Глава 5

– Нам еще подкинули подарочек!

Детектив Робин Монтойя, ладный, крепкий парень с черными волосами, глянцевыми, как вороново крыло, и золотой серьгой в ухе, привалился мускулистым плечом к притолоке двери кабинета и с неуместной веселостью глядел на своего напарника, ожидая, какова будет его реакция.

– Еще один, – без удивления, а как-то даже обреченно произнес Рик Бентс и посмотрел на часы. Три пятнадцать. Он заступил на дежурство в семь вечера. Новость пришлась как раз на самый глухой ночной час.

– Женщина? – Он мог бы и не спрашивать.

– Девица. Пчелка-труженица. Собирала мед во Французском квартале.

– Где ее нашли?

– По соседству с пивной «У Джексона».

– Дьявол! – Бентс откинулся на стул и поправил настольный вентилятор, который лишь приводил в движение теплый воздух. В старом, видавшем виды здании центрального полицейского участка Нового Орлеана кондиционеры отказали в самый разгар лета.

– Она с другой девчонкой на пару снимала комнату. Та вернулась домой и увидела труп на кровати.

Бентс потянулся за курткой:

– Медэксперту сообщили?

– Он уже едет.

– В комнате не шуровали? Эта подружка-соседка что-нибудь трогала?

– Нет. Только воплями разбудила весь дом. Но управляющий клянется, что тут же запер дверь и отправил всех досыпать.

Бентс в задумчивости нахмурил лоб.

– По идее, этой мертвой куколкой должен заниматься Бринкман. Тебе следует позвонить ему.

– Он в отпуске, и к тому же у тебя больше опыта в таких делах, – возразил Робин.

– То было в Лос-Анджелесе, и давно...

– Не так уж давно. И хоть ты официально не числишься в отделе убийств, первую жертву мы ездили смотреть вместе.

– И что, от меня был какой-то толк?

– Кончай ныть, – одернул напарника Робин. – Едешь ты или нет?

– Поехали.

Бентс был уже на ногах. Мощный приток адреналина в кровь разогнал дотоле сковывающее его оцепенение. Ботинки двух детективов грозно протопали по линолеуму коридора и по железным ступеням старинной винтовой лестницы.

Монтойя в нарушение правил парковал свою машину прямо у входа в участок. Они одновременно опустились на сиденья и в унисон хлопнули дверцами. Охотничий азарт охватил Бентса. Он уже не думал о последствиях. Бринкман, конечно, взъерепенится, узнав, что его обошли, но Бентсу было наплевать на истерики, которые тот устраивал каждый раз, когда Мелинда Джаскил, глава отдела по расследованию убийств, в очередной раз почему-то предоставляла карт-бланш опальному полицейскому.

И это после того, что произошло с ним в Лос-Анджелесе! Впрочем, если ей не понравится, что он взялся за чужое дело, он может всегда вызвать Бринкмана из «Диснейленда», где тот сейчас прохлаждается. Бентс всегда предпочитал начинать действовать, не дожидаясь разрешения сверху, убежденный, что потом непременно заслужит одобрение. Чаще всего это кончалось плохо.

Монтойя был почти на двадцать лет моложе Рика. Он зарабатывал свои нашивки, выкарабкиваясь медленно и с трудом из нищеты, урывками хватая необходимые знания и пробивая, где лбом, где кулаками, расистские барьеры. В двадцать восемь лет Робин Монтойя получил звание детектива и добился перевода из службы охраны общественного порядка в отдел убийств, куда стремился попасть с самого начала своей работы в полиции.

Здесь ему было интересно, здесь он надеялся быть на виду. Робина манили тайны, которые ему предстояло раскрыть, ему нравилась сумасшедшая езда по городу к месту преступления и напряженная атмосфера, всегда возникающая вокруг еще не убранного мертвого тела. Причем Монтойя не был ни бесчувственным, ни кровожадным – он был романтиком, и душа его еще не успела покрыться коростой.

Включив сирену, он ловко поймал губами сигарету, щелчком выбитую из пачки «Мальборо», и прикурил, входя на полной скорости в очередной поворот. «Дворники» равномерными движениями убирали со стекол мутную пелену, которая тут же налипала вновь. Туман окутывал городские улицы тяжелым, набухшим от влаги саваном, смешиваясь с клубами зловонных испарений из канализационных люков на мокрых мостовых.

Гонка, от которой сердце то сжималось, то отпускало, с сиреной и мигалками, с рискованными виражами, была частью ритуала, столь милого сердцу Монтойя, но, к его великому сожалению, она длилась всего несколько минут.

Они затормозили у обшарпанного здания с отгороженным желто-черной лентой участком тротуара перед входом. Пара унылых полицейских сдерживали небольшую толпу. Фургончики телевизионщиков были уже тут как тут. Бентс чертыхнулся про себя. Эти стервятники слетаются мгновенно, учуяв падаль, и всегда мешают полиции спокойно заниматься своим делом.

Микрофон тотчас замаячил перед его носом, но, прежде чем бойкая репортерша успела выстрелить первым вопросом, он прорычал: «Никаких комментариев!» – и одновременно с Монтойя нырнул под ленту оцепления. Патрульный полицейский в форме мельком взглянул на значок детектива и пропустил их в подъезд.

– Третий этаж, – бросил он им вслед.

На лестнице пахло марихуаной. Запах был стойкий, словно пропитавший стены. Люди толпились в коридоре, тихо переговаривались, курили и вытягивали шеи, поглядывая на дверь квартиры, где произошло убийство.

Монтойя показал свой значок молодому копу, которого Бентс неоднократно видел в участке, но тот попросил Бентса предъявить и его удостоверение. Подобная скрупулезность требовалась парню, чтобы возвыситься в собственных глазах. Бентс легко простил ему это. Если прежний опыт чему-то и научил Бентса, так это сносить терпеливо мелкие уколы по самолюбию.

Стоя в дверном проеме и окидывая взглядом крохотную комнатушку, Бентс ощутил, как к горлу подступает тошнота. Такое случалось с ним постоянно, но только в первые мгновения, когда он оказывался на месте преступления. Потом это проходило, стоило лишь ему приступить к своим обязанностям.

Даже на ранней стадии расследования, когда труп еще не остыл, специфический запах смерти уже витает в спертом воздухе. Описать, как пахнет насильственная смерть, Бентс не смог бы, но безошибочно улавливал этот запах и отличал его от прочих запахов – пота, крови, экскрементов, рвоты. Он не был отвратительным. Он был гнетущим.

Полицейские, занятые своей работой, передвигались по комнате молча, с точностью хорошо отлаженных автоматов. Приемник на столике у кровати был настроен на волну «Р-1». Музыка лилась негромко и ненавязчиво. Шла ночная передача для бодрствующих любителей джаза.

– Я бы хотел побеседовать с подружкой жертвы, – сказал Бентс, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Она в смежной комнате. Здорово напугана, ее всю трясет. – Полицейский в форме («Майк О'Кифи», – вспомнил Бентс его имя) кивнул на приоткрытую облупленную дверь. Бентс заглянул в щелку и увидел худую, как щепка, женщину, всклокоченную, с бледной, нездоровой кожей и мешками под глазами. Губная помада размазалась, тушь от ресниц оставила на щеках черные потеки. Она нервно курила и прихлебывала кофе, едва не давясь им.

– Пусть немного придет в себя. Я подойду к ней позже.

– Разве вы здесь командуете? – осведомился О'Кифи с сомнением в голосе.

– До тех пор, пока не поступит другого распоряжения.

О'Кифи не стал спорить.

Осторожно, ни к чему не прикасаясь, Бентс заглянул в маленький альков, служивший кухней. Обитательницы квартиры особой аккуратностью не отличались. Везде были рассыпаны крошки, в прозрачном стеклянном кофейнике оставался осадок, в раковине скопилась немытая посуда. Угол под потолком был заткан паутиной.

Большую часть комнаты занимала двуспальная кровать. На смятых простынях лежала жертва, полностью обнаженная, лишь черные трусики оставались на ней, зацепившиеся за лодыжку. Одежда ее валялась рядом с кроватью на полу.

Мертвая женщина выглядела лет на тридцать. Белая, черноволосая, с короткой-стрижкой и минимумом косметики на лице. Ее невидящие глаза были устремлены в потолок, где лениво вращался вентилятор. Шею жертвы опоясывала цепочка из маленьких, но глубоких, кровоточащих ранок, как будто ее душили петлей из колючей проволоки или специальным ошейником для норовистых собак, вывернутым шипами внутрь. Ноги ее были широко раскинуты, зато руки молитвенно сложены, а пальцы сомкнуты. Выродок позаботился о том, чтобы придать трупу такое положение.

– Время смерти?

– Приблизительно сразу после полуночи. Медэксперт определит точнее после вскрытия.

– Имя?

– Роза Джиллет. Так утверждают подружка и управляющий.

– Две женщины, а кровать одна?

– Кровать служила не для сна, а для работы. Посменно, на паях. Есть еще третья в доле – Синди Свит по прозвищу Конфеточка. Она пока еще не объявлялась. Цыпочки ловят клиентов самостоятельно. Сутенера не имеют.

– Взгляни-ка. – Монтойя указал на стодолларовую банкноту на столике, придавленную подсвечником с оплывшей свечой. – Странно, что ее не тронули. Подружка могла бы свободно ее прикарманить, а уж убийца точно не должен был оставлять купюру. Это же улика.

Бентс присмотрелся к купюре, и сердце его екнуло. Глаза Бена Франклина были замалеваны черным фломастером. Монтойя просиял.

– Что-то знакомое, не так ли? – Он подмигнул Бентсу. – Если память меня не подводит, уже второй случай...

Бентс сухо кивнул. Повторение было налицо. Жертва – тоже проститутка. Задушена петлей, оставившей странные следы на коже, подобные этим точечным ранкам, полторы недели назад.

– Промышляла тут же, во Французском квартале. Ее звали...

– Чери. Чери Бельчампс, – подсказал Монтойя.

– Вот-вот.

Дело пока повисло нераскрытым и оставляло неприятный осадок в душе. Благопристойная официантка в приличном заведении и любящая мать – это днем, а вечером и ночью – стодолларовая шлюха. Судилась с бывшим мужем из-за ребенка и поэтому тщательно скрывала свой побочный заработок. Теперь, разумеется, суд вынес решение в пользу отца за неявкой на слушание матери девочки. Грустный конец и без того печальной истории.

– Вот дерьмо! – тихо выругался Бентс.

Коллеги посмотрели на него удивленно. Он вздохнул:

– Что ж, попробуем вытрясти что-нибудь из подружки. К девице в соседней комнате вроде бы вернулся дар связной речи. Сообразив, что арест ей не грозит, она призналась, чем зарабатывает на хлеб, и рассказала, что перед выходом на «смену» решила проверить, освободилось ли рабочее место. Увидев на кровати Розу, явно мертвую, Дениз Бланш (так звали девушку) подняла крик. На шум первым примчался Марвин Купер, управляющий. Он вытащил рыдающую женщину из комнаты, отвел в пустующую по соседству и стал отпаивать крепким кофе с дешевым виски, предварительно заперев дверь рокового номера и вызвав полицию. Сейчас этот плотный смуглый лысый мужчина с небольшим количеством зубов во рту чувствовал себя неуютно под испытующим взглядом Бентса.

– Вы не заметили ничего необычного в комнате? Не обратили внимание на какой-то беспорядок?

– А труп на кровати, по-вашему, не беспорядок? Вам этого мало? – взвизгнула Дениз.

– Бедняжка чуть не рехнулась, – сказал Марвин мягко и присел рядом с девицей на кушетку. Она тут же уткнулась лицом в его пропотелую черную майку.

Мужчина зажмурился, припоминая. Крупный пот выступил у него на лбу.

– Пожалуй, только банкнота. Она мне сразу бросилась в глаза. Малый, который так пошутил со стариной Беном и не пожалел ста долларов... что о нем сказать? Нормальным его не назовешь.

– Ну а тело?

– Чье? Розы?

– Ну да. Вы на тело посмотрели?

– А как же... глянул. Увидел, как он с ней обошелся. Этот малый точно не в своем уме. Истыкал ей шею... И руки как сложил... псих!

– А как насчет третьей вашей жилички? Синди? Где она?

– Откуда мне знать? Они с Розой поцапались с неделю назад, и Синди смылась. Больше не появлялась.

– И не звонила?

– Нет. И свою долю за номер зажилила. Впрочем, нет худа без добра. С ней были только одни неприятности. Сплошная головная боль.

Бентс понял – сколько вопросов ни задавай, с места он не сдвинется. Ни управляющий, ни кто-либо из жильцов не видели, кого Роза привела к себе в комнату.

Уже совсем рассвело, когда Бентс и Монтойя возвращались в участок. Мостовые уже были переполнены автомобилями. Машины гудели, рычали моторы, пешеходы лавировали между сбившимися в сплошную металлическую массу автомобилями. Монтойя устал чертыхаться и лишь молча скрипел зубами.

Войдя в свой кабинет, Бентс первым делом развязал галстук и засел за компьютер. Отыскать файл убитой проститутки Чери Бельчампс было делом одной минуты.

Картина сегодняшнего убийства воспроизводила все детали предшествующего, вплоть до позы трупа с молитвенно сложенными руками и подпорченной черным фломастером банкноты на столе рядом с включенным на определенную волну приемником. Точно так же в комнате был оставлен зажженный свет. Убийца пренебрег мерами предосторожности и не убрал за собой, не подчистил следы. Бригада обнаружила грязь от обуви, волоски, сперму и отпечатки пальцев. Бывший муж Чери, Генри Бельчампс, проживающий по ту сторону озера Понтчатрей, первым подпал под подозрение.

Но у него оказалось железное алиби, и не было никаких свидетельств его причастности к преступлению. После допроса он был отпущен. Предполагалось, что местная полиция в Ковингтоне организует за ним наблюдение, но это ничего не дало. Генри Бельчампс вдруг стал вести себя как образцовый гражданин, и придраться было не к чему.

Бригада собрала целую коллекцию четких отпечатков, и это позволило расширить круг подозреваемых до нескольких десятков, но все они в один голос утверждал и, что, когда в последний раз видели Чери, она была очень даже жива. Каждый имел алиби на тот отрезок времени, когда, по мнению экспертов, жертву настигла смерть, и никак не мог находиться на месте преступления. На этом расследование застопорилось.

Бентс глядел на экран монитора, демонстрирующий позу убитой Чери. Конечно, от одного преступления тянется ниточка к другому. Сходство несомненно. Один и тот же почерк, та же рука!

«Чудесно, – подумал он вдруг с неуместным сарказмом. – Чего этому жаркому, как душегубка, городу не хватает, так это серийного убийцы».

Глава 6

– Ты еще не встречалась с нашим новым соседом? – спросила миссис Киллингсворт у Саманты, вытряхивавшей мусор из ведра в контейнер. – Ганнибал, прекрати! – прикрикнула она на мопса, разрывающего лапами только что обихоженную ее великими стараниями цветочную клумбу. – Просто беда с ним. Он совершенно не слушается.

Пожилая матрона, облаченная, как обычно для работы в саду, в мужской комбинезон, подкатила к контейнеру тележку, полную выполотых сорняков.

– Что за сосед? – заинтересовалась Саманта.

– Мужчина лет тридцати пяти, а может, и сорока. Он въехал на днях, занял коттедж старика Свенсона. По слухам, снял его на шесть месяцев.

Миссис Киллингсворт вскинула руку в грязной перчатке, указывая на отдаленную крышу, проглядывающую сквозь кроны дубов.

– А ты его видела?

– Да, и скажу тебе, он кое-что собой представляет, если я что-нибудь понимаю в мужчинах, – добавила она.

Ее седые брови многозначительно взметнулись над очками в металлической оправе, нестерпимо блестевшими на солнце. С тех пор как Саманта стала ее соседкой, Эди Киллингсворт сочла своей главной миссией подыскать ей в округе подходящего жениха.

– Что же в нем такого... особенного? – улыбнулась Саманта.

– На мой взгляд – он как Харрисон Форд, Том Круз и Кларк Гейбл, если их хорошенько смешать, а потом вылепить из этого теста одного.

– И Голливуд его до сих пор не заарканил? – удивилась Саманта.

– Он не актер. Он писатель, и так уж получилось, что он к тому же еще и дьявольски красив. А его техасская манера говорить, медленно цедить слова, – она просто берет за душу.

Она обмахнула ладонью разгоряченное лицо, словно само воспоминание о таком мужчине заставляло полыхать теки румянцем.

– Неужели он так хорош? – усомнилась Саманта.

– Не то слово. И не только внешне. Я готова поставить пять к одному, что у него водятся и деньжата. У Свенсона особый нюх на доллары, и он бы не сдал свой домишко кому-нибудь с пустым карманом. Тебе стоит туда прогуляться и поприветствовать парня по-соседски.

– Может, мне еще испечь и отнести ему торт? – с иронией предложила Саманта, но соседка была настроена серьезно.

– Бутылка вина больше подойдет. Кстати, у Зельцера в магазине продается великолепное «Пино Нуар» с Орегонских виноградников. Я попробовала и качество гарантирую.

– Принято к сведению, – отрапортовала Саманта.

– Лучше не откладывай, – посоветовала Эди Киллингсворт.

Она завела тележку по мосткам наверх и опрокинула содержимое в контейнер, затем отправилась обратно трудиться в своем садике. Саманта проводила ее взглядом. Эди Киллингсворт была первой и единственной из соседей, кто навестил Саманту после ее приезда сюда.

Старушка явилась с видавшей виды корзинкой для пикника, где был и фруктовый салат, и аппетитная рисовая запеканка с мясом и овощами, и... бутылка «Пино Нуар». Неожиданная гостья излучала дружеское тепло, и было приятно от нее услышать: «Добро пожаловать. Заходите к нам, всегда будем рады».

Саманта посмотрела в сторону, где за деревьями прятался коттедж Свенсона, старый и нуждающийся в ремонте, как и его вечно больной, но прижимистый хозяин.

Перед домом был запаркован помятый универсал «Вольво», а возле переполненного мусором контейнера высилась гора пустых картонных коробок, частично сплющенных. В ней проснулось любопытство, и она, превозмогая боль ц лодыжке, отправилась в короткое путешествие по залитым веселым утренним солнцем окрестностям.

Подойдя ближе к дому Свенсона, она заметила, что у причала напротив пришвартована большая шлюпка с каютой. Паруса были спущены, но на секунду у нее промелькнуло перед глазами видение поднятых белых парусов в черноте шквальной ночи и внушающей трепет фигуры на раскачиваемой волнами палубе.

Что с ней? Опять подводят нервы, как в ту ночь, сутки назад? Совсем необязательно, что это та самая шлюпка. Их сотни, если не тысячи здесь на озере – лодок, яхт, шлюпок.

Она прикрыла глаза ладонью от солнца и вгляделась в название судна: «Сияющий ангел». Особой красотой «Ангел» не отличался, он был изрядно облупившимся. На палубе возле открытого люка лежала расстегнутая сумка с инструментами. Вероятно, владелец чинил свой корабль. Можно было сделать вывод, что новый сосед не только пишет книги, но и плавает под парусом в свободное от писательства время. Возможно, он занимается этим как раз по ночам. Не последовать ли ей совету Эди Киллингсворт насчет бутылки «Пино Нуар» и тем самым сделать первый шаг к решению мучившей ее загадки?

Элеонор встретила Саманту у конторки Мелбы радостным возгласом:

– Наконец-то! Поздравляю! – Она имела в виду отсутствие повязки. – Ну и как ты себя чувствуешь?

– Так, будто сбросила десять фунтов, – счастливо улыбнулась Саманта, хотя нога болела ужасно, а о туфлях на высоких каблуках в обозримом будущем нельзя было и мечтать.

– Ты явилась в самый подходящий момент, – сказала Элеонор. – Я как раз говорила Джорджу, что нам не нужно скандалов, какой бы они ни давали высокий рейтинг. Того парня, который повадился тебе звонить, твоего «персонального психа» нужно остановить.

– Значит, про вчерашнее ты уже слышала?

– Разумеется. И прослушала ваш разговор. Тини все записал. У нас и так масса проблем, но эта вышла на первое место. Джордж тоже так считает, но он смотрит на проблему под другим углом.

Джордж Ханна, наблюдавший с непроницаемым видом, как Мелба принимает беспрерывные звонки, вдруг позволил себе снисходительно улыбнуться:

– Мы расходимся с тобой, Элеонор, лишь в малом...

– Это малое для меня и есть главное. Я пекусь о безопасности Саманты.

– Я тоже. Но не могу не признать, что рейтинг ее передачи меня радует.

– Ее последний разговор с «Джоном» никто не слышал. Он не был в эфире и не мог повлиять на рейтинг.

– Все равно нам следует пустить его в дело. Как, пока не знаю, но советую сообща подумать...

Он одарил Саманту сияющей, как тысячеваттная лампа, улыбкой. При всех недостатках Джорджа Ханна обаяния ему было не занимать. И умения сыграть на тщеславии подчиненных и на их чувстве товарищества – тоже.

– Мы давно уже одна команда. Ты, я, Элеонор... Еще с Хьюстона.

– Это старая история, и незачем ее ворошить сейчас. Я не вижу тут никакой связи.

Однако его улыбка поблекла при напоминании о трагедии девятилетней давности, которая чуть не погубила карьеру Саманты.

– О чем это вы толкуете? – загорелась любопытством Мелба. Никто из троих ей не ответил, а тут подоспел и новый звонок. Разговаривая с абонентом, Мелба с откровенным интересом поглядывала на Саманту.

– Как бы мы не заигрались с этим типом... Я не думаю, что он шутит, – мрачно предупредила Элеонор. – Он по настоящему чокнутый. Маньяк, вроде как в фильме «Крик».

– Пока он работает на нас, стоит ли его останавливать? – спросил Джордж.

– А как ты его остановишь? Интересно... Или ты знаешь про него больше, чем мы? – накинулась на него Элеонор.

– Попридержи язык, дорогая, – поморщился Джордж. – Я знаю ровно столько же, сколько и вы, но считаю, что в той истории есть как свои минусы, так и плюсы.

Саманта решила вмешаться:

– Боюсь, что все минусы выпадут на мою долю. Вы тут разговариваете так, будто меня не существует, а ведь это, между прочим, моя проблема и мой «персональный маньяк», как его уже окрестили.

– А что сказали в полиции? – всполошилась Элеонор. – Ты звонила им?

– Люди там очень занятые, поэтому мне следует самой явиться туда, заполнить разные бланки, а уж потом кто-нибудь подъедет ко мне домой. Договорились на завтра.

– Почему завтра? – Элеонор возмущенно всплеснула руками.

– Проблема с юрисдикцией. Я живу в пригороде Кембрей, и там по месту жительства получила письмо с угрозами, а звонками на радиостанцию должна заниматься городская полиция Нового Орлеана.

– Боже, они что, заблудились в трех соснах? Ты, Джордж, должен на них надавить от лица радиостанции, черт подери! – обратилась Элеонор к владельцу «Р-1».

Тот в ответ лишь неопределенно пожал плечами.

Если бы Саманта стала читать всю электронную почту, отправленную ей сегодня, то это заняло бы часа два, не меньше. Ее популярность резко выросла. Поэтому она быстро пробегала взглядом по строчкам, улавливая лишь общий смысл. На самом деле она, может неосознанно, искала среди этих посланий то, что совсем не хотела найти.

К счастью (или к сожалению), зловещий «Джон», на этот раз ничем не напомнил о себе, но Саманта ощутила легкий укол совести, обнаружив повторное обращение из Боучеровского центра с настоятельной просьбой провести там занятие с группой девушек-подростков. Она делала это регулярно, раз в неделю, но из-за поездки в Мексику и последующих неурядиц пренебрегала добровольно взятыми на себя обязанностями почти месяц. Саманта тотчас набрала на клавиатуре ответ, что ближайшее занятие непременно состоится.

У нее подобралась интересная группа. Все девочки испытывали в той или иной степени психологический дискомфорт. У всех были сложности в семье, и все страстно желали вновь обрести себя. Саманта жалела их, как всегда жалеют заблудившихся детей, но понимала, что имеет дело хоть и с милыми внешне, но хитрыми, подчас коварными созданиями. Они тянулись к ней за лаской и за помощью, но упорно отказывались раскрываться до конца.

Такой же скрытной и настырной одновременно была и Лианн Жаквиллар. Староста группы, которая постоянно теребила Саманту, даже помимо сеансов, и за каждым ее звонком ощущалась какая-то неопределенность, словно она балансирует на грани душевного срыва. Улица научила ее многому такому, чему не учат в школе. Она была прирожденным лидером, без стеснения пользовалась своим умением подчинять себе других, бравировала своей опытностью и бесстрашием, но за личиной циничной девицы пряталась насмерть перепуганная девчонка, сознающая, что ее неумолимо тянет в пропасть.

Саманта невольно проводила параллель между Лианн и собой в том же возрасте. В чем-то по характеру они были похожи, но только Саманте повезло в жизни несоизмеримо больше. У нее были любящие и обеспеченные родители. Любая ее выходка, любой срыв или юношеский бунт приводили не к конфликту родителей с непутевой дочкой, а, наоборот, к лучшему пониманию ее проблем и тревог. Лианн была обделена этим в полной мере, как и другие девочки в группе. Саманта воспринимала их как «своих девочек», не имея собственных детей.

«Пока», – поправила себя Саманта. Когда-нибудь у нее обязательно будет ребенок. И неважно, что она не замужем. Ей не хотелось думать, что время неумолимо уходит или уже ушло. Ей скоро тридцать шесть, а сейчас женщины, которым и за сорок, благополучно рожают. Но ее биологические часы не давали ей покоя. Иногда они тикали так навязчиво и громко, что заглушали все иные мысли.

Ее бывший муж не желал заводить детей, а вот Дэвид Росс – наоборот. В этом, пожалуй, была его самая привлекательная для Саманты черта, и вот почему она так долго и упорно заставляла себя полюбить его. Но этого не случилось.

И не случится.

Дэвид Росс – не ее мужчина, и ненароком проскальзывала пугающая мысль, что мужчины «для нее» вообще на свете не существует.

«О боже, Саманта, хватит тебе без толку трепыхаться. Не пора ли воспользоваться советами, которые ты так щедро раздаешь каждый вечер в эфире? А то, что ты не вышла замуж за Дэвида Росса, считай своей большой удачей. Всегда есть завтра, а завтра – это уже другой день», – сказала она себе.

Тай Уиллер лениво откинулся в кресле, водрузив ноги на шаткий столик. Лампа под зеленым абажуром слабо освещала просторную, скудно обставленную комнату, где явно не мешало бы пройтись пылесосом. Рядом с собой Тай поставил на пол откупоренную бутылку ирландского виски и высокий стакан, в котором медленно таял лед. Сделав глоток, Тай отставлял стакан и тянулся рукой к собачьим ушам, лаской доставляя удовольствие своему старому псу, разлегшемуся возле кресла на коврике.

Голос Саманты Лидс, низковатый, но женственный, с заботливо-материнскими интонациями, доносился из радиоприемника. Она вела разговоры с одинокими людьми, позвонившими ей, чтобы услышать от нее в эти ночные часы совет или утешение.

Бедняги. Они еще на что-то надеются. Впрочем, она честно старается им в чем-то помочь. Его губы дрогнули в легкой усмешке.

Через открытое французское окно было видно озеро. Вода мягко плескалась под опорами причала. Стрекотали цикады. Едва ощутимый ветерок не приносил желанной прохлады.

Мысли Тая были заняты женщиной, которая сейчас вещала по радио о верности и супружеском долге – тема, весьма близкая ее ночной аудитории, если судить по обилию звонков в студию.

– Здравствуйте. Кто вы? Назовите себя.

Тай каждый раз слегка вздрагивал, как будто она обращалась именно к нему.

Он уже давно запасся ее фото – тем самым, что было снято для рекламы радиопередачи. Он поместил портрет «доктора Сэмми» в простенькую рамку и поставил на столик перед собой. Несмотря на строгий облик на фото, она представлялась ему весьма чувственной, способной на взрывы сексуальной страсти. И очень манящей... Строению ее лица, цвету глаз и волос могла позавидовать любая кинозвезда.

Правда, такие фотографии делаются теперь с помощью компьютера, что-то убирается, другое накладывается, и самое заурядное лицо профессионалы, работающие в рекламе, могут преобразить до неузнаваемости.