— Бургундия должна пасть!

Она сардонически спрашивает себя: «И как долго ты собираешься игнорировать это?»

— Рикард, найди мне Герена и отца Фавершэма, — приказала она мальчику, поджидающему ее на опушке темного леса. — Эвена Хью, Томаса Рочестера, Людмилу Ростовную, Питера Тиррела. Да, еще Генри Бранта и Уота Родвэя. Собрание офицеров, как только вернемся в штаб. Ладно, пошли!

Сконцентрировавшись только на том, чтобы не наткнуться на промокшие ветви, стараясь ставить ноги на твердую землю, она с радостью выбросила из головы остальные заботы. Около десятка солдат неуклюже выбрались из зарослей папоротника и вереска, браня влажную тьму под пологом леса, и заняли свои места вокруг Аш. Она слышала, как они ворчат; охренеть до чего огромная армия у этих сучьих крысоголовых; до чего жаль, что в лесу нет дичи, хоть какой-нибудь дурацкой белки.

Настоящая чаща даже зимой была бы непроходима; скорость передвижения там считается на ярды в день, а не на лиги. Но здесь, по разработанным окраинам чащи, где жили углежоги и свинопасы, можно двигаться довольно быстро — то есть было бы можно при свете дня.

«Солнышка бы! — мечтала Аш, одной рукой держась за плечо шедшего впереди, другой отодвигая ветки от лица. Боже милостивый, ведь два месяца шли в полной тьме, по двадцать четыре часа в сутки. — Теперь я ночь ненавижу!»

Пройдя около лиги, они остановились, зажгли фонари, и теперь идти стало легче. Аш отбросила от лица мокрую голую ветвь граба, следуя за спиной арбалетчика, сержанта из копьеносцев Моулета. Перед ее глазами раскачивался его пропитанный грязью плащ, поддерживаемый кожаным поясом, мешок и колчан со стрелами. Поля его воинской шляпы были обмотаны скрученной тряпкой, некогда желтого цвета.

— Джон Баррен, — улыбаясь, она ускорила шаги по мокрому вереску и пошла рядом с ним. — А твои ребята что думают — сколько там крысоголовых?

— Легион плюс артиллерия, — проскрипел он. — И еще дьявол.

— Дьявол? — она в недоумении подняла брови.

— Она ведь слышит дьявольские машины, так ведь? Эти проклятые штуки, которых ты нам показала в пустыне. Значит, она дьявол. Сука похотливая, — равнодушно добавил он.

Аш вовремя отпрыгнула в сторону, чтобы не налететь на дерево, угрожающе надвинувшееся на нее черной массой в слабом свете фонаря. Скривив губы, импульсивно бросила ему в широкую спину:

— Да ведь их слышала и я, Джон Баррен. Он взглянул на нее через плечо, в темноте выражение его лица было не особенно утешительным.

— Угу, командир, но ты ведь командир. А она… В каждой семье есть выродок, — он затормозил, обходя подлесок; снова обрел равновесие и, прикрыв рот согнутой ладонью, заглушил звук сопения мокрым носом. — И вообще, тебе же не понадобилось никаких голосов, когда ты вытаскивала нас из той засады под Генуей. Так и сейчас — на фиг они тебе, хоть Лев, хоть Дикие Машины, а, командир?

Аш хлопнула его по спине. И почувствовала, как губы у нее расплываются в улыбке.

«Ну вот тебе и на, каково? Я же говорила — мне только нужно, чтобы кто-нибудь восстановил мой боевой дух… Христос Зеленый, хорошо бы он был прав! Мне так надо бы спросить военную машину. Но не могу. Нельзя».

После часовой пробежки в темноте с фонарями они оказались возле пикетов с молчаливыми собаками в намордниках. Вошли через выкопанную траншею и стены из хвороста; здесь двести человек и примкнувшие к ним но пути беженцы стояли лагерем в старом березовом лесу.

С большинства берез была уже ободрана кора на высоту человеческого роста для поддерживания чахлых костров, единственного источника света. Истоптанные берега ручья превратились в мокрую черную слякоть. В дальнем конце лагеря помощники Уота Родвэя из обоза толпились вокруг треножников с железными кухонными котлами. Аш, мокрая и перемазанная грязью до самых бедер, прежде всего рванула к кострам на берегу, там ей прямо на раздаче вручили миску с похлебкой. Она несколько минут постояла, поболтала с женщинами, посмеялась, как будто у нее в жизни нет забот, потом вернула им дочиста выскобленную миску.

Анжелотти, сияющий ясными глазами, поплотнее обернул свои худые плечи плащом и протолкался к ней, к пламени костра. Лицо его свидетельствовало о длительном полуголодном рационе, но душевного настроя это обстоятельство не ухудшило; он был, как и прежде, невероятно беспечен и весел.

— Как раз перед нами вернулся еще один парень, из ребят Моулета, мадонна. Теперь можно не отсылать разведчиков по новой, он ответит на твой вопрос. Фарис тут. Ее форму видели, да и ее лично.

Ветром раздуло пламя костра, жар нахлынул на нее волной, но она не отодвинулась: она на миг потеряла ощущение действительности, вспомнив женщину без имени, которую кличут по ее званию note 6; у которой такое же лицо, какое Аш видит в зеркале, но безупречное, без единого шрама. Которая является верховным главнокомандующим визиготских войск насчитывающих, может, тридцать тысяч человек, здесь, в христианском мире. И которая даже — нечто большее, хотя сама может и не знать об этом.

— Я на любую сумму поспорила бы. Она там, где ей велел быть каменный голем, — и тут же поправила себя: — Где ей приказали быть Дикие Машины устами военной машины, где она им требуется.

— Мадонна…

— Аш! — протолкавшись через толпу, рядом с Аш возникла еще одна фигура. Блики костра освещали ее коричнево-зеленую мужскую одежду, рейтузы и плащ, почти не выделяющиеся на фоне грязи, облетевших деревьев, штабелей валежника для костра и мокрого истоптанного вереска.

— Надо поговорить, — безапелляционно заявила Флора дель Гиз.

— Угу, как только закончу с едой… — Аш утерла губы рукавом, прожевывая корку черного хлеба, сунутую ей в руку Рикардом, по глотку попивая ключевую воду из подсунутой им чашки; как всегда, перекусывание на ходу. Она рассеянно кивнула Флориану, при этом отметив, что личного разговора с ней ждут Рикард, Генри Брант и еще пара оружейников. И снова повернулась к Анжелотти.

— Нет, — Флориан нарушила их компанию. — Поговорить с тобой сейчас. В моей палатке. Приказ хирурга!

— Н-ну ладно… — от ледяной ключевой воды у Аш заломило зубы. Она проглотила кусок хлеба, бросила Генри Бранту и другим: — Выясните все с Анжели и Гереном Морганом! — и кивком отослала Рикарда к горячему костру. А когда обернулась к Флоре дель Гиз, та уже летела в темноту по слякоти — смеси перегноя и листьев под ногами.

— Да что за чертовщина, женщина! Мне до рассвета надо столько уладить!

Высокая костлявая фигура приостановилась, взглянула через плечо. Ночь скрывала ее почти целиком. В свете костра ее растрепанные волосы казались оранжевыми, они уже были подстрижены не по-мужски, а вились до плеча. Видимо, она отбрасывала их назад грязной рукой, потому что белокурые волосы склеились коричневыми прядями, а покрытые веснушками скулы были забрызганы чем-то темным.

— Ладно, я знаю, ты без необходимости не побеспокоишь. Что на этот раз? Еще кто-то заболел? — Аш шла очень быстро и поскользнулась, сапог попал в рытвину, скрытую тенью. Ее рейтузы уже настолько промокли, что она почти не почувствовала холода через промокшую кожу сапога.

— Да нет, я же сказала: надо поговорить.

Флориан подняла полог палатки хирурга, с трудом втиснутой между выступающими на поверхность земли корнями берез. Брезент тревожно колыхался, и при этих колыханиях то освещался светом костров, то оказывался в тени. Аш нырнула под полог, оказалась в полуосвещенном пахнущем плесенью интерьере; приглядевшись при свете одной из последних свечей, направилась в сторону амбулатории. Тюфяки на земляном полу были пусты.

— У меня закончились снадобья из лещины, — деловито проговорила Флориан, — и почти нет кетгута для хирургических операций. Нечего ждать завтрашнего дня. Ты мне не понадобишься, дьякон.

Она по-прежнему стояла, подняв полог палатки. Один из ее помощников — дьякон, оставил свой пестик и ступу и, кивнув ей, выбрался из палатки во тьму. Он ничем не дал понять, будто ему в какой-то степени некомфортно находиться рядом с одетой по-мужски женщиной.

— Вот так, Флориан. Я тебе это говорила, — Аш уселась на скамью, оперлась локтями о стол для приготовления препаратов из трав. В полутьме она подняла глаза на женщину-хирурга. — Ты их сшивала после Карфагена, собственно, ты с ними вместе отправилась в Карфаген, под огнем. И с нами была весь обратный путь. Как считают в отряде, «нам плевать, пусть она хоть сточная канава, это наша сточная канава».

Худая длинноногая женщина опустилась на деревянный складной стул. При свете свечей было не понять выражения ее лица. Она сказала с горечью:

— Ах вот как, им не страшно? Предполагается, что меня это должно обрадовать? Смотри ты, осчастливили!

— Флориан…

— Может, и мне надо теперь говорить: «Ладно, пусть это толпа кривляк и насильников, но черт с ним, это мои…» Черт возьми! Я не… не… не талисман для отряда! — она ударила рукой по столу, в холодной палатке стук прозвучал громко. От движения воздуха запрыгало желтое пламя свечи.

— Ты не совсем справедлива, — мягко сказала Аш. Свет отражался в ясных зеленых глазах Флориан. Она заговорила спокойнее:

— А я вот что хочу сказать: дайте мне женщину в палатку, тогда мы посмотрим, насколько я «ихняя». Я, наверное, поняла твое состояние.

— Мое состояние?

— Сегодня или завтра будет бой, — Флориан сказала это утвердительным тоном. — Конечно, не время говорить об этом, но все же позже может не найтись минуты. Обе мы можем погибнуть. Я наблюдала за тобой всю дорогу. Ты перестала разговаривать, Аш. Мы с тобой не общались после Карфагена.

— А что, у нас было время? — Аш заметила, что у нее в остывших, негнущихся пальцах одной руки все еще зажата пустая деревянная чаша. — Вино у тебя найдется?

— Нет. А если и было бы, я оставила бы его для больных.

Теперь зрачки Аш расширились, приноровившись к темноте, и она могла рассмотреть выражение лица Флориан. Ее красивое, умное лицо было покрыто морщинами от плохого питания и тяжелых переходов, но на нем не было знаков пресыщения вином или пивом. Аш осенило: «Я неделями не видела, чтобы она пила».

— Ты все молчишь, — осторожно сказала собеседница, — с тех пор, как те штуки в пустыне испугали тебя до полусмерти, — все внутри Аш сжалось от холода; от страха запульсировало, и у нее закружилась голова. Флориан продолжала: — Сначала с тобой все было в порядке. Шок пришел позже, когда мы плыли через Средиземное море. И ты и сейчас стараешься не вспоминать это!

— Ненавижу я поражения. Мы так были близки к тому, чтобы захватить каменного голема. И добились мы одного: убедились — они знают — его надо охранять, — Аш смотрела на свои пальцы, крепко сжимающие деревянную чашу, стараясь, чтобы она не стучала о столешницу. — Я все думаю, что могла бы сделать больше. Могла бы.

— Нечего все время прокручивать в голове прошлые сражения.

Аш пожала плечами:

— Я знаю, что в доме Леофрика, где-то под уровнем земли, есть выход — я же видела этих чертовых белых крыс, они сбежали в сточные каналы! Если бы я нашла этот выход, может, мы бы спустились до шестого этажа, может, мы бы достали каменного голема, может быть, теперь Дикие Машины уже не смогли бы никогда ничего никому сказать!

— Белые крысы? Ты мне про это не говорила, — Флориан облокотилась о стол. В свете свечи ее лицо было похоже на горельеф: лицо сосредоточенное, как будто она всматривается в расселины в каменной кладке. — Леофрик — это тот господин, который владеет тобой? И владеет Фарис, кажется. Это тот, дом которого мы старались раздолбать? Какие такие крысы?

Аш обхватила чашу другой рукой, заглядывая в ее темное нутро. В палатке было чуть теплее, чем в лесу, и она жаждала вернуться к обжигающему пламени костра.

— Господин амир Леофрик разводит не только рабов, вроде меня. Он еще занимается селекцией крыс. У них окраска — не как у обычных крыс. Я видела некоторых в каналах — и поняла, что при землетрясении дом Леофрика треснул под землей. Но треснуть мог любой сектор, не тот, в котором находится каменный голем, да и трещина могла быть не такой широкой, чтобы через нее смогли выбраться люди… — она не договорила.

— Если бы, мы бы, смогли бы, — выражение лица Флоры изменилось. — Ты мне сказала о Годфри тогда, среди этого пожара и драки, только то, что он мертв. И с тех пор я не слышала от тебя ни слова о нем.

Аш заметила, что темное дно пустой чаши как-то расплывается. Только через несколько секунд она сообразила, что это у нее на глазах выступили слезы.

— Годфри погиб во время землетрясения, когда рухнул дворец в Цитадели, — и скрипучим голосом сардонически добавила: — На него камень упал. Видно, и у священника кончается везуха. Флориан, мы же наемники, мы умираем.

— Я пять лет знала Годфри, — задумчиво проговорила собеседница, голос ее доносился из предрассветной тьмы, чуть освещенной свечой; Аш не поднимала глаз, чтобы не видеть ее лица. — Он изменился, когда узнал, что я не мужик, — Флориан прокашлялась. — Жаль; теперь я не могу вспомнить его отчетливо. Но я знала его всего несколько лет, Аш. А ты знала его лет двенадцать, он был твоей единственной семьей.

Аш прислонилась к спинке скамьи и встретилась глазами с Флориан.

— Ладно. Ты ведь хотела лично услышать от меня подтверждение твоих мыслей, что я не скорблю по Годфри. Хорошо. Я попечалюсь о нем, когда будет время.

— У тебя нашлось время, чтобы отправиться в разведку, хотя могла просто выслушать отчет, как положено! Это перебор, Аш!

От гнева, а возможно, от страха перед ближайшим будущим у Аш забурлило в животе, и она озверела.

— Если хочешь сделать что-то полезное, лучше прояви скорбь по бесполезному говнюку, своему брату, — потому что больше никто этого не сделает!

Губы Флоры неожиданно искривились насмешкой.

— Фернандо, может, и жив. Ты, может, еще не вдова. Может, у тебя еще есть муж. При всех его дефектах.

Лицо Флоры не выражало никакой боли. «Я не могу понять ее», — подумала Аш. Какая разница между нами — пять лет, десять? Могло быть и пятьдесят!

Аш опустила ноги на пол и встала, опираясь о стол. Земляной пол под ее подошвами был скользким от грязи. В палатке пахло увядшей травой.

— Фернандо пытался защитить меня перед королем-калифом… Много это ему дало. Я не видела его после того, как рухнула крыша. Прости, Флориан. Я не думала, что это для тебя серьезно. У меня просто времени не было.

Она направилась к подогу палатки. Ночной воздух вздымал брезентовые стены палатки, промокшие от росы, колебал пламя свечи. Флориан протянула руку и схватила ее за рукав. Аш смотрела на длинные грязные пальцы, вцепившиеся в бархат ее короткого плаща.

— Я следила, как ты зациклилась на одной задаче, — Флориан не ослабляла хватки. — Да, благодаря этому ты дотащила нас сюда через весь христианский мир. Но теперь это не даст тебе остаться в живых. Я тебя знаю пять лет, и я наблюдала, как ты смотришь на все перед сражением. Ты… — Флориан разжала пальцы и смотрела на Аш из темноты, только ее волосы блестели в свете свечи; искала слова. — На целых два месяца ты… ушла в себя. Тебя Карфаген испугал. Дикие Машины довели тебя до потери способности мыслить! Тебе надо начать все снова. Иначе ты начнешь упускать возможности, делать ошибки. У тебя люди будут гибнуть! И сама ты погибнешь!

Через секунду Аш накрыла ее руку своей и на миг сжала холодные пальцы. Уселась на скамью рядом с хирургом, лицом к ней. И сразу потерла пальцами лоб, растирая кожу, как бы снимая напряжение.

— Да… — какая-то мысль сформировалась, всплыла на поверхность. — Да, как было в Оксоне, в ночь перед сражением. Когда знаешь, что решения надо принимать, больше нельзя уклоняться. Мне надо собраться, — всплыло воспоминание. — Я тогда тоже была в этой палатке, да? Говорила с тобой. Я… всегда хотела извиниться и поблагодарить тебя за возвращение в отряд, — она подняла взгляд и увидела замкнутое бледное лицо Флориан, смотревшей на нее. И объяснила: — Тогда у меня был шок от того, что я оказалась беременной. Я не поняла твоих слов.

Флориан перестала хмурить свои густые золотые брови:

— Надо было позволить мне осмотреть тебя.

Аш проговорила:

— Ему было два месяца во время выкидыша. Все у меня восстановилось. Можешь спросить прачек, они мои тряпки стирают note 7.

— Но…

Аш прервала ее:

— Но раз уж я об этом вспомнила — я должна извиниться за свои слова. Я не думаю, что ты бы ревновала, если бы у меня был ребенок. И… ну, я знаю теперь, что ты не… ну, в общем, не пыталась… ко мне пристать. Прости, что я так подумала.

— Но ты правильно подумала, — сказала Флора. Аш сама так удивилась своему облегчению, наконец извинившись, что почти не расслышала ответа Флориан. Она по-прежнему стояла рядом с ней в полутьме на холодном деревянном полу и во все глаза глядела на собеседницу.

— Я именно что пыталась, — повторила Флориан, — но какой смысл? Тебя бабы не интересуют. И никогда не интересовали. Я замечаю, Аш, в отряде есть такие горячие бабы, и ты на них даже не смотришь. Максимум, на что ты способна, — это обнять их рукой, когда показываешь, как нанести удар мечом, и это ведь пустяки, так ведь?

У Аш стало горячо в груди, от ярости Флоры она затаила дыхание. Хирург продолжала:

— Можешь говорить что угодно о том, что ты «одна из ребят», — я видела, как ты кокетничаешь с доброй половиной своих мужиков-командиров. Если хочешь, назови это харизмой. Может, никто из вас не понимает, в чем тут дело. Но ты реагируешь на мужиков! Особенно на моего кобеля-братца! Но никак не на баб. И какой смысл был бы приставать к тебе?

Аш смотрела на нее, открыв рот, ни слова не приходило ей в голову. От ночного холода у нее потекло из носа и из глаз; она машинально провела по лицу промокшим бархатным рукавом, не спуская глаз с собеседницы. Она искала слов, но нечего было сказать в ответ.

— Да не волнуйся ты так, — голос Флориан стал надтреснутым. — И тогда не собиралась, и сейчас тоже. Не потому что не хочу тебя. Потому что в тебе нет этого — захотеть меня.

Ее тон стал совсем резким. Аш чувствовала одновременно и отвращение, и ошеломляющее желание утешить женщину.

«Ведь это Флориан. Боже мой, она из тех немногих, кого я могу назвать другом», — Аш начала было протягивать руку, но опустила ее.

— В честь чего ты заговорила об этом?

— Нас обеих могут убить до конца завтрашнего дня. Аш подняла свои серебряные брови:

— Не в первый раз. Причем часто бывало.

— Может, я просто хотела разбудить тебя, — блондинка облокотилась на спинку скамьи, и как бы только случайно отодвинулась подальше от Аш. В тусклом свете трудно было понять выражение ее лица: задумчивое ли, или слегка улыбающееся, или нахмуренное.

— Расстроила я тебя? — спросила Флориан, помолчав минуту.

— Да не знаю, что думать. Я знала про тебя и Маргарет Шмидт — но мне и в голову не приходило, что ты на меня так смотришь — мне… лестно, наверное.

С дальнего угла скамьи донесся ехидный смех.

— Лучше, чем я могла надеяться. По крайней мере, не рассматриваешь меня как административную проблему!

Это было настолько в стиле Флориан — точное знание первой реакции Аш, что Аш не могла не улыбнуться.

— Ну… Ладно, мне лестно, что я, оказывается, женщина, которая может тебе нравиться! Наверное, так же, как с мужчиной. Мне приходится иногда решать эту проблему в отряде. Я им объясняю, что они найдут себе хорошую женщину — только это буду не я.

Деланно легким тоном Флориан отозвалась:

— Да переживу.

— Ну и ладно, — непривычное ощущение — что надо что-то сделать или сказать, заставило Аш быстро вскочить на ноги, на скользкий мокрый земляной пол. Она смотрела на сидящую: — А мне что… полагается делать в таком случае?

— Да ничего, — на лице Флориан промелькнула тонкая улыбка. — Делай что хочешь. Аш, очнись! Это не такая проблема, как вытаскивание половины отряда из осады. Мы опять в герцогстве; помнишь, как ты целую ночь на берегу под Карфагеном рассказывала нам, что эти… — она помялась, — …эти «железные машины» note 8 за две сотни лет хитростью вынудили Дом Леофрика вырастить раба, который для них победит Бургундию… и с тех пор ты молчишь. Теперь мы опять тут, Аш. Мы в Бургундии. Это не такая война, какую развязывают люди. А ты как намерена действовать? Как будто это еще одна очередная кампания? Как будто ты и твоя сестра — вы просто военные лидеры?

Аш не знала, что на ее лице появилось какое-то отрешенное выражение, как будто она все еще прислушивалась к звучащему у нее в голове эху голосов машин. И вдруг вскинула глаза на собеседницу.

— Да нет, ты права, Флориан. Но я вовсе не намерена притворяться.

— А как?

— Это не просто «очередная кампания». Но — пойми меня правильно — Бургундия — не мое дело. Да и не твое.

— Но Карфаген — твое?

Аш отвернулась от бескомпромиссного взгляда собеседницы, заслышав возле палатки знакомые голоса командиров своих солдат.

— Пора собирать офицеров. Надо узнать, в каком мы положении. Пойдем со мной. Нет сейчас раненых, за которыми надо присматривать?

— Последнего из лежачих больных мы потеряли как раз на севере от Лиона, — скрипуче сказала женщина-хирург.

Аш повернулась к входу, отбрасывая перед собой свою черную тень, вслепую нащупала и откинула полог палатки. Жесткий холодный брезент царапал ее голые руки. Она с трудом натянула промокшие мерзлые перчатки. И сделала шаг в освещенную костром темноту, ощущая присутствие Флориан за спиной.

— Я не просто теряла время, — добавила Аш. — Я потратила часть времени, которое нам потребовалось, чтобы добраться сюда, обдумывая, какого хрена мы сможем сделать, если, мы когда-то доберемся…

Она услышала знакомый смешок Флориан. И остановилась, вглядываясь во тьму. В одном месте, между шалашей из веток, вверх поднимался заметный дым.

— Погасить этот хренов костер!

К ним подходил Герен аб Морган, на поясе у него висело почти все его имущество, на плече он нес большой меч; услышав приказ Аш, он обернулся и крикнул что-то сержанту, тот не спеша направился назад.

— Есть, командир. Эй, командир, военный совет собрался. Все остальные в твоей палатке.

Палаток было всего две, они стояли здесь, на труднопроходимой открытой местности возле опушки: палатка хирурга с аптекой и шатер командира. Остальные убежища были изготовлены из наломанных веток или грязного брезента, натянутого между деревьями. Аш вместе с Морганом шагала в освещаемой костром темноте, вслед за другими командирами наемников к своей палатке — шаткой конструкции, привязанной частично к колышкам, вбитым между корнями берез, частично к ветвям, накренившейся, так как от ночной влаги расслабились ванты.

— Сколько у нас теперь народу, Герен?

Крупный мужик почесал под шлемом затылок, обросший рыжими жесткими волосами:

— Да вроде до ста девяноста трех человек. Это кто может воевать. Еще три-четыре сотни в обозе, но еще и гражданские тащатся за нами.

— До завтрака разберись, — Аш мягко смотрела на Герена аб Моргана.

— Кое-кто из ребят баб подцепили по дороге. Если этих баб выгнать, они с голоду помрут. И ребятам не понравится, командир.

— Вот же дерьмо! — Аш ударила себя кулаком по ладони другой руки. — Ну, черт с ними. Избавиться от них — дороже обойдется.

Флора дель Гиз, спотыкаясь, спешила за ними по разбитой земле. С хитрой улыбкой, едва видной в свете костра, она пробормотала:

— Прагматик…

Ночной лагерь втоптал в грязь осенний подлесок или срезал его для постелей. Теперь под ногами не бегали козы или цыплята. Около пяти сотен человек и их вьючные животные скучились в вытянутом лагере, разбитом на полоске земли вдоль опушки дикого леса. Лучники и легко вооруженная пехота расселись под елями, во влажной траве, поедая свой скудный рацион.

Послышался истошный вопль со стороны вьючных мулов, привязанных к деревьям подальше, ближе к краю поляны. Аш шла по лагерю, наблюдая в неверном свете костра: там оруженосцы и пажи переговаривались, обихаживая хозяев; сержанты и капралы до изнеможения гоняли на прогалине своих алебардщиков и аркебузиров; женщины и дети болтались под ногами по всей территории; и всюду попадались примкнувшие к лагерю беженцы, лица у всех измученные, в глазах застыл глубокий страх. Вот и суди о боевом духе.

— Значит, мы потеряли еще двух тяжеловооруженных всадников?

— Вчера ночью, перед тем как встать лагерем. Это все же меньше, чем было на юге.

«Мы добрались сюда ни на минуту раньше, чем намеревались».

Герен нахмурился:

— Командир, я реорганизовал некоторые недоукомплектованные группы копьеносцев в группы военной полиции, и они теперь больше боятся меня, чем дезертировать. Но я хочу, чтобы ты мне разрешила оставить всех пушкарей у Анжелотти; у нас и так все чертовы отрядные стрелки; у меня все время уходит на них.

Аш задумчиво кивнула:

— Из тебя получился намного лучший полицейский, чем когда-то был сержант лучников! Согласна: видно, тебе лучше тогда этим и заниматься.

Она направилась к командирской палатке, с ней Морган и хирург. Герен аб Морган проталкивался мимо Флоры дель Гиз ко входу, но вдруг комично замер и отпрыгнул назад, пропуская ее вперед.

— Кровь Божья! Что же ты сначала демонстрируешь мне своих мандавошек, а потом ждешь, что я восприму тебя как кавалера, — скрипуче проговорила Флора дель Гиз, влетая мимо него в кромешную тьму палатки.

Аш заметила выражение его лица и чуть не расхохоталась вслух, несмотря на то, что сама смутилась.

— Всем вольно, — улыбнулась она; входя в темное, уже не пустое пространство брезентовой палатки. — Рикард, откинь полог палатки; впусти хоть немного свет костра.

— Командир, может, лампы зажечь?

— Зачем? Масло для ламп кончилось. Может, отец Фавершэм поможет тебе, чудо сотворит. Так, Генри?

— Да, командир. И еще много чего кончилось. Мы не можем вечно рассчитывать на то, что подберем в брошенных городах.

— Если они были брошены до того, как ты «подобрал»… — Флора наощупь нашла один из стульев Аш с высокой спинкой и уселась, ехидно глядя на Томаса Рочестера, на Эвена Хью, когда уэльский командир копьеносцев поспешно влетел, опаздывая.

— Большинство их было брошено. В основном, — на грязном лице Эвена Хью с грубыми чертами появилось оскорбленное выражение. — Кто там разберет в Вечном Сумраке? Военные потери, правда, командир?

Аш пропустила мимо ушей эту шутку. В тусклом освещении она обвела глазами собравшихся. Ростовная, женщина из России, вошла вслед за Эвеном. Герен аб Морган что-то ворчал на ухо Питеру Тиррелу, Тнррел, слушая уэльсца, поглаживал кожаной перчаткой с зашитыми пальцами оставшуюся половинку кисти — пальцы большой и указательный. Уот Родвей, прислонившись к шесту в центре палатки, затачивал свой поварской нож на точильном камне, Генри Брант теперь разговаривал с ним напряженным полушепотом.

— Генри, — обратилась к нему Аш, — как у нас с провиантом?

Генри повернул к ней свое широкое красное лицо:

— Ты, командир, слишком деликатно выразилась. В последнюю неделю получали по полпайка; и я приставил к мулам вооруженную охрану. Горячей еды хватит еще на завтра, остается черный хлеб; может, дня на два. Потом — ничего.

— Это точно?

— Ты поставила мне на прокорм пятьсот человек; да, я говорю точно, ничего сделать нельзя! Мне хлеб печь не из чего!

Аш подняла руку, стараясь его успокоить, стараясь не показать, как у нее самой все внутри переворачивается.

— Это не проблема, Генри. Не волнуйся. Что у тебя, Герен?

Низкий голос Герена аб Моргана заполнил затхлый воздух палатки в мерцающем золотом отсвете костра.

— Мы не считаем нападение на город ценной идеей.

Этот неожиданный вызов ее поразил.

— «Мы» — это кто?

— Да хрен с ним, командир, — Людмила Ростовная не отвечала прямо на вопрос. — Давай скажи нам все — как вытащить остатки отряда из Дижона и двинуться в Англию. Что нам делать, командир? Наплевать на крысоголовых?

— Да, как же, только плюнь, и стены упадут, — прорычал Герен.

Аш, встретившись глазами с Томасом Рочестером, чуть качнула головой и проговорила любезным тоном:

— Знаешь что, Герен? Мне плевать, что ты не считаешь атаку ценной идеей. А я считаю, что мои офицеры должны всегда быть в курсе положения дел.

— Демоны, — крупный рыжеволосый Герен пристально смотрел на нее в полумраке палатки. — Королю-калифу демоны говорят, что делать! Демоны, Дикие Машины, называй их как хочешь. Для нас сейчас гораздо важнее легионы визиготов вокруг Дижона!

Герен почесал в паху, все еще глядя на Аш с открытым ртом; потом бросил взгляд на Людмилу Ростовную.

— У тебя рука в порядке? — спросила Аш у русской; та неуверенно кивнула, и Аш продолжала: — Хорошо. Доложи Анжелотти. У него будет для тебя задание, и для твоих снайперов-арбалетчиков. Я напишу дюжину посланий для наших, кто застрял в Дижоне, и хочу, чтобы ими выстрелили через стены, — а ты дождись ответа от капитана Ансельма. Уяснила?

Получив конкретное задание, арбалетчица воодушевилась.

— Прямо сейчас, командир?

— Иди. Анжелотти сейчас у аркебузиров.

Женщина направилась к выходу из палатки, все зашевелились, пропуская ее, и Герен аб Морган раздраженно пожаловался:

— Не согласен я с твоими действиями! Нападение на Дижон — это безумие! За тобой не пойдут.

В палатке наступила тишина. Аш кивнула себе и оглядела в полумраке командиров копьеносцев, оруженосца и хирурга. И наконец ее взгляд остановился на бледно-голубых налитых кровью глазах Герена.

— Тебе придется довериться мне. Я знаю, что мы голодаем, мы измучены, но мы добрались. Теперь или ты доверяешь мне забрать их оттуда, или нет. Решай, Герен.

Огромный уэльсец отвел глаза в сторону, как бы ища поддержки Эвена Хью. Жилистый, грязный командир копьеносцев покачал головой, сжав губы. Томас Рочестер пробормотал что-то неразборчивое. Со стороны Уота Родвэя доносился только скрежет ножа о точильный камень.

— Ну? — Аш в колеблющемся свете поочередно оглядела каждого из сидевших в палатке; в холодном воздухе курилось их дыхание; рослые фигуры были увешаны ремнями, кинжалами, мечами, колчанами. Она заметила, что Флора поднялась и пошла к вестовому и повару.