– Тут не о чем толковать. Подумаешь, какое дело! – Лианн гордо вскинула головку и от этого, наоборот, выглядела еще ребячливее, гораздо моложе своих семнадцати лет. Грубый макияж и плотно облегаюшая одежда лишь подчеркивали ее кукольное изящество. – Мамаша уж слишком круто взялась за меня, встала поперек, как кость в горле, да еще этот зануда Джей добавил. Вот я и решила «взлететь»... показать им, что я на них плюю.
– Чем показать? Тем, что вновь закурила. И что, «крэк» помог?
– Ну да. А что? Разве не так?
Чтобы избежать нотаций со стороны психиатра, Лианн ускорила шаг, но Саманта не отставала. Улица обдавала их томящей жарой и автомобильной гарью.
– Тебе кажется, что так, а я считаю иначе, – возразила Саманта. Они остановились у светофора, пережидая медленно продвигающийся поток машин.
– Может быть, это была не такая уж хорошая идея – снова «улететь», – согласилась вдруг девушка, противореча тому, что говорила минуту назад. Чувствовалось, что ее саму терзают сомнения.
– Думаю, что совсем плохая, – подхватила Саманта. – Хотела наказать мамашу и своего дружка, а вред нанесла себе. Они умылись, а ты опять села на «крэк». Какая тебе от этого выгода?
– А я за выгодой не гонюсь! – Лианн опять обрела прежний гонор и сверкнула глазами, а они у нее были на редкость выразительные и манящие, как и губки, пусть и слишком ярко накрашенные. Она даже улыбнулась, показав белоснежные зубы, пока еще безупречные. – Мне надо было показать им, что я сама кое-что значу и могу поступать по-своему.
– И как ты себя сейчас чувствуешь?
– Со мной все о'кей.
– Ты уверена?
Саманту, несмотря на браваду и вульгарные уличные замашки, безмерно трогало это юное существо, явно непонимающее, где и в каком мире оно живет и какое будущее его ждет. Никаких доспехов у этой девчонки нет, хоть она и храбрится. Ранить или погубить ее – дело одной минуты.
Они наконец пересекли улицу, лавируя среди автомобильной пробки.
– Я в полном порядке, – заверила девушка. – Мои гайки завинчены накрепко, и ни одна дурацкая отвертка не справится с ними без моего разрешения.
– Вот как! – усомнилась Саманта, слегка поморщившись от циничности такого высказывания, впрочем, весьма образного.
Тем временем Лианн уже успела с кокетливым вызовом, убрать прядь со лба и улыбнуться, неважно кому, из группы бездельничающих подростков, плотной стайкой собравшихся у уличного светофора. Женское начало превозмогало Лианн ее разум.
– Ты идешь своей дорогой, ну и иди, – сказала Сэм. – но только сейчас ты сделала шаг назад, и даже не один. Тебе придется наверстывать.
– Я знаю, – согласилась Лианн, но взгляд ее уже был прикован к мальчикам. Они вроде бы втихаря передавали дрyг другу самокрутку, но делали это так явно и так неумело.
– Увидимся на следующей неделе? – осведомилась Сэм.
– А как же, – заявила с уверенностью Лианн и поспешила смешаться с толпой. Уже через несколько шагов она стала из сумочки сигарету и оценивающим взглядом искать, кто бы из проходящих мужчин предложил ей зажигалку.
Мать Лианн – Марлетта – неоднократно подвергалась арестам не только за торговлю наркотиками, но и за проституцию. Поняв наконец, что ее дети пойдут по плохой дорожке или она вообще их лишится, Марлетта ударилась в другую крайность и последние два года была чиста, как нежный ангел. Но Лианн успела еще в детстве изучить многие материнские приемы. В семнадцать она уже крепко села на иглу, и на нее было заведено дело. Она и сама употребляла зелье, и подрабатывала, толкая его своим сверстникам, посещение душеспасительных бесед с психиатром было для нее обязательным по приговору суда.
Саманта, подходя к месту, где припарковала машину, ощутила, что кто-то наблюдает за ней. Сначала она подумала, что это Лианн. Может, та вздумала продолжить беседу под предлогом случайной встречи на улице. Но девчонки не было поблизости, во всяком случае, Саманта ее не заметила.
Радом собралась небольшая кучка праздных прохожих, слушающих уличных музыкантов. Но один мужчина стоял особняком, немного в стороне. Он был высок, широкоплеч, прекрасно, даже атлетически сложен, одет в черный кожаный пиджак и джинсы. Несмотря на то что уже начало смеркаться, он не снимал темные очки, что придавало ему немного странный вид.
Он не глядел на оркестрантов, как прочая публика. Он пристально рассматривал Саманту, и эти устремленные на нее темные стекла и глаза, скрытые за ними, производили тягостное впечатление.
Было уже достаточно сумрачно, да и расстояние не позволяло Саманте как следует рассмотреть неприятного незнакомца, но все-таки ей показалось, что она уже где-то видела его.
Мурашки пробежали у нее по коже, хотя она убеждала себя, что это все глупости и просто у нее расшалились нервы. Тем более что мужчина, уловив на себе ее взгляд, тут же смешался с толпой и бесследно растворился в ней.
А может, он вообще померещился Саманте. Или смотрел не на нее, а на кого-то у нее за спиной.
И все же нехороший осадок этот эпизод в ее душе оставил.
Ночь была жаркой и влажной, как раз в его вкусе, и он истекал потом, прокрадываясь меж тесно стоящих кипарисов к маленькой хижине на болоте. Никто не знал, да и не догадывался, что там есть такое сооружение, приподнятое на подгнивших кипарисовых сваях, обросших мхом, и увитое лианами и надежно укрытое от постороннего взгляда густой зеленью.
Чтобы попасть в это убежище, надо было извлечь из тины лестницу и приставить к выступу перед дверью, ведущей в одну-единственную комнатушку. Болотные испарения проникали в ноздри и все сильнее будоражили его. Здесь он чувствовал себя свободным и всевластным настолько, что мог немного расслабиться.
Взобравшись на настил, он помочился сверху в болото, спустив до колен тугие отсыревшие джинсы, причем не столько из-за физиологической потребности, а скорее чтобы отметиться – хозяин прибыл, и всем другим тварям вход сюда воспрещен.
Нарочито громко топая ботинками по шаткому полу и тем самым разгоняя болотных духов, осмелившихся пробраться сюда в его отсутствие, он нащупал на положенном месте керосиновую лампу, зажег фитиль, подкрутил его, чтобы свет был ярче, и накрыл стеклом. Москиты и ночные мотыльки тотчас устремились к вспыхнувшему яркому свету. Где-то снаружи встревожились летучие мыши, аллигаторы зашевелились и потянулись к воде. Он чувствовал себя дирижером невидимого природного оркестра.
Он специально не провел сюда электричество, а кирпичная труба старой печурки крошилась от сырости. Он ни разу не топил печь. Запах дыма мог выдать его местопребывание. Ему был нужен минимум света, а темнота была его союзником.
Он распахнул дверцы шкафчика и спугнул угнездившегося там крупного паука. Он милосердно позволил пауку скрыться в щели. Он не дружил ни с пауками, ни с прочей наглой нечистью, но относился к ним доброжелательно. Обитатели болот вели себя порядочно и не трогали его сокровищ. Сейчас он пришел лишь затем, чтобы их осмотреть, и для этого начал выкладывать их из ящиков шкафчика на стол.
Нательный золотой крестик с обрывком цепочки, браслет, снятый с тонкого женского запястья, медальон с фотографией ребенка, который уже не свидится со своей матерью. Это еще только начало будущей коллекции. На хлипком столике рядом с транзисторным приемником на батарейках тусклое золото, взятое с мертвых женщин, выглядело нелепо, но он рассчитывал когда-нибудь собрать здесь целую гору золота.
Он не сомневался, что его ждет удача и никто и ничто его не остановит. Он разложил свои пока еще немногочисленные сувениры правильным кружком и заключил, словно изгородью, своими четками. Затем, сверившись с часами, ровно за сорок пять секунд до начала передачи включил радио. Сквозь помехи он нашел нужную волну, услышал финальные ноты заставки и наконец ее голос.
Теперь она была с ним, почти в его объятиях. Он вплотную приник к радио, и она словно бы говорила доверительно ему в ухо.
– Сегодня мы обсудим тему прощения.
Он улыбнулся. Она явно включилась в его игру и теперь закидывает ему приманку. Ждет, как он ответит на ее вызов. Он прикрыл глаза, и тут же перед ним, в его воображении появилось ее лицо, встревоженное, с полураскрытыми в недоумении губами, точь-в-точь такое, когда она увидела его в сумерках возле уличного оркестра.
Воспоминание вызвало у него эрекцию, чем он был весьма доволен.
– Поделитесь со мной, как прощение кого-то провинившегося перед вами облегчило вашу жизнь. Возможно ли это?
«Зря ты ждешь правдивого ответа. Во всяком случае, не от меня», – со злорадством подумал он.
Беседа шла по обычному руслу. Большинство радиослушателей никак не могли принять идею прощения как правильное, продуктивное решение и приводили в доказательства примеры из жизни, когда подлецы, изменники и негодяи так и не испытывали раскаяния, а оставались такими же подлецами.
«Какая же это мелочь перед грехом, который ты совершила, Саманта. И ты еще смеешь жить на свете и соблазнять меня? И лишать меня всех иных соблазнов, кроме мести тебе за все и за твой соблазн...» Он понял, что голос доктора Сэмми воздействует на него не так, как он считал раньше.
«Тебе недолго осталось ждать, доктор Сэмми. Скоро я с тобой посчитаюсь», – пообещал он.
Глава 9
– Мне это очень не нравится, Сэмми! – заявил ее отец, когда она разбудила его утренним звонком в Санта-Монике. Связь была отличной, и казалось, что они были совсем рядом, а не на расстоянии тысячи миль.
– Мне тоже, – согласилась Сэм. – Но я не собираюсь отказываться от профессии, которой посвятила жизнь, и от работы, которая мне нравится. Кстати, на эти деньги я живу.
– Я бы мог помочь тебе...
– Спасибо, папа, я в этом не нуждаюсь.
– Ты нуждаешься в опоре, в мужском плече. Не смею советовать, но...
Бедняга! Он все тоскует по своим не родившимся внучатам, по традиционной индейке на семейных праздниках, по гипотетическому зятю, с которым мог бы делить мужские увлечения вроде бейсбола и гольфа.
Отец громко вздохнул в трубку. Жизнь сложилась совсем не так, как он планировал, ни для него самого, ни для его дочери и сына.
– Я бы не хотел, чтобы с тобой повторилось то, что уже было в Хьюстоне, – мягко заметил он.
– Такого не случится, – заверила она отца, но уверенности в этом не испытывала.
– Там все тоже началось с телефонного звонка на радио. Прости, что я тебе напоминаю.
– Не надо, папа, прошу! Я все это помню... – Голос отчаявшейся девушки снова прозвучал у нее в ушах и вызвал озноб.
– Мой долг – напомнить тебе и предостеречь.
– Не беспокойся, папа, я в порядке. Все на радиостанции готовы меня защищать, и полицию я тоже поставила на уши. Думаю, что этот выродок, позабавившись немного, сменил профиль и занялся чем-то другим. Например, принялся мучить кошек или пугать детвору в парке. Тут полиция его и накроет и упрячет куда следует.
– Не шути с этим, – предостерег ее отец.
– Да знаю я, папа! Это, конечно, не смешно, но я просто пытаюсь поднять тебе, да и себе настроение.
Отец явно колебался, прежде чем решился спросить:
– О Питере по-прежнему ни слуху ни духу? Если он даст о себе знать, то скажи мне. Не надо ничего утаивать от меня.
Саманта закрыла глаза и мысленно досчитала до десяти, как всегда делала, прежде чем солгать отцу. Ей казалось, что после этого ее голос будет звучать более правдиво. Уже десять лет он задает ей один и тот же вопрос и получает от нее одинаковый ответ.
– Нет, папа, новостей никаких.
– Я и не ждал новостей. Спросил лишь на всякий случай... Он ведь твой родной брат и мой сын. А кровные узы связывают на всю жизнь, каким бы человеком он ни был. Когда заведешь своих детей, тогда поймешь.
«Сейчас мне в который раз прочтут лекцию о том, что с каждым прожитым днем я не становлюсь моложе, что биологические часы неуклонно отсчитывают драгоценное время, что у кузины Дорин уже двое детей посещают школу и еще ожидается прибавление в семье».
– Послушай, Саманта. То, что ты уже разок побывала замужем и из этого ничего путного не вышло, совсем не означает, что брак – нечто никчемное. Мы с твоей матерью прожили в браке тридцать четыре года, и, хотя у нас было всякое – плохое и хорошее, я ничуть не сожалею о том времени.
– Я понимаю, папа. Я всегда радовалась, глядя на вас. Ты получил свою толику счастья...
Она опять солгала. Ее отцу пришлось пережить и исчезновение сына, и похоронить жену, и тревожиться теперь за судьбу своей великовозрастной дочери, которая хоть и терпеливо выслушивает его, но никогда не следует разумным советам.
– Я люблю тебя, папа. Ты это знаешь.
– И я тебя люблю, Саманта. Ты тоже знаешь это.
– Ты по-прежнему встречаешься с той милой женщиной, о которой мне рассказывал?
– За партией в бридж и за крикетом. Но «встречаться» – это несколько другой термин, – уточнил ее отец.
– Как профессионал, я могу тебе посоветовать не прекращать этих встреч, какой бы смысл ты им ни придавал.
– Спасибо за бесплатный профессиональный совет, дочка.
– О'кей. Я уже должна бежать. Удачи тебе, папа.
– И тебе тоже. Береги себя. Будь умницей.
Он повесил трубку первым. Это было проявлением тактичности с его стороны. Саманта никогда не могла предъявить ни малейшей претензии своему отцу, ни одной за всю жизнь. И если она выросла такой, какая она есть, то в этом была целиком ее личная вина.
Чувство одиночества вновь завладело ею, едва связь с Санта-Моникой закончилась. Дом ее, такой уютный, показался ей слишком пустым. Взгляд Саманты устремился в окно, за которым плескалось все еще взбудораженное ветром озеро. У ее причала раскачивалась лодка со спущенными парусами, в таком же виде, как ее оставил здесь сосед. Это обещало новую встречу с ним, если Саманта, конечно, того пожелает.
Тай появился на причале только после полудня. Завидев на веранде Саманту, он помахал ей издали бутылкой вина. В другой руке он нес увесистый ящичек с инструментами.
Она помахала ему, чтобы он приблизился. Опять на нем были темные очки, опять его сопровождала собака. Тай поставил бутылку у ее ног.
– Весь вчерашний день я был занят, а потом уже стало темно, чтобы возиться с яхтой. Если бы я знал ваш номер, то предупредил бы, что переношу ремонт яхты на сегодня. А это, – он ткнул пальцем в бутылку, – возмещение за причиненное беспокойство.
– Присутствие вашей яхты у моего причала меня нисколько не беспокоит, – сказала Саманта, и это было правдой. Беспокоил ее этот мужчина, от которого исходило и обаяние, и неосознанное чувство опасности.
Господи! Неужели она уже стала параноиком?
Поставив бутылку явно дорогого рислинга в холодильник, Саманта мельком взглянула на себя в зеркальце, вправленное в антикварный буфет. С неудовольствием она заметила, что ее щеки покраснели, а губы пересохли так, что ей пришлось мазнуть их бесцветной помадой.
«Что за чушь? Ведь он просто сосед, у которого возникли проблемы с мотором», – напомнила она себе.
Саманта спустилась к нему на причал. Тай уже откручивал плоскогубцами какую-то накрепко сварившуюся с металлом гайку. Его рельефные мышцы были напряжены.
Весь набор инструментов был извлечен из ящика и разложен на палубе.
– Все это вы могли позаимствовать у меня, а не тащить такую тяжесть черт знает откуда, – заметила Саманта.
– Возможно, но кто поручится, что у вас найдется гаечный ключ нужного размера или подходящая отвертка? Есть мудрая поговорка: «Все свое ношу с собой». Черт побери! Давно мечтал поплавать под парусом, без шума и бензиновой гари, и вдруг обнаружил, что без двигателя на этой луже не обойтись.
– Обычное заблуждение. Мы все жертвы цивилизации, – сказала Саманта.
– Я – непривередливый человек. Я прост во всех своих желаниях и потребностях, – заявил Тай и занялся ремонтом. Мотор после некоторых его усилий завелся, и сизое вонючее облачко выпорхнуло из-под кормы яхты, отравляя воздух.
«Уж не так он и прост, и не такой уж неумеха», – подумала Саманта. Ей нравилось смотреть на него, впрочем, она одернула себя, заметив, что его пес с таким же пристальным вниманием смотрит на своего хозяина, словно загипнотизированный.
Между тем небо расчистилось, и его голубизна отразилась в озере. Тай посмотрел на мачту, потом перевел взгляд на Саманту.
– Если вы поможете мне, мы бы смогли воспользоваться ветерком и немного развлечься.
– С удовольствием, но предупреждаю: паруса для меня – нечто неизведанное.
– Для меня – почти то же самое, – пожал плечами Тай. – Но я перелистал инструкцию.
Он закатал рукава на рубашке выше локтей, обнажив выпуклые бицепсы.
– Если вы будете крепко держаться за это милое бревно, пока я буду натягивать парус, то, даю гарантию, мы не перевернемся. У вас хватит сил?
– В колледже я немного занималась поднятием тяжестей.
– Глядя на вас, этого не скажешь, но все-таки давайте попробуем. Одному мне не справиться.
Они оба сосредоточились на своих участках работы, да так, что изрядно вспотели.
– Кажется, мы справились, – сказал Тай просто, без какого-либо торжества, когда яхта снялась с места, поймав в паруса ветер.
Он немного сдвинул темные очки, только лишь чтобы отереть пот со лба, застилавший взгляд, но Саманта успела заметить, какие у него выразительные, излучающие доброту карие глаза.
– Спасибо, – коротко поблагодарил Тай и снова скрыл глаза за очками.
– Всегда к вашим услугам, – улыбнулась Саманта. Его белоснежные зубы сверкнули в добродушной ответной улыбке.
– Надеюсь, помощь не будет нужна мне постоянно. Но я буду рад обратиться к вам при случае. Угадайте, какой самый счастливый день был в жизни прежнего владельца этой яхты?
– Когда он продал ее вам, – предположила Саманта.
– Блистательный разум. Соответствует вашей внешности.
– Не расточайте мне комплиментов, а то ваш рейтинг сразу упадет, – предупредила Саманта. – Лучше молча покажите ваше искусство кораблевождения и причальте к берегу. Ваш рислинг вполне охладился, и мы можем проверить, каков он на вкус.
– У меня еще есть запас вина здесь на лодке, и оно не успело согреться. Есть также чем открыть бутылки и есть из чего пить. Зачем возвращаться на берег?
– Простите, но это уже насилие над личностью. Можно счесть это пиратским похищением.
– Еще раз подумайте, прежде чем настаивать на возвращении, – посоветовал Тай. – Я могу, конечно, повернуть лодку назад и кое-как причалить. И мы расстанемся друзьями...
Ветерок, надувая парус, медленно отдалял лодку от берега. Если сейчас нырнуть с палубы в воду, то можно без труда даже в одежде проплыть пятьдесят ярдов до причала.
А нужно ли сбегать? И от чего? Мир и покой царили на озере. Если бы все насильники и маньяки были такими симпатичными, мирными, цивилизованными мужчинами, каким бы странным, но приятным местом оказался бы наш мир. Тем более что он наконец снял со своих глаз эти надоевшие уже очки. Саманта мгновенно растаяла под пристальным мужским взглядом. Зачем он прятал такие красивые глаза под черными стеклами? А его зубы, сверкнувшие в мимолетной улыбке... они были безупречны.
Беззаботные рыбки, вероятно играя в салочки, плеснулись на водной глади. Почему бы не последовать их примеру и не отдаться простой игре, где неважно, кто станет победителем?
– Соседка отзывалась о вас с восторгом, – призналась Саманта. – Только затруднялась описать вашу внешность – то ли Харрисон Форд, то ли Том Круз... Еще ей вспоминался Кларк Гейбл.
– О боже! Она смотрит слишком много фильмов. Вас она тоже кое с кем сравнивала.
– С кем же? Надеюсь, тоже с кем-нибудь из кинозвезд? Она добрая женщина и, кажется, относится ко мне со всей душой.
– Она жалеет, что вы одиноки...
– И советует кое-кому воспользоваться моим одиночеством? – Всплеск эмоций Саманта постаралась замаскировать иронией.
– Я и последовал ее совету.
Сказал он это серьезно или тоже иронизировал?
Наступило время задавать вопросы, но этого ей делать не хотелось. Тепло, исходившее от нагретой солнцем палубы, обволакивало Саманту, а бесшумное движение лодки под парусом почему-то освобождало ее от всех тревожных мыслей.
Глава 10
– Что ты подразумевал, сказав: «Это все по твоей вине?» – спросил Монтойя, допив свой кофе и ловко запустив смятый бумажный стаканчик, минуя голову Рика, в мусорную корзину.
– Не знаю... пока. Они такие разные. – Рик поморщился, когда мимо него пролетел тугой шарик. – Эти ночные бабочки... Их ничто не связывает...
– С тем типом, который капает на мозги доктору Сэмми? – подхватил его мысль Монтойя. – Ты так считаешь? Не стоило бы надавить на эту ученую дамочку посильнее?
– Я не могу давить ни на нее, ни на кого-либо еще, и ты это знаешь. Я подвешен на тоненьком волоске, и большая удача, что мне поручают хоть какую-то работу.
– Это несправедливо. С твоим опытом...
– С опытом, приобретенным в Лос-Анджелесе, о котором полиция по всей стране отлично осведомлена.
– Один дурацкий эпизод не может заляпать дерьмом весь твой послужной список!
Конечно, Монтойя был прав. Двадцать лет службы в Лос-Анджелесе, самом горячем в смысле преступности городе США, кое-что значили. Но однажды Рик среагировал слишком поспешно на пистолет, направленный, как ему показалось, на его напарника двенадцатилетним мальчишкой в нашпигованном преступными элементами квартале.
Мальчишку Рик убил одним выстрелом, а пистолет оказался всего лишь детской игрушкой. Родители вправе были подать иск, что они и сделали. Бентсу определили испытательный срок, который он не выдержал, слишком увлекшись спиртным.
Ему грозило увольнение из полиции без пенсии, если бы не сердобольный шеф из Нового Орлеана, который предложил взять его к себе временно под свою личную ответственность. Причем под ее строжайшим личным надзором. Таковы были условия.
– Не хорони себя слишком рано, – посоветовал Монтойя. – И не просиживай штаны зря в кабинете, а используй свободное время, положенное тебе, как и нам всем, на полную катушку. Тем более что Кристи свалилась с твоей шеи и теперь вволю веселится в общежитии колледжа.
Опять же Монтойя был прав. Кристи нашла себе более приятный дом, чем он мог предоставить ей. А лишь она одна осталась напоминанием, что у него когда-то была семья.
Его жена Дженнифер уже умерла. Она развелась с Бентсом, как все толковали, из-за его чрезмерной занятости на работе и ушла к другому мужчине. Ее нелепая гибель в автокатастрофе вместе с этим мужчиной вернула Бентсу дочь, а также возложила на его плечи тяжкое бремя растить и воспитывать современную девчонку. На рабочем столе Бентса всегда были две фотографии в разных рамках, где единственное его сокровище улыбалось ему – Кристин в пятилетнем возрасте, заснятая в детском саду у песочницы, и восемнадцатилетняя девушка у входа в колледж в Батон-Руж. Мысли о дочери отвлекли Бентса от торопливой, как всегда, речи Монтойи. Пожалуй, он пропустил целый период и услышал только окончательный вывод.
– Значит, не исключается вероятность того, что парню заплатили, чтобы попугать «мозгоправа» ради рекламы?
– Такое возможно, – пожал плечами Рик. – Ну а если за парнем стоит кое-что пострашнее?
– Что именно?
– Что он на чем-то сильно свихнулся.
Бентс рассматривал снимки банкнот с выколотыми у Бенджамина Франклина глазами, и в который раз ему становилось не по себе. Не хотелось думать, что убийца двух проституток имел наглость выползти из тени, чтобы вслух заявить о себе по радио.
– Анализы семени во влагалище обеих женщин сходны. То же и с мужскими лобковыми волосками. Его уже можно причислить к серийным убийцам, если посчитать пару трупов за серию. Он не боится оставлять отпечатки пальцев, не пользуется презервативом – значит, не имеет судимостей, не служил в вооруженных силах, о нем нет ничего в архивах.
В обоих случаях мы нашли на месте преступления рыжеватые волоски, но синтетические. Зачем-то ему понадобился рыжий парик. Ни одна из жертв, судя по опросам, рыжим париком не пользовалась, даже в своих эротических спектаклях.
– Возможно, убийца надевал на них парик, принесенный с собой, а потом забирал его.
– Вещь многократного использования? Экономный парень. Впрочем, на стодолларовые банкноты он не скупился.
– Парик ему был нужен для одной цели! – воскликнул Бентс, удивляясь, как это ему раньше не пришло в голову, и, вероятно, посыл его мысли на расстоянии был настолько силен, что и Монтойя тут же догадался.
– О боже! Он хотел, чтобы труп походил на доктора Сэмми?
– Это всего лишь гипотеза, – охладил восторженный порыв напарника Бентс. – Надо заняться весьма нудной работой – выяснить, где производятся и продаются рыжие парики, и поискать в архиве, фигурируют ли они в других делах об убийствах.
– Кое-что мы сможем выудить из трясины, – без особого энтузиазма согласился Монтойя. – Пока я постарался вывернуть наизнанку всю подноготную Генри – бывшего муженька Чери Бельчампс. Оказывается, он до сей поры аккуратно выплачивал взносы по ее страховому полису, и теперь получит кругленькую сумму в пятьдесят штук.
– Где он был, когда убили вторую жертву?
– В кровати у себя дома.
– Один?
– Ну да! Нет, конечно. Он заимел подружку, которая клянется, что ее трахали всю ночь, причем парень был один и тот же. Половой гигант. На нее у нас имеется лишь всякая мелочовка – пара приводов за пьянство и скандалы в общественных местах и один раз за кражу в универмаге. Ну, и нашли у нее кокаин – правда, немного. В общем, чистенькая девчонка, и, похоже, Генри выпутается, раз у него такое твердое алиби.
– Дерьмо, к сожалению, не тонет, – буркнул Рик мрачно.
– Но даже со своим алиби он может быть причастен к делу. Ради большого куша он вполне мог нанять киллера и поручить обставить сценку как надо – подделаться под маньяка и запудрить нам мозги.
– А зачем ему второе убийство? Еще больше нас запутать? Или это уже объявился гаденыш-подражатель?
В кармане Монтойи дал знать о себе пейджер. Ему пришлось долго его извлекать из слишком тесных обтягивающих джинсов. Занимаясь этим, он успел еще обменяться несколькими репликами с Бентсом:
– Все же я бы не исключил полностью из расклада бывшего муженька. Но к Розе Джиллет ниточка от него никак не тянется.
– Тем более к доктору Сэмми. Кроме рыжего парика. Тут что-то есть, – сказал Бентс. – Но боюсь, что скоро ФБР подставит нам дружеское плечо и потихоньку оттеснит нас от расследования.
– Жаль. Мне было бы интересно...
– Может, тебе представится что-то более интересное. – Бентс кивнул на пейджер: – Тебя вызывают. Поторопись.
Звуки ночи проникали в хижину, и он вслушивался в эту природную симфонию с нарастающим вожделением. Квакали древесные лягушки, плескались, ловя насекомых, хишные рыбы, проплывал, как атомный ракетоносец, разгоняя водный мир, аллигатор, бесшумный, но иногда заставляющий своим прикосновением дрожать подгнившие сваи убежища, где он, чужой в городе, неприкаянный и никому не нужный, чувствовал себя как дома. Никто из людей не доберется сюда по своей воле, никто не нарушит его уединения.
Но желание начать охоту нарастало в нем. Оно было непреодолимо. Оно подстегивалось болотной симфонией. Он знал, что ему надо быть осторожным, как истинному охотнику. Не всякое животное можно убить с первого раза, не каждую рыбу поразишь одним ударом остроги. Кто-то способен огрызнуться и укусить, а он не терпел вида собственной крови.
Он очень аккуратно обращался со стеклянными гранями своих четок, оттачивая их до остроты бритвенного лезвия, и, сдавливая петлю на горле слабой жертвы, ни разу не порезался сам, чем и гордился.
Сейчас он вспоминал о женщинах, которых убивал, о том, как до их глупых мозгов доходило наконец осознание того, что их убивают, что жить им осталось совсем немного. Его штаны прямо лопались от эрекции, вызванной этими замечательными воспоминаниями. Ему не нужно было смотреть по видео что-то подобное. Он был и режиссером, и актером великого порнофильма.
И как у талантливого режиссера, развязка всегда откладывается до финала. До того момента, когда задушевный голос доктора Сэмми преобразится сначала в возмущенные вопли, потом в мольбы о помощи, потом в стоны удовлетворенной самки, а уж в конце в крики предсмертной агонии.
До этого еще надо немного поохотиться. Он с сожалением начал собираться, покидая свое уютное убежище.
Глава 11
Mелани в ярости надавила на кнопку, отключив мобильник, и, резко нажав на газ, вихрем пролетела по виражам подземной автостоянки. Ее раздражало абсолютно все – и то, что кондиционер в машине вышел из строя, и что начало недели выдалось на редкость неудачным, и воцарившаяся в городе погода.
Установившаяся в Новом Орлеане влажная жара, автомобильные пробки и испорченный кондиционер словно объединились и с начальством Мелани, молча и неопределенно улыбающимся ей, и с Триш Лабелль, вдруг переставшей откликаться на ее телефонные вызовы, чтобы досадить ей. Пот градом тек с Мелани. Он подпортил ей с таким старанием наложенную косметику, пропитал обтягивающий бюст топик так, что ткань прилипла к коже, а вдобавок еще и струился между ног под трусиками, вызывая зуд.
Почему никто не торопится продвинуть Мелани на ступень выше, на место, которое она давно заслужила —и своими способностями, и усердием? Она заменяла Саманту, когда та прохлаждалась в Мексике, и уж тем более могла заменить ее сейчас. И телефонный маньяк бы сгинул, и скандальное расследование увяло бы на корню.
А повышение рейтинга? Плевать! Дайте Мелани микрофон на пару-тройку вечеров, и рейтинг станет выше, чем встает кое-что в штанах у ее нового дружка. За Мелани была молодость, энергия, выдумка, а что за Самантой? Скучная рассудительность и еще мрачная история, о которой сейчас ей вовремя напомнили. Если Мелани не предоставят время у микрофона, которое сейчас тратит с малой пользой Саманта, то, разумеется, ей придется перекинуться к конкурентам, и с Триш Лабелль они составят отличную пару.