Аш пришпорила мерина и решительно выехала ему навстречу, присоединилась к процессии, двигавшейся за свинцовым, окутанным черным покрывалом гробом к собору*. [В действительности, после битвы под Нанси Карлу Смелому не было оказано таких почестей. Это описание относится скорее к похоронам его отца, Филипа Доброго, девятью годами ранее, в 1467 году.] В соборе она нашла себе место у колонны, чуть позади бургундской знати. Рядом с Ла Маршем то и дело появлялись незаметные курьеры, что-то шептали ему на ухо. Стоявший у дверей Петро собирал вести от гонцов, присланных к Аш: по крайней мере на северо-западной стороне - никаких признаков подготовки к штурму.
      Она пропотела песнопения и гимн. Гроб, со стоявшими на нем в отдельных свинцовых сосудах забальзамированными внутренностями и сердцем, покоился на носилках, с которых до земли свисали черные бархатные драпировки. По углам горели четыре огромные свечи.
      Песнопения продолжались. Прошла вечеря, миновала всенощная. Аш пропотела заупокойную мессу, начавшуюся в полночь в увешанном черными занавесями нефе. Горело четырнадцать сотен свечей, сладкий запах пчелиного воска душил людей, и стоявшие у стрельчатых окон кинжалами пробивали отверстия в стекле, выпуская в ночь невыносимую жару.
      Два раза она засыпала стоя на коленях. Раз ее разбудило деликатное прикосновение руки Ансельма к наплечнику; она с благодарностью кивнула и глотнула пересохшим горлом. У запасливого Анжелотти тут же нашлась фляжка с вином. Второй раз, когда начиналась уже вторая месса, она почувствовала, что проваливается, и удержаться не было уже никакой возможности.
      Проснулась, обнаружив, что опирается на плечо Анжелотти, все еще в стальном панцире, под которым ныла каждая жилка в теле.
      - Зеленый Христос, - еле слышно пробормотала Аш.
      Слова утонули в громогласном гимне, который и разбудил ее, заставив содрогнуться горячую духоту и разогнав обрывки сновидений. Люди в церковных одеяниях совершали ритуал. Ансельм почтительно поднялся на ноги и, нагнувшись, подхватил и ее. В онемевшие ноги втекла режущая боль.
      Свинцовый гроб великого герцога западных земель проплывал через неф. Карла, именуемого Смелым, сына Филипа, внука Иоанна, провожали в склеп четыре одетых в зеленое епископа и двадцать два аббата.
      В окна проник бледный свет - не отражение свечей, рассвет, бледный и ясный, и когда наконец смолк хор, в утренней тишине прозвенели колокола примы.
      Аш осторожно разминала больное колено, усмехаясь про себя: "Зеленый Христос, чего еще не приходилось, так это спать в церкви в доспехах!", и оглядываясь в поисках пажа со шлемом.
      - Мадонна! - окликнул ее Анжелотти, указывая в глубину нефа. Аш повернула голову. Рядом что-то невнятно бормотал хмурый Ансельм.
      В смутном свете начинающегося дня и немногих еще горевших огарков под высокими частыми колоннами собора проходила высокая стройная женщина. За ней торопилась пышная свита. Женщина была немолода - быть может, к тридцати - но все еще прекрасна, как бывают прекрасны знатные дамы. Черный бархат пышного платья оттенял зелень ее глаз и золото волос. Глядя на светлое лицо, которого совсем не скрывала воздушная вуаль, на чистое лицо с легкими веснушками на скулах, Аш подумала: "Кажется, она похожа на моего Фернандо? - и вдруг задохнулась, опешив, слыша удивленное ругательство Ансельма. Это же Флора!"
      Ноги вынесли ее вперед помимо воли. Еще не совсем проснувшись, Аш оказалась на пути процессии.
      "Что, черт подери, я собираюсь ей сказать?"
      - Флориан, брось это все, - Аш зазвенела сталью, широким жестом обводя собор и придворную знать. - Я собираю офицерский совет. Сейчас же! Ждать больше нельзя!
      Зеленые глаза под жесткими золотистыми бровями взглянули на нее из-под свисавшей с пышного чепца вуали. Непривычное смущение помешало Аш продолжать. Трудно, глядя на эту даму, представить себе долговязого чумазого лекаря, напивавшегося с обозными шлюхами и, морщась с похмелья, зашивавшего раны относительно твердой рукой и отмытыми кошачьими кишками.
      В голосе Флоры дель Гиз тоже прозвучало смущение. Она неловко пробормотала:
      - Да, ты права... - и растерянно оглянулась на толпу плакальщиков.
      Какой-то аббат прошипел из-за ее спины:
      - Ваша милость, не здесь!
      В нефе было довольно шумно от звука шагов и сдержанного говора. Аш, еще не совсем опомнившись, взглянула на многочисленные зеленые рясы и прижала ладонь к кирасе против сердца.
      - Так, - она пристально глянула на Флориан. - Ты и в самом деле герцогиня? Не просто красивая кукла в чьих-то руках? Нам надо обсудить, как сохранить тебе жизнь!
      Флориан, в своем женском одеянии, молча смотрела ей в глаза.
      В сознании Аш, тише шороха падающих снежинок, явственно прозвучал голос Годфри Максимилиана:
      - Детка?
      4
      Аш хватается за плечо Роберта Ансельма. Утро восемнадцатого ноября где-то, глубоко в сознании еще держится память потрясения. Не замечая торопливого объяснения Флориан с окружившими ее придворными, она сознает только вернувшееся из прошлого старое ощущение тяжелого давления, силы.
      - Годфри!
      Кто-то склонился над плечом Флориан, нашептывая, убеждая...
      - Круговая оборона! - Петро со стрелками окружили Аш, заслоняя спинами, не обнажая оружия в храме, но готовые ко всему. Она закрыла лицо стальной перчаткой, прошептала в нее:
      - Годфри... это и вправду ты?
      - Аш, малышка...
      В его голосе не осталось ни капли прежней силы. Он звучал тихо, как ветер в голых ветвях, как снежинки, ложащиеся на снег. На мгновенье она ощутила запах... смолистый аромат сосновых иголок; сырой, бьющий в ноздри запах вепря. Но в сознании не возникло видения.
      - Что с тобой сталось?
      Так же напряженно, как привыкла действовать, Аш слушает. Как прежде слушала призывая голос Льва, каменного голема, machina rei militaris.
      - Аш...
      - Годфри? - она подождала, повторила снова: - Годфри?
      - Совсем ослаб, детка, и ужасно разбит, но да, я.
      - Зеленый Христос, Годфри, я уж думала, я тебя потеряла!
      - Ты слышала молчание, не пустоту.
      - Это... слов нет! - она встряхнула головой, заметила, что ее окружают люди, свои и чужие; что Флориан отдает четкие громкие приказы. Слов Аш не понимала.
      - Теперь ты слышишь меня... и опасаешься, что услышишь и голоса Падших Богов.
      - Не думаю, чтоб в Диких Машинах было что-то божественное!
      - Все сущее существует лишь милостью Божьей.
      Так слабо, словно он говорит из невообразимой дали, из такой дали, какую не измеришь милями. Плитки под стальными башмаками кажутся выпуклыми в косых лучах рассвета. Аш, сквозь пальцы стальной перчатки, видит их блеск.
      Ее поддерживали под руки. Люди движутся, кто-то впереди - Флориан ведет их. Куда?
      На улице лицо колют сырые морозные иголочки.
      - Ты слышишь Дикие Машины? - требовательно спросила Аш. - Я слышала их после охоты на оленя, а потом... Где они, Годфри? Годфри, они еще есть?
      - Я был разбит, но это проходит. Это длилось долго, буря страшной силы, а потом - ничего. Потом что-то невнятное. А теперь здесь ты, детка. Я слышал, ты звала меня.
      - Да, я... звала.
      Голос Годфри, исходивший из machina rei militaris сказал:
      - Я слышал твой плач.
      Она проснулась в слезах позапрошлой ночью; плакала беззвучно, так что не потревожила ни Рикарда, ни пажей. Проснулась, и выбросила из головы: во время кампаний с каждым бывает.
      Аш споткнулась, уронила руки, открыв лицо, увидела на мгновение яркое утро, выходящих из собора стражников герцогского эскорта, большую закрытую карету герцогини; и снова ушла в слух.
      - Они еще здесь? - настаивала Аш. - Дикие Машины? Годфри, они еще здесь?
      - Я ничего не слышу. Но я не слышал и их ухода, детка. Я не слышал их смерти. Молчание, но не пустота.
      - Мы бы ведь знали, если б они умерли? Или... были повреждены?
      Аш вдруг очнулась, открыла лицо. Глаза заслезились от белизны дворцовых стен. Ансельм с Анжелотти все еще поддерживали ее под руки. Аш спотыкалась на ходу. Следом шли пажи, ведя в поводу коней. Ясное небо принесло с собой холод.
      "Нет. Откуда я знаю? Откуда мне знать? Зараза, это было бы слишком просто..."
      - Я слышу только их молчание.
      Толпа расходилась с похорон, растекалась по улицам. Аш не замечала ни прохожих, ни суеверного перешептывания своих стрелков, глядевших, как их командир беседует с голосами - только не с теми, отметила Аш, о которых они привыкли думать. Святой Годфри, надо же! Она не замечала ничего, отдавая все силы поддержанию зыбкой связи. Ансельм с Анжелотти почти на руках внесли ее во дворец.
      - Они таки попытались совершить свое чудо. Я почувствовала, когда умер герцог. Они пытались зацепить Фарис. Меня они и не трогали, и все равно я почувствовала! - смутно ощутив под ногами ступени, она начала механически переставлять ноги. - И я слышала их... гнев... когда охота закончилась. Если они не повреждены, не уничтожены - проклятье, насколько я понимаю, они только и ждут смерти герцогини!
      - Герцогини?
      В голосе прозвучало очень человеческое изумление: Годфри оживал.
      - Маргарита Йоркская теперь герцогиня?
      - Эта-то? Нет. Черт подери, она даже не удосужилась явиться на похороны собственного мужа!
      Аш сама почувствовала, сколько яда в ее голосе. О наголенники стукнула пододвинутая табуретка. Она села, не задумываясь, что делает.
      - Я-то надеялась, что она объявится. В сопровождении десятка тысяч солдат, которые могли бы, от нечего делать, избавить нас от осады! Нет, вдовушка Маргарита все еще торчит где-то на севере. Герцогиня теперь Флориан.
      - Флориан!
      Словно совсем рядом прозвучал знакомый раздраженный смешок.
      - Годфри, ты после окончания охоты хоть раз слышал Фарис?.. Она не больна? В своем уме?
      - Жива, и осталась такой же, как прежде, - тень прежней насмешливости, словно Годфри Максимилиан постепенно забывает, что значит смеяться. - Она не станет больше говорить с каменным големом.
      - А с Дикими Машинами она не пыталась говорить?
      - Нет. Все Великие Дьяволы молчат... я был поражен, оглушен, нем... Долго ли?
      Аш заметила, что сидит в палатах, с высокими потолками и увешанными гобеленами стенами, бургундцы громко спорят, а женщина, похожая на Флориан, кажется, сдерживает их. Она ответила:
      - Двое суток? Может, часом или двумя меньше.
      - Не знаю, что может означать их молчание.
      Голос смолк внезапно, словно обессилев. Но Аш все еще ощущала присутствие святого Годфри в священных глубинах души.
      - Если бы заставить их услышать меня... Дикие Машины... нет, дерьмо, прежде надо все обдумать!
      Она моргнула мокрыми глазами, взглянула в окно. Судя по открывшемуся виду, они находились в башне Филипа Доброго, а бурная ссора бургундских придворных с военными заполняла комнату шумом голосов.
      Утро в том же здании, если не в той же комнате, где она в последний раз видела Карла Бургундского. Здесь, в нижнем этаже, в конце зала виднелся такой же высокий сводчатый камин, и в нем яростно пылал огонь, разгоняя утренний холод. Те же светлые плитки пола и беленые стены под коврами. Но на том месте, где в верхней комнате стояла кровать, на возвышении установлен дубовый трон.
      Она вдруг сжалась от боли, которой не ощущала всю эту долгую ночь, занятую молитвами.
      "Дерьмо, вот и еще один покойник! Проклятый Карфаген!"
      Гнев прояснил мысли, вывел из холодной пустоты, царившей в мозгу. "Не дело так отвлекаться!" Тепло огня добралось до тела, Аш снова почувствовала на себе шелковый камзол и шерстяные рейтузы, просохшие за ночь, увидела густые потеки ржавчины на блестящих латах, и только теперь поняла, как затекло и болит все тело.
      - Ты в порядке? - спросил Роберт Ансельм, склоняясь над ней.
      - Все та же песня. Жить буду. Где Флориан? - она ухватилась за его стальной локоть и подтянулась, поднимаясь на ноги. Комната покачнулась. Дерьмо!
      - Поесть, - Ансельм вышел.
      Яркий, блестящий холодный свет слепил усталые глаза. Аш выглянула из окна башни Филипа Доброго. За силуэтом башни, занятой отрядом Льва рассвет осветил по оси увязшие в грязи фургоны с железными стенами, прикрывавшие метатели греческого огня, нацеленные на северо-западные ворота.
      - Поешь вот. - рука Ансельма втиснула ей в ладонь черствую горбушку. От запаха черного хлеба рот мгновенно наполнился слюной, и в животе забурчало. Она вонзила зубы в корку и промямлила с набитым ртом:
      - Спасибо.
      - Самой-то ни хрена не догадаться! - он ухмыльнулся. - Слыхала, что за базар! Погоди, сейчас я с ними разберусь.
      Он отошел, направляясь к шумной кучке придворных. Резкий женский голос заставил Аш обернуться:
      - Сначала petit conseil*. [Малый совет.] Мессиры Ла Марш и Тернан, епископ Жан, капитан Аш. Остальные потом. Всем остальным выйти!
      Флориан точь-в-точь таким тоном отчитывала какого-нибудь дьяка, запоздавшего подать бинты и кишки для швов. Высокая женщина в черном платье, держась очень прямо, прошла через комнату от длинного стола. Перед ней расступались, склоняя головы.
      Одинокий мужской голос тявкнул:
      - Протестую!
      Аш, узнав вице-мэра Ричарда Фолло, подумала: "Он по-своему прав, должен присутствовать представитель купечества, - а потом: неплохая "герцогиня" вышла из Флориан!"
      Один из помощников Ла Марша и два его капитана уже оттесняли собравшихся к дверям. Штатские всегда пятятся перед людьми с оружием, им даже нет нужды обнажать мечи. Вскоре все офицеры, сержанты, слуги, конюшие, доктора, секретари и прочий сброд покинули помещение.
      - Аш... - Флора дель Гиз оглядела опустевший зал и кивком головы отослала трех конюших, которые пытались - безуспешно - выставить за дверь дружно упершихся Ансельма с Анжелотти. По ее знаку конюшие в пышных ливреях герцогской свиты с поклонами, пятясь, покинули зал. Ни один из них не оглянулся на Оливера де Ла Марша или Филипа Тернана за подтверждением приказа.
      "Так ... интересно".
      Мимо Флориан, кланяясь, проскользнул дворецкий и дюжина слуг с белыми скатертями и серебряными тарелками. Флора дель Гиз повернулась и прошла оставшиеся до Аш несколько шагов, двигаясь неуверенной походкой человека, непривычного к длинным платьям. Вот наступила кончиком туфельки на отороченный мехом подол бархатной юбки, споткнулась, запутавшись в тяжелой материи.
      - Осторожно! - Аш протянула руку и удержала немалый вес, спасая Флору от падения. Совсем рядом оказалось Давно знакомое лицо. Аш отметила, что от герцогини не пахло вином.
      - Merde! - ругнулась Флора, стрельнув глазами в сторону сановников. Аш выпустила ее локоть, осторожно отцепив тесный рукав платья от края стальной пластины своей перчатки. Флориан подобрала подол, приоткрыв серебряную парчу нижних юбок, расшитую по краю сапфирами и алмазами, поправила тугой поясок, застегнутый высоко под грудью. Плечи и бока ее обтягивал плотный бархат, но прорезь на груди приоткрывала белое полотно, столь тонкое, что сквозь него просвечивала розовая кожа. Лекарь Флориан вечно сутулился, но герцогиня Флориан отличалась прямой и величественной осанкой.
      - Зеленый Христос, мне бы так выглядеть в свадебном наряде! - сердито проговорила Аш. - И ты меня уверяла, что Маргарет Шмидт на тебя не клюнула?
      Глаза Флориан вспыхнули, и Аш осеклась. "Слишком фамильярно. Господи, ну как с ней говорить?" Вид Флоры в женском платье почему-то тревожил ее. Когда она была с Маргарет в мужском одеянии, это казалось не так странно.
      Словно не расслышав первых слов Аш, Флориан спросила:
      - В соборе... босс снова слышала голоса?
      - Я слышала Годфри, Флориан. По-моему, он был... ранен, или что-то такое. А насчет Диких Машин... пока ни хрена не слышно.
      - Почему?
      - А хотела бы я знать! Годфри не думает, что они мертвы... если про них так можно сказать. Может, повреждены. Ты - герцогиня. Может, ты мне скажешь?
      Флориан фыркнула, так знакомо, словно рядом с Аш все еще стоял отрядный лекарь, в пропахшей кровью палатке прямо на поле боя выковыривавший куски стали из живого мяса.
      - Господи, Аш! Если б я знала, уж тебе бы сказала! Оттого, что я стала "герцогиней", ничего не изменилось.
      "Они заставили ее принять ванну, - отметила Аш. - Под ногтями не осталось засохшей крови".
      - Нам надо поговорить, "герцогиня", - Аш еще раз оглядела высокую даму: короткие светлые волосы убраны под роговой венчик, открывая широкий белый лоб, левая рука изящно поддерживает спереди складки юбки - какой там лекарь! Можно поклясться, что она всю жизнь провела при дворе.
      Аш заметила, что женщина ни на секунду не забывает, сколько глаз устремлено на нее - на них обеих.
      Отвернувшись, чтобы скрыть свое замешательство от толпы, Аш поймала отражение Флоры в холодном просвинцованном оконном стекле. Царственно разодетая дама с крупными чертами лица: на запястьях, на шее, в волосах блеск драгоценных камней; только темные тени у глаз выдают усталость или напряжение. А рядом с ней - стриженная женщина в грязной броне; женщина со шрамами на щеках и с ввалившимися больными глазами.
      - Только скажи, - решительно предложила Аш, - и я тебя отсюда вытащу. Не знаю, как, но вытащу.
      - Ты не знаешь, как! - женщина ехидно улыбнулась - совсем лекарь, совсем Флориан, знакомый по десяткам месяцев в полевых палатках.
      - Любая военная задача имеет решение! - Аш запнулась. - Кроме той, понятно, которая тебя убьет!
      - Еще бы не понятно. Дикие Машины... - начала Флориан, но тут через опустевший зал прошагала какая-то женщина и беззастенчиво встала между Аш и герцогиней.
      Аш понадобилась секунда, чтобы узнать Джин Шалон, и еще секунда, чтобы поймать себя на том, что высматривает стражу, готовая приказать вывести ее.
      Джин Шалон возмущенно проговорила:
      - Я приказала подать вам поминальную трапезу - и они принесли два седла барашков, вареную селедку, рубец с требухой и три куропатки! Ничего пригодного для трапезы герцогини Валуа! Скажите им, что следует подать больше, и более подобающие кушанья!
      Аш наконец поймала взгляд Роберто и мотнула головой. Флора промолчала, слегка подтолкнув свою тетушку к дверям.
      - Леди права, - отчетливо прозвучал баритон Ла Марша. - Принесите для герцогини лучших кушаний! - он сделал знак слугам.
      Шалон победоносно удалилась.
      - Ты допустила ее к себе?
      - Она была ко мне добра. Последние два дня. Другой семьи ведь у меня нет.
      - Есть, - решительно возразила Аш. Она бы сказала то же самое любому из отряда Лазоревого Льва.
      - Если бы это было вроде как обустраивать госпитальную палатку, Аш! Там я знала, что делаю. А здесь я ничего не понимаю. Только знаю, кто я!
      Слуги и пажи заканчивали накрывать на стол; от запаха винного соуса у Аш потекли слюнки. Появился Ансельм, под его шагами заскрипели доски пола. Рядом оказался Анжелотти. Оба подчеркнуто бесстрастно взглянули на герцогиню.
      Флора быстро прошла к возвышению, коснулась пальцами дубового подлокотника трона:
      - Я знаю, кто я! Я знаю, что я делаю.
      Она стоит над окровавленной тушей оленя, слышит слова своего лекаря: "Я сохраняю реальность!" - все снова ярко предстало перед глазами Аш. Но эти два офицера не понимают. Они ведь не бургундцы.
      - О? - поднял бровь Роберт Ансельм.
      - Я не знаю, каким образом и почему! - Флора в отчаянии взглянула ему в глаза. - .Да и не важно, как это называть. Просто это работает! Вот что у них здесь значит: "быть герцогиней"! Они верят, что я их герцогиня. Аш, если мы уйдем, город падет, - она запнулась, поправилась: - Если я уйду.
      - Уверена? - спросил Анжелотти. Флориан смотрел только на Аш.
      - Тебе ли объяснять, что такое "дух войск"? - ее пальцы сжали ручку трона. - Я этого не хотела! Сами видите! Что называется: "Добро пожаловать в пекло..."
      Лекарь подняла голову. Аш проследила ее взгляд, обращенный на камер-советника, на Ла Марша, епископа и выходящих из зала слуг.
      - Если бы я не знала, что я такое, я бы удрала не задумываясь. Ты меня знаешь, Аш. Я и так могла бы сбежать.
      - Ага, с тебя станется. Например, уединиться с бутылкой.
      Флориан убрала отмытые пальцы от навощенного дуба герцогского трона, спустилась с возвышения, оказавшись между Ансельмом и Анжелотти. Аш уже поняла, что никто не прервет их беседу, пока лекарь-герцогиня ясно показывает, что желает уединения. В мыслях, тяжело ворочавшихся после бессонной ночи, возникло: "Городу жизни осталось всего ничего, здесь застрял один из моих людей - что мне делать?"
      Она в отчаянии оглядела светлый небольшой зал, блестящие одежды и латы советников, уставленный едой стол на белоснежной, выбеленной на солнце скатерти.
      - Когда я создала оленя... - Флориан рассматривала свои оттертые дочиста ладони, словно ожидая увидеть на них кровь, - это повредило Годфри.
      Аш встретила ее взгляд, увидела там что-то, очень похожее на самообвинение.
      - Думаю, он оправится.
      - Тогда, может, это повредило и Дикие Машины? Уничтожило их?
      - Может быть. Но я бы на это не рассчитывала. Я ведь слышала их уже после охоты...
      Роберт Ансельм проворчал:
      - Нам очень, очень повезло, если они хотя бы повреждены...
      Анжелотти, осторожно подбирая слова, подхватил:
      - ...Если то, что произошло на охоте, когда им помешали совершить чудо, повредило их... итак, если они повреждены, мадонна... они могут оправиться завтра. Или через пятьдесят лет. Или, если счастье окажется на нашей стороне - никогда.
      Флориан вопросительно взглянула на нее. Аш покачала головой.
      - Годфри сказал, он слышит "молчание, но не пустоту". Да и мне не верится, что с ними покончено. Кто знает, почему они молчат? Нам надо действовать так, словно мы ожидаем услышать их уже завтра.
      Флора, измотанная двумя сутками подготовки к похоронам, недосыпом и этикетом бургундского двора, казалась подавленной. Она вздохнула, вертя на пальце золотое кольцо, и взглянула на Аш. С таким же лицом смотрела на нее Флора, стоя в лесу, вся в крови оленя, ошеломленная свалившимся на нее несомненным знанием.
      - Мы бы услышали, - спросила она, - если бы за границами Бургундии уже два дня восходило солнце? Сколько отсюда до Оксона?
      - Вот дерьмо! - досадливый рык Ансельма привлек к ним удивленные взгляды собравшихся в противоположном конце зала вельмож.
      - Да, это ты точно заметил! Эвен. Зараза, Эвен Хью. - Аш пояснила Флоре: - Он побывал в их лагере. Принес кучу сплетен. Такая новость в четверть часа стала бы известна последнему серву!
      Аш передернула плечами. Приржавевшие пластины лат заскрипели.
      - Ладно, я тупица. Если бы это случилось, готам было бы не до того, чтоб меня подслушивать, они бы использовали каменного голема, чтобы сообщить Фарис! А Годфри сказал бы мне. Если б над христианским миром светило солнце, мы бы уже знали. Там темно, и значит, Дикие Машины никуда не делись.
      - Или так, и они просто молчат, - заметила Флора, - или темнота продолжается и без их участия.
      - Лучше уж первое, - мрачно проговорила Аш. - Во втором случае будущий год мы встретим в аду.
      - Итак, ничего не изменилось. Что бы ты ни услышала от Диких Машин.
      - Да я их и не слышу!
      Анжелотти с удивительным изяществом принялся загибать прокопченные порохом пальцы:
      - Герцога нет. Может, есть герцогиня. По-прежнему темно. Штурма все нет. И никакой угрозы со стороны Ferae Natura Machinae. Если в этом и есть какая-то система, мадонна, я не способен ее уловить.
      Аш забыла о нетерпеливой толпе за спиной.
      - У них может быть причина хранить молчание. Возможно, они скрывают повреждения. Откуда нам знать? Вот чего я терпеть не могу, - поморщилась она. - Принимать решения при недостатке информации. А решать все равно надо.
      Она вздохнула.
      - Мы должны обеспечить безопасность Флориан. Это в первую очередь. Что там с Бургундией, с этим клятым герцогством, не знаю, но что именно Флориан остановила Дикие Машины, это точно... - она осеклась. - Разве что уже нет нужды...
      Флориан разгладила складки платья длинными безупречно чистыми пальцами. Тонкая вуаль не скрывала ее лица, наоборот, придавала ему особую выразительность.
      - Там, в пустыне, - сказала она.
      - Что?
      - Ты заставила их говорить с тобой. Ты мне рассказывала.
      Анжелотти кивнул. Роберт Ансельм оскалился, словно готов был зарычать.
      - Так сделай это еще раз, - предложила Флориан. - Узнай. Я должна знать наверняка. Действительно ли я заменила Карла? Я ли им мешаю? Действительно ли я охраняю реальность от чего-то?
      - Я пробовала перед охотой... они научились скрывать от меня свои мысли. - Аш помедлила. - Но все-таки... они говорили со мной.
      "Если стану раздумывать, мне не захочется этого делать".
      В памяти вспыхнула картина: лицо амира Леофрика, когда она вытягивала слова из каменного голема; пронзительный холод песка пустыни, на который она упала лицом, впервые в жизни попытавшись сделать больше, чем просто услышать. Когда она в короткое мгновение выжала из Диких Машин знание.
      Она собралась. Это не так просто: не открыться, позволив голосам вливаться в послушный разум, но создать в себе тягу, пустоту, которая стремится быть наполненной.
      Она закрыла глаза, отстранила зал в башне, Флориан, Ансельма, Анжелотти; направила слова сквозь и за пределы каменного голема, за сотни лиг, в Карфаген.
      - Давайте, булыжники долбанные!
      И вслушалась.
      Слабый звук в одиночестве души, неохотный шепот, сквозь боль Годфри. Голос, хор голосов, звучащий впервые с той минуты, как убитый олень свалился наземь.
      - СТРОЙ ПЛАНЫ, ПОКА ЕСТЬ ВРЕМЯ, МАЛАЯ ТВАРЬ ЗЕМНАЯ. МЫ ЕЩЕ НЕ ПОВЕРЖЕНЫ!
      Она прижималась щекой к стене. Какой холодный камень...
      - Дайте-ка, босс, я...
      Шевельнувшись, она увидела Рикарда. Парень тянул у нее из руки салад. Аш разжала пальцы. Выпрямилась со вздохом и повернулась, позволив ему отвинтить болты наплечников и снять ржавое железо. Рикард засунул пластины подмышку, неловко расстегнул пряжку пояса и, не сводя с нее встревоженного взгляда, снял ножны с мечом.
      - Босс...
      Она повернулась к нему спиной. Двигаться стало легче. Аш увидела отраженными в оконном стекле: Ансельма, мрачно выпроваживающего из зала ее эскорт, Анжелотти, тонкими пальцами гладящего руку Флоры.
      "Забыла. Всего два дня прошло, а я уже забыла. Каково... слышать их голоса, обращенные ко мне".
      Она протянула руку, коснулась пальцами стекла, сквозь полотно перчатки ощутила холод.
      Отсюда, в утреннем свете, видны разномастные стены и башни Дижона. Здесь белая штукатурка поверх булыжника, там выщербленная снарядами кирпичная кладка. Над серым гранитом мельничной башни еще стоит черный столб дыма. Внизу - красная черепица крыш. На юге, за двойными шпилями сотен церквей виднеются извивы Сюзон, блеск воды среди серых лесистых холмов. В небе ни одной птицы. Звонят далекие колокола.
      Повсюду: и на берегах западной реки, и за рвом, и вдоль дороги, убегающей к западному мосту - отвалы свежей земли. Траншеи и редуты визиготского войска, такие маленькие отсюда. Еле слышный голос рожка над пустынным лагерем.
      И на краю ее сознания обрыв, глубже, чем тот, который открывается под окном башни. И в его глубинах - голоса.
      Роберт Ансельм, голосом, сиплым от пережитого потрясения, с черным юмором спрашивает:
      - Похоже, не слишком хорошие новости, а, тудыть их дышлом?
      "Это он в первый раз увидел меня говорящей с Дикими машинами".
      Проклятье, Роберт, как жаль, что тебя не было в Карфагене.
      - Это ты чертовски правильно заметил...
      Больше всего ей хотелось сейчас уйти в знакомое оглушение действием, вспомнить старое уменье отсекать от себя чувства. За неимением лучшего Аш погрузилась в изучение собственных пальцев. Пальцы дрожали.
      - Мадонна... - Анжелотти крепко взял ее за локоть и с удивительной для его хрупкого сложения силой потянул пройтись по комнате. Аш споткнулась о дубовую скамью возле камина, и, не успела восстановить равновесие, как мастер канонир подтолкнул ее в мягкое кресло, стоявшее у стола и грациозно отступил, чтобы с той же непринужденностью проводить в соседнее кресло герцогиню Бургундскую.
      - Еда, - заметил он. - И выпивка. Мадонна Флориан, здесь ведь должно найтись вино?
      Неверными пальцами Аш отстегнула пряжки перчаток, тяжело уронила их на скатерть и потянулась к золотому, украшенному рубинами кубку.
      Она замечала, как рассаживаются у стола немногочисленные оставшиеся в опустевшем зале бургундцы, слышала, как вздыхают о нарушении этикета пажи и слуги, но ей не было дела ни до чего, кроме жгучего вкуса вина на языке. Когда подали мясо, она положила себе щедрую порцию, как сделала бы в лагере, и не сразу заметила, что режет баранину не ножом для еды, а боевым кинжалом.
      "Вот вам, полюбуйтесь на грубых наемников..."
      Вкус лука, ортолана* [Садовая овсянка, считалась деликатесным блюдом.] и тушеного гороха во рту, тяжесть в желудке; Аш постепенно приходила в себя, начинала замечать простую реальность окружающих ее вещей: скатерть, стол, броня, камзол, тарелки... Она рыгнула.
      "Они до меня не доберутся. Не смогли ведь тогда, перед охотой. Они только и могут, что говорить".
      - Я не знаю, повреждены они или нет, - запихнув в рот полную ложку фрументи* [Пшеница, разваренная на молоке, с сахаром и корицей.] обратилась она к Флоре. - Как я могу определить? Но они еще здесь.
      - О Господи.
      Не похоже на Флориан - взывать к Господу, отметила про себя Аш, откладывая в сторону ложку и пальцем собирая со стенок миски остатки сладкого лакомства. Облизав палец, она взглянула на Флору дель Гиз.
      Та сказала:
      - Значит, я - Карл Валуа.
      Аш моментально преисполнилась мрачного веселья и утешила: