— Повторяю, — сказал Стайн, осклабившись, — я ученый, аналитик. Поэтому, когда человек ни с того ни с сего начинает кричать и вопить, я говорю себе, что для этого должна быть причина. Не так ли? Обязательно должна быть причина. Может быть, она кроется в небольшой вещице, выпавшей из кармана капитана Макдональда? — спрашиваю я себя. Может быть, причина в небольшом талисмане, какие любят носить на счастье в южной Германии? Конечно, один только вид такой вещички не мог довести человека до неистовства и психиатрической лечебницы…

Стайн вновь улыбнулся. Очевидно, он припрятал хорошие козыри, чтобы в нужный момент воспользоваться ими. Я сдержал злобу.

— Психиатрической лечебницы?..

— Да, капитан. Психиатр мой большой друг и находит случай с немецким матросом чрезвычайно интересным. У него так называемая фиксация в отношении вашего талисмана, изображающего кисть руки. Именно он явился толчком для новой вспышки болезни…

Хотя вечер был холодным, меня прошиб пот. Я налил себе и Маку виски. Стайну я даже не предложил.

— Ну и что же? — спросил я.

— Так-то лучше, капитан, — ухмыльнулся Стайн. — Может быть, вам будет интересен мой рассказ и вы предложите мне выпить?

— Возможно, — хмуро отозвался я.

— Итак, мы оба, будучи учеными, занялись историей болезни Иоганна. Занятная история, должен заметить. Мы выяснили, что после 1944 года жизнь Иоганна началась как бы заново… Буду откровенен, у Иоганна нет прошлого… Его обнаружил в 1944 году в племени диких бушменов один миссионер. Иоганна доставили в Виндхук. Два года он провел в госпитале. Кто он, откуда, так и не удалось выяснить. Депо только одно, что он был моряком, точнее подводником. У него прозвал памяти. Он не помнит, каким образом оказался у бушменов. Он живет в смертельном страхе перед изображением кисти руки.

Я подумал о знаке победы в виде кисти руки, нарисованной на боевой рубке «Форели».

— Иоганн поправляется и скоро вернется… — Стайн улыбнулся и поднялся с места, делая вид, что собирается уйти. В дверях он обернулся. Он играл мной, как кошка мышью. — Я заинтересовался лейтенантом Герландом, — небрежно произнес он. — Мой друг в Кейптауне навел кое-какие справки, и меня заинтриговало, что лейтенант Герланд когда-то служил на подводной лодке «Форель» под командованием некоего Джеффри Пэйса.

Я уже несколько лет не слышал своего настоящего имени, и мороз прошел у меня по коже. Итак, Стайн шантажирует меня, чтобы я отвез его на Берег скелетов. Невозможно, чтобы он знал об острове Двух кривых дюн.

— Капитан-лейтенант Пэйс был уволен из флота по решению военного трибунала, — резким голосом продолжал он. — А на боевой рубке «Форели» была нарисована кисть руки. Странно, подумал я, потерявший рассудок матрос-подводник, у которого одно лишь изображение кисти руки вызывает смертельный ужас, британская подводная лодка, чьей победной эмблемой была кисть руки, и шкипер, который носит в кармане талисман в форме кисти руки…

Гнетущую атмосферу развеял Мак. Он напал на Стайна неожиданно и яростно, как мамба. Оказавшись позади, он ударил его бутылкой.

Я успел стукнуть Мака по руке, едва его оружие коснулось шеи Стайна. Он отскочил и прислонился к переборке. Пистолет системы «люгер» оказался у него в руке.

— Отчаянные и опасные люди, — сказал он, разглядывая нас почти уважительно. — Я видел, как капитан… гм… Макдональд расправился с Хендриксом самым грязным приемом, который мне когда-либо приходилось видеть. Сам я едва не стал жертвой его механика. Да, джентльмены, видно, вы получили очень дурное воспитание.

Мак не произнес ни слова. Мрачное выражение не сходило с его лица. Я примеривался взглядом, удастся ли мне одним прыжком обезоружить Стайна. Шанс был невелик.

Стайн посмотрел на Мака. Взгляд его был насторожен.

— В свое время я убью вас, — сказал он бесстрастно. — Но не сейчас. Сейчас не время, особенно когда мы ведем столь интересную беседу о лейтенанте Герланде и его бывшем командире. Кстати, где лейтенант Герланд?

— На берегу, с друзьями, — ответил я, не спуская глаз с немца.

— У меня тоже есть друзья на берегу, хорошие друзья, — невозмутимо продолжал тот.

И тогда я придумал, как покончить со Стайном. Это было очень просто. Нужно было только согласиться на его предложение — остальное проделает Берег Скелетов. Мне не нравилось, что он копается в моем прошлом. Безжалостные пески Берега Скелетов, только они услышат его предсмертные стоны. Я решил осторожно сыграть свою игру, ведь Стайн был хитрым, как черт.

— Вы думаете под страхом смерти заставить меня отправиться на Берег Скелетов? — спросил я. — За какой-то козявкой? Так я вам и поверил! Наверное, хотите заодно прихватить там мешочек алмазов?

Он улыбнулся.

— Как ни странно, капитан… гм… Макдональд, но я действительно рвусь туда из-за козявки. Больше всего на свете я хочу найти одного жучка. Я готов понудить вас отвезти меня…

— Вы хозяин положения, — прервал я. Что ж, я отвезу вас, но пятьсот фунтов за это маловато. По меньшей мере тысяча.

Стайн презрительно взглянул на меня:

— Пятьсот фунтов было первоначальным предложением, капитан, но теперь цена значительно снизилась. Я желаю, чтобы вы доставили меня на Берег Скелетов бесплатно и высадили там, где я захочу… А я то думал, что обманул его!

Я сделал шаг вперед, но Стайн наставил «люгер» прямо на меня.

Стайн явно наслаждался ситуацией.

— Предположим, что вы капитан-лейтенант Пэйс, прославившийся в годы войны командир «Форели». Согласитесь с этим хотя бы условно. Конечно, капитан-лейтенанта Пэйса вряд ли обрадует, если повсюду начнут трезвонить, что теперь он капитан Макдональд, владелец первоклассного траулера… Впрочем, газеты, поборники «честной игры», как любят говорить англичане, заявят, что изгнание из флота было уже достаточно большим наказанием для молодого офицера; зачем же снова корить его, даже если он взял себе другое имя и утверждает, что он южноафриканец? Так почему же вы слишком быстро капитулировали, капитан-лейтенант?

Я проклял свою прыть. Но на что он намекал? Его скрытые угрозы встревожили меня.

— Ну и что? — Я все еще бодрился. — Ну предположим, что я капитан-лейтенант Пэйс. Но ведь дважды за один и тот же проступок не судят!

— Ловко сказано, — усмехнулся Стайн. — Когда я в первый раз увидел ваше судно, то спросил себя, откуда у ее владельца 200 000 фунтов на покупку такого современного траулера, как «Этоша»? Зачем ему дизели двойного действия? Зачем обводы, как у яхты, если судно предназначено для рыбного промысла? В порту я слышал, будто капитан Макдональд знает Берег скелетов лучше любого другого шкипера в Валвис-бее. Почему? Может быть, он добывает там алмазы? Может быть, для этого ему и нужны дизели двойного действия и такие изящные обводы?

— Чушь! — взорвался Мак.

— Именно это я и имел в виду — чушь, — согласился он и плавно взмахнул пистолетом. — Присядем. Нам нужно многое обсудить — детали высадки на Берег скелетов и все такое прочее…

— Обсуждать нам нечего, — резко оборвал я, отлично зная, что обсудить нам нужно многое. — Я не доставлю вас на Берег скелетов ни при каких обстоятельствах. А теперь убирайтесь. И если вы пожалуете вновь, я выброшу вас за борт.

— Смело заявлено, капитан Пэйс, или нужно говорить «капитан-лейтенант»? — усмехнулся он. — Вы вынуждаете меня ходить с козырей, которые я хотел попридержать…

Пот струился у меня под рубашкой. Проклятый немец издевался надо мною.

— Я еще не знаю назначения «Этоши», — тихо сказал Стайн, — но намерен это узнать.

Значит, он не имеет понятия об острове Двух кривых дюн!

— Меня очень заинтересовала личность капитан-лейтенанта Пэйса, — продолжал немец, — и я обратился к одному знакомому в Кейптауне, чтобы он побольше разузнал об этом знаменитом подводнике. И что же выяснилось? Выяснилось, что он… утонул. Вскоре после суда над ним.

Мурашки побежали у меня по коже.

Стайн с торжеством сунул пистолет обратно в карман.

— Это было в апреле 1945 года. Помните старую «Филирию», капитан? Смешно, что Георгиади назвал такую развалину именем морской нимфы! Но греки народ сентиментальный…

Я машинально налил себе еще виски в стакан. Итак, «Филирия» восстала из могилы — и двадцать семь человек экипажа вместе с ней!

— Машины на этом корыте никуда не годились, не так ли, Макфадден? — ядовито усмехнулся Стайн. — Блестящий командир-подводник в качестве шкипера старой развалины и его не менее блестящий механик поддерживали работу машин ровно столько, сколько это было им нужно… Стайн понимал, что загнал нас в угол.

— Что вы сделали с «Филирией», капитан Пэйс? Разве можно исчезнуть вместе с кораблем и двадцатью семью членами экипажа? Георгиади будет очень интересно узнать, кал вы исчезли и появились с приличным капиталом и под другой фамилией. Вряд ли бы этот грек так расстраивался из-за потери старой посудины, за которую он получил страховку, превышающую ее стоимость. А он, капитан Пэйс, до сих пор переживает потерю «Филирии»! Уверен, что он был бы счастлив возобновить знакомство с ее капитаном и механиком. Так же как и власти Танжера. Каков был груз «Филирии»?

— Если вы так много знаете, то должны знать и грузовой манифест «Филирии», — грубо отрезал я.

— Конечно, знаю, — спокойно ответил он. — Вы везли фрукты, коньяк и шерсть — ничего экстраординарного. Но почему именно в Танжер, спрашиваю я себя? И отвечаю — в сорок пятом году в Танжере можно было купить и продать что угодно и кого угодно…

Я часто задавался вопросом, как перенес Георгиади потерю алмазов стоимостью в 200 000 фунтов? Впоследствии мне стало известно, что он под вывеской респектабельной торговой фирмы контрабандой вывозил алмазы из Юго-Западной Африки и Сьерра-Леоне в Танжер. Я до сих пор помню выражение лица грека, когда он протянул мне коробку из-под блока сигарет, в которой лежал небольшой полотняный мешочек, завернутый в газету.

— Отдадите Луи Мане, владельцу бара «Стрейтс», — распорядился он. — Здесь больше чем на двести тысяч фунтов неотшлифованных камней. Многим людям перерезали глотку за десятую часть этой суммы, капитан, поэтому не вздумайте заняться личным бизнесом. Понятно?

Именно эти слова Георгиади заронили в мою душу сомнения…

Далеко к югу от острова Двух кривых дюн, южнее устья Оранжевой реки, старая «Филирия» натужно хрипела своими машинами. Была темная ночь, в каюте нечем было дышать от сухого ветра, дующего с материка. Откуда-то с берега, отгороженного колючей проволокой, по водной шири и небосводу рыскали лучи прожекторов, охраняя запретную территорию. В этой забытой богом пустыне полицейские, которых посылают туда служить на два года, зачастую сходят с ума. Меньше всего их заботит морское побережье, которое песчаные отмели делают недоступным для кораблей. «За исключением острова Двух кривых дюн», — подумал я. Эта мысль и породила всю затею. Черт возьми, почему, в самом деле, должен я командовать этим плавающим гробом и быть парией, когда я единственный хозяин уникальной в своем роде гавани между Кейптауном и Тигровой бухтой, не считая Валвис-бея?! Я, один только я знал о ее существовании. Если бы у меня был собственный корабль! Да, я должен иметь корабль!

Я выглянул в иллюминатор. Остров Двух кривых дюн — ахиллесова пята Берега скелетов!

Эта мысль завладела мною с такой силой, что я шлепнул ладонью по столу. Драгоценный сверток Георгиади! Частное предпринимательство! 200.000 фунтов стерлингов помогут мне обзавестись собственным судном, каким я хотел — быстроходным, маневренным. Для отвода глаз — лов рыбы. Я мог бы действовать, базируясь на Валвис-бее, и никто даже не заподозрит, чем я на самом деле промышляю и где моя настоящая база.

Первое, что пришло мне в голову, — посадить старую «Филирию» на мель у острова Двух кривых дюн и незаметно улизнуть на шлюпке. Однако я отбросил эту мысль. Я не мог оставить Мака и двадцать семь ни в чем не повинных людей на мучительную смерть даже за все алмазы Юго-Западной Африки! Нет, зачем же сажать корабль на мель?! Лучше я просто покину его и скроюсь, воспользовавшись предрассветной мглой…

Я открыл чемодан и достал карту старого Саймона, развернул ее и измерил расстояние от острова Двух кривых дюн до Тигровой бухты: около пятидесяти миль по прямой. Высадившись, придется обогнуть португальский кордон у Посто Велхо и обойти стороной дорогу на Касимбу от заставы на пограничной реке Кунене. Мне пришлось бы пройти миль восемьдесят в обход. Твердого плана у меня не было. Я должен был попасть в Касимбу с востока, а не с юга. Никто бы тогда и не заподозрил, что я моряк, потерпевший кораблекрушение.

А что станется с «Филирией»? Я был почти уверен, что Олафсен, мой помощник, доберется до какого-нибудь ангольского порта, как только решит, что я погиб. К тому времени я буду уже далеко. Конечно, Георгиади не станет болтать о том, что именно отправил он со мной на «Филирии». Я был убежден, глядя на неряшливых матросов, что ни один из них не был его соглядатаем, приставленным ко мне…

Я вновь склонился над картой и вдруг почувствовал, что не один в каюте. Я обернулся.

У входа, ухмыляясь, стоял Мак. В руке он держал тяжелый разводной ключ. По лицу его было видно, что он инстинктивно почуял что-то недоброе.

— М-да, — произнес он, глянув на карту. — Что ты затеял, шкипер?.. Со мной-то ты можешь быть откровенным. Ведь это я тот шотландец-механик, который уволился из королевского флота, чтобы не расставаться со своим командиром… — Он кивнул на карту. — Некоторые люди помешаны на женщинах, другие на виски. У меня это машины, а у тебя забытая богом часть моря или суши, не вполне уверен, что именно. Один раз это уже довело тебя до катастрофы. Хватит, пожалуй, а?

Он сказал это без злобы. И тут я понял, что совершить побег в одиночку очень трудно, почти невозможно. С сообщником это будет легче. «Нужно привлечь к моей затее Мака», — решил я. Был только один способ заполучить его в сообщники: откровенно рассказать все.

Я запер дверь каюты и достал из чемодана блок из-под сигарета Казалось, Мак был заинтригован. Он не испугался, когда я запер дверь — он в любой момент мог прикончить меня разводным ключом, который не выпускал из рук. Я высыпал на стол содержимое коробки — тусклые, неотшлифованные алмазы.

Мак сделал удивленный жест.

— Дорогие камушки, — сказал он.

Впервые я видел Мака потрясенным.

— Даже очень.

— Намерен прикарманить?

— Не себе, Мак, а нам. Тебе и мне. Двести тысяч фунтов!

— Хочешь, чтобы я открыл кингстон? — спросил он.

— Нет, Мак, — сказал я, словно мы обсуждали какой-то незначительный дефект в механизме, а не крупную аферу. — В нужный момент ты остановишь машины и доложишь о неполадках с рулевым устройством. Сорваны штыри или что угодно. Сам придумаешь…

— Непонятно, — перебил Мак. — Я останавливаю машины и докладываю тебе, что руль в неисправности. А дальше?..

— Мы спускаемся за борт, чтобы осмотреть повреждение.

Мак постучал ключом по стакану, и в каюте словно зазвучали колокола судьбы.

— Когда это должно произойти? — тихо спросил он.

— Около половины четвертого.

— И затем?

— Я поставлю это старое корыто севернее того места, где рассчитываю высадиться на берег. Как только спустимся в шлюпке, течение отнесет нас от «Филирии», и мы быстро затеряемся в темноте.

Мак покачал головой.

— А вдруг примутся нас искать? Через час—другой наступит рассвет, и они увидят нас как пить дать.

— Ошибаешься. Корабли королевского флота не смогли обнаружить подводную лодку, которую я потопил. А уж с этой старой посудины никто не увидит нас, — я хмуро улыбнулся, глядя на окаменевшее лицо Мака. — Уверяю тебя.

— Стало быть, это была подводная лодка? Ты ничего не говорил об этом на трибунале.

— Да, Мак. И причины, почему я этого не сделал, не могу открыть и поныне.

— Ну, тогда… А что же кит?..

— Много людей погибло из-за этого «кита»… — сказал я, усмехнувшись.

— Но ведь ты же не выпустил ни одной торпеды!..

— Мак, я знаю, как топить корабли без торпед. Это умеют делать только море и я. Видишь эту карту? Я воспользовался ею только однажды. Но хочу воспользоваться еще раз… И тогда мы с тобой разбогатеем.

— Не думал, что ты такой отпетый шельмец, — медленно проговорил Мак. — Берег скелетов крепко держит тебя, шкипер. И если это так, то в конце концов он одолеет тебя… Ну да ладно: я снесу в лодку провизию и воду. Хотя мне не известен твой план, я уверен, что никакой осечки быть не может… Ну и отпетый же ты шельмец! — повторил он.

Однако осечка все же произошла.

Когда в ту чернильно-темную ночь шлюпка, в которой находились мы с Маком, коснулась воды, Берег скелетов дал о себе знать. Внезапный вихрь, за которым последовал не менее яростный вал, не оставил «Филирии» никаких шансов на спасение… За несколько минут до того, как Мак появился на мостике с ложным сообщением о неисправностях в рулевом управлении, я изменил курс так, чтобы старая посудина шла параллельно береговой линии. Это должно было вывести «Филирию» в открытое море, подальше от опасных подводных скал и мелей. Море было сравнительно спокойно, когда я скомандовал спустить шлюпку. Мы заранее подтянули ее по правому борту ближе к носу. Таким образом «Филирия» прикрывала нас от ветра.

Шквал с необузданной яростью налетел без всякого предупреждения. «Филирия» оказалась к нему боком и шаталась словно под ударами боксера-великана.

Какое-то время «Филирию» и нас вместе с ней несло прямо в открытое море, но вдруг я с ужасом увидел, как накренился ее ржавый, выкрашенный суриком борт. Мы с Маком были бессильны что-либо предпринять. «Филирия» нависла над нами и в любой момент могла опрокинуться на шлюпку.

Мак пытался завести мотор. «Проклятие!» — вопил он как сумасшедший, дергая заводной тросик. Мотор не заводился. Но течение уже подхватило нас и отнесло к корме. Судно кренилось все больше и больше. С секунды на секунду «Филирия» должна была завалиться на нас.

И тут море нанесло следующий удар: гигантский вал, который нагнал ураганный ветер, пришел от северной оконечности острова Двух кривых дюн, почти с того самого места, откуда я в первый раз увидел АПЛI. Море ринулось назад, отраженное твердой, как сталь, песчаной косой, и развернуло старую посудину почти на девяносто градусов. Я видел, как прогнулся корпус «Филирии», когда волна хлынула на палубу, и даже сквозь завывание ветра услышал скрежет ломающегося металла. Наша утлая шлюпочка взмыла высоко на гребень, и в следующее мгновение мы скользнули по склону вала в бурлящий водоворот. «Филирия» исчезла во мраке…

Шлюпку закрутило во все убыстряющемся потоке и понесло к линии прибоя. Я отчаянно вычерпывал воду. И вдруг море вокруг нас успокоилось. Шлюпку вынесло в бухту острова Двух кривых дюн. В наполовину залитой водой лодке, все же еще держащейся на плаву, мы были в безопасности, окружрнные песчаными косами, спасшими нас от беснующегося ветра и прибоя…

На следующее утро мы разглядывали с берега в бинокль останки «Филирии», каждую минуту вытирая с окуляров налеты соли. «Филирия» лежала у южного входа в протоку. Мачт на ней не было, корма разбита… Все утро мы провели в поисках потерпевших, но не обнаружили никого.

Море и остров Двух кривых дюн сберегут тайну алмазов Георгиади…

Голос Стайна прервал нить моих воспоминаний:

— По-видимому, это была чистая работа, капитан Пэйс. Георгиади был бы чрезвычайно рад узнать подробности. Вам следовало бы стать компаньонами. С одной стороны — лживый и алчный торговец, с другой — изгнанный с флота офицер, готовый на любые авантюры. Вы составили бы великолепную пару, капитан Пэйс.

Я ничего не ответил. Пусть думает, что я умышленно потопил «Филирию» со всей командой. Отрицание не возвысило бы меня в глазах Стайна. С дьявольской логикой этот немец, охотник за жуками, ученый, как он называл себя, соединил звенья, казалось бы, несовместимой цепи и докопался, «кто есть кто». Разве стоило тратить столько усилий ради того, чтобы отыскать какую-то там букашку? Остров Двух кривых дюн! Вот мой козырь, и я собирался воспользоваться им. Пусть себе думает о «Филирии» что ему угодно. Остров Двух кривых дюн, вот единственное, до чего Стайн не докопался!

Стайн чертовски был доволен собой. Он ласково смотрел на нас и вдруг неожиданно рявкнул:

— Будьте готовы к выходу завтра утром! И приготовьте помещение мне и моему коллеге!

— Убирайтесь к черту! — отрезал я. — Герланда еще нет, и будь я проклят, если выйду в море без штурмана.

— У вас нет выбора, капитан Пэйс.

— К тому же я должен дождаться шлюпок. Мои разбило во время шторма… Они прибудут недели через две.

— Не пытайтесь оттянуть время, — хмыкнул Стайн. — Меня вы не проведете. Ладно, значит, мы выйдем в море послезавтра утром. Герланд к тому времени вернется. Остальное не важно.

Он снова улыбнулся.

— Не провожайте меня, капитан Пэйс. Ночь темна, и несчастный случай может быть сочтен вполне правдоподобным. Этот вечер был очень поучителен для меня. Я понял, почему на флоте так высоко ценили ваши таланты, капитан. Я также весьма ценю их, иначе не обратился бы к вам за содействием. Джентльмены, до встречи. — И, мелодраматически махнув рукой, он исчез…