Пролог

Июнь. Новый Орлеан, штат Луизиана

– Хочешь чего-нибудь остренького? – Она возбуждающе облизнула языком пухлые губы.

Он отрицательно покапал головой.

– Я умею...

– Просто разденься.

«Что-то в этом парне не так... Какой-то он странный».

Чери уже подумывала, как бы развязаться с этим малым, сказать ему, чтобы он проваливал, но ей были нужны деньги. Может, это всего лишь игра ее воображения? Может, он вовсе и не псих?

Она медленно расстегнула «молнию» на платье и почувствовала, как его глаза впились в ее тело, как сотни других мужских глаз до него. Ей было не привыкать. Подумаешь, какое дело...

Многоголосый шум города доносился снаружи. Из приемника в спальне лилась музыка, что-то напевал Фрэнк Синатра. Обычно его вкрадчивый голос успокаивал Чери. Но не сейчас.

Жаркий июльский бриз, насыщенный тяжелыми испарениями Миссисипи, задувал в открытое окно, колыхал пожелтевший тюль старенькой занавески, высушивал капли пота на лбу Чери, но ничего не мог поделать с ее нервами, словно стянутыми в тугой комок.

Малый присел на колченогий стул и принялся перебирать пальцами одной руки кроваво-красные четки. Он что, какой-нибудь чокнутый святоша? Священник, не вынесший тягот принятого на себя обета? Или он из породы фетишистов? Таких придурков тьма-тьмущая в Новом Орлеане, и у всех свои фантазии на почве траханья.

– Тебе нравится? – спросила она с придыханием, обычно безотказно действующим на мужчин, и провела пальчиком с длинным перламутровым ногтем по ложбинке у себя между грудей.

– Продолжай! – Он, не вставая со стула, указал пальцем на кружевной пояс с чулками и трусики.

– А дальше что? – не удержалась она от вопроса.

– Посмотрим.

Насколько хорошо он мог ее разглядеть при свете слабой лампочки, прикрытой абажуром с бахромой? Кроме того, на нем были очки с затемненными стеклами. Чери не видела его глаз. Впрочем, это было не так важно. Внешне он был очень даже привлекателен, с мужественным квадратным подбородком, прямым носом и спортивной фигурой. Настоящий атлет. Однодневная щетина на лице, тонкие, презрительно поджатые губы. И одет он был со вкусом – в коричневую рубашку, обтягивающую мускулистый торс, и черные джинсы. Если с глазами, скрытыми за темными очками, у него все в порядке, то ему прямая дорога в Голливуд. Там большой спрос на таких порочных красавчиков.

Первым делом он попросил Чери смыть с лица косметику и скрыть под рыжим париком ее коротко стриженные платиновые волосы. Она не возражала и даже не поинтересовалась, зачем это ему понадобилось.

Теперь она спустила трусики и, присев на край кровати, стянула их вместе с поясом и чулками.

Он не шевельнулся. Только пальцы его левой руки неустанно двигались, перебирая четки.

– У тебя имя есть? – спросила Чери.

– Угу, – промычал он.

– Может, скажешь?

– Зови меня Отец.

– В каком смысле «отец»? Как я зову своего папашу? Или... – Она бросила взгляд на кроваво-красные бусины в его руках. – Или как священника?

– Просто Отец.

– Тогда я, значит, дочурка? – попыталась пошутить Чери.

Он не улыбнулся и ничего не ответил. Легкомыслие этим странным клиентом явно не приветствовалось.

Пора с ним заканчивать. Взять с него деньги и послать подальше.

Чери немного откинулась назад и широко расставила ноги, давая ему возможность разглядеть себя всю. Пусть смотрит. Ведь бывают такие мужчины, что кончают, едва женщина снимет трусики, и вообще до нее не дотрагиваются, но этот клиент был уж слишком бесчувственным, ледяным... каким-то жутковатым. И еще эти его очки...

– Может, нам слегка поразвлечься? – Она решила подстегнуть его и тем самым ускорить ход событий. Он уже почти исчерпал свой оплаченный час, а ничего существенного не произошло. – Ты и я... Ведь нам есть чем заняться вдвоем? – настаивала Чери.

В ответ он лишь молча развернулся, не вставая со стула, положил на ночной столик сотенную купюру и принялся крутить ручку настройки приемника. Голос Синатры оборвался на полуфразе: «В семнадцать лет я...» Разряды, треск, обрывки мелодий, какие-то позывные продолжались до тех пор, пока он не нашел, что искал.

Станция передавала популярные ток-шоу, которые Чери уже слышала раньше. Женщина-психолог давала советы позвонившим в студию радиослушателям.

Но Чери было не до нее. Она уставилась на купюру, лежавшую на ее ночном столике. Купюра была меченой. Глаза Бенджамина Франклина были замазаны черным, словно он, как и человек, сидящий рядом на стуле, пытался скрыть свою личность.

Боже, во что она вляпалась?

Клиент снял ее на углу Бурбон-стрит в одном квартале отсюда. Она не зазывала его, он обратился к ней сам. Чери окинула его взглядом, и ей показалось, что он в полном порядке. Тогда она назвала свою цену, и он, не торгуясь, согласился.

Она привела его сюда, в убогую квартирку, которую делила еще с двумя девушками, и предназначенную именно для «работы». Ее настоящая жизнь проходила совсем в другом месте, вдали от Французского квартала, за озером.

На секунду и мысли Чери перенеслись туда... Она подумала о своей пятилетней дочери и о предстоящем сражении в суде с бывшим мужем за ребенка. Никто в Ковингтоне не знает, чем занимается Чери, чтобы сводить концы с концами, и никто не должен узнать. Иначе она проиграет суд, и ей запретят любые контакты с единственным ребенком.

Теперь она уже понимала, что поступила опрометчиво. Слишком уж странным и взвинченным выглядел клиент. Об этом можно было догадаться хотя бы по тому, как он нервно сжимал меж указательным и большим пальцем бусинки четок и как часто пульсировала жилка у его виска.

Чери подумала про пистолет, который хранился в ящичке ночного столика. Если дело обернется совсем плохо, она притворится, что потянулась за сотенной бумажкой, дернет на себя ящичек, схватит оружие, парня припугнет, а сотню присвоит. Пусть только попробует пикнуть.

– Почему бы тебе не прилечь со мной? – предложила Чери, раскинувшись на потертом льняном покрывале, и улыбнулась, насколько хватило умения, завлекающе.

Жара донимала ее. Она не ожидала, что клиент как-то отреагирует на приглашение, сделанное формально. Однако он встал и шагнул к кровати.

– Раздень меня.

Его приказной тон и сама просьба никак не покоробили ее, а скорее даже обрадовали. Наконец-то все пошло по обычному сценарию, Ладно. Значит, он не из породы «созерцателей».

Часики тикали, время шло, но она, разумеется, не спешила. Привстав с ленивой медлительностью, Чери не торопясь расстегнула пуговицы и освободила его от рубашки. Ее взгляду открылись могучие плечи и грудь, казалось, слепленная из одних мускулов и покрытая завитками темных волос. Она занялась его джинсами, но тут он тронул пальцем крестик, свисающий на цепочке с ее шеи.

– Что это?

– Это... подарок от моей дочки... на Рождество.

О боже! Неужто он захочет его отнять?

– Тебе потребуется сделать еще кое-что.

Он расправил четки и надел их ей на шею. Бусины еще хранили жар его пальцев, она явственно почувствовала это. Может быть, он взаправду священник, только с придурью?

В ее мозг опять заполз страх. Надо бы сказать ему прямо сейчас, чтобы он проваливал.

– Вот так лучше. – Он переступил через спущенные джинсы и трусы и шагнул к ней.

Узкий, как щель, его рот растянулся в довольной гримасе. Он был готов заняться делом, хотя времени оставалось в обрез.

– Потрогай меня!

Его тело было совершенным. Смуглое, крепкое, идеальных пропорций... все, только не член, Он висел, как тряпка, – слабенький и жалкий.

Чери провела пальцем по его груди, и он привлек ее к себе и принялся целовать холодными, бесчувственными губами, повалил на кровать, вдавил в тощий матрас. У нее было правило – никаких поцелуев в губы, но она махнула рукой на принципы, лишь бы скорее покончить со всем этим.

– Ты забыл снять это. – Она потянулась к его темным очкам. Сильные пальцы сжали ее запястье, как клещи.

– Не смей!

– Боишься, что я тебя опознаю?

Может, он какая-нибудь знаменитость? Чем черт не шутит, раз он так хорош собой. Ведь и про Тома Круза писали, что он с вывихами.

– Просто не трогай. – Он не сразу выпустил ее руку из стальных тисков.

– Хорошо-хорошо, не буду...

Она поцеловала его в щеку и отправила свои пальчики в путешествие по рельефным буграм его мышц. Он дернулся и плотнее прильнул к ней. Чери заработала со всем старанием, перещупала на нем все, какие только знала, эрогенные места. Но все впустую. Сколько бы Чери ни прилагала усилий, используя все ухищрения из своего арсенала, он только елозил на ней, а меж ног у него так ничего и не шевельнулось.

«Ну давай же, давай, заводись, парень!» – мысленно твердила она. В уши ей назойливо лез голос ведущей ток-шоу. Доктор Саманта была близка к завершению своей надоедливой болтовни и, как обычно в конце передачи, разглагольствовала о различиях между любовью и похотью, о пронизанной эротикой атмосфере Нового Орлеана, жаркого города, расположенного в дельте могучей реки, вблизи от горячих карибских вод.

Клиент тоже отвлекся на голос ведущей. Может быть, передача раздражает его и этим объясняется отсутствие эрекции?

Черитфотянула руку, собираясь выключить приемник.

– Не надо! – прорычал он, и каждый мускул его тела напрягся.

– Но...

Внезапная боль от удара кулаком в лицо буквально оглушила Чери. Она ощутила металлический вкус собственной крови во рту.

«Вот это ты зря... – подумала Чери. – Ну ты от меня дождешься, подонок!»

Он снова замахнулся для удара. Она видела его кулак смутно. Глаз ее быстро заплывал.

– Не смей лапать мои очки. И радио тоже, – хрипло произнес он.

Она попыталась выскользнуть из-под него.

– Уйди! Пошел к черту!

Он не обратил на ее возглас внимания и выпятил губы для поцелуя. Чери укусила его. Он лишь слегка дернулся.

– Ты – мерзавец! Никто не смеет меня бить! Запомни это, кретин, и хватит... Ты свое получил... Теперь убирайся!

Она пронзительно выкрикивала отрывочные фразы, глотая заполняющую рот теплую кровь.

– Разве мы уже закончили? По-моему, нет.

Он опять стиснул ее и принялся целовать, да так яростно, что боль пронизывала ее при каждом соприкосновении с его будто каменными губами, носом и подбородком. Как будто он вколачивал свои поцелуи в нее молотком.

Чери вырывалась, царапалась, отпихивала его изо всех сил.

– Вот так, вот так, грешница, одолей меня, – ронял он вперемежку с поцелуями издевательские слова, подзадоривая ее. – Старайся, старайся...

Он локтями пригвоздил ее к матрасу, а пальцами ущипнул один сосок, а другой стал выкручивать. Она издала вопль, но он закрыл ей рот поцелуем. У нее уже не хватило сил снова его укусить. О боже, как далеко все это зайдет? Она попала в капкан.

Теперь ей стало уже по-настоящему страшно. Что может его остановить? Что, если он будет мучить ее всю ночь? Боль стала нестерпимой, когда он укусил ее грудь.

Извернувшись и всхлипывая от острой боли в прокушенном соске, она задела рукой радио. Доктор Саманта нанизывала самоуверенным равнодушным тоном одну за другой отточенные фразы и выдавала исполненные здравого смысла советы. Панель приемника отбрасывала слабый свет належащую рядом банкноту с ослепленным Франклином.

«Помоги мне!» – мысленно обратилась Чери к радиоведущей, но та была далеко, витала где-то в эфире. Отбиваясь с диким отчаянием одной рукой, Чери пальцами другой руки тянулась к ящичку с пистолетом.

И вдруг она ощутила его внезапную эрекцию. Ему нужно было насилие, чтобы возбудиться! Если бы он хоть намекнул на это раньше, Чери бы ему подыграла, но сейчас она была слишком напугана. Так напугана, что страх пропитал ее всю, до мозга костей.

«Делай свое дело, только не терзай меня!» Он оторвал ее голову от подушки, и Чери вскрикнула, когда он сдавил ее горло четками. Острые грани бусин больно впились в кожу.

«Боже, он хочет убить меня!»

Она глянула в эти затемненные черными стеклами глаза и сразу все поняла.

Он закручивал четки все туже, одновременно проникая в нее с нарастающей яростью.

Чери задыхалась, глаза ее вылезли из орбит, руки потеряли последние силы. Она еще скреблась ногтями о заветный ящичек, но это были лишь бесполезные судороги.

Тьма сгустилась вокруг Чери. Легкие горели огнем, сердце готово было разорваться в груди.

Он чуть ослабил удавку, и она жадно схватила ртом воздух. Воздуха не было. Внутри ее что-то заклокотало, забулькало. Это ее собственная кровь залила легкие. Петля вновь затянулась.

Чери подумала о дочке, о своей маленькой девочке, такой красивой, такой ласковой...

Он потел, усердно трудясь над нею. Его дыхание участилось, тело дергалось в конвульсивных движениях. Когда он кончил, то упал на нее, издав какой-то утробный звериный рык.

Последнее, что услышала Чери сквозь его прерывистое хриплое дыхание и что запечатлелось в ее гаснущем сознании, был далекий, очень далекий голос: «Я, доктор Саманта, прощаюсь с вами, дорогие радиослушатели. Да благословит вас бог! Берегите себя. Пусть ваши сегодняшние тревоги не повторятся завтра. Спокойной вам ночи и приятных сновидений...»

Глава 1

Июль. Кембрей, штат Луизиана

«Как хорошо вернуться домой! На свете места лучше не найдешь! Обуйте свои любимые красные шлепанцы и три раза топните, приговаривая: «Вот я и дома!»

Текст радиопередачи был глуповатым, дурашливым, однако он вполне отвечал настроению Саманты. Она даже была готова послушать еще. Ее отвлекла реплика таксиста:

– С вас тридцать семь долларов, мэм.

Он припарковал машину почти вплотную к парадной двери и уже с полминуты ждал, когда пассажирка очнется от своих грез и расплатится с ним.

Саманта извлекла из кармана куртки бумажник.

– А вас не затруднит занести вещи в дом? – спросила она.

Водитель повернул голову и окинул пассажирку откровенно оценивающим взглядом. Хочет ли эта увечная дамочка только того, чтобы он таскал ее багаж, или затем ей потребуется кое-что еще? Не придя к определенному выводу, он пожал плечами.

– Если вы этого хотите...

– Именно этого.

Опираясь на один костыль, Саманта выбралась из машины и окунулась в душную луизианскую ночь. За туманной дымкой угадывались очертания могучих столетних дубов, словно в карауле выстроившихся перед фасадом ее старинного и весьма беспорядочного по архитектурному стилю дома. За деревьями дышало влагой невидимое в темноте озеро. Шумы Нового Орлеана, не стихающие до глубокой ночи, сюда не доносились. Место было уникальное. Боже, как это здорово – вновь очутиться у себя дома.

Отпуск можно провести по-разному. Иногда он оборачивается волшебной сказкой, а бывает, превращается в настоящий кошмар. Этот был хуже, чем кошмар, – во всем полный прокол. Но зато она пришла к выводу, что никогда не станет миссис Дэвид Росс.

По крайней мере, не совершит ошибки, которую потом нелегко будет исправить.

Налетевший внезапно ветерок пробудил от спячки колокольчики, развешанные на крыльце, и они тут же откликнулись милым ее сердцу негромким мелодичным звоном, будто соскучились по ней и теперь радуются ее возвращению. А вот сорняки, успевшие пробиться сквозь шели в каменных ступенях за время ее отсутствия, повели себя враждебно. Они буквально цеплялись за ее поврежденную ногу.

Саманта споткнулась и вскрикнула от боли. Стиснув зубы, она кое-как преодолела лестницу, проковыляла, тяжело опираясь на костыль, по веранде до окошка, где за ставнями в липкой паутине отыскала хранившийся там запасной ключ. Торопясь обратно к крыльцу, она чуть не выронила костыль, к которому пока еще не успела привыкнуть.

Отпереть входную дверь не составляло труда, потому что она смазывала замок перед отъездом.

Пока таксист вносил ее сумки и передавал ей второй, оставленный на заднем сиденье машины костыль, она нащупала выключатель, и мгновенно яркий свет засиял в просторной прихожей, отражаясь бликами на полированной мебели и обшивке стен из благородной древесины, заготовленной наверняка лет двести назад и подобранной с умом и умением.

Таксист изумленно повертел головой и преисполнился уважением к тому, что успел разглядеть.

– Спасибо, – Саманта вручила ему сорок пять долларов и была вознаграждена довольным хмыканьем и кивком головы.

Разочарования тем, что от него не потребовалось других услуг, таксист не выказал и поспешил ретироваться, все-таки соизволив сказать на прощанье:

– Желаю удачи. Поправляйтесь скорее.

– Постараюсь.

Заперев за ним дверь, Саманта положила ключ в карман и громко сказала:

– Милый, я дома!

Никакого отклика.

Только негромкое тиканье каминных часов и урчание холодильника на кухне. Воздух в старом доме был застоявшимся, жарким и абсолютно неподвижным. Саманта включила потолочный вентилятор, а затем и кондиционер.

– Ну, иди же ко мне! – Ее голос из освещенного холла разносился по темным комнатам. – Знаю, ты злишься, что я оставила тебя одного так надолго. И, конечно, ревнуешь. Мужчины все такие...

Она прислушалась и уловила мягкую поступь кошачьих лап, а затем там, где тень была гуще всего, возник Харон. Шкура его была цвета черной туши и сливалась со тьмой, поэтому видно было только два светящихся крохотных золотых ободка вокруг его зрачков.

– Незачем играть со мной в прятки. Я тебя вижу.

Кот вышел из тени и медленно, с показным равнодушием проследовал через холл, держась поближе к стенке.

– Какой же ты важный! Пижон! Он, видите ли, обиделся и теперь дуется на меня. Мне что, просить прощения? Знаешь, я и так уже достаточно наказана за эту дурацкую авантюру с Мексикой.

Кот приблизился, сделал несколько кругов, огибая ее ноги и костыль, потом потерся боком о повязки из стекловолокна, облегающие левую икру и лодыжку.

– Вот какой сувенир я привезла из Мексики! – засмеялась Саманта, подхватила с пола гибкое, почти невесомое тельце, прижала к груди и приласкала кота. Харон, названный так за свою черноту в честь угрюмого лодочника из греческой мифологии, попал к Саманте случайно. Она наткнулась на бездомного котенка перед своим крыльцом.

Как он там оказался, до сих пор оставалось тайной, покрытой мраком. Прошло немного времени, и Саманта уже не представляла себе жизнь без Харона.

Он мгновенно отозвался на ласку вкрадчивым мурлыканьем и ткнулся ей в подбородок влажным носиком.

– Как ты тут проводил без меня время? Мелани за тобой хорошо ухаживала? Надеюсь, вы подружились?

Саманта наконец добралась до своей уютной берлоги – маленького кабинета – и тотчас распахнула створки окна и ставни, стремясь проветрить тесное помещение. Она усадила кота на этажерку, заполненную солидными томами по психологии и стопками книг в мягких обложках, но он, быстро ознакомившись с научными трудами, спрыгнул оттуда на письменный стол, где аккуратно была разложена рассортированная почта и выписываемая Самантой периодика.

Мелани, помощница Саманты, не только наблюдала за домом и заботилась о Хароне, но и прекрасно справлялась с секретарскими обязанностями, а также вела радиобеседы в ее отсутствие.

Саманта с удовольствием заняла привычное место за письменным столом и огляделась. Комната выглядела как-то иначе, но определить, в чем дело, Саманта затруднялась. Может быть, причина в том, что ее не было здесь около двух недель – достаточно долгое время. Или, возможно, она не отошла еще от воздушной болтанки в самолете, да и сказывались последствия нескольких бессонных ночей. Нервы ее были на пределе.

Начиная с приземления на аэродроме Мехико все пошло наперекосяк. И не только из-за того, что они с Дэвидом еще по дороге ввязались в старый, уже смертельно надоевший им обоим спор о том, нужно ли ей бросать свою работу и перебираться в Хьюстон, но и из-за мелких неурядиц, всегда нервирующих усталых и раздраженных людей, рассчитывающих спокойно и с комфортом отдохнуть.

А закончилось все грандиозным идиотским кораблекрушением, досадным происшествием на море, в результате которого Саманту и ее сумочку поглотили волны Тихого океана. Саманту вытащили, сумочку – нет. Она так и сгинула в океанских глубинах. Саманта отделалась растяжением связок на левой ноге, но лишилась паспорта и всех прочих документов.

Попытки выбраться из страны обошлись ей дорого. Она была уже на грани отчаяния, когда ей наконец удалось убедить власти выпустить ее обратно в Штаты. Она осыпала проклятиями все и всех, а себя в первую очередь. За то, что согласилась провести отпуск вдали от дома.

«Такие вещи случаются, – в утешение говорил ей Дэвид. – И ничего нельзя поделать. Мы находимся в чужой стране, здесь свои порядки». Он позволял себе даже улыбаться в ответ на всплески ее эмоций. Он был прав, разумеется, но это никак не снижало градус ее возмущения.

Саманта подозревала, и вполне резонно, что капитан рыбачьего баркаса, на котором они путешествовали, был пьян или находился под воздействием каких-то наркотиков, а сумки и бумажники ее и других членов туристической группы благополучно подняты со дна местными ныряльщиками. Кредитные карточки использованы, наличное деньги потрачены, имеющие ценность вещи перепроданы, и в результате нескольку жителей западного побережья Мексики немножко обогатились.

По заверениям капитана, его жалкое суденышко дало слишком большой крен при попытке обогнуть внезапно появившийся перед носом риф. Смехотворное утверждение в устах человека, который изо дня в день бороздит залив Масатлан и должен был бы изучить его вдоль и поперек.

Саманта не купилась на эти объяснения и потребовала хоть какой-то, пусть минимальной, компенсации за нанесенный ущерб. Однако не последовало даже словесного извинения за допущенную ошибку, а ее саму засунули в захудалую, жутко грязную местную больницу, отдав на попечение врача-соотечественника, старикана лет восьмидесяти. По всем признакам он когда-то, давным-давно, сбежал сюда во избежание ареста за преступную халатность, повлекшую смерть пациента или за противозаконную практику.

Теперь, слава богу, весь этот кошмар был позади, но, чтобы окончательно прийти в себя, Саманте потребуется не один день.

Освобождая себе пространство для работы, она попыталась отодвинуть кота на край стола, но он словно застыл на месте, уставясь напряженным взглядом в окно за ее спиной. Казалось, он что-то увидел или почуял.

Саманта повернула голову, пристально всмотрелась, но ничего не разглядела в темноте. Она нажала кнопку прослушивания на автоответчике и одновременно ножом для разрезания бумаги вскрыла верхний конверт из стопки скопившейся за время ее отсутствия корреспонденции. Оттуда выпал счет. Первый и, несомненно, не последний.

После обычных звуковых сигналов и щелчков на автоответчике пошло воспроизведение записи. Первый звонок оказался ошибочным. Трубку повесили сразу.

«Великолепно!» – мысленно прокомментировала она. Второй звонок был от агента автосервиса с вопросом, не надо ли ей сменить стеклоочистители. «Нет, не надо. Спасибо».

Счета сыпались один за другим, но так бывает всегда после продолжительного отсутствия. Беспокоиться было не о чем. Счастье, что Мелани по ее просьбе успела вовремя заблокировать все ее кредитные карточки. Восстановить их будет совсем несложно.

Саманта улыбнулась, услышав родной голос: «Привет, Сэмми. Это папа. Я не сразу вспомнил, что тебя нет в городе... Позвони мне, когда вернешься». «Непременно», – мысленно пообещала она. Затем прорезался голос Элеонор, ее босса: «Сэмми! Я знаю, что ты еще не вернулась, но, как только войдешь в дом, немедленно звони мне. В ту же минуту! Повторяю: в ту же минуту! Только предупреждаю заранее – не вешай мне лапшу на уши, что ты, мол, не можешь выйти на работу из-за своей ноги. У тебя этот номер не пройдет.

Я получила твое послание из больницы, но раз ты не подключена к аппарату искусственного дыхания, не лежишь под капельницей и не засунута в смирительную рубашку, ничто не мешает тебе снова сесть у микрофона. Усекла, о чем я говорю? Мелани здорово потрудилась за тебя – у меня нет к ней претензий, – но рейтинг передачи пополз вниз, а Триш Лабелль из «Антен» норовит занять твою нишу.

Положение не из лучших, Сэмми, если не сказать плохое. Слушатели хотят тебя, а не кого-то другого, как бы он ни был хорош. Так что не приноси мне никаких писулек от врачей – это не поможет. Усаживай свою задницу на стул перед микрофоном и валяй. Жду звонка от тебя с подтверждением. О'кей? Ой, я уронила шампунь в воду! Я говорю из ванной... Ну, пока...»

– Слышал, как, оказывается, меня любят радиослушатели? – обратилась Саманта к коту, но тот не отреагировал. Его взгляд по-прежнему был устремлен на окно.

Саманта ощутила на затылке неприятное покалывание. Такое бывает, когда кто-то сзади внимательно рассматривает тебя. Она обернулась и вновь вгляделась в черный прямоугольник окна. За ним царили ночь и тишина, не нарушаемая ни единым звуком – ни шелестом, ни скрипом, ни шорохом. Оцепеневшие в полной неподвижности столетние дубы, едва различимые в темноте, словно преданные часовые, охраняли дом.

Но что же тогда тревожит Харона и ее саму? Может быть, какое-то неуловимое изменение в атмосфере душной и влажной июльской ночи? Или что-то нематериальное, невидимое и неслышимое витает вокруг дома?

У Саманты помимо ее воли возникло желание, чтобы это нечто хоть как-то проявило себя. Тр-р-р-р...

Сердце ее замерло, во рту пересохло. Неопределенный, едва слышный звук донесся откуда-то с веранды.

Возможно, это оседает старый дом. Она поселилась в нем всего три месяца назад и только после переезда узнала его историю от словоохотливого старика-соседа. По утверждению мистера Киллингсворта на этот дом так долго не находилось покупателя, несмотря на невысокую цену, потому что последняя его владелица была убита прямо здесь – стала жертвой своего обезумевшего от ревности приятеля. Саманта, конечно, не верила ни в привидения, ни в злые чары, но все-таки холод пронизал ее.

«Стоп, Саманта, – сказала она себе..– Скоро ты начнешь пугаться любого шороха, любой тени. Возьми себя в руки».

«Привет, Сэмми! – заговорил автоответчик голосом Мелани. – Надеюсь, прогулка в Мексику была приятной, несмотря на казус с ногой. Я считаю, что в этом есть некая доля романтики. Разве не ради приключений мы отправляемся в путешествия?

Я позвонила в банк, как ты просила, а почту оставила на столе. Ты уже, наверное, ее просматриваешь. Кварту молока, бисквиты и твое любимое ванильное мороженое ты найдешь в холодильнике. Харон без тебя вел себя скверно, был постоянно на взводе, шастал везде, даже по пианино. Увидимся на работе, а до этого звони, если что понадобится».

Саманта немного расслабилась. Мелани напомнила ей, что жизнь входит в привычную колею. А какое место теперь в этой жизни будет занимать Дэвид?

Его фотография стояла на письменном столе перед нею. Высокий, атлетично сложенный, с твердым квадратным подбородком и серыми стальными глазами, вице-президент и исполнительный директор компании, владеющей сетью отелей «Регал». Человек с большим будущим и с острым, если не сказать точнее, разящим юмором. «Добытчик» – так бы с уважением отозвалась о нем Бет Метсон – мать Саманты, если бы была жива.

Саманта перевела взгляд с портрета Дэвида на выгоревшее цветное семейное фото. Родители, оба улыбающиеся, счастливые, гордые за свою дочь, и она посередине между ними в шапочке и мантии магистра в день получения университетского диплома. А за спиной отца ее старший брат Питер, нахмуренный, смотрящий в сторону от камеры, не потрудившийся даже снять с себя солнцезащитные очки, как бы подчеркивая этим свою непричастность к семейному торжеству.

Бет считала, что удачный брак – главное в жизни, и, конечно, рада была бы видеть дочь замужем за таким человеком, как Дэвид Росс, – амбициозным, удачливым... и с темной изнанкой.

Слишком похожий на Джереми, ее бывшего мужа. Вслед за посланием Мелани автоответчик выдал целую серию записей звонков от подруг, каким-то образом прознавших о ее мексиканских злоключениях и поторопившихся выразить свое сочувствие.

– Я неожиданно обрела популярность! – Саманта поделилась этим замечанием с котом, продолжая просматривать почту, в которой не обнаружилось ничего сколько-нибудь существенного, и прослушивая телефонные послания. Одно было из приемной дантиста с приглашением явиться для очередного профилактического осмотра, другое – из медицинского центра, где она проводила сеансы психотерапии в рамках благотворительной программы.

Саманта взяла со стола последний конверт – стандартный, ничем не примечательный, без обратного адреса. Ее имя и адрес были напечатаны на принтере.

Из вскрытого конверта на стол выпало фото. Она похолодела.

Саманта узнала снимок. Он был сделан несколько лет назад для рекламы ее радиопередачи в газетах и потом размножен. Над этой копией кто-то изрядно потрудился, чтобы так ее изуродовать.

Она с ужасом уставилась на свое искаженное изображение. Ее улыбающееся симпатичное лицо осталось нетронутым, и даже сохранилось его несколько игривое выражение, но рыжеватые волосы фломастер «шутника» превратил в огненно-рыжие, а на месте зеленых, с густыми ресницами глаз зияли рваные дыры, как будто тот, кто их прорезал, действовал с остервенением и в спешке.

Поперек чуть тронутых помадой губ было начертано красным карандашом единственное слово: «Покайся!» Она с отвращением отшвырнула снимок и вскочила.

– О господи... – у нее перехватило дыхание. По веранде и по ступеням крыльца кто-то пробежал. Значит, неизвестный, кто бы он ни был, прятался где-то в темноте, наблюдал за нею через окно, а теперь спешил убраться прочь.

И тут же автоответчик воспроизвел шепот мужчины, казалось, охваченного сексуальным томлением: