– Значит, ты все слышала. Почему же не отвечала?

– Я пыталась, но ничего не выходило.

– Только не волнуйся.

– Но, кроме этого, я ничего не помню. Ни аварии, ни... ничего.

Она сжала руку Алекса и взглянула на Сисси. Та театрально вздохнула и бросила на отца взгляд, лучше всяких слов говорящий: «Слушай, пошли отсюда, а?» Честно говоря, Ник ощущал то же самое.

Но Алекс не желал понимать красноречивых взглядов. Придвинувшись к жене, он заговорил:

– Послушай, милая, даже если ты чего-то не можешь вспомнить...

– Алекс, ты не понял, – прервала Марла, в первый раз назвав его по имени. – Дело не в том, что я «чего-то не могу вспомнить». Я не помню ничего! Нет, знаю, какой сейчас год и кто у нас президент, но вот я сама – моя жизнь, родители, день рождения, братья и сестры, если они и есть...

– Ты что, и нас не помнишь? – первой сообразила Сисси.

Марла не отвечала.

– Это пройдет, – резко ответил Алекс.

– Надеюсь.

Марла подняла на мужа растерянные, умоляющие глаза.

– Мне так жаль... и Пэм... господи, как все это ужасно!

– А Пэм ты помнишь?

– Нет, – прошептала она, из последних сил сдерживая слезы. – Совсем... совсем ничего не помню. – Голос ее дрогнул и сломался.

– Скоро тебе станет лучше, – вступила Юджиния. Марла повернулась к свекрови.

– Можете пообещать?

– Нет, но...

– А если нет, то не надо мне пустых утешений! Я хочу отсюда выбраться. Хочу поговорить с родными Памелы. Хочу хоть что-нибудь вспомнить!

Сисси заморгала, шмыгнула носом и, смутившись, отвернулась.

Ник хотел бы думать, что Марла из каких-то неясных ему соображений разыгрывает спектакль. Ему не верилось, что она настолько изменилась. Та Марла, которую он знал, не стала бы переживать из-за смерти женщины, которую даже не может вспомнить. Та Марла не думала ни о ком, кроме себя. Однако пока все, что он видел и слышал, убеждало в ее искренности. Быть может, вместе с памятью она потеряла и эгоизм? Или, может быть, просто всех дурачит?

Алекс нежно сжал руку жены.

– Послушай, почему бы тебе не отдохнуть немного?

– Отдохну позже. Сейчас у меня слишком много вопросов. Расскажи о моей семье. Где мои родители? Есть у меня братья, сестры? Кто-нибудь?

– Милая моя! – вздохнул Алекс. – Мне придется столько тебе рассказать, но сейчас не время.

– Почему? – спросила она с удивительным спокойствием, словно собрав в кулак всю свою волю. – Все умерли?

– Нет-нет, мать умерла, отец жив, но он нездоров.

– Понятно... – На лице ее отразилась печаль.

– Мы обо всем тебе расскажем. Посмотрим вместе фотографии, навестим твоего отца. Все, что хочешь. Но сначала тебе надо выздороветь и окрепнуть, согласна?

Она молчала, вся как-то сжавшись в кровати. На миг Ника охватило безумное желание взять ее за руку и сказать, что все будет хорошо, но он тут же напомнил себе свое место. Марла не из тех, кто нуждается в чужой помощи. И вообще, для моральной поддержки у нее есть муж.

Ник почувствовал, что больше не выдержит.

– Я, пожалуй, пойду, – шепнул он Алексу и, бросив последний быстрый взгляд на женщину в постели, двинулся к дверям. Прочь от семейки Кейхйллов. Прочь от Марлы. Все, что ему сейчас нужно, – убраться от нее как можно скорее и как можно дальше.

Потому что он больше не может обманывать себя. Ему жаль ее. До дрожи в голосе, до ноющей боли в груди жаль ту женщину, какой Марла была когда-то, – и ту, какой она стала теперь.

Двери лифта растворились, и Ник едва не налетел на высокого мужчину в парке, джинсах, тяжелых ботинках и темных очках. Он успел разглядеть плотно сжатые губы и заметил еще, что этот человек слегка прихрамывает. Незнакомец отодвинул Ника плечом и пошел по коридору, мимо приоткрытой двери в палату Марлы.

Что-то в этом человеке показалось Нику знакомым. На мгновение ему подумалось, что он хотел зайти к Марле. Да нет, ерунда; скорее всего, просто посетитель к кому-то из больных в этом крыле.

Ник обернулся, чтобы еще раз взглянуть на мужчину, но тот словно растаял в больничном коридоре.

Спустившись на первый этаж, Ник пересек приемный покой и вышел на улицу, где сгущался тяжелый мокрый туман. Подняв глаза, он заметил в освещенном окне на пятом этаже стройную фигурку Сисси. Девочка тоскливо смотрела на улицу, словно узница, уже не чающая вырваться на свободу. И, бог свидетель, Ник ее не винил.

Ник сел в свой пикап и взглянул на часы. Ему предстоит убить несколько часов. Чем заняться? Может быть, съездить на место аварии, а затем взглянуть на остатки «Мерседеса»?

Перед тем, как тронуться с автостоянки, он взглянул через плечо и вдруг увидел того же смутно знакомого парня: бородач, несколько минут назад столкнувшийся с ним на пятом этаже, теперь торопливым неровным шагом пробирался между машин к темному джипу.

«Странно, – подумал Ник. – Какой смысл приходить в больницу на пару минут? Не суй нос в чужие неприятности, – посоветовал он себе. – Тебе своих хватает».

Два дня спустя Марла была готова к выписке. Доктор Робертсон проделал все мыслимые тесты и анализы и, как видно, остался доволен результатами. Теперь Марла ждала только документа, открывающего перед ней больничные двери, и машины.

– Миссис Кейхилл? – Дверь растворилась, и какой-то незнакомец просунул голову в щель. – Я детектив Патерно. Полиция Сан-Франциско.

Вслед за головой в палату протиснулось и тело детектива – приземистое, с заметным брюшком, облаченное в неприметный темный костюм.. Внешность у Патерно была самая заурядная: расплывшаяся фигура, темные с проседью волосы, ничем не примечательное лицо. Из общего впечатления выбивались только глаза – жесткие, цепкие, ничего не упускающие.

Сердце Марлы взволнованно забилось. Он будет задавать вопросы – вопросы, на которые у нее нет ответов. За последние дни в голове у нее прояснилось, но память так и не вернулась. Изредка в сознании вспыхивали какие-то разрозненные образы, но и они гасли прежде, чем Марла успевала понять, что именно вспомнила.

С виду Патерно казался симпатичным малым, но Марла его побаивалась. Она не могла забыть опасений Сисси насчет обвинений в убийстве по неосторожности или как она там выразилась? А полицейские – мастера вытягивать из людей правду. Господи боже, а это еще что? Откуда у нее такое отношение к полиции? И, если уж на то пошло, что можно из нее вытянуть, если она ничего не помнит?

– Прошу извинить, что беспокою вас в больнице, – добродушно заговорил Патерно. – Я помогаю дорожной полиции штата в расследовании аварии. Хотелось бы послушать, что вы помните о происшедшем.

– Это не займет много времени, – пробормотала Марла.

Не обращая внимания на ее сарказм, он достал из кармана диктофон, поставил его на вращающуюся тумбочку со стаканом, кусачками и пачкой салфеток, затем открыл блокнот.

– Расскажите все, что можете вспомнить.

Плечи у него были мокрые от дождя: Марла чувствовала запах отсыревшей шерсти и слабый аромат жвачки «Джуси фрут».

– Это нетрудно, – ответила она. – Я не помню ничего.

– Совсем ничего?

– А вы разве не говорили с доктором?

– Да, он упоминал, что у вас амнезия.

Кажется, не верит. А она-то думала, что циничные копы встречаются только в кино.

– Это правда, детектив, и мне это нравится еще меньше, чем вам. – Поддернув рукава халата, Марла добавила: – Поверьте, рада была бы вам помочь, но сказать мне нечего.

– Вы не помните даже, что заставило вас свернуть с дороги? – поинтересовался он.

Марла попыталась сосредоточиться – но не получила ничего, кроме ломоты в висках.

– Нет.

– Вы ехали на юг по Семнадцатому шоссе через горы Санта-Крус. Судя по следам, увидели что-то на дороге и ударили по тормозам. Может быть, это был тот грузовик. Или олень выбежал на проезжую часть. Или... – Он умолк, жестом пригласив ее продолжать.

– Детектив, – стараясь не раздражаться, заговорила Марла, – вы не поняли. Я и собственного имени не помнила, пока мне не сказали, как меня зовут. О муже и детях и не говорю. Ничего, понимаете? Пустота. Только... иногда всплывает что-то... какая-то мелодия, реклама, сцена из фильма. А из реальной жизни – ничего.

«Как удобно!» – прочла она во взгляде детектива. Однако вслух Патерно не произнес ни слова – молчал, задумчиво перекатывая жвачку от щеки к щеке.

– Хорошо, – заговорил он наконец. – Раз уж я здесь, давайте попробуем немного поговорить. – Он приподнял мохнатую бровь, и Марла кивнула. – Вы ехали с Пэм Делакруа?

– Так мне рассказали.

– И вы хорошо ее знали?

– Муж говорит, что она была моей подругой, но...

– Но сами вы не помните, – кивнул Патерно.

– Верно. – Она нахмурилась, злясь на себя. – Я вам не напоминаю заезженную пластинку?

– Есть немного.

Она потянулась за стаканом с соком. Детектив продолжал задавать вопросы, на которые у Марлы не было ответов. Паузы между вопросами становились все напряженнее, и Марле все сильнее не нравилось, как смотрит на нее детектив – так, словно она специально устроила аварию и едва не погибла по собственному злому умыслу.

– Знаете, это становится похоже на допрос, – заметила она наконец, отставляя стакан.

– Я просто хочу кое-что прояснить.

– Но я ничем не могу вам помочь! – Она устала сидеть, да и голова гудела, как пчелиный улей.

– Вы вели машину Пэм Делакруа, так?

– Думаю, что да. Так все говорят, и, наверное, это правда, – раздраженно ответила Марла. – Послушайте, может быть, сразу зачитаете мне «правило Миранды», позволите сделать звонок адвокату, и что там у вас еще полагается?

– О, так о «правиле Миранды» вы помните! – оживился детектив.

– Я же вам объяснила. Какие-то общие вещи помню. Должно быть, из книг или фильмов, или...

– Из сериала «Закон и порядок», – подсказал Патерно.

– Может быть. Не знаю.

Он молча изучал ее бесстрастным цепким взглядом.

– Вы действительно хотите позвонить адвокату? Я ведь вас арестовывать не собираюсь.

– Мне нечего скрывать.

«Насколько помню», – хотела добавить Марла, но вовремя прикусила язык. Она хотела одного – чтобы назойливый детектив исчез, можно было откинуться на подушку, закрыть глаза и надеяться, что лекарства справятся с болью, гулко ухающей в мозгу и свербящей в челюсти. И еще хотела избавиться от ощущения, что жизнь ее вышла из-под контроля, что слишком много вопросов висит в воздухе, потому что ответы на них слишком страшны для произнесения вслух.

– Хорошо. – И Патерно с новой силой вгрызся в свою жвачку. – Давайте поговорим о грузовике. Он проломил ограждение, съехал с дороги и взорвался. Водитель, Чарлз Биггс, лежит сейчас в другой больнице, в ожоговом отделении. Мы надеемся, что он придет в себя и что-нибудь нам расскажет.

При мысли о шофере грузовика Марлу пробрал озноб.

– Бедняга, – прошептала она, устремив глаза к окну, за которым таял скучный серый денек.

Собственная судьба внезапно показалась ей не такой уж страшной. «Неужели в аварии виновата я? – подумала она. – Я убила свою подругу, которую не помню, и искалечила еще одного человека, которого никогда не видела» Ужас и отчаяние черной тучей нависли над головой. Если это в самом деле ее вина – как она сможет жить с таким грузом? «Боже, пожалуйста, нет!.. Я не вынесу...» Сглотнув горький комок в горле, она сердито приказала себе прекратить бесполезное нытье.

– Может быть, вы мне расскажете, что случилось той ночью? – обратилась она к Патерно, смело взглянув ему в глаза.

Лучше выслушать правду как она есть, – подумалось ей, – чем приукрашенную и подслащенную версию, какую наверняка преподнесут ей родные.

– Я хочу услышать факты.

– «Факты, только факты и ничего, кроме фактов»? Да что он, издевается над ней? Марла пожала плечами.

– Ну... да.

– Это тоже из старого детективного сериала, – объяснил он.

Марла поняла, что детектив хотел увидеть ее реакцию. Понять, что она помнит, а что нет. Выходит, действительно ей не верит? Но зачем ей симулировать амнезию? Может быть, в прошлом Марлы – забытом прошлом – кроется что-то такое, что заставляет его подозревать ее во лжи?

Патерно опустился в единственное пластиковое кресло, сиротливо стоящее в углу палаты.

– Судя по следам на дороге, вы вели «Мерседес» Памелы Делакруа на юг. Предположительно – в Сайта-Крус, где учится в университете ее дочь Джули. Дорога в этом месте взбирается на холм, а затем делает крутой поворот. Грузовик ехал вам навстречу. Оба вы одновременно затормозили и круто повернули, как будто внезапно что-то увидели и пытались объехать. Он проломил ограждение и вылетел с одной стороны, вы – с другой. Памела не была пристегнута; ее вышвырнуло из машины. Она умерла мгновенно. – Марла похолодела от ужаса и чувства вины. – Грузовик покатился вниз по холму, врезался в дерево и взорвался. Кто-то заметил взрыв и позвонил по 911 еще до того, как подъехали первые свидетели – пожилая пара.

Марла закрыла глаза. Под веками рождались ужасные картины, вызывающие дрожь и тошноту.

– Извините, – слабо пробормотала она.

– И вы меня извините.

Впрочем, в голосе его не слышалось ни сожаления, ни сочувствия. А решившись наконец открыть глаза, Марла наткнулась на тот же холодный, жесткий, изучающий взгляд.

Поднявшись, детектив порылся в кармане и извлек оттуда визитную карточку, затем выключил и убрал диктофон.

– На сегодня хватит. Если что-нибудь вспомните, позвоните мне.

– Обязательно, – пообещала Марла.

Только сейчас она заметила какое-то движение у двери. Они были не одни в палате: на пороге стоял Ник. «Давно ли он здесь? Много ли успел услышать?»

– Мне казалось, беседа с полицией должна проходить в присутствии адвоката, – заметил Ник, входя в палату.

На его темных волосах блестели капли дождя. На миг он встретился взглядом с Марлой, затем скользнул взглядом в сторону детектива, убирающего блокнот.

– Этот вопрос мы с миссис Кейхилл уже обсудили. Я ни в чем ее не обвиняю.

– Алекс что-то говорил о непредумышленном убийстве.

Кровь застыла у нее в жилах. В голове загудело. Что это значит? Тюрьма?

– Пока что мы не предъявляем никаких обвинений, – почесывая подбородок, повторил детектив. – А вы... вы ведь, кажется, не муж?

– Нет, – резко ответил Ник и бросил в сторону Марлы быстрый взгляд, исполненный непонятного для нее значения. – Брат мужа. Ник Кейхилл.

Мужчины обменялись рукопожатием. Рука детектива почти исчезла в широкой ладони Ника.

– Из Орегона, правильно? – проявил свою осведомленность Патерно.

– Из Чертовой Бухты, – уточнил Ник. – Откуда такое название – не спрашивайте. Наверно, придумал по пьянке какой-нибудь матрос.

– Приехали навестить родных?

– Меня просили приехать. По делу.

– Не из-за несчастного случая?

– Это связано с несчастным случаем, – холодно ответил Ник. Застывшее лицо его ничего не выражало, на подбородке, выбритом с утра, уже проступала темная щетина.

Патерно повернулся к Марле и постучал пухлым пальцем по карточке.

– Значит, поняли – как только что-то вспомните, сразу ко мне!

– Конечно, – искренне пообещала Марла. Ничего она так не желала, как избавиться от пытки неизвестностью, узнать правду– как бы та ни была горька.

Патерно вышел. Ник прикрыл за ним дверь, и в палате наступила тишина.

– Что ты делаешь? – спросила Марла.

– Слежу, чтобы нас не подслушали. – Глаза его были темны, смуглая кожа туго обтянула скулы.

И снова при взгляде на него сердце Марлы забилось часто и тревожно.

– Ты так себя ведешь, словно я преступница. – Она откинула со лба прядь волос, с отвращением ощутив под пальцами выбритый череп. – Или ты преступник.

Он скользнул по ней холодным острым взглядом, и безликая больничная палата внезапно показалась Марле слишком тесной. Слишком интимной.

– Просто хочу, чтобы ты была осторожна.

– Послушай, Ник, я ценю твою заботу, но оставь эти театральные приемы. Мне скрывать нечего.

«Откуда тебе знать?» Он не сказал этого вслух, но Марла прочла вопрос в его глазах.

Она смертельно устала. Голова раскалывалась. Ее тошнило от всего этого – от больницы, вопросов, неизвестности, боли и чертовой проволоки, постоянно напоминающей о себе. Но больше всего – от того, что она не видела вокруг ни одного знакомого лица.

– Так я и думал. – Прислонившись к стене, Ник снова уставился на нее этим проклятым загадочным взглядом. – Алекс сказал, тебя сегодня выписывают. У тебя есть все, что нужно?

Марла покачала головой.

– Мне нужен аспирин. Таблетка величиной со штат Монтана.

– Я спрошу у медсестры, – предложил он и направился к двери.

– Подожди! – взмолилась она, вдруг испугавшись, что снова останется наедине с сотней нерешенных загадок.

Ник остановился на пороге.

– Почему мне кажется... не знаю... как будто ты мне не доверяешь или знаешь обо мне что-то такое, что... – Она помолчала. – Конечно, все вы знаете обо мне больше, чем я сама. Но с тобой как-то по-другому.

Ник медленно повернулся. Теперь от его взгляда веяло арктическим холодом.

– О чем это ты?

– Сам скажи, – предложила Марла. – Ты знаешь, а я – нет.

Он задумчиво почесал отросшую за день щетину. «Собирается солгать, – поняла Марла, – или не верит мне».

– Я зашел узнать, как ты себя чувствуешь, – заговорил он наконец. – И только потому, что Алекс попросил. Не думаю, что нам с тобой стоит вести задушевные беседы.

– Почему?

– Потому что это ни к чему не приведет.

– Позволь мне об этом судить!

Плотно сжав губы, он холодно, испытующе смотрел ей в лицо.

– Хорошо, Марла. Если ты хочешь знать, отвечу. – Последовала небольшая пауза. – Мы с тобой были любовниками.

– Что?! – ахнула она.

«Нет, нет! Не может быть! Интрижка с братом мужа?!. Ни за что!» И однако в глубине души Марла признавала, что Ник очень привлекателен, даже сексуален.

– Да не волнуйся так. Это старая история. Ты бросила меня ради Алекса.

– Давно? – прошептала она, бессильно откинувшись на подушку.

– Пятнадцать лет назад.

– И за это время...

– Ничего.

Она выдохнула воздух сквозь стиснутые зубы.

– Ты сама спросила, – напомнил Ник.

– Да... да, знаю, – прошептала Марла, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Господи, что же она за человек?

В первый раз после пробуждения она спросила себя, хочет ли знать правду.

– Сто тысяч! – кричал он в трубку телефона-автомата. Желтые фонари за стеклом расплывались в косых струях ливня. Асфальт блестел, как зеркало. В воздухе пахло морем и дождем.

– Ты обещал сто штук! А не двадцать пять!

– Я обещал сто тысяч за ее смерть, – холодно ответил голос в трубке. – Она не умерла.

– Еще ты говорил, что в машине больше никого не будет! – напомнил убийца. – Я хочу получить все, что мне причитается!

Мимо, блестя фарами, проносились машины. Из открытых окон доносился скрежет и визг тяжелой музыки.

– Деньги ты получишь. Но сначала она должна умереть. От несчастного случая, как договаривались.

– Я ведь могу пойти в полицию.

– Попробуй. Интересно, кто тебе поверит?

Черт бы побрал этого ублюдка – спокоен, словно беседует о погоде с партнером по висту!

Мимо, разбрызгивая грязь, проехал полицейский автомобиль. Убийца инстинктивно отвернулся, спрятал лицо. Холод и сырость осеннего Сан-Франциско пробирали его до костей.

– Ты получишь деньги, как только выполнишь работу. И выполнишь как следует. Больше никакой халтуры. Ясно?

– Ясно, ясно.

Спорить нет смысла – он завяз по уши. И потом, у него в этом деле свой интерес. Он убьет эту суку – так или иначе, но убьет.

– По какому номеру мне с тобой связаться?

– Я сам с тобой свяжусь.

– Но...

Связь прервалась.

– Ах ты, сукин сын! Ублюдок! – заорал убийца и шмякнул трубку о рычаг.

Засунув руки глубоко в карманы, он захромал к джипу. Чертова нога – та, что он подвернул в ту ночь, – от сырости опять разболелась. Но сильнее боли в ноге, холода и разочарования была надежда, что этот сучий выродок рано или поздно получит свое.

Мигающая реклама «Будвайзера» приглашала зайти па огонек. Убийца поколебался перед дверью, потом подумал, что заслужил выпивку. И женщину. Любую. Хоть распоследнюю уличную шлюху.

Общение с богатыми ублюдками всегда пробуждало в нем жажду и похоть.