Глава 16

– Мне плевать, что тебе придется сделать и сколько это будет стоить – только найди мою дочь! – рявкнул в трубку Нейв Смит.

В последнее время все шло наперекосяк, и теперь он вымещал свою досаду на Билле Левинсоне.

Гроза прошла стороной, так и не напоив исстрадавшуюся землю дождем. У аппалузской кобылы загноилось копыто. На южном пастбище вышел из строя трактор. А в довершение всего вчера вечером, возвращаясь домой, Нейв заметил на своей земле чужака. Чей-то пикап, подозрительно напоминающий «Додж» Шепа Марсона, тарахтел по дороге, ведущей в город от ранчо Адамсов. К несчастью, тучи рассеялись, и заходящее солнце, залившее землю багровым светом, так и не дало Нейву разглядеть водителя или хотя бы определить цвет его машины. Нейв рванул за ним – но, пока переключал скорость, непрошеный гость прибавил ходу и скоро превратился в точку на горизонте, а потом и вовсе исчез – лишь пыльный шлейф его еще долго оседал на дорогу. Тучи рассеялись, так и не пролившись дождем, однако не рассеялось тошнотворное предчувствие беды. Больше всего Нейва беспокоила Шелби. Как и он сам, она была на взводе: горячая, нетерпеливая, раздраженная постоянными неудачами, она могла сорваться и наделать глупостей.

– Что хочешь делай, но найди! – уже спокойнее заключил он.

—И так делаю все, что могу, – бесстрастно отозвался Билл.

– Я тоже.

Нейв не терял времени даром. Весь вчерашний и половину сегодняшнего дня он провел в Куперсвилле, в больнице, где десять лет назад появилась на свет малышка Элизабет. Сперва, вручив церберше в белом халате половину своего месячного дохода, получил доступ в архив и выяснил, кто из персонала в то время работал в родильном отделении. Остаток дня потратил на разговоры с врачами, медсестрами и сиделками. Увы, никто из них не дежурил в ту ночь, когда рожала Шелби Коул. Или же не хотел признаваться.

– Ладно, буду работать дальше.

– Хорошо. Заодно проверь этих людей.

И Нейв продиктовал сыщику список сотрудников больницы, встретиться с которыми ему сегодня не удалось.

– Ладно.

– И не забудь про Росса Маккаллума.

– Ты мне каждый день о нем напоминаешь! – По голосу чувствовалось, что Левинсон улыбается. – Будь спокоен, раскопаю все, что смогу.

– Хорошо.

– Кстати, я тут подумал, – помолчав, заметил детектив. – Я ведь мог бы заодно отыскать твою мать.

– Не трудись, – коротко ответил Нейв.

– Просто подумалось, раз уж ты ищешь дочь, самое время воссоединить семью.

– Забудь об этом.

Нейв сжал зубы. Он не помнил своей матери и не желал вспоминать о женщине, которая бросила трехлетнего мальчугана на произвол судьбы и пьяницы-отца.

Когда-то, еще мальчишкой, он не раз задавался вопросом, почему мать не взяла его с собой. Говорят, брошенные дети часто воображают, что чем-то обидели или разочаровали своих родителей – поэтому, мол, те их и оставили. Нет, такие мысли Нейву в голову не приходили. Даже будучи малышом, он прекрасно понимал, почему сбежала мать, – достаточно было взглянуть на отца, и все становилось ясно. Ее выдали замуж за никчемного нищего пьянчугу, который, если верить городским сплетням, изменял ей направо и налево. А она была молода и хотела жить. И начала новую жизнь – без Нейва.

Она ушла, не оглянувшись, не пожелав даже узнать, что сталось с ее брошенным сыном. И Нейву не интересно знать, чем она кончила. Быть может, мертва; быть может, угасает в каком-нибудь благотворительном заведении; а может быть, прожигает жизнь где-нибудь на Лазурном берегу – какая ему разница? У него нет матери. И никогда не было.

Страшно было подумать, что его дочь когда-нибудь скажет о нем то же самое. Вот почему Нейв так настойчиво искал Элизабет. Но пока что все поиски были бесполезны – и, когда он думал об этом, руки его сами сжимались в кулаки.

– Дай мне знать, если передумаешь.

– Не передумаю.

Нейв попрощался и повесил трубку. Остановился посреди кухни, беспокойно приглаживая ладонью волосы. Ему не сиделось на месте, словно зверю, чующему приближение врага. Сколько Нейв ни убеждал себя, что воображение играет с ним злые шутки, не мог стряхнуть предчувствие беды. Не мог даже понять, откуда она надвигается.

– А, черт побери все! – прорычал он и от души пожалел, что в доме нет сигарет, хоть он и бросил курить много лет назад.

Жить в одном округе с Шелби Коул – одного этого достаточно, чтобы свести человека с ума. Но чувствовать, что ей угрожает опасность, знать, что Росс Маккаллум замышляет что-то недоброе, постоянно помнить о дочери, которую хочешь и не можешь найти. Нет, это уж слишком!

Зазвонил телефон. Нейв напрягся. Кто это может быть? Опять тот «шутник»? Ну, он ему покажет.

Алло! – рявкнул он в трубку.

Смит?

Нейв узнал голос, и все тело его напряглось, а по спине пробежал холодок.

– Судья Коул?

– Мне нужно с тобой поговорить, – без предисловий объявил судья.

– Зачем?

Объясню, когда приедешь.

Куда?

Судья на секунду запнулся, и Нейв спросил себя, что за карты прячет в рукаве этот хитроумный мерзавец?

– В моем офисе в центре города, – ответил наконец Рыжий Коул. – Сегодня в десять.

Нейв покосился на часы. Не было еще и восьми.

– Почему бы нам не поговорить по телефону?

– Не задавай лишних вопросов. Встретимся – все объясню.

– Тогда почему бы мне просто не послать вас ко всем чертям?

– Это касается Шелби. Шелби и Росса Маккаллума.

На миг Нейву показалось, что чье-то холодное дыхание ерошит ему волосы на затылке. Но тут же он напомнил себе, что имеет дело с Джеромом Коулом, а этот человек не поленится разыграть мелодраматическую сцену, чтобы добиться своего.

– А по телефону сказать вы никак не можете?

– Не могу.

– Послушайте, судья, я на эти голливудские штучки не куплюсь. Если у вас есть что сказать, выкладывайте.

– Непременно. Сегодня в десять. И повесил трубку.

Нейв снова взглянул на часы. До свидания с дьяволом оставалось чуть больше двух часов.

– Мне нужно с вами поговорить.

При звуках грудного голоса Вианки у Шепа запылали уши; крепче прижав трубку к уху, он воровато оглянулся – не слышит ли кто? Но в шумном офисе шерифа, разгороженном полупрозрачными перегородками, все были заняты своими делами, и никого не интересовало, с кем офицер Марсон болтает по телефону.

– Это... это касается убийства, – чуть поколебавшись, добавила Вианка.

– Хорошо, сейчас выезжаю!

Одна мысль о свидании с прекрасной мексиканкой окрылила его. Шеп мгновенно забыл и о бумагах, ждущих его подписи, и о недописанном отчете.

– Нет, нет, я еще в больнице. Приезжайте позже, вечером. Ко мне домой.

Домой?! Шеп чувствовал, что еще немного – и взлетит к небесам.

– Сейчас я должна ехать в магазин, а вечером буду дома присматривать за madre. Ее сегодня выписывают.

С восторгом Шепа случилось то же, что бывает с воздушным шариком, если проткнуть его иголкой. Старуха возвращается домой? Эх, значит, не удастся им поболтать наедине! И все же Шеп рад будет увидеться с Вианкой. А уж если она даст какие-то полезные сведения о деле, что занимает сейчас весь округ…

Так или иначе, ему повезло. И несколько часов спустя, направляясь на своем «Додже» к дому Эстеванов, Шеп ощущал такой душевный подъем, какого за последние несколько лет и не помнил.

Он нашел время побриться, переоделся в чистое, даже зубы почистил, и теперь тщетно убеждал свою совесть, что едет к Эстеванам исключительно со служебными целями. Да, верно, у него к Вианке дело. Она обещала рассказать что-то об убийстве – да и в любом случае, раз следствие возобновлено, ему придется заново допросить всю семью убитого. Однако никакой служебной надобностью не объяснишь, что ботинки у него блестят, от чистой рубахи исходит запах дезодоранта, а изо рта – аромат мятной жвачки, освежающей дыхание. Нет, что толку обманывать себя! Шеп хочет, чтобы Вианка увидела в нем привлекательного мужчину.

Взглянув на себя в зеркало заднего вида, он пригладил усы и вздохнул. Черт возьми! Седина в усах все заметнее, волосы на голове редеют, брюхо угрожающе нависает над форменным ремнем. Что ж удивляться – как-никак скоро пятьдесят стукнет! Двадцать из них он женат – и, бог свидетель, никогда еще не обманывал Пегги Сью. А теперь летит на всех парах к какой-то девице, и глупое сердце его колотится, словно у мальчишки-школьника на первом свидании.

И все из-за нее. Из-за Вианки.

Что ж, Пегги Сью сама виновата, возразил он своей совести. Лет пятнадцать назад ему бы такое и в голову не пришло. Только дурак станет бегать на сторону от молодой, веселой, ласковой красавицы жены! Но Пегги Сью опустилась, перестала следить за собой и интересоваться сексом, совсем разучилась смеяться. Уж и не припомнишь, когда они с ней в последний раз резвились в постели.

Говорят, есть такая пакостная штука – кризис среднего возраста. Года подходят к пятидесяти, и вдруг начинает казаться, что жизнь не удалась, что все хорошее прошло мимо.

Конечно, Шепу на жизнь грех жаловаться. Пусть в семье не все ладно, зато работой своей он вполне доволен. Шеп знал, что его считают настоящим ублюдком, крутым и безжалостным, знал и не возражал против такой репутации. Когда-то даже ею гордился. Немало он разбил носов и наставил синяков, немало погуляла его дубинка по спинам разных пьянчуг и хулиганов! А как же иначе? Чтобы порядок был, иначе никак нельзя. Случалось ему и проводить обыски, не утруждая себя добыванием ордера. И подтасовывать улики, чтобы отправить какого-нибудь мерзавца вверх по реке. А что еще остается, когда и слепому ясно, что сукин сын виновен, а улик нет? И даже закрывать глаза, когда кто-нибудь из его друзей преступал закон.

Шеп не стыдился выручать приятелей и не видел ничего дурного в том, что они потом отблагодарят его долларом-другим. Серьезного преступника он, конечно, покрывать не стал бы, но ведь не о серьезных делах речь! Взять хотя бы тот давний случай, когда парнишка Джонсонов, напившись по случаю окончания школы, заехал на землю старика Коуэна и сбил грузовиком его лучшего призового быка. Ох, как разозлился старый склочник! Как клялся, что жив не будет, коли не засадит мерзавца за решетку! А Шеп вызвал парня к себе, поговорил с ним по-хорошему, врезал пару раз, предупредил, что в следующий раз ему не сдобровать – на том дело и кончилось.

И, спрашивается, кому от этого хуже? Молодой Джонсон попал вместо тюрьмы в колледж, выучился на бухгалтера, женился на методистке и стал жить-поживать да Шепа добром поминать. Теперь у них уже двойня подрастает. И закон с тех пор не нарушал ни разу – видно, тяжелая рука офицера Марсона пошла ему на пользу. Старик Коуэн получил за быка обадденную страховку – и если пострадал, так только в том, что на поминках по своему чемпиону объелся бифштексами и потом неделю маялся животом. А на «благодарность», полученную от Джонсонов-старших, Шеп вылечил зубы старшему сыну Тимми.

Так что Шеп язык в глотку вобьет тому, кто посмеет назвать его продажным. Нет, офицер Марсон не продается! Он просто трезво смотрит на жизнь. А это совсем другое дело.

Однако Пегги Сью он никогда не обманывал. И не потому, что возможности не было. В Бэд-Лаке Шеп Марсон считался интересным мужчиной, и немало женщин не отказались бы провести с ним вечерок. Но он не рисковал – не хотел потерять жену и ребятишек. До сегодняшнего дня.

Остановившись перед аккуратным бунгало Эстеванов, Шеп заглушил мотор и распахнул дверцу. Тихий мексиканский квартал изнемогал от жары; было пустынно – лишь бездомный пес, спрятав хвост между ног, трусил вниз по улице. Шеп вышел и потянулся, расправив плечи. Интересно, что-то расскажет ему Вианка?

Весь сегодняшний день Шеп не давал покоя экспертам – ему не терпелось узнать результаты исследования револьвера, найденного в пещере на земле Адамсов. И ребята из лаборатории его не подвели. Перед ними действительно было табельное оружие Нейва Смита, утерянное десять лет назад; баллистическая экспертиза показала, что именно из этого револьвера тридцать восьмого калибра был застрелен Рамон Эстеван. На стволе и рукояти красовались во множестве отпечатки пальцев самого Нейва – и никаких иных.

Криминалисты исследовали и пакет, в котором лежало оружие – но не нашли на нем ни отпечатков пальцев, ни волосков, ни иных следов, которые бы позволили выйти на след. Так что вопрос о том, кто подбросил револьвер и кто о нем сообщил, по-прежнему оставался нерешенным. Однако подозреваемым номер один стал Невада Смит.

И это, сказать по правде, Шепа беспокоило. Он знал, что Нейв на многое способен. Знал, что с Маккаллумом у него какие-то старые счеты. Мог даже предположить, что Нейв подкупил Калеба и Руби Ди, чтобы засадить Росса за решетку. Но убийство? Едва ли Нейв на такое способен. Хоть Шеп и любил поворчать в адрес «этого наглого полукровки, от которого бабы невесть почему с ума сходят» – в глубине души этот колючий, несговорчивый парень был ему чем-то симпатичен.

Что будет дальше – поглядим, думал Шеп; но пока что улики складываются не в пользу Невады Смита.

Хорошо, но кто же еще знал о револьвере? И откуда? Неужели Нейв проболтался? По пьянке рассказал кому-то об убийстве, признался, куда спрятал оружие.

Нет, это ни в какие ворота не лезет. Шеп все-таки двадцать пять лет прослужил в департаменте шерифа и в людях разбирался. От Бэджера Коллинза он мог бы ожидать такой глупости. От Мэнни Доубера – сколько угодно. От Росса Маккаллума – пожалуй, тоже. А вот от Нейва Смита...

Расправив плечи и стараясь не слишком шумно отдуваться, Шеп подошел к беленым дверям дома. Знакомый пестрый кот, гревшийся на подоконнике, заметив чужого, испуганно мяукнул и скрылся в пышных зарослях бугенвиллеи.

Дверь была приоткрыта – как и в прошлый раз. Шеп заглянул внутрь, но не увидел ничего, кроме мерцающего в углу телевизора. На экране какой-то мексиканец беззвучно терзал гитару. Шеп деликатно кашлянул и постучал.

– Momenta! – послышался откуда-то голос Вианки, и от звуков ее грудного приглушенного голоса сердце его заколотилось.

– Спасибо, что пришли, – проговорила она, бесшумно появляясь на пороге – смуглое лицо строго и печально, глаза опущены, словно у монашки.

– Да не за что!

Шеп торопливо сдернул шляпу и скользкими от волнения пальцами принялся мять поля. Манящий запах пряностей, духов и сигаретного дыма щекотал ему ноздри.

– Позвольте мне.

Она взяла у него шляпу. Руки их соприкоснулись, и словно электрический разряд пронзил руку Шепа до самого плеча и даже дальше, до того места, где плечевая кость сочленяется с позвоночником.

– Не хотите ли выпить? У нас есть содовая, или кофе, и...

– Спасибо, не надо, – ответил Шеп.

Это была ложь: во рту у него пересохло, но он забыл обо всем, кроме Вианки. Он застыл и смотрел, как блестят в свете заходящего солнца ее волнистые волосы, как мягкие кудри обрамляют сердцевидное личико, как сияют темными звездами глаза, как полны губы, как чудно облегают стройную фигурку белые джинсы с широким черным поясом, как круглится под розовой маечкой грудь.

– Ты сказала, что хочешь что-то рассказать об убийстве, – наконец опомнился Шеп.

Да... одну секунду. Мне надо сходить проверить, как там madre. Присаживайтесь, пожалуйста.

Она указала на диван рядом с телевизором. Чувствуя себя страшно старым и неуклюжим, Шеп протиснулся между гардеробом и столиком, где у Эстеванов был устроен небольшой алтарь: кружевные салфетки, мерцающие свечи, раскрашенное от руки изображение Иисуса с пронзенным сердцем и несколько фотографий улыбающегося Рамона.

Шепу от этой выставки стало как-то не по себе. Воспитанный в строгих методистских правилах, на католиков он смотрел с подозрением: идолопок-лонники, не идолопоклонники, а что-то вроде того. Впрочем, лютеране у него тоже симпатии не вызывали. О мормонах и говорить нечего. Даже к баптистам он не питал никаких теплых чувств, но старался этого не показывать, ибо в баптистскую церковь ходили старики Пегги Сью.

Присев на диван, знававший лучшие дни, Шеп проводил глазами Вианку. Белые джинсы обтягивали ее, словно вторая кожа: когда она повернулась к Шепу спиной, он ясно разглядел под грубой тканью два нежных полушария ягодиц – полушария, которые так славно было бы обхватить ладонью или даже попробовать на вкус.

Вианка распахнула дверь в крохотную спаленку. Шеп увидел краешек массивной кровати, покрытой афганским покрывалом ручной вязки, и под покрывалом два холмика – старухины ноги, догадался он. Судя по всему, мать Вианки спала. Через несколько секунд Вианка вышла в гостиную, мягко улыбнулась Шепу и прикрыла за собой дверь.

– А теперь... – проговорила она, садясь напротив и, словно примерная ученица, сложив руки на коленях. – Теперь я должна кое-что вам рассказать.

Улыбка ее померкла, смуглое лицо немного побледнело.

– О чем?

– О Нейве Смите.

Шеп напрягся, мгновенно вспомнив, что в свое время Нейв с Вианкой гуляли вместе. Говорят, она так и не простила, что он бросил ее ради Шелби Коул.

Вианка судорожно вздохнула.

– Я... я вам солгала. И тогда, десять лет назад, и совсем недавно. Не хотела, чтобы Нейв попал в беду. Я...

Она нервно облизнула губы, и Шеп мысленно выругался. И пяти минут не прошло, а у него уже стоит, как скала!

– Я видела его в тот вечер, когда убили отца. Он был у нас в лавке.

– Да, ты говорила, что он был – только раньше. Вместе с Джо Хоуком, своим двоюродным братом.

– Нет, позже он пришел еще раз. Один.

Она говорила едва слышно, с усилием шевеля пухлыми алыми губами, и на огромных глазах ее блистали слезы.

– Я... понимаете, я его любила. И боялась, что у него будут неприятности. Я не могла поверить, что он... – Она осеклась, словно от подступающих рыданий, и поднесла ко рту маленькую изящную руку.

– Хорошо. Расскажи просто, что ты видела.

– Мы были в лавке одни. Мы трое: padre, Нейв и я. У отца с Нейвом началась ссора. Они говорили друг другу ужасные вещи. А потом Нейв ушел.

Ушел из лавки?

Si.

Дрожащими руками она вынула из пачки сигарету и начала нервно щелкать зажигалкой.

– Он был на своем грузовике?

– Я не видела, я была слишком расстроена.

Вианка обхватила себя руками за плечи, словно замерзла, и часто-часто заморгала, смахивая слезы.

– А потом?

Вианка сглотнула, уронила незажженную сигарету в пепельницу и устремила полные слез глаза на раскрашенного Иисуса.

– Через несколько минут отец вышел на задний двор и не вернулся. Никогда больше. никогда…

Голос ее сорвался, и она разрыдалась. Шеп больше не мог бороться с собой. Он обнял ее за плечи – сперва без всяких дурных мыслей, лишь для того, чтобы: утешить; но она подняла лицо, подставив ему приоткрытые влажные губы, и Шеп не смог отказаться от приглашения. Первый поцелуй его был очень скромным, можно сказать, отцовским; но она открыла рот ему навстречу, язычок ее торопливо скользнул ему за зубы, груди – боже, что за груди! – недвусмысленно прижались к его груди и Шеп пропал. Языки их сплелись в древнем как мир брачном танце. Вианка целовалась восторженно, самозабвенно, словно старалась стереть из памяти свое горе. Шеп потянул кверху ее розовую маечку – и Вианка его не остановила, только тихо ахнула, когда огромная ладонь его легла на застежку ее лифчика. На секунду ему показалось, что она его оттолкнет, но вместо этого Вианка потянулась к его ширинке. Черт побери, еще мгновение – и он бы кончил, не успев расстегнуть штаны!

– А как же твоя мать? – задыхаясь, спросил он.

– Она спит.

– А если проснется?

Боже, как он хотел Вианку! Никогда еще Шепу Марсону не случалось так желать женщину! Но даже огонь, бегущий по жилам, не мог заставить его забыть об осторожности.

– Нет. Не проснется.

Вианка смело взглянула ему в глаза, и во взгляде ее за пеленой желания на миг мелькнул какой-то холодный расчет. Мелькнул – и погас, и Шеп сказал себе, что это ему просто почудилось.

– Она ведь принимает снотворное.

Быстрые умелые пальчики ее расстегнули ширинку и устремились внутрь. У Шепа перехватило дыхание; на миг он подумал, что еще может остановить это безумие, но в следующий миг Вианка уже грациозным движением опустилась на колени, и нежные губки ее обхватили его напряженный ствол.