— Леа, я хочу тебя предупредить: рана телесная не столь опасна, как ущерб, нанесенный собственной душе.

Мать словно читала ее мысли. Леа вспыхнула, глаза ее вновь наполнились слезами.

— Мама! Он не сделал и не сказал мне ничего бесчестного, — прошептала девушка, сдерживая рвущиеся наружу рыдания.

— Мне не важно, что сказал или сделал лорд Реднор. Мне важно, что сделала ты.

— Я… не сделала ничего, — последнее слово Леа произнесла с легким нажимом, но в целом фраза прозвучала неуверенно и как-то беспомощно.

Убедившись, что упреки здесь не помогут, Эдвина отвела дочь к себе в комнату и усадила на кровать.

— Леа, я люблю тебя. Ты — мое дитя; я еще помню муки родов, помню, как я кормила тебя грудью. Неужели я могу желать тебе зла? Просто я уже достаточно настрадалась, чтобы стать немножко мудрее. Я хочу лишь одного: проложить тебе дорогу, подготовить к той боли, что ждет тебя впереди, чтобы ты перенесла все это хоть немного легче, чем я.

Румянец постепенно оставил щеки девушки, уступив место смертельной бледности.

— Ты раньше никогда не говорила со мной так, мама.

— Я боюсь потерять тебя, Леа. Нам и так скоро расставаться. Зачем рвать эту связь раньше времени?

Леа не понимала саму себя, но нежность матери вызвала в ней ответное чувство, и ей захотелось поговорить с ней о том, что сейчас волновало ее больше всего.

— Как же быстро, — проговорила она странным, отрешенным голосом, — грех затягивает нас в свои сети. — Она не смотрела на мать и потому не могла увидеть гримасу боли на ее лице.

— Матери подобны Богу тем, что продолжают любить своих детей, какие бы грехи они не совершили. — Эдвина старалась говорить спокойно, хотя совладать с собой ей было нелегко. Прежде всего, в ней говорила материнская ревность.

— Я очень надеюсь на это, мама… ибо я… повинна в грехе похоти, — тяжело вздохнула Леа. Огромного труда стоило ей облечь в непослушные слова то, в чем она боялась признаться даже самой себе.

— Что?! — взвизгнула Эдвина, тотчас же побледнев, как и ее дочь. — Когда?! С кем?! — срывающимся голосом вопрошала она. — Ведь я все время приглядывала за тобой!

— Когда он поцеловал меня, — Леа разрыдалась, испугавшись бурной вспышки материнского гнева. — Я и подумать ничего не успела. Я не владела собой. Это охватило меня так быстро, что я не смогла сдержаться.

Эдвина взяла дочку за подбородок и заглянула ей в лицо.

— Теперь понятно, почему ты так странно ведешь себя. Ты должна немедленно все рассказать мне прямо сейчас. Во-первых, кто он? Один из людей отца? Деревенский парень? Кто?

— Это был лорд Реднор. — Леа ощущала себя предательницей.

С души Эдвины свалился камень.

— Лорд Реднор? Слава Богу, все не так уж плохо. Перестань дрожать, дитя мое. Конечно, это неразумный поступок, но брачный контракт уже подписан. Он, конечно, вправе теперь относиться к тебе несколько свысока. Не следовало тебе сдаваться так быстро. Но все-таки он бы мог и подождать до… — На лице Эдвины отразилось недоумение. — А когда же это могло произойти?

— Когда я провела его наверх, чтобы он мог принять ванну, — робко призналась Леа.

— Что? — Леди Пемброк не верила своим ушам. — В первый же день?! Он овладел тобой в первый же день, и ты до сих пор мне ничего не сказала?! Тем не менее, на следующий день он подписал контракт… Ситуация дурацкая, но он, безусловно, человек чести. Значит, как я понимаю, он не собирается расторгнуть контракт, заявив, что ты не была девственной на брачном ложе.

— Мама, но я девственница. — Щеки девушки вновь заалели, когда она вдруг поняла, о чем подумала ее мать. — Боже мой, он не… Мама, я бы не стала лгать тебе. Я же сказала — он не сделал ничего бесчестного. Он лишь поцеловал меня. Я захотела этого… О, мама! — Голос Леа дрожал. — Он такой желанный мне. При одном воспоминании о нем у меня кружится голова. Я все еще ощущаю, как его губы касаются моих. Я согрешила, но я не могу покаяться, потому что в душе не жалею о случившемся.

Эдвина не сводила глаз с дочери, слушая ее нехитрое признание, терзаясь нежностью и страхом. Бедная девочка! Если она уже отдала свою любовь этому человеку, какое же горькое разочарование ее ждет! Когда она получит то, о чем мечтает, ее желание сменится отвращением.

— Желанный муж — грех небольшой. Милая моя, что мне сказать тебе? Мужчины совсем не такие, как женщины. Если они хотят чего-то, они добиваются своего, а потом очень часто теряют к этому всякий интерес. Леа, в этом мире лучше всего любить одного Господа. Любовь к людям приносит только боль. Родители уходят раньше, дети умирают или покидают отчий дом, мужья укладывают в постель других женщин. — Эдвина потрепала девочку по щеке. — Детка, послушай, что я тебе скажу. Мужчине не следует знать, как сильно ты его любишь. Мужчины иногда думают, что страстная женщина готова отдать свою любовь первому встречному. Ты должна вести себя осторожно. Потеряв честь, ты больше никогда и никому не будешь нужна, а твой собственный муж может просто убить тебя после этого. Не верь мужским заверениям и мольбам. Женщина, отдающая себя без должной скромности даже мужу, слишком явно обнаруживающая свое желание, даже у него вызывает подозрение. Ухаживай за ним, корми его и одевай — это достойный путь выказать супругу свою любовь и преданность, но не бросайся ему на шею.

Леа прекрасно понимала, что мать права. Она помнила, как отреагировал Кейн, когда она искренне попыталась ответить на его поцелуй.

— Я постараюсь, мамочка, — прошептала Леа, и в голосе ее прозвучала полная безнадежность.

Первый посыльный от лорда Реднора объявился через две недели. Он приехал зверски уставшим и потому в ответ на все расспросы бормотал что-то нечленораздельное. Посыльный передал девушке маленький свиток пергамента, исписанный вдоль и поперек. Почерк Реднора оказался похожим на него самого — такой же крепкий, крупный и суровый. Письмо было коротким. Реднор сообщал, что с ним все в порядке, дела идут хорошо, и он по-прежнему надеется в скором времени вернуться. И нигде — ни слова эмоций, все строго по делу, только в конце несколько строк оказались затерты, а поверх он дописал короткую благодарность Леа за подарок. Девушка дважды перечитала письмо, а потом спрятала за корсажем платья, чтобы позднее прочесть еще разок. Несмотря ни на что, на сердце у нее потеплело, ведь он помнит о ней.

В тот день произошло еще одно событие. Леа с матерью отправились в соседний город Эрдсли на ярмарку купить ткани себе на платья. Кроме того, Леа страшно хотелось подыскать что-нибудь специально для Кейна.

Окрыленная, совершенно счастливая, Леа кубарем скатилась по лестнице и выбежала во двор, где ее уже дожидалась мать. Молодой конюх подсадил девушку в седло. До города было недалеко, и прошло совсем немного времени, прежде чем Леа приметила издали пестрые палатки ярмарки. У нее перехватило дыхание — ей показалось, что даже на таком расстоянии она уловила запах специй, которые привозили из земель еще более дальних, чем те, за которые сражались крестоносцы.

Надо бы присмотреться, как мать делает покупки. Кто знает, возможно, в следующем году ей самой придется покупать соль и специи для собственного большого хозяйства.

На лице дочери можно было прочесть все ее мысли, и Эдвина горько улыбнулась. Что ж, возможно, Леа и станет хозяйкой в доме, хотя более вероятно, что, если Реднор и проживет еще год, Леа ему уже надоест, и тратить его деньги на ярмарке выпадет на долю другой женщины. Как бы то ни было, Эдвина старательно втолковывала дочери премудрости закупок на хозяйские нужды. Вот, к примеру, соль — самое первое, что следует иметь в доме, и покупать ее нужно много. Мать показала Леа, как выбирать соль. Прежде всего, она должна быть белоснежной, ибо если она серая или коричневатая, то, значит, ее плохо очистили от земли; от такой соли на зубах будет скрипеть песок. Хорошей белой соли нужно покупать фунтов сто, ее расходуется довольно много. Соль похуже покупается для прислуги. Эдвина добавила, что соль пробуется из каждого мешка, и не сверху, а из серединки. Кроме того, пробы соли надо растворить в воде. Если соль чистая, то и вода останется такой же чистой и прозрачной. Если вода помутнела или на поверхности плавают какие-то частички — значит, продавец подсыпал мусору для большего веса.

Отдав указания продавцу соли о доставке, Эдвина отправилась за перцем. Перец — тоже очень нужная вещь в хозяйстве, и качество его необходимо проверять не менее тщательно. Зернышки перца не должны крошиться между пальцами — их можно разбить только специальным молоточком; они не должны слипаться или иметь некруглую форму. Черный перец обжигает язык, а серый пахнет острее, но жжется меньше. Эдвина объяснила дочке, что продавца надо попросить рассыпать немного перца на белой тряпице. Тогда можно разглядеть, нет ли в перце черных букашек. То, что используется для приготовления пищи, должно быть только отменного качества. Если ей жаль продавца, она может бросить ему несколько монет, но покупать плохие специи нельзя никогда. Но вот, наконец, они добрались и до палаток с тканями и одеждой. Конечно, все, что говорила мать о продуктах, важно, такие покупки — ее обязанность в будущем. Но, едва они подошли к палаткам с нарядами, у Леа замерло сердце. Всю жизнь Леа одевали во что-то простенькое или перешитое из маминых платьев. А сейчас ей предстояло впервые покупать одежду именно для себя. Она купит себе на платья лучшие ткани, и не важно, сколько уйдет на это денег. Девушка металась от прилавка к прилавку, сияя от удовольствия. Завидев такого выгодного покупателя, хитрые продавцы разворачивали перед ней все новые рулоны материи.

— Леа, — обратилась, наконец, к дочери Эдвина, — успокойся, ну что ты прыгаешь из стороны в сторону? Так ты не сможешь ничего выбрать. Поди-ка сюда, давай сделаем все как положено. Для начала подыщем ткань для нижнего белья, а потом присмотрим материю для юбок и туники.

Леа кивнула и нехотя отвернулась от бледно-лилового шелка, столь тонкого, что он казался невесомым. В конце концов, она выбрала рулон чудесного, почти прозрачного белого льна и рулон тонкой белой шерсти. Кроме того, для теплого зимнего белья купили по рулону грубой шерсти и плотного льна. На платье Леа подобрала несколько кусков одной и той же материи, но разных цветов. Эдвина лишь покачала головой, когда дочь, примеряя, набросила все на себя. Разве можно шить наряд из кусочков! Потом она махнула рукой. Пусть Леа выбирает что хочет!

Для длинного, с глубоким вырезом, облегающего платья Леа приглядела густо-зеленую, с ворсом ткань, массивную и при этом нежную, как шерсть котенка. Она не удержалась и взяла еще роскошной, шоколадного цвета материи и по куску тканей горчичного и теплого оранжевого цветов. Густо-красный и темно-синий цвета тоже очень нравились ей, но мать наотрез отказалась брать эти ткани, заявив, что они делают дочь бледной и придают болезненный вид. Для летней одежды приобрели несколько рулонов пестренького льна и легкой шерсти.

Пока Леа занималась всем этим, мать разговорилась с одним из продавцов.

— Леа, детка! Поди, сюда! — окликнула Эдвина дочь, стоявшую между палаток. Похоже, она смогла, наконец, что-то выбрать и теперь успокоилась. — Как тебе нравится это? — спросила мать, разворачивая рулон нежно-зеленой, с прожилками серебряной нитки парчи.

У Леа даже дух захватило. Никогда в своей жизни она не видела ничего подобного. Не в силах вымолвить ни слова, она лишь тихонько ахнула.

— Это для твоего свадебного наряда, Леа, хотя такое платье вполне можно будет надевать и потом, для торжественных выездов ко двору.

Дрожащими пальчиками девушка прикоснулась к ткани. Такие вещи в те времена в Англии были еще в диковинку. Сто лет назад возвратившиеся из Первого крестового похода привезли с собой такие ткани в качестве трофея. Тогда же англичане впервые увидели бархат. Леа слышала, что ткани эти родом из Италии, Испании и Сицилии. Удивительные, сказочные названия. Медленно, через всю Европу идут караваны, которые, в конце концов, добираются до Англии. Такую материю редко купишь на провинциальной ярмарке — это товар для больших лондонских рынков. Просто Эдвина попросила продавца показать ей что-нибудь особенное, и тот решил — стоит рискнуть и продемонстрировать даме лучшие образцы.

— Хорошо, за двенадцать марок мы это возьмем, — твердо заявила Эдвина, которой пришлось, как следует, поторговаться, прежде чем речь зашла о цене, хотя бы относительно приемлемой. Продавец пустился причитать и жаловаться, хотя на самом деле остался очень доволен — в Лондоне ему пришлось бы продавать материю другому, местному торговцу, а тот заплатил бы намного меньше.

— Леа, нам пора возвращаться. В полдень мы должны встретиться с отцом, а уже почти двенадцать.

— Но, мамочка, я так ничего и не выбрала для лорда Реднора! — спохватилась девушка, и лицо ее озарилось радостной улыбкой.

— Ладно, только поторопись, — холодно обронила Эдвина. Упоминание имени будущего зятя чем дальше, тем больше раздражало графиню Пемброк. Ох уж это сияющее выражение на лице дочери! — Леа, взгляни, какая симпатичная темно-синяя шерсть. Это добротная ткань, из которой получится хороший костюм. Он будет ладно сидеть и хорошо носиться. — Эдвине стоило немалых усилий скрыть раздражение. Леа бросила на нее взгляд, полный недоумения и обиды, и Эдвина ощутила угрызения совести.

— Нет, — медленно ответила Леа, не желая перечить матери. Просто она хотела выбрать для своего мужа самое лучшее. — Не думаю, что ему пойдет этот цвет. — Леа прошла по палатке; продавец семенил за ней по пятам, всем своим видом выражая крайнюю заинтересованность и готовность помочь. — Вот! — воскликнула, наконец, девушка. — Это именно то, что я искала!

Продавец достал тяжелый рулон роскошного бархата. Он затаил дыхание. Если удастся продать этот отрез, то остальной товар можно перепоручить ученику, а самому возвратиться в Италию за новой партией. Еще никогда торговля в Эрдсли не приносила ему таких денег. Похоже, свадьба ожидается грандиозная. Он развернул рулон на прилавке. Ткань играла красками и вспыхивала в лучах солнца точь-в-точь как тот рубин, что подарил Кейн Леа. Девушка прижала бархат к щеке.

— Леа! — резко окликнула ее Эдвина. — Ты хоть представляешь, во сколько обойдется эта ткань на костюм для такого великана, как лорд Реднор?

— Нет, — с дрожью в голосе ответила Леа. — Я понятия об этом не имею. Думаю, очень дорого. — Она отвернулась, делая вид, что рассматривает прочий товар, выложенный на прилавке. Радость от всех предыдущих покупок вдруг потускнела. Продавец тотчас же заметил перемену в настроении девушки.

— Леди, — решился, наконец, заговорить он, — такой ткани у меня остался один рулон, и я назначу вам особую цену — ровно столько, сколько понадобится, чтобы покрыть расходы на дорогу в Лондон. Взгляните-ка еще разок. Посмотрите, какая чудесная выделка. Материал не выгорит даже на ярком летнем солнце. А зимой в таком костюме будет очень тепло, и при этом ткань легкая, как перышко.

Цена, которую я прошу, чисто символическая, мадам, ее можно вообще в расчет не принимать. Зато носить такой костюм вы будете долгие годы.

— Сколько вы хотите? — робко спросила Леа.

— Почти ничего… за такую-то материю!

В душе девушки шевельнулась надежда.

— Сколько?

— Десять марок.

Слезы навернулись на глаза Леа. Такой кучи денег Леа в жизни не держала в руках, не говоря уже о том, чтобы потратить их против воли матери.

— Нет, нет, это слишком дорого, — разочарованно протянула она.

— Хорошо, за сколько вы готовы это купить?

Леа взглянула на мать. Она знала: у Эдвины осталось еще много серебряных и золотых монет в сумках, притороченных к седлу. Именно оттуда мать доставала монеты, расплачиваясь с продавцом соли. Сколько там их еще, Леа не имела представления. Она вообще не очень хорошо понимала, что такое деньги, а Эдвина и не думала хоть как-то помочь дочери. Леа снова отвернулась к прилавку и принялась рассматривать лежавшие там рулоны материи. Она прикоснулась к винно-красной сарже[4], и внезапно на ее лице появилось то отрешенно-упрямое выражение, которое Эдвина уже заметила раньше.

— Сколько стоила парча?

— Двенадцать марок, мадам, — с готовностью ответил продавец.

— Очень хорошо, — обронила Леа, с трудом скрыв разочарование. — Если так, то я покупаю этот красный бархат и вот этот зеленый шелк.

— Леа! — ахнула Эдвина. Дочь продолжала ее удивлять. И откуда в ней вдруг столько самостоятельности и упрямства?

— Или я покупаю это, — упрямо поджала губы девушка, — или не возьму вообще ничего, — она выжидающе посмотрела на мать.

— Десять — слишком дорого за этот бархат, — медленно проговорила Эдвина.

«Боже, да что это творится с дочерью? — подумала она в смятении. — Что за дьявол вселился в нее? Неужели все это из-за Реднора? Околдовал дочку. Правду о нем говорят — есть в нем что-то сатанинское. Ведь любая женщина полжизни отдала бы за эту тряпку!»

— Я плачу вам половину, — обратилась леди Эдвина к продавцу.

— О нет, мадам, умоляю вас! Вы разорите меня! У меня жена, дети… — Лицо торговца исказила гримаса боли.

— Моя дочь говорит, она вообще ничего не возьмет, если не сможет купить этот бархат. А я такие деньги платить за него не буду.

— Тогда девять марок, леди, — склонился в умоляющем поклоне торговец.

— Пять с половиной!

— Восемь с половиной. Леди, я сам заплатил за него столько! Я не могу больше сбрасывать цену!

— Семь, и ни монетой больше, — Эдвина буквально кипела от ярости. Продавца ей, конечно, упрекнуть было не в чем, но Леа!

— Леди, я очень прошу вас… — продавец прижал руки к сердцу, будто опасался, что оно выпрыгнет из груди.

— Я сказала — семь. Решайте быстрее. Мой муж ждет нас.

Продавец сдался и кивнул в знак согласия. Ему не удалось заработать на бархате так же хорошо, как и на парче, но внакладе он отнюдь не остался и потому был вполне доволен.

С торжествующими восклицаниями Леа подхватила рулон материи, но мать грубо одернула девочку:

— Веди себя приличнее. И давай поторопимся.

Если мы опоздаем, отец будет вне себя.

И тут Леа словно очнулась. При мысли об отцовском гневе радость вмиг угасла, и румянец сбежал с ее щек. Эдвине тоже стало не по себе. Ей предстояло объясняться с Гилбертом по поводу трат. Муж хоть и сказал, что они могут купить все необходимое для предстоящей свадьбы, но вряд ли он будет доволен, узнав сумму, которую они истратили на покупки.

Едва приметив Гилберта, Эдвина пришпорила лошадь. Леа остановилась чуть поодаль, предпочитая наблюдать за разговором родителей с безопасного расстояния, но, услыхав отцовский смех, решилась подъехать поближе.

— А мне какое дело, — отмахнулся старый Пемброк. — Смех, да и только: Реднор оставлял деньги, чтобы эта девчонка кое-что себе прикупила, а выходит, оплатил и свою обновку. — Лицо его на мгновение потемнело. — Он сказал, что потребует отчет о тратах… так что остаток можно спокойно потратить на его же платье. Ну что, вы закончили с покупками?

— Как вам будет угодно, милорд, — покорно проговорила Эдвина. — Осталось прикупить немного лент, шнурков и тому подобных мелочей.

— Ну ладно, ступайте тратить деньги дальше. Я возвращаюсь в замок. Смотрите, не задерживайтесь и закончите все дела с покупками сегодня.