— Сейчас все, что нам нужно, — придумать историю на случай, если нас остановит патруль, который знает, что мы не из их участка, — сказал Роджер.

Пьер взглянул в его лихорадочно блестевшие глаза и перевел взгляд на нетронутую еду на столе. Разумеется, Роджер опять забыл поесть. Если на то пошло, то он и сам голоден. Он посмотрел на дурно подобранные продукты и вздохнул. Очевидно, Роджер понятия не имеет, как готовить еду.

— Придумывай историю, — сказал он. — Я голоден. Постараюсь приготовить ужин, которым мы не отравимся, из этого безумного набора дряни.

Роджер с удивлением обследовал увядшую зелень и засохшее мясо на столе. Он несколько минут наблюдал за Пьером, потом забеспокоился, засуетился. Еще через минуту он сказал:

— Я возьму все, что мне понадобится, с собой. Не вернусь сюда больше, что бы там ни было.

Фифи была очень голодна. К тому же она продрогла и страшно устала, весь день бегая то по одной улице, то по другой, принюхиваясь, прислушиваясь, присматриваясь, стараясь найти хоть что-нибудь знакомое. У нее болели лапы, она так замерзла и перепугалась, что уже не думала об игре «найди Роджера». Она только хотела найти дорогу домой, в любой дом. Даже тогда, в одиночестве в шато, когда она воровала отбросы на свинарнике, охотилась за мышами и ела мертвых птиц, было лучше, чем бродить вот так. Там она, по крайней мере, знала, где находится.

Темнота ее не особенно беспокоила, но пошел мелкий дождик, и она вымокла и замерзла. Неутомимо брела она, жалкая, несчастная, шелковый хвостик волочился по лужам, комья грязи налипли на бока. Если бы не было так мокро, она нашла бы сухую норку и спряталась в ней. Но она все время принюхивалась и наконец-то была вознаграждена. Она не учуяла запаха дома или богини, это было бы большим счастьем, но услышала запах еды.

Фифи свернула на узенькую улочку, набирая темп, кончик ее хвоста стал загибаться. Аромат усиливался, нос собаки ходил ходуном. К благоуханию еды примешивалось тепло. Здесь! Фифи устремилась к груде потрохов у заднего входа в продовольственную лавку. С жадностью она схватила один кусок, потом другой. Было шумно, она нервничала, но шум был приглушенный, отделенный от нее дверью и стеной. Тут была кость с жиром и хрящиками, но она была слишком велика, чтобы Фифи могла ее утащить. И все же она была так восхитительна, что собачка забыла об осторожности. Вдруг шум усилился, пронзительно закричала какая-то женщина, и блестящий предмет полетел в нее, едва не задев.

Жутко испугавшись, Фифи отпрыгнула и, забыв про усталость, помчалась изо всех сил прочь. Не останавливаясь, она опрометью выскочила на широкий проспект. Весь день Фифи старательно избегала таких мест, зная, что «дом» не на такой оживленной улице и ей не позволено гулять тут без сопровождения бога или богини. Потрясенная простором, Фифи остановилась в нерешительности и повернула, было обратно, но страх охватил ее, и она задрожала, вспомнив о криках и ужасающем грохоте. Боязливо свернула она на широкую улицу, стараясь быть поближе к зданиям.

Несмотря на ужас и ощущение вины, нос Фифи продолжал работать. Вдруг она остановилась и подняла голову. Она вспомнила, что ее что-то напугало, но что, она уже не помнила. Ну и длинная прогулка! Богиня будет очень сердита. Она должна попасть домой как можно скорее. Возможно, хозяйка не узнает, что она пришла совсем одна в то место, где пахло кожей и чернилами, и где бог разговаривал с «другом» Фуше, который угощал ее конфетами.

Фифи бежала изо всех сил. Темнело и становилось все холоднее. Воспоминание о тепле и еде подгоняло ее, и она устремилась вперед. Но мере того как она пробежала по улице де Риволи, завернула налево на улицу дю Тэмпль, дорога становилась все более знакомой. Было уже очень темно, пропала луна, и Фифи едва разбирала дорогу. Однако все запахи были привычными. Она часто бывала здесь, следуя за богиней.

Наконец она радостно тявкнула. Вот любимый запах тухлой рыбы. Рядом, всего в двух шагах, дом. Бешено махая хвостом, она прыгнула на ступеньку и стала скрестись в дверь. Постояла, нетерпеливо дожидаясь, и снова поскреблась. Иногда бог и богиня медлили открывать дверь. Опять нет ответа. Фифи тявкнула разок, другой и опять поскреблась, но дверь так и не открылась. Хвостик ее немного сник. Она очень устала. Еще раз, без особой надежды царапнув, улеглась на ступеньках. Было холодно и голодно, но это был дом. Скоро кто-нибудь обязательно придет.

День Леонии был не слаще, чем Роджера или Фифи. Дану толкнул ее на ступеньках довольно бесцеремонно. Когда она подходила к двери, то услышала крик Пане:

— Она здесь! Леония не думала, что Фифи послушается Пане, но может шмыгнуть в открытую дверь, чтобы вернуться к хозяйке. Фифи была все же таким маленьким созданием. Прежде, чем Леония смогла что-то услышать, ее втолкнули в комнату и заперли.

С этой минуты она только и делала, что раскаивалась в собственном идиотизме. Зачем, Боже, ну зачем, она старалась втянуть в это дело Роджера? Ее замысел избавиться от охраны осуществился бы без его помощи. Она могла бы смастерить грубый плащ из шерстяного одеяла и найти дорогу к Заль де Менаж, это было неблизко, но она хорошо знала дорогу. Зачем послала она бедную Фифи на верную смерть? Дану и Пане заслуживали смерти, но Леония представить себе не могла, как она будет убивать их, возможно, придется стрелять второй раз, чтобы добить раненого. Что потом делать с трупами? Она могла заставить себя пойти на это, но ей нужен был Роджер, его одобрение, утешение. Вот из-за чего погубила она бедную маленькую Фифи.

Слезы высохли из-за злобы на себя. Леония металась по комнате, ее глаза горели как у львицы.

— Трусиха, — распекала она себя, — так и не научилась рассчитывать только на себя. Сейчас ты все разрушила. Даже если Фифи чудом уцелеет и найдет дорогу домой, что сможет Роджер? Он и не поверит, что собака приведет его обратно, — даже Леония теперь сомневалась в этом.

Она опять заплакала. Она увеличила страдания Роджера и погубила свою надежду на спасение. Эти люди больше не доверяют ей. Они никогда не подойдут к ее двери поодиночке. Не убедить их, что ей безразлична Фифи и что она покорная узница.

Так она ругала себя, пока не провалилась в тяжелый сон. Проснувшись в ужасном расположении духа, она обнаружила, что под дверь просунуто письмо Роджера. Прочитав его, она опять разрыдалась. Безысходность и страх сквозили в каждой строчке, хотя слова были полны утешения. Роджер писал, что время испытаний скоро кончится, и они опять будут вместе. Полным разоблачением ужасного состояния Роджера было то, что он даже не задал ей «вопроса со смыслом», ответ на который должен был подтвердить ее личность.

И опять ярость и слезы сменяли друг друга, изнуряя ее, изредка загоралась маленькая надежда. Шли часы, и надежда умерла. Леония осознала, что чуда, которого она так ждала, не произошло. Роджер не пришел, более того, Фифи или умерла, или на грани гибели. Леония приняла решение, что будет спасаться сама. Она шаталась от слабости. Тем не менее, стиснув зубы, вытащила револьвер, подошла к двери и решительно заколотила в нее. Довольно скоро отозвался Пане, спрашивая, чего ей надо.

— Что бы вы там обо мне ни думали, — закричала она, — я уверена, что гражданину Шаметту не понравилось бы, если бы он узнал, что вы меня морите голодом. Я хочу есть. Дайте мне приготовить или принесите сюда еду!

— Она там, — заорал в ответ Пане, — на столике. Леония прикусила губу. Что делать? Она отошла от двери и взглянула на столик. Еда была совершенно холодная, приготовленная из самых плохих продуктов, какие можно было найти в соседней закусочной. Леония выкрикнула жалобу, но на этот раз ей не ответили. Она собиралась, было заколотить в дверь, но решила, что сначала разумнее поесть и приберечь силы. В комнате не было письменных принадлежностей. Они должны принести их. Кто бы ни зашел, она убьет его на месте в этой комнате. Она захлопнет дверь, возможно, удастся перетащить тело к дверям, чтобы их заблокировать, пока она будет перезаряжать револьвер. Потом другой… Леония вздрогнула и чуть было не поперхнулась. Нужно побороть тошноту. Она должна сделать это, должна спастись. Роджер не знает, где она. Он уже не придет к ней на помощь, как в тот раз.

Когда с едой было покончено, Леония немного отдохнула. Потом вытащила револьвер, проверила затвор и заряд. Подошла к двери и забарабанила в нее. Никакого ответа. Может быть, Пане спустился вниз поесть? А не выломать ли замок? Она разрядит один револьвер и окажется в еще более опасном положении. Леония понимала, что может поразить цель, стреляя в упор. Как только ее стражи услышат выстрел, они будут предупреждены. Подождав немного, она опять застучала в дверь.

— Можешь так не барабанить, — сказал Пане. — Я давно слышу.

— Пожалуйста, уберите поднос, — сказала Леония. — Я не люблю запаха старой еды. Вы забыли принести бумагу и перо.

Пане только рассмеялся, и Леония заскрежетала зубами. Дану не забыл принести письменные принадлежности, он просто не хотел. Взбешенная, Леония опять заколотила в дверь, но Пане только смеялся, наслаждаясь ее беспомощностью, и она, наконец, остановилась.

Медленно тянулось время. Леония безуспешно цеплялась то за один, то за другой план. Когда она просилась выйти, ей предлагали воспользоваться горшком в комнате. Когда просила воды, ей говорили, что кувшин на подносе. Когда умоляла об обещанных иголке и нитке, книге, свече, ей вообще не отвечали. Она хотела выбить замок рукояткой револьвера, но побоялась заряженного оружия, а, разрядив его, опять оказывалась в проигрыше. Мужчины были бы предупреждены, что она раздобыла оружие.

Гнев и бессилие опять привели к слезам, и она упала на кровать. В доме было тихо как в могиле, тьма кромешная. Она устало подумала, что это даже хорошо, что ее попытки затащить мужчин в комнату не увенчались успехом. Она подождет до завтра. Слишком опасно оказываться ночью на улице, особенно женщине. Робеспьер с его манией «чистоты» был крайне жесток к «ночным бабочкам». Если их заставали занимающихся своим ремеслом, их ждала казнь. Нужно быть умнее, уговаривала себя Леония. Она должна как можно скорее заснуть, чтобы рано проснуться и быть готовой. Дану ведь придется нести ей еду.

К сожалению, это мудрое решение оказалось трудно выполнить. Леония освободилась от одежды и засунула револьвер под подушку, но никак не могла найти покоя. Она ворочалась с боку на бок, стараясь ни о чем не думать, понимая, что ее мысли не помогут сну. Все же горе и беспомощность вконец сморили ее, и Леония забылась тяжелым сном, полным видений из прошлого. Снова овладел ею повторяющийся сон о побеге, который не тревожил с тех пор, как появился Роджер. Она слышит, как в «Отеле де Виль» скрипит ступенька под крадущимися шагами, слышит звук открываемого замка. Она протягивает руку, чтобы разбудить маму…

— Что, не терпится? — В голосе Пане вожделение. — Не нужно торопиться. У нас вся ночь впереди.

Грубая рука схватила Леонию за грудь. Она еще не до конца проснулась, и ее сон перешел в кошмар. Одеяло опутало тело, и ей казалось, что ее держат, как той ночью, когда ее девственность была так зверски разрушена. Ужас охватил ее, горло пересохло, она не могла кричать.

Измученная Фифи крепко спала, видя собачьи сны про охоту и игру. В доме было темно и тихо несколько часов, пока Роджер поджидал на чердаке Пьера. Потом очень отдаленно вторглись голоса, но Фифи никто не звал по имени. Все же ее разбудило то особое собачье чувство постоянной готовности, что ее позовут. Но когда аромат еды стал просачиваться через двери, нос ее задергался и затрепетал. Потом неясно донесся голос хозяина. Вот он, бог, который спасет ее от голода, холода и всяких бед. Она вскочила, заливаясь громким лаем.

Роджер, услышав этот лай, чуть не подавился. С трудом хватая воздух, он вскочил, чуть не перевернув стол, и понесся открывать дверь. Вбежала Фифи, весело махая замызганным хвостом, он подхватил ее на руки, не обращая внимания на то, что она грязная и мокрая, сильно прижал к себе, она даже тявкнула, возражая.

— Фифи, — задыхался он. — Ах, Фифи! Вот о чем писала Леония! Она послала за нами Фифи. Пьер!

— Перестань душить несчастную собаку! — воскликнул Пьер. — Или мадемуазель де Коньер найдет свою любимицу мертвой, когда мы ее освободим.

— Фифи приведет нас к Леонии, — перебил Роджер, лаская собачку.

Пьер уставился на друга, затем покачал головой:

— Удивительно, что собака нашла дорогу домой. Но это просто невозможно, чтобы она нашла дорогу к малознакомому месту.

Роджер прижал собаку покрепче, она зарычала, но тут же простила и лизнула его в лицо. Пьер снова покачал головой:

— Будь благоразумнее, мой друг. Взгляни на это бедное животное. Она, должно быть, много времени блуждала.

Это было невозможно отрицать. Влага насквозь промочила рубаху Роджера. Он охнул, схватил тряпку и принялся вытирать спину собаки, чтобы хоть немного ее высушить, а потом положил почти всю свою еду в ее тарелку. Она с восторгом набросилась на это щедрое угощение. Это подтвердило мысль Пьера, что собаку давно не кормили. И все же Роджер не хотел принять это как доказательство того, что ей пришлось долго блуждать. Напротив, он сделал нелепый вывод, что Леонию морят голодом, и все слова Пьера отлетали от него как от стенки.

Когда стало ясно, что спорить бесполезно и Роджер готов был идти один, контрабандист согласился. Он подумал, что это не займет слишком много времени. Двух прогуливающихся комиссаров вряд ли кто-нибудь остановит. Он будет сопровождать Роджера, пока его друг не убедится, что Фифи бредет наобум. Тогда они пойдут на корабль, соберут людей и все пойдет по плану. Ему удалось немного затянуть время, пока он уговаривал Роджера дать Фифи передышку после еды. Но полная готовность собачки, когда Роджер собрался в путь, показывала, что она в полном порядке.

Еще одна задержка была вызвана тем, что никак не могли решить, можно ли отпустить Фифи, пока они будут пробираться по крышам. К счастью, Роджер вспомнил, что Леония приготовила широкий ремень для переноски Фифи, когда они впервые подумали о крыше как о способе спасения. Фифи это не понравилось. Она протестовала, скулила и увертывалась, но Роджеру удалось успокоить ее. Они с Пьером благополучно пробрались по мокрому шиферу до последнего дома и спустились по узловатому канату, закрепленному вокруг трубы. Роджер освободил Фифи, призывая к тишине.

Для Фифи такая команда была совершенно логичной и подходила ко всем правилам игры. Она вспомнила, что ей говорили «найти Роджера». Она нашла его и была вознаграждена, как и следовало, великолепным угощением. Ей казалось вполне естественным, что она вернется к богине. Высоко подняв хвост, она выскочила из переулка и уверенно повернула к повозке, за которой побежала. Роджер взглянул на Пьера с такой невыносимо немой мольбой, что у контрабандиста не хватило духу лишить его этой надежды.

— Ну, что ж, — осторожно сказал он, — кажется, она знает, куда идти.

Друзья поспешно обмотались шарфами, зажгли заранее припасенный фонарь и пустились вдогонку. Не смотря на все уверения, Роджер и сам был не меньше Пьера удивлен уверенной рысью и целеустремленностью Фифи. По мере того как надежда его росла, он старался заглушить ее, боясь, что Фифи просто так бежит по маршруту, который она не раз проделывала, гуляя с Леонией. Но собачка ни разу не остановилась, чтобы понюхать или сделать метку. Она настойчиво и уверенно двигалась вперед, и скоро стало ясно, что они ушли уже достаточно далеко. Пьер мягко потрепал Роджера по плечу:

— Мой Бог, я думаю, ты был прав. Уверен, что ваша Фифи на самом деле знает, куда бежит. Послушай, Роджер, нельзя ли остановить ее или это собьет ее с толку? Мы же не можем просто так подойти к дому и постучаться. Необходимо выработать какой-то план.

— Я не буду останавливать ее, — быстро ответил Роджер. — Но нам не придется стучаться. Это сделает Фифи.

Пьер был озадачен, потом усмехнулся и кивнул головой. Конечно же, собака будет лаять и скрестись в дверь, пока кто-нибудь не проснется и не впустит ее. А им с Роджером остается только поджидать в укрытии рядом с дверью. Когда она откроется, они ворвутся в дом. Довольные таким планом, мужчины следовали за Фифи, надежды их росли по мере того, как маленькое существо стало набирать скорость, не теряя при этом уверенности. Правда, они здорово напугались, когда Фифи вдруг пустилась стрелой вниз по переулку. Им тоже пришлось бежать и они, наверняка, потеряли бы ее, если бы блуждающий луч фонаря не выхватил светлое пятно на ее спине, как раз тогда, когда она проскользнула в ворота.

Фифи не догадывалась об опасности, подстерегающей ее хозяйку. Она совершенно не подозревала о планах Роджера и Пьера. Она просто была очень довольна, что так хорошо играет в любимую игру. Смутно она подозревала, что дистанция для такой игры необычайно длинная, но это только добавляло радости, так как она знала, что богиня всегда больше радуется, если она находит кого-нибудь на большом расстоянии. Хозяин был тоже очень доволен. Он без конца ласкал ее и угостил восхитительным ужином. Фифи изо всех сил рвалась к Леонии. Бешено извиваясь, она проскочила в ворота и во весь опор помчалась к двери, оглушительно лая.

— Стой, Фифи, — отчаянно закричал Роджер.

Надо же быть таким дураком! Нужно было схватить ее, привязать или как-нибудь по-другому контролировать ее. У них не было никакой возможности быстро перебраться через ограду, чтобы неожиданно поразить того, кто подойдет к двери. Тем не менее, Пьер опустил фонарь на землю, и они стали карабкаться на стену, стараясь ухватиться за выступы, чтобы подтянуться и перемахнуть на другую сторону. Лай Фифи могли не услышать или не спешили отвечать на ее призывы, ведь было так поздно.