом сундук, стоявший по другую сторону очага. Аш собиралась возмутиться, но передумала и только усмехнулась.
— А, все равно… Если найдешь там что-нибудь, кроме пауков, бери себе!
— Где?
— В сундуке с отрядной казной, — пояснила Аш, изучая сидящую напротив женщину. Свет играл на оковах. — По правде сказать, деньги теперь без толку. Что на них купишь? И даже в самые лучшие времена я не зарабатывала столько, чтоб хватило подкупить короля-калифа!
Фарис не улыбнулась. Она оглянулась через плечо в темную пустоту зала. Стены и балки были теперь невидимы, и окна в нишах угадывались только по стуку ставней на ветру.
— О чем ты хочешь говорить? — повторила женщина.
Аш повысила голос:
— Паоло?
— Да, босс?
— Вали этажом ниже. Меня не беспокоить.
— Слушаюсь, босс, — из темноты донесся смешок лучника. — Позовите нас с ребятами, когда закончите с ней — у нас для нее кой-чего есть!
Холодный воздух обжег лицо Аш; под мышками выступил пот. Память звучащих над ней мужских голосов, выражавших ту же презрительную усмешку, пронзила тело.
— Вы будете обращаться с ней по-людски или попробуете плетей — ясно?
После заметной паузы послышалось бодрое:
— Да, босс!
Аш медленно остывала.
Прислушалась. По лестнице звучали удаляющиеся шаги. Она снова взглянула на Фарис.
— Все, что ты могла рассказать, я узнала из рапорта Ла Марша. Ты здесь, потому что мне нельзя поговорить с ним, — она указала туда, где только что стоял Паоло. — Или с Робертом. Или с Анжелотти. Ни с кем из отряда. По тем же причинам я не могу поговорить с Ла Маршем или с бургундским епископом. Доверие… палка о двух концах. Вот так…
«Флориан уехала. И Джон де Вир с ней.
Годфри мертв».
—…поэтому — ты.
— Разве мы не все сказали?
Ее поразила глубина чувства в неправильном выговоре женщины. Аш пошарила среди чашек и тарелок, выискивая еду, которую должны же были оставить для главнокомандущей бургундской армии. Больше ощупью, чем взглядом, она откопала флягу, в которой еще булькала жидкость, и вытащила ее на свет.
— Мы вообще ни разу не говорили. Мы с тобой. Всегда мешало что-то еще.
Визиготка сидела как статуя. Вытертый кафтан покрывал ее мешковатый камзол и белые от холода руки. Почувствовав на себе взгляд Аш, она шевельнулась, протянула пальцы к теплу.
— Тебе следовало давно приказать меня убить, — наконец сказала она на карфагенской латыни.
Аш плеснула мутноватую воду в две более или менее чистые кружки и привстала на колени, чтобы протянуть одну Фарис. Женщина добрую минуту смотрела на нее, прежде чем неуклюже протянуть навстречу сразу две скованные руки.
— А герцогине, твоей женщине-мужчине, — добавила Фарис, — теперь следовало бы убить тебя.
Аш сказала:
— Я знаю.
Почему-то ее встревожила необходимость вести себя так, словно Флориан все еще в городе.
Огарок замигал и выпустил густую струйку черного дыма. Аш, не желая звать пажа, поднялась, морщась от боли в затекших ногах, и, прихрамывая, потащилась через комнату искать новую свечу-маканку и обратно — зажигать ее от огня в камине. Всего в ярде от огня стоял стылый холод.
От красного пламени волосы Фарис казались не серебряными, а красновато-золотистыми. «И мои, должно быть, мои тоже», — сообразила Аш. Грязь на лице в этом освещении казалась выпуклой. «Войди сейчас кто-нибудь, сумел бы он разобрать, где она, а где я?»
— Слишком уж много времени мы потратили, спасая друг другу жизни, когда обстоятельства этого не требовали, — усмехнулась Аш. — Флориан, ты, да и я… Хотела бы я знать, зачем?
Фарис ответила, словно давно обдумала этот вопрос: