— Слишком боюсь, потому и не рискну попробовать, — ответил он.

— Тогда какого черта ты мне тут плетешь… Он резко пресек ее гневные протесты:

— Да, я знаю, как надо, но это не значит, что я могу на это пойти.

— И ты всерьез тут заявляешь мне, что лично ты не намерен встать и выступить против этой войны, а ждешь, чтобы я бросила свое ремесло, которое меня кормит? Да пошел ты знаешь куда, Фернандо!

— Мне казалось, что ты, в своем нынешнем положении, могла бы и понимать мои чувства.

Аш была готова выпалить в ответ какую-то остроту, но у нее все похолодело внутри. И во рту пересохло. Наконец она проговорила:

— Я тут сама по себе. Со мной нет моих ребят. Фернандо дель Гиз не стал, надо отдать ему должное, отпускать никаких саркастических замечаний, только кивнул, подтверждая, что понял ее. Аш продолжала:

— Я заключу с тобой сделку. Ты дашь мне ускакать в пустыню, прямо сейчас, до того, как сюда кто-то доберется. А я скажу тебе, как можно законным путем аннулировать наш брак. Тогда тебя больше ничто не свяжет со мной, и все будут это знать.

Она снова погнала кобылу по замкнутому кругу внутри кольца солдат. Ее пронизывал страх. Кто уже скачет сюда? Гелимер? Кто-то другой? Очень близко вскрикнула сова. Что-то прошуршало в темноте, куда не доходил свет факелов.

Фернандо заговорил:

— А почему я должен хотеть аннулировать наш брак? Только потому, что ты рождена в рабстве?

— Потому что тебе понадобится наследник. А я бесплодна, — сказала Аш.

Она заметила, что крепко ухватилась руками за луку седла, плечи ее сжались. Испугалась? Чего? Удара кнута? Она бросила быстрый взгляд на Фернандо дель Гиза.

— Ты… что? — Его лицо выражало только изумление, больше ничего. — Откуда ты знаешь?

— В Дижоне я была беременна, — Аш никак не могла выпустить из рук луку седла. Кожаные поводья, обмотанные вокруг луки, больно врезались ей в пальцы. Она смотрела в его освещенное факелами лицо. — А здесь я его потеряла; неважно, как. Другого у меня не будет.

Она ждала вспышки гнева и напряглась в ожидании удара, но он был совершенно ошарашен.

— Мой сын?

— Или дочь. Определять было еще рано, — Аш почувствовала, как губы искривились болезненной улыбкой. — Ты даже не спросил, твой ли это был… малыш.

Фернандо перевел взгляд вдаль, на темные пирамиды, смотрел невидящим взглядом:

— Мой сын или дочь. — Он снова перевел взгляд на Аш. — Тебя били? Поэтому ты и выкинула?

— Да, били!

Он опустил голову. Не глядя на нее, сказал:

— Мне даже в голову не приходило… Это случилось, когда мы направлялись в…

— В Геную, — договорила Аш. — Смешно, правда? Когда мы были на реке.

Он сразу закрыл лицо руками. Потом выпрямился в седле. Расправил плечи. В свете факелов было видно, что у него мокрые глаза. Аш, нахмурясь, смотрела, как он сбросил свою латную рукавицу и тянет руку к ней. Лицо его исказилось болезненной усмешкой и неприкрытым искренним сочувствием, от которого у нее сердце разрывалось.

— Я иногда думаю, как я стал таким? — Фернандо прижал к губам костяшки другой руки; отняв их ото рта, добавил: — Мне нечего особенно оставить ему. Крепость в Баварии и запятнанную репутацию.

Для нее эта его боль была как удар в поддых. Она задвинула подальше это ощущение: «Мне не надо этого чувствовать» .

— Ты должна была сказать мне — там, в Дижоне! Я бы… — воскликнул он.

— Перешел на другую сторону? — продолжила она вместо него, стараясь говорить язвительно. Но все же потянулась и взяла его за руку, показавшуюся особенно теплой в холодную ночь. — Когда я об этом узнала, ты уже слинял.

Он крепко сжал ее руку.

— Прости, — сказал он тихо, — какой из меня муж…

Она проглотила резкий ответ, пришедший ей на ум. Конечно, он пустой человек, но когда он наклонился и потянулся к ней, на его лице было искреннее сожаление.

— Ты заслуживаешь лучшего, — добавил он.

Она выпустила его руку и опустилась в холодное кожаное седло. Над головой редкие облака начали собираться и закрывать звезды.

— Я бесплодна, — решительно сказала она. — Так что это конец всему. Не говори мне, что тебе не надо аннуляции брака. Бесплодную жену всегда имеешь право отставить.

— Я вообще не уверен, что мы состоим в браке. Законники Леофрика как раз оспаривают этот факт. — Он повернул коня и поехал назад через открытую площадку.

— Ты — рабыня. Ты моя собственность — поскольку я женился на тебе. Либо же — другой вариант — ты вообще не имела права соглашаться ни на какие сделки, и брак в таком случае считается недействительным. Выбирай. Мне все равно. Действительны церковные узы, связавшие нас, или нет, но эти люди до сих пор полагают, что именно я что-то знаю о тебе. Что-то такое, особенное. Из-за этого они и приволокли сюда именно меня!

Ее охватил смертный холод, и она сказала:

— Фернандо, они собираются меня убить. Один из этих господ. Пожалуйста, прошу тебя, дай мне уйти.

— Нет, — повторил он. Холодный ветер взъерошил его волосы. Он смотрел на оруженосцев и Витизу, поглощенных охотничьей суетой, и Аш поняла, что он в своем воображении видит белокурого мальчика такого же возраста.

Домашняя сова разрезала темный воздух, как масло, пересекла откос пирамиды и растворилась во тьме.

— Как ты можешь это допускать? Прости, что я тебя ударила, — торопливо проговорила Аш. — Я знаю, ты боишься. Но прошу…

Фернандо покраснел и рявкнул грубым голосом:

— Мне бы свою голову сохранить, пока эти язычники выбирают себе помазанника — другого чертова калифа! Ты не представляешь себе, каково мне приходится!

По рассказам рабов Аш знала, что наверху, во дворце, украшенные лепниной каменные коридоры оглашаются воплями неудачливых претендентов на трон.

— Вполне представляю, — Аш заткнула поводья своей бурой кобылы под обернутое плащом колено и стала дуть на побелевшие пальцы. У нее спирало в груди — от смеха, а, может, и от слез. — Помню, Анжелотти мне как-то сказал: «У визиготов выборная монархия — мы такое назвали бы преемственность по убийству!».

— Ради Божьей Матери, кто такой Анжелотти?

— Мой пушечный мастер. Он тут обучался. Некоторое время он служил у тебя. Ты, — съязвила Аш, — не запомнил его, конечно.

Звезды над головой переместились. Было около полуночи. Луны не видно. Значит, она в темной фазе. Три недели прошло после битвы под Оксоном. Леденящий ветер начал стихать, но лицо Аш застыло: она подняла голову, услышав звяканье уздечки на долю секунды раньше, чем немецкие солдаты; они опустили копья и забрала в боевой готовности.

Фернандо что-то выкрикнул. Аш увидела, что копья снова поднялись, значит, приказ «вольно», значит, прибывающих явно ждали. Ну, теперь…

Ее желудок наполнился свинцом. Одной рукой держась за седло, она другой выхватила меч из ножен мужа. Он рывком бросил вниз руку в кожаной рукавице, разбив ей пальцы. Схватил ее за оба запястья:

— Тебе не грозит смерть!

— Это ты так говоришь!

В проходы между вздымающимися склонами пирамид входила конница, от их факелов тени прыгали по вымощенной древним камнем дороге. До Аш долетел запах конского пота.

Бока бурой кобылы Аш покрылись белой пеной, она попятилась и прижалась крестцом к жеребцу Фернандо. Пришельцев было человек десять-двенадцать, все в кольчугах, и она открыла рот, чтобы обратиться к машине: «Кавалерия, двенадцать всадников, мечи, копья» — и была у же готова — хотя тут, в таком крайнем положении, это не имело никакого значения, — готова нарушить молчание, но подумала: «А я не вооружена, без доспехов, да в цепях; и что он скажет мне? Умри!».

Витиза бросил свою охотничью сову оруженосцу и двинулся вперед. Тишину разрезал высокий звук рожка.

Но его издал не прибывший отряд — он доносился откуда-то издали.

При звуках рожка Аш поднялась в стременах, как будто кобыла была боевым конем, и вглядывалась вперед, в мерцающий свет.

— Скажи-ка, сколько людей ты ждешь? — спросила она.

— Дерьмо! — прорычал Фернандо дель Гиз, готовый достать меч.

Теперь между двумя пирамидами собралось вместе столько факелов, что Аш все было отчетливо видно. На стенах, покрытых крошащейся штукатуркой, белым, золотым и синим цветом были изображены обесцвеченные иероглифы и двухмерные изображения женщин с коровьими головами и мужчин с головами шакалов.

Прискакавший по разбитой булыжной дороге господин амир Гелимер на светлом гнедом жеребце с белыми бабками придержал поводья и оглянулся, посмотрел вдаль, за свой вооруженный эскорт.

Аш проследила за его взглядом.

Из темноты вылетели еще тридцать-сорок всадников. Это были рыцари в кольчугах и с копьями. Аш увидела вымпел с изображением зазубренного колеса и прямо перед собой — лица, скрытые шлемами, но она их узнала: ариф Альдерик, назир Тиудиберт, молодой солдат — Барбас? Гейзерих? — и еще два назира со своими отрядами, все верхом.

Сорок человек Альдерика.

— Доброй ночи всем присутствующим, — глухо произнес ариф Альдерик, кланяясь Гелимеру из седла. — Мой амир, опасно кататься верхом в такое позднее время. Прошу вас и умоляю принять гостеприимство моего амира Леофрика и наш эскорт и вернуться в город.

Аш задумчиво прикрыла рот одной рукой и нарочно не встречалась взглядом с Альдериком. Солдат хоть и высказал просьбу, но едва ли с большим почтением.

Она заметила, как господин амир Гелимер свирепо посмотрел на Альдерика, потом оглянулся вокруг, увидел Витизу, и лицо Гелимера с маленькими глазками стало замкнутым, как сундук с приданым.

— Как будто я должен, — нелюбезно сказал он.

— Не годится оставлять вас одного тут, господин. — Альдерик проехал мимо него и возле кобылы Аш поднял на дыбы свою поджарую чубарую серую кобылу. — Боюсь, что это касается и вас, монсеньор Фернандо.

Фернандо дель Гиз начал кричать, беспокойно кося глазом на визиготского дворянина Гелимера.

Аш прикусила губу, чтобы не захохотать истерически. От холодного ветра у нее застыл пот под мышками и на спине.

Она увидела, что за Альдериком приближается верховая лошадь. Всадник, ноги которого с обеих сторон чуть не волочились по земле, откинул капюшон.

— Годфри, — узнала Аш.

— Командир!

— Ну что, Леофрику надо знать, кто оказывает нажим на моего мужа?

Она отъехала на шаг в сторону от Фердинандо дель Гиза, который . яростно вопил на арифа Алдьдерика.

— Я как раз разговаривал с арифом, когда пришел приказ.

— Подозреваю, что ты не догадался принести пару кусачек? Я могла бы дать деру прямо сейчас.

— Люди арифа обыскали меня. Как раз искали кусачки и оружие.

— Проклятье… Я надеялась, что завяжется бой. Тогда и умчалась бы. Прочь отсюда… — Она потерла ладонями лицо, ладони стали горячими и мокрыми от пота. Она завернулась в плащ, чтобы Годфри не видел, как у нее трясутся руки. С юга шли тучи, они начали затягивать все небо.

На нее навалилось вдруг непреодолимое физическое желание, как будто этого захотело ее тело, — желание видеть синее небо, золотой горящий глаз солнца, сухую траву, и пчел, и ячменные поля в красных маках; слышать песню лугового жаворонка и мычание коров; блеск рыбьей чешуи в реках; ощутить солнечное тепло на обнаженном теле и увидеть дневной свет своими глазами; желание было таким болезненно-сильным, что она застонала вслух, сбросила капюшон, и слезы ручьем заструились из ее глаз на пронизывающем холодном южном ветру, а она все высматривала над острыми краями пирамид хоть малейший просвет во мгле.

— Аш? — Годфри тронул ее за руку.

— Помолись о чуде, — криво улыбнулась Аш. — Хоть о маленьком чуде. Молись, чтобы сломался каменный голем. Помолись, чтобы заржавели эти цепи. Что для Господа такая мелочь?

Годфри неохотно улыбнулся и отвел от нее глаза.

— Язычница. Но я помолюсь — о милости, о свободе, о тебе.

Аш рукой крепко прижала к себе ладонь Годфри Максимиллиана. И быстро отпустила. Она все еще дрожала от пережитого ощущения.

— Я не язычница. Я и сейчас молюсь. Святому Иуде. note 128 — Ей не удалось сказать это с юмором, она в этот момент брала в руки поводья. — Годфри… Я не хочу возвращаться и умирать в темноте.

Он окинул быстрым взглядом окружающих всадников. Аш увидела, что люди Тиудиберта совсем рядом, но из какого-то странного чувства солдатского братства они сделали вид, что не слышали их слов.

— Господь тебя примет, или нет справедливости на небесах, — стал возражать Годфри. — Аш…

Аш почувствовала холодное прикосновение к щеке — там, где шрам. Она подняла голову. Снаружи, за пределами пространства, освещенного факелами, была сплошная тьма; звезды закрыты облаками. Вихрь белых точек мело по древним булыжникам, между ног кавалерийских коней, быстро окруживших ее и людей Гелимера, как эскорт.

— Снег? — изумилась она.

В желтом свете факелов влажные снежинки казались белыми. Сыплющийся с неба густой снег, внезапно принесенный южным ветром, быстро, как вуалью, окутывал откосы ближайшей пирамиды, обрисовывая белым контуром края кирпичей, выявляя незаметные раньше неровности граней.

— Сомкнуть ряды! — хрипло крикнул ариф Альдерик.

— Ну, святой отец, больше не вякать! — назир Тиудиберт втолкнул свою серую кобылу между Годфри и Аш.

Кобыла Аш опустила голову, подставляя ветру пушистый бок в зимней попоне. Белая ледяная корка покрыла кожаные поводья, забилась в складки плаща Аш.

— Давай, пошевели ее! — буркнул Тиудиберт.

— Снег. В самом центре этой хреновой пустыни, а? — Она забрала поводья в одну руку, ткнула голым холодным пальцем в лицо назира. — Знаешь ведь, что это, а? Ты не знаешь? Это Проклятие Рабби осуществилось, наконец.

Судя по тому, как исказилось ширококостное краснощекое лицо Тиудиберта, Аш удалось затронуть в нем страх перед сверхъестественным. В ней на миг вспыхнула надежда. Назир откашлялся и сплюнул на землю между их лошадьми.

— Иди на хрен, — сказал он.

Аш натянула капюшон на лицо. Подкладка из меха куницы щекотала замерзшие щеки. А что ты рассчитывала от него услышать?

Отряд всадников скакал назад, к Карфагену; сквозь падающий снег блестели доспехи и факелы. Она коленями толкала бурую кобылу, та шла усталым шагом. Он сказал то, что сказала бы я. Только я точно знаю, что проклятие существует.

И тут же Тиудиберт как будто прочитал ее мысли и шепотом буркнул:

— Все эти проклятия — хренову арифу! Меня это не касается!

— Ладно, скажу тебе кое-что, — Аш позволила себе распустить язык; стальные цепи тянули ее за шею и щиколотки; она отчаянно высматривала, не откроется ли просвет между всадниками, надеясь, что откуда-нибудь придет помощь. — Все расскажу. Твой амир Леофрик размножает рабов, как породистых крыс; и я подозреваю, что и сержантов так же выводит. Арифов. Потому что — сам посмотри: они все, хрен их задери, один к одному, на одно рыло.

Тиудиберт холодно взглянул на нее. Двое солдат рассмеялись и тут же подавили смех; оба — из тех, кто был в ее камере, кто угрожал ей насилием. Они скакали по обе стороны от нее.

Если бы я смогла убить свою лошадь, им пришлось бы снять с меня цепи. Хоть на короткое время. Но для этого нужно оружие, а у меня его нет. Если бы она подо мной охромела, я бы освободилась…

Она не сводила глаз от дороги перед собой, высматривая выбоины в дорожном покрытии.

…и если бы я оказалась на ногах, в пустыне, во время метели, пустъ-ка шестьдесят человек попытаются поймать меня. Ну, что же, мысль вовсе не плоха. По сравнению с любой альтернативой.

Но если подумать, если им пришлось бы разрезать цепи, чтобы я слезла с лошади, то меня окружат как минимум шестеро мужиков и будут угрожать мечом каждую минуту. Я бы именно так и поступила на их месте. В этом-то и беда. Они не глупее меня.

Мне остается только надеяться, что кто-то сделает промах.

Аш окружал взвод тяжелой кавалерии под командованием Альдерика; одно отделение позади, другие два по бокам. Сам Альдерик скакал впереди, рядом с Гелимером и Фернандо дель Гизом, а войско Гелимера — впереди всех, чтобы он мог видеть всех — Аш одобрила это решение. Верховая лошадь Годфри, опустив голову, тяжело топала под прикрытием тощего коня Альдерика.

Я не сдамся ни за что. Несмотря на обстоятельства.

Сильный снег залепил ей всю спину и затылок; морозный ветер пронизывал шерстяную одежду. За пределами освещаемого факелами пространства, на просторах пустыни завывали белые вихри, ветер все усиливался. Она увидела, что Альдерик высылает разведчика note 129 вперед.

Что, мы проехали две мили? Или три? Невозможно заблудиться в трех милях от города!

Однако, возможно…

Перед ней возникла рука в кольчуге. Назир Тиудиберт вырвал из ее рук поводья кобылы и намотал их себе на запястье. Его отделение придвинулось ближе, невысокий коренастый конь Гейзериха щипал ее кобылу за крестец; все они скакали рядом, рукой можно было дотронуться. Снег начал устилать дорогу. Аш не возражала, когда Тиудиберт дернул кобылу, заставив ее двигаться, сама коленями сжала пушистый круп, сохраняя равновесие в седле.

Что угодно годится, разбитый булыжник, кроличья нора… Если упасть вместе с этой бочкообразной кобылой, она может ногу отдавить. Но… Рискну!

Кобыла утомленно тащилась вперед. Из-за холода Аш уже не чувствовала зловония пота окружающих ее людей и взмыленных коней. Белые хлопья покрывали плоскую землю, нагромоздив сугробы вдоль обочин дороги. Она подняла глаза на обрамленное звездами лицо каменного сфинкса, под слоем снега гигантская фигура гранитного чудовища стала белой. Лед залепил сфинксу лицо; чудище больше не улыбалось.

— Где же Карфаген?

Она всего лишь прошептала эти слова, уткнувшись в меховую подкладку своего капюшона. Назир подозрительно взглянул на нее и отвернулся, заговорил со своими людьми. Между ними разгорелся негромкий спор.

В ее голове прозвучали слова:

— Карфаген расположен на северном побережье континента Африка, в сорока лье на запад от…

— Где Карфаген — отсюда; куда мне ехать? Ответа она не получила.

Кобыла замедлила ход, с трудом пробираясь через снежные заносы. Аш выглянула из-под капюшона. Люди Тиудиберта скорчились в седлах, брюзжа себе под нос. Теперь они оставляли за собой на снегу следы глубиной в ладонь, снег облепил волосатые коленные сухожилия коней. Одна кобыла, вся белая от снега, заржала, вскидывая голову.

— Мы ехали сюда не по этой дороге, назир!

— Зато выезжаем по этой дороге. Помочь тебе заткнуть свою хреновую варежку, Барбас?

Аш подумала: какая разница, ну и пусть Леофрик узнает, что я задаю вопросы каменному голему! Если они привезут меня назад в Карфаген, я, считай, труп.

— Сорок человек, и двадцать человек, и пятнадцать человек, все верхом, возможно, эти три группы враждебны друг другу, — выдохнула она, от пара ее дыхания мех возле губ сразу стал мокрым и тут же обледенел. Она заметила, что дрожит, несмотря на все шерстяные одежды и плащ. Босые ноги превратились в бесчувственные колоды, руки потеряли всякую чувствительность. — Одно лицо, безоружное, верхом; как устроить побег?

— Спровоцировать драку между двумя групами и в суматохе скрыться.

— Я в цепях! Третья сила не на моей стороне. Как?

— Подходящей тактики нет.

Аш закусила онемевшую от холода нижнюю губу.

— Ты могла бы и помолиться, я думаю, — услышала она голос Фернандо дель Гиза. Он подъехал к ней справа, небрежно расталкивая своим чалым — геребцом солдат Альдерика. Они его пропустили, может быть, именно благодаря этой небрежности. Бившееся на ветру его зеленое с золотом знамя на миг заслонило свет факелов. Аш смотрела вверх, на его занесенные снегом шлем и плащ.

— Так надо? — поинтересовался он, указывая рукавицей на поводья ее кобылы в руках Тиудиберта.

Тиудиберт разговаривал с Фернандо в точности так же, как его ариф, — единственное отличие состояло в хриплом голосе и деревенском выговоре назира. Поводья кобылы Аш были плотно смотаны узлом в руке назира, они с Аш почти соприкасались коленями.

— Да, монсеньор, — ответил Тиудиберт мужу пленницы. Аш старалась понять выражение лица Фернандо, но не смогла. За его плечом сквозь летящий снег она увидела, что господин амир Гелимер и его сын Витиза скачут назад вдоль колонны к ним.

— Когда я молюсь, я хочу получить ответ, — легко бросила она шутливым тоном. Снег таял на ее губах, остужая их.

— Сожалею! — Фернандо наклонился к ней так близко, что от его теплого дыхания у нее согрелась щека. У нее сердце перевернулось от его мужского запаха. Он прошипел: — Эти двое меня держат. Не могу тебе помочь!

Она расслышала в его голосе надежду.

— У тебя что, пятнадцать человек с копьями? Не мог бы ты вытащить меня отсюда?

Знакомый голос зазвучал в голове:

— Если две более крупные группы объединятся, чтобы сражаться с третьей, тактика не принесет успеха.

Фернандо дель Гиз засмеялся, хлопнул по спине ближайшего визигота и сказал с деланной веселостью:

— Чего бы ты не отдал за такую жену?

Молодой солдат, это был Гейзерих, что-то быстро проговорил по-готски, и Аш увидела, что Фернандо его не понял.

— Эй ты, солдат, я стою больше, чем «одна больная коза»! — заметила Аш по-карфагенски. Солдат подавил смешок. На лице Аш мелькнула ухмылка. «Пусть считают меня командиром, может, это замедлит их время реакции хоть на долю секунды…»

— Дель Гиз! — сквозь ветер и летящий снег приближался Гелимер. — Я возвращаюсь в город. Больше не проси меня о помощи, — он резким жестом обвел рукавицей метель, всадников Альдерика, оруженосцев дель Гиза, дрожащих от холода и прячущих под плащами сов в капюшонах, и посиневшее от холода лицо своего сына. — Я считаю, что тебя втянули во все это! Я должен был лучше понять тебя — как ты, мужчина, позволил себе жениться на этой… этой…

Он жестом указал на Аш. Она ухватилась за полу своего плаща и стряхнула с себя снег; стерла снег с ресниц. Бурая кобыла пыхтела, от усталости не в силах вырвать свои поводья из рук назира. Сопя мокрым носом, Аш рассматривала Гелимера, его богатую одежду, богатое вооружение; его плетеную бороду, усыпанную снегом.

— Да и ты пошел-ка на хрен, — сказала она нарочито весело, заметив смятение на лице Фернандо дель Гиза. — Не ты первый считаешь меня воплощением мерзости, милорд амир. Ты бы лучше позаботился о более серьезных проблемах.

— Ты! — Гелимер погрозил ей пальцем. — И твой хозяин Леофрик! Теодориха настолько ввели в заблуждение, что он прислушивался к нему. Да, Европу надо ликвидировать, но не… — Он замолчал, стирая с лица сыплющийся сверху снег. — Не с помощью полководца-раба. Не с помощью бесполезной военной машины. Вот подведут оба эти фактора, и что будет с нами?

Аш изобразила целую пантомиму: стала оглядываться по сторонам; осмотрела Тиудиберта, согнувшегося в своем седле; скачущих плотной группкой колено в колено воинов, делающих вид, что не слушают возбужденного амира Альдерика в голове кавалькады, контролирующего людей Гелимера.

Потом задрала голову к высокому небу в белых вихрях и покрытым снегом гигантским статуям, оглядела снежный покров, сгладивший все неровности пустыни в рассеянном свете мокрых смоляных факелов.

— Ну-ка, скажи, почему здесь зима? — осведомилась она требовательным тоном. — Посмотри-ка сюда. На моей кобыле зимняя попона, а ведь еще только сентябрь. Гелимер, почему такой дьявольский холод? Почему? Почему так дьявольски холодно?

Ей показалось, будто она налетела со всего размаху — прежде всего лицом — на каменную стену.

Она ждала, что в голове у нее зазвучит Голос, но голову как будто затопило — другого слова нет — полное молчание, оглушающее, невыносимое.

Господин амир в ответ что-то закричал.

Аш не слышала ни слова.

— Что? — громко, озадаченно спросила она.

— Я всегда говорил, — заорал Гелимер, — что это проклятье началось, когда Леофрик послал свою проклятую колдунью-рабыню в крестовый поход, и оно, видно, исчезнет только с ее смертью! Тем больше оснований прекратить действия Леофрика. Дель Гиз! — Гелимер переключился на него. — Ты еще мог бы мне послужить. Я могу все простить!

Он пришпорил своего коня. Жеребец выгнул спину, получил удар в бок и рванулся вперед, его железные подковы скользили по усыпанным снегом булыжникам. Господин амир выкрикнул приказ. Его люди пришпорили коней, ринулись вперед, прочь от войска Альдерика, в темные вихри метели. Ариф дал им уйти.

— А я-то подумал, что он отказался от меня, — тяжело вздохнул Фернандо.

Аш не обращала на него внимания. Вокруг ее лица вился пар дыхания. Даже колени, сжимавшие бока кобылы, занемели от холода; снег скопился в складках плаща. Железная цепь на ошейнике обжигала в тех местах, где под одеждой соприкасалась с телом.

В смятении она тихо и осторожно прошептала:

— Сорок человек и пятнадцать человек, вооруженная кавалерия, как совершить побег?

— Что? — Фернандо опять опустился в седло, перестав следить глазами за удалявшимся Гелимером.

— Сорок человек и пятнадцать человек, вооруженная кавалерия, как устроить побег?

В голове не прозвучало ни слова. Она стала заставлять себя прислушиваться, не стараясь защищаться; требовала ответа от затопившего голову безмолвия.

Но ее отвлекли внешние впечатления: по лицу сильно били холодные ледяные хлопья.

Я не… слышу? Да, именно так. Нельзя даже сказать, что меня остановили, заблокировали… Просто сюда не доходит Голос. Одно молчание.

Рядом с ней скакал Годфри на своей верховой лошади, и его ободряющий голос маскировал ее неразборчивое бормотание.

— Эти амиры — сумасшедшие, дитя! Ты ведь знаешь, что Гелимер был соперником Леофрика. Они схлестнулись насмерть — чей крестовый поход одобрит король-калиф, кому он даст денег на войну? А теперь каждый старается, чтобы королем выбрали его…

Аш не слушала — пыталась уловить Голос.

— Что такое тайная селекция? — Снег обжигал лицо Аш. Она настойчиво повторяла: — Что такое тайное рождение?

Никакого ответа.

— Проклятье! Где мой Голос?

— Ты о чем? — Фернандо подъехал, оказался рядом, сдвинул назад с ее лица капюшон. — Аш! О чем ты говоришь?

Тиудиберт протянул руку поверх ее седла и оттолкнул светловолосого европейского рыцаря. Аш почти машинально кинулась вперед, из-за одетой в кольчугу спины назира дотянулась до его правого бедра, где висели ножны, выхватила нож, намереваясь резануть поводья кобылы.

Какой-то солдат предостерегающе закричал.

Между ней и назиром промелькнуло что-то черное — древко копья. Аш резко отпрянула.

— Дерьмо!

И схватилась за седло.

Она знала, что в этом нет ее заслуги, но она падала с кобылы. Удар по руке, неизвестно откуда, вызвал оцепенение. Она вскрикнула. Пяткой рывком дрыгнула назад. Мохнатая кобыла кинулась направо. Аш схватилась за седло, и ее онемевшие голые пальцы заскользили по коже седла; страх заполнил душу, она скользила и падала, летела вперед и вниз на покрытые снегом камни.

Душа у нее ушла в пятки. Головой она сильно ударилась о что-то мягкое, это оказалось передней ногой кобылы. Все мышцы в ней сжались и напряглись в ожидании, что ей в лицо попадет копыто с железной подковой. Что она ударится о вымощенную камнем дорогу.

Падение прекратилось.

Аш повисла вверх ногами.

Копыто ударилось о камень прямо возле ее уха. Что-то мягко шлепнуло ее по челюсти. Она завертела головой в свесившихся одеждах — плаще, куртке и платье, и перед ее глазами оказалась бурая, светлая на концах лошадиная шерсть.

Лошадь прочно стояла на всех четырех ногах, сомкнув колени, от усталости повесив голову до земли прямо перед лицом Аш.

Над ней раздался мужской смех.

Ошеломленная Аш сообразила, как она висит: обе ее руки и ноги находятся над ней. А голова закрыта свесившимися плащом и юбками.

— Дерьмо!

Она перевернулась вверх ногами, цепь, соединяющая щиколотки, теперь была натянута поперек седла кобылы, а все ее тело висело под животом кобылы. Из-за беспорядка в одежде, цепь вместе с ошейником зацепили и затянули обе руки в одно стремя.

Плащ и платье свесились ей на голову и плечи, предоставив метели обдувать ее голые ноги.

Кобыла спокойно ткнулась носом в ее обернутую шерстяным плащом голову. Складки мокрых одежд, скользнув по лицу, снова разошлись, и она висела, чуть не задевая за покрытый снегом камень.

— Назир! — донесся сквозь метель хриплый вопль, она узнала его — это кричал Альдерик. — Посади ее снова на лошадь!

Аш сопела и смеялась. Со своей позиции вверх ногами она созерцала перед собой переминающиеся конские ноги, слышала беспорядочные крики мужчин. Она хохотала все сильнее, не в силах остановиться, у нее грудь заболела от смеха, от конвульсий тела она стала задыхаться, слезы накапливались в уголках глаз и скатывались на коротко стриженные волосы.

Она висела, совершенно не в состоянии шевельнуться, а одетые в кольчугу солдаты визиготской империи заботливо тянули цепь через спину кобылы и с надеждой теребили в руках плащ и стремя, стараясь распутать ее запястья.

Перед ней возникло лицо наклонившегося к ней мужчины. Назир Тиудиберт заорал:

— Чему смеешься, сука?

— Ничему. — Аш плотно сжала губы. Вид его перевернутого лица, бородой кверху и шлемом вниз, и его невероятное смущение снова вызвали у нее приступ смеха. Смех, от которого колыхалась грудь и трясся живот. — Н-н-ничему — просто мне ничего не стоило по-погибнуть!

Ей удалось вытащить правую руку с цепью. Оперевшись о булыжники, погрузив руку по запястье в холодный мокрый снег, она смогла выпрямиться. Ее перехватили другие руки, и мир, как ни грустно, перевернулся, и вот она сидит вертикально, седло между ног, ступнями нащупывая стремена.

Ее кобылу обступили пешие с мечами, ветер сыпал снег им в лица. За ними кольцом стояли всадники; и небольшие группки всадников окружали Годфри на его верховой лошади и Фернандо на его боевом коне. Хоть усилился ветер и видимость была плохой, но прорваться через такой кордон не было возможности.