ГЛАВА 20

Мелюзина

Со времени суда в Оксфорде королева Мод была постоянно в таком плохом настроении, что когда Бруно сказал мне о том, как Роберт Глостерский и Матильда ускользнули от патрульных кораблей и благополучно добрались до порта в Арундели, я чуть не заплакала от отчаяния. Королева и раньше, хотя не так уж часто, бывала неласкова и нелюбезна, но теперь она была настолько мрачна, что, казалось, ей самой ненавистно быть счастливой. С конца августа, после того как король овладел крепостями епископов, королева соединилась с ним, и мы с Бруно теперь были вместе.

На моем личном небосводе было лишь одно небольшое облачко, когда я подумала однажды, что, возможно, беременна и потеряла ребенка. Я не была в этом уверена, просто на несколько дней у меня задержались месячные. Они начались на второй день после того, как мы начали двигаться из Нортхамптона в Виндзор. Я ничего не сказала Бруно – не знаю почему. Он, конечно, никогда не упрекал меня за то, что я не беременею, хотя очень трудился над тем, чтобы сделать мне ребенка. А с другой стороны, я не думаю, что это было его основной целью. Сказать по правде, это не было и моей главной целью. Я совершенно не пришла в восторг, когда произошла задержка месячных, и у меня было скорее чувство вины, чем печали, когда они начались, поскольку я знала, что, если бы Бруно стало известно, что я жду ребенка, он настоял бы на отправке меня в Джернейв. Но месячные прошли не труднее, чем обычно, так что, вероятно, я и не была беременна.

И все же это слегка омрачало мои мысли и потому сделало меня более чувствительной к плохому настроению королевы – отсюда мое отчаяние, когда я услышала новости, которые, как я думала, могли бы еще больше огорчить ее. К моему изумлению, они не произвели ожидаемого эффекта. Сначала я не заметила в Мод больших изменений, даже король отреагировал с его обычной поспешностью, собрав армию и выступив на юг. Я сама чувствовала себя просто ужасно. Казалось, все светлое ушло из моей жизни, когда Бруно ускакал прочь. По крайней мере, когда король с королевой были вместе, мы иногда встречались в течение дня, и Бруно поднимал мой дух. А главное, у нас были вечера и ночи, когда мы вместе обсуждали новости и сплетни о наших разных делах при дворе, смеялись, шутили… и любили друг друга.

Затем нам сообщили, что Глостер ушел из Арундели, взяв с собой сто сорок рыцарей, привезенных им из Нормандии, а свою кровную сестру Матильду оставил в Арундели, король тут же взял эту крепость в осаду. Я плакала – не потому, что Глостер ушел уя не вынашивала дутых планов относительно его персоны), но осада означала, что Бруно должен быть вдали от меня долгие месяцы.

Потом случилось что-то, что изменило настроение королевы. Не то, чтобы Мод была счастлива. Это выглядело, как если бы несчастье, которого она боялась, обрушилось, но самого плохого не произошло. Словно она отмахнулась от тяжелой тучи, которая омертвляла все ее чувства и притупляла ум. Теперь она плакала. Плакала над опасностью, которой мог подвергнуться ее муж, если бы он решил штурмовать Арундель. Но слезы не мешали ее активности. Она была готова созвать побольше людей на помощь королю и убедиться, что припасы королевской армии поступают безостановочно. Кое-что мне было известно потому, что я писала некоторые приказы. Она никогда не доверила бы мне делать это в прошлом, но в последнее время Мод смягчилась ко мне, особенно когда застала меня в слезах после новостей об осаде. Я не говорила ей о их реальной причине, да она и не спрашивала.

Не прошло и недели, как прибыл Бруно с требованием, чтобы я поехала с ним в Арундель, и оказала королю некоторую услугу.

– Какую услугу? – недоверчиво спросила Мод, а я была настолько потрясена, что не смогла даже выдавить из себя такой же вопрос.

– Мелюзина знает императрицу Матильду, – ответил Бруно.

– Знает ее? – повторила Мод, повернувшись, чтобы взглянуть на меня.

– Я была дважды представлена ей, но это было восемь лет назад. Мне было пятнадцать.

Это все, что я сказала, но вспомнила, что во время второй из встреч Матильда выделяла меня несколько раз. Однажды она даже послала за мной пажа, вызвав меня по имени, к моему глубокому неудовольствию: невозможно было отвертеться от вызова, если она знала мое имя. Она привела меня просто в бешенство, потому что своим августейшим вниманием лишала меня возможности потанцевать и поболтать с друзьями, с которыми я виделась лишь несколько раз в году. А для меня это было большее удовольствие, чем беседа с Матильдой. Тем более что она не сказала ничего интересного. Она лишь выразила свое неудовольствие относительно непродуманности путей развития Англии, потери имений и свои ожидания, показывающие ее противостояние тонким махинациям суда Священной Римской Империи, от которого она уехала более чем на пять лет.

Моя злость сделала меня бессловесной в ее присутствии. Фактически я даже не посмела поднять головы и посмотреть на нее из страха, что она могла бы увидеть неуважение на моем лице, а я хорошо знала, что не следует оскорблять дочь короля Генриха тем, что я думаю о ней. Возможно, она приняла мое молчание и опущенную голову за благоговение и по этой причине ей понравилось мое общество. Другие дамы не были так осторожны, но большинство из них являлись женами или дочерьми гораздо более влиятельных людей, чем мой папа. К тому же я знала, что король Генрих не слишком доверял папе, и для меня было очень важно не добавить оскорблений и не навредить ему. Должно быть, на моем лице было написано, что это было более чем простое представление, и Мод заметила довольно сухо:

– Для дочери простого рыцаря, к тому же небогатого, у тебя оказалось слишком много друзей в высших кругах, Мелюзина.

– Я бы не сказала, что была другом императрицы Матильды, – ответила я так же сухо, – в моей части королевства немного людей, мадам, поэтому невозможно собрать большую толпу и оказать внимание только самым важным персонам. Таким образом, каждый из приглашенных может быть отмечен особо. Императрица нашла меня недостаточно кроткой и сделала мне замечание.

Мод засмеялась. В последнее время этот звук не часто можно было услышать, и я, к своему удивлению, обнаружила, что была рада развлечь ее.

– Сделала тебе замечание, – сказала она, – Очень хорошо. Это хорошее описание беседы с Матильдой. – Ее глаза вернулись к Бруно. – И все же я не вижу, какую услугу может оказать Мелюзина.

– Я полагаю, она должна будет послужить в качестве некоторого рода заложницы, – ответил Бруно.

Мы обе уставились на него.

– Господи! – воскликнула Мод, и я согласилась.

Мое ощущение несуразности этой идеи на время подавило обиду, которую я почувствовала оттого, что Бруно согласился использовать меня таким образом. Заложниц берут из знатных семей, которые могут оказать влияние на короля, чтобы уберечь их от оскорблений и иметь гарантии их возвращения. Не было никакого смысла в бедной заложнице без всякого влияния. Но затем Мод сдвинула брови и повторила:

– Заложницы? Разве Арундель не осажден? Там была битва? Как может Матильда требовать…

– Прошу прощения, мадам, – прервал Бруно с видом раскаяния. – Я не думал вызвать у вас какую-либо тревогу. Король в безопасности; осада не снята; битвы не было. Это моя ошибка, что я начал рассказ не с того конца.

Королева уже начала подниматься с кресла, но снова опустилась и жестом велела Бруно продолжать.

– Тогда сначала, – сказал он, принужденно улыбаясь. – Все преимущества в силе у нас, и до такой степени, что бывшая королева Аделисия и ее муж горько сожалеют о том, что пригласили Матильду приехать к ним.

– Я окажу ей здесь очень радушный прием, – заметила Мод с зловещей улыбкой.

– К сожалению, их честь слишком связана обязательствами, чтобы заключить ее в тюрьму, – сказал Бруно.

– Я не говорю о тюрьме, – возразила Мод. – Она будет моей гостьей. Я присягну на чем угодно, что она сможет устроиться в большей роскоши, чем я сама, до того дня, пока не пожелает вернуться к своему мужу и не присягнет, что больше никогда ее нога не ступит в Англию.

Бруно улыбнулся, но покачал головой.

– Вы знаете, мадам, что этого предложения не примут. Сейчас можно выбрать только одно из двух: или штурмовать Арундельскую крепость ценой большого кровопролития – они не будут страдать от голода: крепость невозможно окружить полностью из-за реки, – или сделать предложение Обигни и Аделисии, которое они могут принять с честью. Сам король желает попытаться штурмовать и вселяет мужество в своих баронов, предлагая возглавить штурм самому, но его советники чувствуют, что это обойдется слишком дорого и будет слишком опасно.

– Штурм слишком опасен, – быстро согласилась Мод, побледнев.

Какой он умный дьявол, Бруно! Конечно же, он сказал о том, что король намеревается возглавить штурм, только чтобы испугать королеву. И он преуспел. Мод ценила своего мужа выше всех королевств. Она согласилась бы на любое предложение, которое предотвратило бы штурм. Но меня обеспокоило другое: если Бруно может использовать свой ум против королевы, то насколько же выше он ставит свои обязанности над моим хорошим самочувствием, если готов послать меня как заложницу во вражеские руки. Но как раз в этот момент он подмигнул мне, а его быстрый взгляд предупредил, что наедине он расскажет мне больше, и призвал хранить молчание. Вероятно, я была бы еще сильнее обижена и рассержена этой молчаливой командой, но его мимолетный взгляд был более похож на участие, чем на приказ, и я придержала свой язык.

– Так и решили, – продолжал Бруно, кивком подтвердив замечание королевы, – хотя было немного трудно уговорить короля, который разрывался между желанием быть милосердным к кузине и в то же время не проявить слабость перед своими баронами. Однако все пришли к согласию послать императрицу Матильду к ее брату в Бристоль.

– Но совершенно неправильно освободить ее теперь, когда она попалась в нашу ловушку! – воскликнула Мод, охваченная чувством страха, который она испытывала из-за склонности Стефана к войне.

– Возможно, но взять ее в плен означает кровопролитие, большое кровопролитие, – напомнил ей Бруно.

Королева сделала гневный жест.

– Хорошо. Но поскольку вы пообещали ей свободу, – сказала Мод сердито, – чего же она хочет еще?

– Знака доверия, мадам, – ответил Бруно и прежде, чем она смогла взорваться тирадой гнева и раздражения, поспешно добавил: – Она желает общества женщины, которой верит, которой может доверять. И после обсуждения многих дам епископ Винчестерский предложил Мелюзину. Король также счел, что она сможет стать безупречной посланницей, а императрица вспомнила ее и нашла приемлемой.

– И ты согласился с этим? – спросила Мод. – Ты дашь затащить свою жену в Бристоль, в толпу врагов вместе с Матильдой, в качестве единственного женского общества? Пусть ты не знаешь Матильду, но она…

– Простите, что прерываю вас снова, мадам, но боюсь вы не поняли всю ситуацию в целом. Естественно, что король, имея верховную власть, не позволил Обигни сопровождать императрицу. Вот почему сочли необходимым женское общество. Решено, что сопровождать императрицу будут лорд Валеран и епископ Винчестерский.

– Валеран и Генри, – начала королева, сделав быстрый вдох, но затем поспешно добавила, словно надеясь стереть свои предыдущие слова из нашей памяти: – Я все еще думаю, что это небезопасно для Мелюзины. Я боюсь, что…

– Я буду сопровождать свою жену, мадам, – сказал Бруно решительным голосом, – Я не согласился бы ни на какие другие условия. Если бы Мелюзина смогла присоединиться к людям епископа Винчестерского… но это невозможно. Я осведомлен о репутации императрицы Матильды, хотя и не знаю ее лично, и не потерплю, чтобы Мелюзина стала игрушкой Матильды или мишенью для ее острот.

Королева задала еще несколько вопросов, на которые я уже почти не обратила внимания. Радость, огромная радость охватила меня, когда я услышала, что Бруно поедет вместе со мной, и меня совершенно не беспокоило, кто еще поедет с нами. Я уже знала, что Матильда – высокомерная дура и что высокомерная глупость отняла у нее власть, поэтому я вовсе не боялась ее. Если все, чего она пожелает от меня, это молчаливое внимание с кротким «да, миледи», я с радостью обеспечу ей это, но если она думает, что сможет подчинить мою волю, то она скоро поймет, что ее мнение обо мне как о робкой домашней собачке было глубоко ошибочным.

Во время паузы в беседе я поклонилась и спросила:

– Кому я смогу передать мои отчеты, мадам? И будут ли они проверены, прежде чем я уеду?

– Ты не надеешься вернуться? – спросила Мод.

– Конечно, надеюсь, мадам, – ответила я, улыбаясь. – В противном случае, почему бы я беспокоилась, чтобы отчеты были проверены? Если когда возьму их снова, в них будет записана какая-нибудь неточность или допущена недобросовестность, то как я смогу доказать, что эта ошибка или недобросовестность не моя?

– Уверяю тебя, Мелюзина, – сказала королева, посмеиваясь, – я никогда бы не подумала, что ты можешь допустить недобросовестность или ошибку. Ты можешь поступить, как делала вначале. Отчеркни линию ниже своей последней записи, подпиши и принеси мне, а я поставлю там свою печать. Тогда все, что будет написано ниже этой линии, будет работой другого человека.

Я не могу вспомнить остаток этого дня. Хотя Бруно и скрывал это в присутствии королевы, он стал почти ненормальным от нетерпения уехать. Он велел мне оставить мой сундук и уложил все мои дворцовые платья и необходимые туалеты в шерстяное одеяло, которое приторочил сзади к лошади Корни; Эдна должна была скакать на седельной подушке позади Мервина и Фечина по очереди. После полудня мы отправились со скоростью, которая вскоре стала рискованной в опускающихся сумерках. Мы скакали до тех пор, пока можно было что-то разглядеть, потом отдохнули, пока не взошла луна, и поскакали снова. Я – сильная всадница, но обнаружила, что уже не раз покачнулась в седле, и через какое-то время услышала, как один из людей сказал Бруно, что по его мнению девушке нужно позволить отдохнуть.

– Она должна потерпеть, пока мы не приедем в Стейнинг, – сказал Бруно. – Привяжи ее к лошади, если надо. – Он повернулся ко мне: – Хочешь сидеть передо мной так, чтобы ты смогла спать, Мелюзина?

Я заставила себя засмеяться, хотя готова была заплакать от слабости.

– Не будь дураком. Я не перышко, как Эдна. Барбе не выдержит если я добавлю свой вес к твоему. Кроме того, устали не так мои глаза, как некоторые другие части тела, и замена моего седла на твое не поможет в этом.

– Ты сокровище, Мелюзина, – пробормотал Бруно, наклонившись к Барбе, чтобы поцеловать меня. – Я все объясню, когда мы прибудем в Стейнинг. Там есть комната, ожидающая нас.

– В это время ночи?

– Да. Я сказал им, что буду позднее.

Должно быть, он опять заплатил им втрое или более того, так как дом весь горел огнями, хотя была уже почти полночь. К нам тут же подбежал человек, чтобы принять лошадей, и мальчик, чтобы помочь ему почистить и накормить их. Другой человек что-то приказал людям на нижнем этаже, а женщина показала нам дорогу в верхнюю комнату, и, когда мы вошли, на столе нас уже ждали теплый пирог и подогретое вино. Женщина сделав низкий реверанс, удалилась, и девочка вслед за ней.

– Обслуживают по королевски, а, Бруно? – спросила я, улыбаясь. – Это чтобы я привыкала жить с Матильдой?

– Я хотел бы этого, но думаю, что скорее всего ты сыграешь девочку, которая кланяется и уходит.

– Это гораздо лучше, – рассмеялась я. – Я предпочитаю ей твое общество, – и это не искусная лесть, так что не начинай зазнаваться.

Он потянулся и зевнул, и я смогла разглядеть серые тени под смуглой кожей.

– Ты выглядишь очень усталым. Иди сюда, садись и ешь, если хочешь, или сразу иди в постель. Помочь тебе раздеться?

Он коснулся моего лица.

– Ты моя жизнь и радость, Мелюзина. Я не знал, что на свете есть две такие женщины, как ты и Одрис, которые никогда не жалуются и всегда нежны, Я должен поесть. Я ничего не ел с рассвета, когда выехал, но у меня устали даже челюсти.

Я отвернулась и занялась столом, разливая вино в чаши и накладывая куски мясного пирога на доски из-под хлеба.

– Надеюсь, твой язык не так устал, как челюсти, потому что если ты не расскажешь мне, почему нам следует так торопиться, то очень скоро услышишь жалобы.

– Я не лгал королеве. – Он вздохнул, опустился на лавку перед столом и выпил вино. Я снова наполнила чашку и села позади него. – Но также и не рассказал ей всю правду.

– Я догадалась, – сказала я, отломив кусок пирога и начиная жевать.

– В действительности вопрос о штурме не стоял, – сказал он. Его глаза смотрели на еду, но не думаю, чтобы он понимал, что это такое. Я отломила другой кусок пирога и положила ему в рот. Он медленно жевал, но не так, если бы сильно устал, а так, словно у него не было аппетита.

– Король очень зол. Он желает сражаться, но не хочет причинять зла Матильде; если бы он взял ее в плен, то хотел бы только отправить ее назад, в Анжуй. Но он ожесточен против Обиньи и думает, что Винчестер предложил освободить Матильду назло королю. Это верно, что Винчестер глубоко обижен происшедшим из-за архиепископа Кентерберийского, а также чувствует, что Стефан был не прав, грубо обращаясь с Солсбери и его родственниками, но в этом может оказаться и некоторая личная заинтересованность, так как Винчестер построил и укрепил больше крепостей, чем Солсбери…

– Никогда не упомнишь все прошлые дела, – прервала его я. – Можно догадаться, что Винчестер был одним из тех, кто предложил отправить лучше Матильду в Бристоль, чем взять в плен; можно догадаться также, что были и некоторые голоса, нашептывавшие об измене. Но сейчас я хотела бы узнать другое: какое значение имеют один-два дня? Почему мы чуть не до смерти загоняем лошадей, чтобы оказаться там на день раньше? По чьему это приказу?

– Не по приказу, – сказал Бруно, уставившись на маленький огонек. – Король Стефан всегда видит солнце, а я вижу все черные тучи вокруг. В лагере неприятная атмосфера, Мелюзина. Половина людей или даже больше таких, кто связан каким-либо образом с Солсбери или его покровительством. Я думаю, что они задаются вопросом, когда Стефан повернется против них, и многие начинают спрашивать себя, не нарушили ли они клятву, отдав предпочтение Стефану. Я полагаю, что, если бы Стефан немного промедлил с приходом сюда, некоторые или многие из тех, кто сейчас в его армии, подняли бы восстание, чтобы последовать за Матильдой. Я не знаю, какие причины побудили Винчестера предложить это решение, чтобы избавиться от Матильды, возможно, и такие же, как у меня, но я чувствую, что штурм за взятие Арундели приведет к борьбе среди людей, мнимо поддерживающих короля, и хочу удалить Матильду от этих людей.