— Послушайте, генерал, вы распоряжаетесь всей армией вторжения. Неужели вы полагаете, что необходимо доказывать мне вашу силу и влияние?

Фарис шевельнула уголком губ. Честное слово, улыбка!

— Я решила, что, если вы похожи на меня, вам следует намекнуть доходчиво…

Она резко прервала речь и откинулась назад на трехногой табуретке, оставив бумаги валяться на столе. Прижала их «медной головой», чтоб не разлетались от ночного ветра. Темные глаза изучали лицо Аш.

— Я очень похожа на вас, — спокойно признала Аш очевидный факт. — Ладно, намекнули. Доходчиво. С этим покончено. Где Томас Рочестер и остальные мои люди? Кто-нибудь из них ранен или убит?

— Вам не следовало бы ожидать от меня ответа. Выгоднее оставить вас в тревоге и неизвестности, чтобы добиться более откровенного разговора.

Движение брови — такое же, как у нее, но в зеркальном отражении, — вздрогнув, поняла Аш. Она сама, с точностью до наоборот. Аш вернулась к мысли, что генерал визиготов может в конечном счете оказаться дьяволом или демоном.

— Они целы, хотя захвачены в плен, — добавила Фарис. — О вашем отряде я получала исключительно похвальные отзывы.

От облегчения, смешанного с шоком при звуке почти собственного голоса, Аш едва удержалась на ногах. Огни факелов на мгновенье расплылись перед глазами.

— Мне кажется, вас это позабавит, — Фарис протягивала ей лист, испятнанный печатями красного воска. — Парижский парламент настаивает, чтобы я отправилась восвояси, поскольку мое присутствие в Европе — неприлично.

Аш не удержалась от смеха.

— Как-как?

— Вам понравится. Прочтите.

Аш подошла ближе и протянула руку. Харифы насторожились. Аш взяла лист пальцами в железной перчатке, и все же рука ее дрогнула: она стояла так близко к своему двойнику, что уловила исходивший от нее запах — точно такой же запах специй и пота, как от окружавших ее визиготских солдат. Аш моргнула и поспешно опустила взгляд на документ.

— Прочтите сами.

«Коль скоро ты не крещена и живешь во грехе и коль скоро ты не причастилась святынь и не наречено тебе имени во святости, посему мы строжайше повелеваем тебе возвратиться туда, отколе ты явилась, — читала вслух Фарис, — дабы наши королевы и герцогини не замарали себя сношением с простой наложницей, дабы чистые девы, верные жены и достойные вдовицы не осквернились присутствием той, каковая не более чем гулящая девка либо невенчанная жена, а посему да не вступишь в наши пределы со своим войском…»

— О, милосердный Господь! Гулящая девка!

Вторая женщина рассмеялась низким грудным смехом. «И я так смеюсь?» — снова подивилась Аш.

— От Паука, note 58 — пробормотала она в восхищении. — Подлинное?

— Несомненно.

Аш подняла взгляд.

— Так чей же я ублюдок? — спросила она.

Визготка щелкнула пальцами и отдала короткий приказ по-карфагенски. Один из стражников принес и поставил у столика вторую табуретку, после чего все трое, топая сапогами, один за другим удалились через калитку в изгороди.

И назовите меня хоть королевой Карфагенской, если мы и вправду остались наедине!

Броня — это оружие. Аш прикинула, не пора ли воспользоваться им, и откинула эту мысль, обведя глазами сад. Наконечники стрел поблескивают даже в самом слабом свете. Ночной холодный ветерок коснулся ее лица.

— Это место напоминает сады Цитадели, где я росла, — проговорила Фарис. — Конечно, у нас светлее. Мы улавливаем свет зеркалами.

Аш лизнула губы, стараясь смочить пересохший рот. Садик, устроенный на радость живущим в замке дамам, был отгорожен от внешнего мира. Высокая живая изгородь гасила даже звуки. Теперь, когда вооруженные стражники скрылись из виду, Аш (несмотря на присутствие големов) чувствовала себя спокойнее: командиру военного отряда нечего опасаться в обществе молодой женщины.

— А вас крестили?

— О да. В вере, которую вы называете арианской ересью, — визиготка сделала приглашающий жест. — Садитесь, Аш.

«Не часто приходится произносить собственное имя. Вот почему, — решила Аш, — волосы у меня на загривке встопорщились, когда его произнес голос, отличающийся от моего разве только акцентом…»

Она отстегнула пряжку ремня и сняла шлем. Холодный ветер остудил влажные от пота пряди. Аш аккуратно положила салад на край стола, привычно поддернула набедренники, усаживаясь на табурет. В кирасе не посутулишься — она держалась прямо как палка.

— Все-таки таким образом действий от наемника не добьешься верной службы, — между прочим, заметила она. — Уверяю вас, генерал.

Визиготка улыбнулась. На ее бледной коже маской выделялась полоска темной кожи: там, где шлем не закрывал лицо от солнца, кожа приобрела оттенок золотистого меда. Доспехи искажают человеческое тело, в них каждый кажется толстым и неуклюжим. Все же, сделав поправку на кольчугу и плотную одежду под ней, Аш решила, что и сложением они — двойники. На миг у нее сбилось дыхание при мысли, что рядом — только руку протянуть — живая теплая плоть, так похожая…

— Я хочу видеть Томаса Рочестера, — сказала она.

Ее собеседница, почти не повышая голоса, проронила пару слов. Плетеная калитка распахнулась. В свете фонаря Аш успела опознать в человеке со связанными за спиной руками Томаса — лицо залито кровью, но раз стоит без поддержки, все в порядке — и калитка закрылась.

— Довольны?

— Слов нет, описать, как довольна… Ох, черт меня побери! — вырвалось у Аш. — Вот уж не ожидала, что вы мне понравитесь!

— Да, — женщина плотно сжала рот, но уголки губ предательски дрогнули. Темные глаза мерцали. — Да, я тоже не ожидала! Не ожидал и тот джунд, ваш друг. И ваш супруг.

Аш решилась проворчать:

— Ягненок мне не друг! — а упоминание о Фернандо предпочла пропустить мимо ушей. По жилам разливалось знакомое возбуждение: баланс на лезвии ножа, когда ведешь переговоры с человеком, сильнее тебя (наверняка сильнее, раз он тебя нанимает), и надо обдумывать каждое слово, какое говоришь или оставляешь несказанным.

— Откуда у вас эти шрамы? — поинтересовалась Фарис. — Ранили в бою?

«Не деловой интерес, простое любопытство, — сообразила Аш, — А значит, слабость, которую можно обернуть в свою пользу».

— Когда я была ребенком, случилось святое видение. Явился Лев. — Аш коснулась пальцами шрамов. Она не часто вспоминала о них, и вмятинки на гладкой коже щек вызвали странное чувство в подушечках пальцев. — Он отметил меня когтями, предвещая, что мне суждено быть Львицей на поле битвы.

— В детстве? Да, меня тоже рано начали обучать.

Аш, нарочно теми же словами, повторила вопрос:

— Так чей же я ублюдок?

— Ничей.

Военачальник визиготов понимающе смотрела на нее. «Почувствовала, как я ошеломлена? Мы должны бы очень хорошо понимать друг друга, — подумала Аш. — Но так ли это? Откуда мне знать? Я могу и ошибиться».

Она позволила своему языку болтать дальше:

— Как-так, ничей? Не хотите ли вы сказать, что я законная дочь? Какой семьи? К какой семье принадлежите вы сами?

— Ни к какой.

В темных глазах Фарис плясало озорство, но злорадства Аш не заметила; а потом визиготка глубоко вздохнула и склонилась вперед, опершись кольчужными локтями о стол. Свет факела в руке голема падал на светлые серебристые волосы и на гладкие бледные щеки.

— Вы не более законны, чем я, — сказала Фарис. — Я происхожу из рабов.

Аш не сразу ощутила удар — слишком силен он оказался; так силен, что отозвался мысленным пожатием плеч — ну и что? — и ощущением, будто что-то поплыло в голове.

А Фарис продолжала:

— Кто бы ни были мои родители, они — карфагенские рабы. У турок есть янычары; они похищают детей христиан и воспитывают из них воинов-фанатиков. Мой… отец… делал нечто в этом роде. Я — рабского рода, — тихо повторила она. — Рабыня. И вы, как я догадываюсь, тоже. Мне жаль, если вы надеялись на что-то лучшее.

В ее голосе звучало неподдельное сожаление.

Аш и думать забыла о том, что намеревалась поторговаться насчет жалованья.

— Не понимаю…

— Конечно, как вам понять? Не думаю, что амир Леофрик одобрил бы мое признание. Его семья поколение за поколением выводила породу Фарис. Я — их успех. Вы, должно быть…

— Из неудачного помета, — вставила Аш. — Так?

Сердце у нее так и бухало о ребра. Она затаила дыхание, ожидая возражений. Визиготка, склонив голову, собственноручно разливала вино в две деревянные чашки. Ясеневые. «Аш». Она протянула Аш одну из них. Аш взяла. Черное зеркальце жидкости качнулось, когда дрогнула ее рука. Возражений не было.

— Выводили породу? — повторила Аш и, резко: — Вы сказали, у вас есть отец!

— Амир Леофрик… Нет. Я привыкла считать… конечно, он не родной отец. Он не унизился бы до того, чтобы обрюхатить рабыню.

— По мне, хоть ослицу, — грубо кинула Аш. — Так вот почему вы хотели видеть меня? Забыли об этой проклятой войне и отправились к черту на рога в какой-то Гизбург. Потому что я ваша… сестра?

— Сестра, сводная сестра, кузина… Что-то такое. Только посмотреть на нас! — визиготская командующая снова пожала плечами. — Не думаю, чтобы мой отец… чтобы амир Леофрик понял, почему мне было необходимо повидаться с вами.

— Леофрик… — Аш тупо смотрела на свое подобие. В каком-то уголке разума шевельнулись знания по геральдике. — Один из амиров двора короля-калифа? Могущественный человек?

Фарис усмехнулась:

— Дом Леофриков с незапамятных времен близок трону. От нас они получали големов-гонцов. А теперь и фарис.

— А что сталось с… вы сказали, были и другие. Порода. Что сталось с остальными, подобными нам? Сколько…

— Сотни, должно быть, за столько-то лет. Никогда не интересовалась.

— Не интересовались. — Аш не поверила своим ушам, допила вино, не заметив вкуса. — Так, значит, для вас это не новость?

— Нет. Я понимаю, что это должно звучать странно, но я с этим росла.

— Что с ними случилось? С теми, которые не такие, как вы? Куда они подевались?

— Если они не могли говорить с машиной, note 59 их обычно убивали. А те, кто могли, обычно сходили с ума. Вы не представляете, какая великая удача, что я не потеряла рассудок еще ребенком.

Первой мыслью Аш было ядовитое: «Так уверена, что не потеряла?» — но потом до ее сознания дошло все сказанное этой женщиной, и она потрясенно повторила:

— Убивали?

И, прежде чем визиготка успела ответить, поняла смысл ее слов:

— Что значит: «говорили с машиной»? С какой «машиной»? Что вы хотите сказать?

Фарис обняла ладонями деревянную чашу.

— Вы хотите сказать, что не слышали о «каменном големе»? — Аш узнала собственную ядовитую интонацию и заподозрила сознательную пародию. — Неужели я напрасно потратила столько сил на распространение слухов? Я хотела, чтобы мои враги в ужасе ожидали сражения со мной. Хотела, чтобы все знали: на моей родине есть большая военная машина note 60 и я могу говорить с ней, когда вздумаю, даже в разгар боя. Особенно в разгар боя!

«Вот оно, — поняла Аш. — Вот почему я здесь.

Не потому, что похожа на нее.

Не потому, что мы, скорее всего, родня друг другу.

Потому, что она слышит Голоса и хочет знать, не слышу ли их и я.

И что, черт возьми, она будет делать, если узнает правду?»

Пусть до конца еще далеко, пусть ее сердце, возможно, стучит от неоправданного страха и неуверенности, но Аш, у которой пульс ясно колотился в горле, порадовалась, что на ней латы.

Она автоматически сделала то, чему научилась еще в восьмилетнем возрасте: отсекла от себя страх. Голос прозвучал лениво и непринужденно:

— О, слухи доходили. Но ведь слухи есть слухи. У вас в самом деле есть в Карфагене нечто вроде «медной головы»? Это ведь голова? — перебила она сама себя.

— Наших глиняных гонцов вы видели? «Каменный голем» — их великий предок и создатель. Кстати, — добавила визиготка, — наши победы над итальянцами и швейцарцами — не просто слухи!

— О, итальянцы! Я понимаю, зачем вы сравняли с землей Милан. Хотели перебить снабжение оружием. В этом я разбираюсь: сама когда-то была подмастерьем у миланского оружейника, — поскольку это упоминание не помогло увести беседу в сторону, Аш поспешно продолжала: — Отдаю вам должное в отношении швейцарцев. Но почему бы вам и не знать свое дело? Я-то знаю!

Она осеклась, желая себе до крови прикусить язык.

— Да. Я свое дело знаю, — ровным голосом отозвалась Фарис. — Насколько я понимаю, вы тоже слышите «Голоса»?

— А вот это уже не слухи. Это — чистой воды вранье. — Аш выдавила хриплый смешок. — За кого вы меня принимаете, уж не за Деву note 61 ли? Скажите еще, что я девственница!

— Так никаких Голосов? Самая обыкновенная ложь? — невозмутимо подытожила визиготская военачальница.

— Ну стала бы я отрицать, будь это правдой? Мне же выгодно, считай меня люди боговдохновенной. — На этот раз Аш удалось придать голосу убедительные интонации насмешки и стыда, оттого что ее поймали на вранье.

Женщина коснулась пальцами виска.

— Тем не менее я связана с тактическим компьютером. Я слышу его. Вот здесь.

Аш вытаращила глаза. «Должно быть, со стороны кажется, — смутно сообразила она, — что я поражена и не поверила ни единому слову, считаю ее сумасшедшей…» Сама она, чтобы сохранить рассудок, цеплялась за показания своего времени зрения и слуха. В мозгу с полной неизбежностью оформилась мысль: «Раз меня вывели для той же цели, что и ее, а она слышит голос тактической машины, значит, и мои Голоса исходят оттуда».

Нет!

Аш вытерла пот с верхней губы. Сталь рукавицы запотела от дыхания. Она не чувствовала своего тела и в то же время боялась, что вот-вот вырвет. Чаша с вином выскользнула из пальцев и со стуком обрушилась на стол, залив вином бумаги. Аш тупо проводила ее глазами.

Фарис, выругавшись, вскочила на ноги, споткнувшись о столик, выкрикнула что-то. В сад вбежали несколько мальчишек — пажей или рабов — подобрали документы, вытерли стол, промокнули вино. Аш сидела и невидящими глазами смотрела на эту суету.

Порода рабов-солдат. Так, что ли, она сказала? А я — просто щенок, которого забыли утопить? Ох, милый Иисус, а ведь я всегда считала, что рабы и крепостные не стоят даже презрения…

И мои Голоса — не…

Не — что?

Не Лев? Не святые?

Не демон?

Христос, милый Спаситель, милый, милый мой Спаситель, это хуже, чем дьявол!

Аш под столом сжала в кулак левую руку так, что стальные пластинки врезались в ладонь. Боль привела ее в себя, она подняла глаза, пробормотала:

— Прошу прощения. Мне нельзя пить на пустой желудок. Вино ударяет в голову.

Ты не знаешь наверняка. Не знаешь, слышит ли она то же, что слышишь ты. Не знаешь.

Аш взглянула на свою левую ладонь. На внутренней, полотняной стороне латной перчатки проступили красные пятна.

«Что бы не отдала сейчас, лишь бы прервать этот разговор!» Хотела бы я знать, что она сделает, если признаться? Просто сказать, мол, я действительно слышу Голоса. И они говорят мне, какой тактики придерживаться в бою.

Если я скажу — что дальше?

Раз я сама не знаю ответа, ее точно не стоит спрашивать!»

Она снова поразилась, далеко не первый раз за свою жизнь, как замедляется течение времени, когда жизнь выбита из колеи. Чаша вина в саду, августовской ночью — такие события проходят незамеченными и мгновенно улетучиваются из памяти. Но сейчас каждая мелочь врезается в сознание: даже ножка трехногого табурета, постепенно уходящая все глубже в заросший маргаритками дерн под ее весом; даже скрип стальных пластин, когда протягиваешь руку за бутылью вина — и конечно, растянувшееся в целую вечность мгновенье, когда визиготка отстраняет жестом закончивших вытирать ее кольчугу пажей и медленно поворачивает голову к Аш.

— Это правда, — как ни в чем не бывало проговорила Фарис. — Я в самом деле говорю с военной машиной. Мои люди называют ее «каменным големом». Он не каменный и не может двигаться, как эти… — Она дернула плечом в сторону застывших с факелами фигур из камня и меди. — Но им нравится это название.

Аш уже твердой рукой поставила бутылку и подумала: «Пока я не знаю, каков будет результат, нельзя ей ничего рассказывать.

И уж точно прежде надо обсудить все с Годфри, и с Флорианом, и с Робертом…

Нет, вот дерьмо! Они-то думают, я, в худшем случае, чье-то незаконное отродье; как сказать им, что я рождена рабыней?»

С трудом шевеля губами, Аш заговорила:

— Какая польза может быть от такой машины? С тем же успехом я могла бы взять с собой свой список Вегеция note 62 и читать его во время боя — это не поможет одержать победу.

— А если бы он сам, живой, был с вами, и вы могли бы спросить совета у самого Вегеция — это бы помогло? — Визиготка старательно рассматривала что-то на груди своей кольчуги, ковыряла пальцем колечки. — Ржавеет. Чертовски сырая страна.

Шипели к плевались догорающие смоляные факелы. Големы стояли холодными статуями. Струйки черного дыма, пахнущего смолой, поднимались к небу. Месяц, круглый, как перетянутый лук, скрылся за краем изгороди. У Аш болели мышцы. Ныл каждый синяк, оставшийся после свалки при ее аресте. Вино гуляло в голове, заставляя ее чуть покачиваться на табуретке, и она думала: надо осторожнее. Как бы спьяну не проболтаться…

— Сестры, — протяжно выговорила Аш. Табуретка качнулась вперед. Она вскочила на ноги, чтобы не растянуться ничком, и с размаху оперлась рукой на плечо визиготки. — Слушай, девушка, а мы не близнецы? Тебе сколько лет?

— Девятнадцать.

Аш пьяно рассмеялась:

— Ну вот. Знала бы я год своего рождения, могла бы сказать. Мне сейчас должно быть лет восемнадцать — или девятнадцать-двадцать с хвостиком. Может, мы и есть двойняшки. Как вы думаете?

— Мой отец скрещивал между собой близких родственников. Я полагаю, мы все выглядим примерно одинаково. — Фарис насупила темные брови, потом протянула руку и голым пальцем коснулась щеки Аш. — Я ребенком видела нескольких, но все они сошли с ума.

— Сошли с ума! — лицо Аш вспыхнуло. Незапланированная, совершенно искренняя вспышка — она чувствовала, как горят покрасневшие щеки. — Что я должна сказать людям, Фарис? Что какой-то чокнутый лорд — амир там в Карфагене выводит породу рабов как скот, как животных? И что я — образчик выведенной им породы?

Визиготская женщина мягко заметила:

— Все еще может оказаться совпадением. Не следует, основываясь только на сходстве…

— Ад тебе в душу, женщина! Мы же двойники!

Аш смотрела в глаза, точно на той же высоте от земли, что и ее собственные, того же темного оттенка, искала признаки родства: изгиб губ, форма носа, подбородка; светловолосая чужеземка, отличающаяся только загаром и шрамами — а голос, казавшийся немного иным, как подозревала теперь Аш, звучал для других точь-в-точь так же, как ее.

— Лучше бы мне не знать, — тяжело уронила Аш. — Если это правда, я не личность, а животное. Породистое животное. Выродок породы. Меня можно купить или продать — а я и слова сказать не посмею. Все по закону. И вы тоже домашнее животное. Неужто вам все равно?

— Я привыкла.

Что тут скажешь? Аш сжала плечо визиготки, коротко тряхнула и отпустила. Постояла, покачиваясь, но держась прямо. За высокой изгородью скрывался в темноте Базель, отряд, армия, мир; Аш вздрогнула, несмотря на теплые подлатники и броню.

— Мне все равно, на чьей стороне драться, — сказала она. — Я подписала контракт с вами и не думаю, что все это — достаточные основания разорвать его — если, конечно, все мои люди целы, а не только Томас. Вы знаете, я из лучших в своем деле, даже если у меня и нет «каменного голема».

Ложь легко скатилась с языка: то ли она так вошла в роль, то ли просто не тем были заняты мысли. Как бы то ни было, Аш чувствовала, что вышло не убедительно. Но продолжать надо:

— Мне известно, что вы сравняли с землей дюжину главных городов Италии, известно, что военная сила швейцарских кантонов уничтожена, а Фридрих и германские земли покорились, не дожидаясь сражения. И при этом султан в Константинополе не видит оснований для беспокойства — значит, ваше войско собрано против христиан и вы намерены двинуться отсюда на север.

Она не сводила глаз с лица Фарис, ища отклика на свои слова, но светлое пятно лица оставалось совершенно неподвижно, только пробегали по нему тонкие тени языков пламени.

— На Бургундию, если верить Даниэлю де Кесаде, но это, насколько я понимаю, означает и войну с Францией. А потом и с «росбифами»? Сколько бы вас ни было, вы слишком растянете свои силы. Ладно, я давно в своем ремесле, знаю, что делаю, и готова делать это и дальше. Годится? А как-нибудь в будущем, когда я не буду связана контрактом, я уж постараюсь объяснить вашему амиру Леофрику, что я думаю о нем и о его идее плодить ублюдков!

«С кем-нибудь другим это бы наверняка прошло, — подумала Аш. — Так ли она похожа на меня? Поймает на вранье? Насколько я понимаю, всякий бы счел это блефом, даже сестра, о существовании которой я не подозревала».

Сестра… едрена мать!

Генерал визиготского войска склонилась вперед, подняла валявшуюся в траве «медную голову», встряхнула ее, пожала плечами и поставила обратно на стол рядом с саладом Аш.

— Я предпочла бы оставить ее при себе как свою помощницу.

Аш открыла рот для ответа, и тут до нее дошло: «ее», а не «вас». К тому же отчетливая дикция и глаза, уставившиеся в пространство. Аш словно ткнули ножом в живот: «Она говорит не со мной».

Ее захлестнул страх.

Аш сделала пару шагов, поскользнулась на заиндевелой траве, поехала, едва удерживаясь на ногах, упала, с размаху приложилась спиной о мраморный бортик фонтана. Спинная пластина со скрипом прогнулась. Во рту — привкус меди.

Она вспыхнула, побагровела от горячего стыда, словно попалась, занимаясь сексом у всех на глазах. Первая мысль: «До сих пор это все было не взаправду!» — и тут же другая: «Впервые вижу, как это выглядит со стороны!».

С крутого откоса на нее уставились големы. У того, что стоял ближе к Аш, от руки к изгороди протянулась паутинка, блестевшая инеем, — паук принял медный сустав за изгиб сухой ветки. В свете факелов резко выделялись яйцевидные очертания голов.

Голос Фарис возразил кому-то:

— Но она и ее отряд нужны мне сейчас, а не впоследствии.

Она говорит не со мной. Она говорит со своими Голосами.

Аш отрывисто проговорила:

— У нас контракт. Мы сражаемся за вас здесь. Так было условлено!

Фарис скрестила руки на груди. Теперь она смотрела в небо, на созвездия, проступившие в небе над Базелем.

— Если это приказ, я повинуюсь.

— Не верю я в твои Голоса! Ты, проклятая язычница. Все это просто балаган! — Выкрикивая это, Аш лезла вверх по скользкому газончику, оскальзываясь на холодной траве. Она упала на четвереньки, снизу вверх уставилась на визиготку. — Ты меня разыгрываешь. Все это не взаправду!

Она захлебывалась словами, заикалась и брызгала слюной, а в дальнем уголке мозга занозой сидела одна мысль: «Только не слушать! Ни за что не обращаться к своему голосу, не слушать его, потому что если это тот самый…»

…и она тоже услышит…

За собственными криками, занятая застрявшей в сознании мыслью, она ничего не слышала и не чувствовала, но тут визиготка сказала пустому воздуху:

— Хорошо. Я пошлю ее на юг со следующей галерой.

— Ни за что! — Аш мгновенно и ловко оказалась на ногах.

Фарис опустила взгляд от ночных небес:

— Мой отец Леофрик хочет видеть вас, — сказала она. — Путь до Карфагена займет неделю. Если он не задержит вас надолго, вернетесь прежде, чем солнце вступит в созвездие Девы. note 63 Мы продвинемся дальше на север, но ваш отряд по-прежнему будет в моем распоряжении. Ваших людей я пошлю в лагерь.

— Baise mon cul! note 64 — рявкнула Аш.

Чистый рефлекс. Так в девять лет она разыгрывала роль «маленького талисмана отряда», так в девятнадцать научилась разыгрывать «тупицу-офицера». Голова кружилась.

— В контракте такого нет! Если мне сейчас отводить своих людей на зимние квартиры, это вам обойдется… мне же их кормить надо! А если вы надеетесь, что я попрусь в вашу долбаную Африку в разгар военных действий… — Аш попыталась пожать железными плечами. — Этого тоже в контракте не было.

И при первой возможности — только ты меня и видела.

Фарис взяла со стола салад, погладила голой ладонью изгиб металла от забрала к султану. Аш невольно поморщилась, предвидя налет ржавчины на зеркальной поверхности. Женщина задумчиво постучала по макушке шлема костяшками пальцев, до щелчка опустила забрало.

— Я раздала такие же кое-кому из своих. — Короткий смешок. Она встретила взгляд Аш. — Прежде чем сровнять Милан с землей, я приказала хорошенько обчистить город.

— Лучше миланских лат не найти. Разве что аугсбургские, но я полагаю, вы и южную Германию обобрали дочиста. — Аш потянулась взять шлем из рук женщины. — Пришлите за мной в лагерь, когда корабль будет готов к отплытию.

Целую секунду она верила, что фокус удался. Что ей сейчас позволят выйти из садика, проехать через город, утвердиться среди восьми сотен вояк, носящих ее цвета, и оттуда послать визиготов в их, арианский, вариант преисподней.

Фарис громко спросила:

— Как поступить с человеком, которого хочет допросить мой отец, если я не могу быть уверена, что он не скроется, если позволить ему уйти?

Аш ничего вслух не говорила. Той частью разума, которая могла обратиться к голосу, она действовала. Несознательное решение, рефлекс, действующий, несмотря на риск разоблачения. Аш прислушалась.

Шепот — тень шепота — прозвучал в ее голове. Тишайший голос, самый знакомый из всех голосов.

— Лишить доспехов и оружия. Содержать постоянно под надежной охраной. Эскортировать при первой возможности на корабль.

Назир note 65 и его стражники буквально не выпускали ее из рук, ведя от замкового садика по улицам к длинному ряду четырехэтажных зданий, в котором Аш, по донесениям разведчиков, узнала штаб-квартиру визиготов в Базеле. Пальцы в кольчужной чешуе сжимали ее локти.

Над обшарпанной побелкой и дубовыми балками карнизов наплывала, поглощая звезды, темнота. Наступал рассвет.

Аш не пыталась вырваться. Большая часть людей назира были совсем юными: мальчишки, не старше нее, с обветренными лицами, крепкие и длинноногие. Тощие икры выдавали всадников, с детства привыкавших к седлу. Она обвела глазами их лица, когда парни, теснясь и толкаясь, пропихивали ее в дверь ближайшего здания. Если бы не визиготские туники да кольчуги, не отличишь от солдат ее собственного отряда.

— Ладно, ладно, — Аш решительно остановилась при входе и раздвинула губы в улыбке, адресованной назиру. — У меня в кошельке найдется марки четыре, чтобы вам, ребята, было на что выпить, а потом прогуляться к моим и рассказать мне, как у них дела.

Двое солдат выпустили ее локти. Аш нащупала кошелек и поняла, что руки все еще дрожат. Назир — примерно ее лет, на полголовы выше и, конечно, мужчина — сказал: «Наемница засранная» — вполне деловитым тоном.

Аш мысленно усмехнулась. Лучше так, чем: «двойник нашего командира». Тогда бы с ней точно обращались, как с местным демоном…

— Шлюха франкская, — добавил назир. note 66

Из внутренних помещений вышли со свечами слуги и домашняя стража. Аш подтолкнули вперед, она почувствовала у себя на поясе руку и поняла, что кошелек можно не искать; послышался грохот сапог, и кто-то выкрикнул приказ на карфагенском, ее проволокли в задние комнаты, через забитые вооруженными людьми помещения, по мощенному камнем проходу, и впихнули в крошечную камеру с обитой железом дверью из двухдюймовых дубовых досок и с окошком не больше фута в высоту.

Два очень суровых пажа в визиготских нарядах знаками показали, что должны помочь ей снять латы. Она позволила раздеть себя до камзола и рейтуз, в которые, впрочем, в наиболее уязвимых местах, были вшиты клочки кольчуги; просьба принести накидку осталась без ответа.

Дубовая дверь закрылась. Скрежет железа подсказал ей, что снаружи задвинули засовы.

На полу стояла в простом подсвечнике единственная свеча.

При ее свете Аш, шлепая по полу босыми ногами, обследовала комнату. Дубовые доски под ногами казались ледяными. Голые стены: ни стола, ни стула, ни кровати, зато на окне решетка из прутьев в палец толщиной, надежно заделанных в стену.

— Засранцы! — Чтобы не отбить пальцы ноги, она стукнула в дверь основанием ладони. — Я хочу видеть своих людей! Голос завяз в толще стен.

— Выпустите меня отсюда, мать вашу!

Толстая дверь не позволяла даже по звуку определить, осталась ли снаружи охрана, а если осталась, слышат ли ее. Аш выкрикнула так, словно отдавала приказ сквозь шум боя:

— Сволочи! Милый Христос, я могу заплатить выкуп! Только дайте мне возможность сообщить о себе! Тишина.

Аш потянулась, растерла саднящие места, натертые латами. Ей так остро недоставало меча и стальной защиты, что она почти чувствовала под пальцами железо доспехов. Она попятилась к стене, соскользнула на пол и уселась, уставившись на единственный предмет обстановки: свечу бледного воска и желтоватый цветок огня. Ладони кололо, будто вместо крови по жилам бежала ледяная вода альпийского ручья. Аш потерла их друг о друга. Она все еще не могла полностью признать происходящее реальностью; что-то в сознании нашептывало: «Неправда, это просто страшная сказка, в жизни так не бывает. Ты — солдатское отродье, только и всего, остальное — совпадение. Твой отец, должно быть, какой-нибудь визиготский назир, воевавший в отряде Грифона, а мать — солдатская шлюха. Ничего особенного. Просто вы с Фарис очень похожи».