Она добралась до бортика, оттолкнулась от него и поплыла обратно. Мозг, больше не затуманенный сном, работал четко и ясно. Перед мысленным взором всплыла фотография Элизабет.

«Думай, Шелби, думай. Где искать дочь? Должен быть какой-то выход – надо только его найти.»

Снова оттолкнувшись от бортика, она перевернулась и поплыла на спине, глядя в небеса.

Судья знает, где она. Определенно знает. Но как...

В доме пронзительно зазвонил телефон. Что, если это новости об Элизабет?

Шелби торопливо подплыла к бортику, выбралась из бассейна и, голая, как была, оставляя за собой мокрые следы, побежала на кухню.

– Алло!

Молчание.

– Алло! – повторила она.

Щелчок – и короткие гудки.

Шелби вздрогнула – в памяти ее еще свежи были звонки загадочного молчальника. Но, передернув плечами, она сказала себе, что звонивший попросту ошибся номером и не подумал извиниться. Бывает.

Шелби поднялась к себе, приняла душ, оделась, привычно подкрасила глаза и губы. Затем спустилась в кухню и вытерла мокрые следы на полу. Сообразив, что другой возможности может и не представиться, приготовила себе чашечку кофе и отправилась в отцовский кабинет. Сегодня она не спеша просмотрит все досье, одно за другим, и, быть может, найдет в них хоть какое-нибудь указание, где искать дочь.

«Идиот!» – обругал себя Нейв. Что на него нашло? Какого дьявола он лег в постель с Шелби Коул? «Кретин! Вот и получай, что заслужил!»

Он подхватил на вилы охапку сена и бросил в кормушку. Лошади столпились кругом, зарылись мордами в пахучий корм.

Что в ней, в этой Шелби, такого, что он не в силах перед ней устоять? Много лет назад Нейв убедил себя, что все дело в ее отце. Она – дочь судьи Коула. Принцесса. Запретный плод. Это – тогда. А теперь что?

Нейв свистнул Крокетту и вышел на воздух.

Господи, опять эта жара! Казалось, от земли волнами поднимается раскаленный воздух; жужжали слепни, и в горле першило от висящей в воздухе пыли. Но Нейв любил эту суровую, безжалостную землю. Говорят, кто родился в Техасе – до самой смерти техасцем останется. Для него эта поговорка оказалась верна, хотя, бог свидетель, Нейв не мог понять почему. Должно быть, родину, как женщину, любят не «за что», а «вопреки».

Как женщину...

Всю ночь ему не давали заснуть мысли о Шелби. О сочных податливых губах, о сильном и гибком теле, трепещущем в ее объятиях. О том, как они сливались воедино – на этой самой узкой койке, всего несколько часов назад.

Он вытер пот со лба и неторопливо зашагал к сараю, где стоял его старенький трактор. Из осиных гнезд под крышей доносилось ровное низкое гудение, запах машинного масла в нагретом воздухе мешался с вездесущим запахом пыли. Кобыла, щипавшая траву за изгородью, подняла голову и проводила хозяина взглядом, а затем вернулась к прежнему занятию.

Одна из облысевших шин трактора спустилась; Нейв принялся менять шину, а мысли его, двигаясь по кругу, все возвращались к Шелби и его дочери. Или дочери Росса Маккаллума.

Внутри у него что-то сжалось, к горлу подступила желчь. Рука сжала отвертку так, что побелели костяшки пальцев. Будь его воля, Маккаллум остался бы в тюрьме на веки вечные.

Открутив один винт и зажав его в левой руке, Нейв принялся за второй. Что-то странное творится в Бэд-Лаке, думал он. Маккаллум на свободе. Вернулась Шелби – кто-то поманил ее призраком дочери, которую она десять лет считала умершей. Умер – или, возможно, убит – Калеб Сваггерт. А теперь Алоис Эстеван попала в больницу, отравившись снотворным – по крайней мере так ему рассказали сегодня утром в скобяной лавке.

Нейв нутром чуял, что все это не случайно. В маленьких городках вроде Бэд-Лака подобные происшествия – редкость; трудно поверить, что все эти события никак друг с другом не связаны!

Нейв снял шину и уложил ее в багажник своего пикапа. Затем вернулся в дом за ключами и бумажником Кто прислал Шелби фотографию девочки? Кто? Эта мысль не давала ему покоя. Нейв знал: в этом вопросе ключ к разгадке. Стоит найти на него ответ – и все прояснится.

Он вымыл руки на кухне, а затем вошел в спальню, чтобы забрать бумажник и ключи. Бросив взгляд на застеленную постель, в который раз за день ощутил, как твердеют чресла и джинсы становятся тесны. Черт побери! В воздухе еще витал запах ее духов, и стоило закрыть глаза, как перед мысленным взором вставала Шелби – обнаженная, распростертая под ним, с глазами голубыми, как небо над Техасом, кожей чистой и белой, словно снег на вершинах гор, в сияющем венце золотисто-рыжих волос.

Нейв не мог отделаться от ощущения, что ей грозит опасность. Что неизвестный, приславший ей фотографию-приманку, сделал это с недобрыми целями. Но кто он и зачем это затеял? На ум ему вновь пришел Росс Маккаллум, и Нейв почувствовал, как по спине пробегает холодок. Будь он волком, вздыбилась бы шерсть на холке. Он не мог смириться с тем, что этот мерзавец на свободе. Выродок, изнасиловавший Шелби, не имел права жить, а он ходит с ней по одной земле и дышит одним воздухом!

Нейв сменил рубашку и сунул бумажник в задний карман джинсов. Он ехал в город сменить шину, но сам понимал, что это всего лишь предлог. Истинная причина куда важнее. Речь идет о Шелби – дочери судьи Коула, матери его ребенка.

Росс Маккаллум швырнул окурок в консервную банку, служившую ему пепельницей, и с отвращением огляделся кругом. Мэри Бет была права: жить в старом дедовом трейлере нельзя, но ни на что другое Росс рассчитывать не мог.

Сестренка сразу объявила, что больше ему помогать не собирается. Своих дел хватает. Росс догадывался, что у нее за дела– не иначе, старается захомутать очередного мужа, который наверняка окажется ничем не лучше первых двух.

Так что приводить в порядок эту конуру Россу пришлось самому. Он вымыл и вычистил все, что смог, однако трейлер по-прежнему мало чем отличался от тюремной камеры. А если и отличался, то не в лучшую сторону. Краска на стенах совершенно облупилась, окна покрылись грязью и паутиной, раковина заржавела, а скудная мебель – стол, две табуретки и кровать – едва не рассыпалась от ветхости. Электричество, как ни странно, работало, а вот наладить кондиционер Россу так и не удалось. Металлические стенки трейлера нагревались на солнце, и днем здесь стояла жарища, словно в аду, да и ночью было не многим лучше. В тюрьме Росс мечтал только о свободе – теперь же убедился, что одной свободы, как она ни хороша, для счастья недостаточно.

Что ж, он знал, где искать счастливый билет.

Калеб Свагтерт отдал концы, не успев рассказать этой репортерше все, что знал об убийстве старины Рамона. Так почему бы не занять его место? Чем плохо? «История несправедливо осужденного.» Нет, не так: «Безвинно осужденный рассказывает свою историю». Да эта баба умрет от счастья!

Решено: он найдет ее и договорился об интервью. Это первое дело. Второе – кое с кем расплатиться, но с этим можно не спешить. Росс чувствовал: свое от него не уйдет. Нейву Смиту недолго осталось гулять под солнышком. Да и Шелби Коул еще не выплатила должек.

Усмехнувшись, Росс распахнул дверъ и вышел на порог своего жалкого жилища. Мусор, который он выкинул из трейлера вчера вечером, теперь оказался разбросан по всему двору. Койоты потрудились, должно быть. Надо бы купить ствол и отстреливать этих тварей. Да и вообще, приятно будет снова взять в руки винтовку. Мужчина без оружия – не мужчина.

Оглянувшись кругом, Росс задумчиво поскреб щетину на подбородке. Несколько акров сухой и жесткой, как камень, земли, пересохший ручей да пара искривленных деревьев. Как, интересно, дед умудрялся тут хозяйствовать да еще и кормить жену и пятерых детей?

В самом деле, надо купить винтовку – и поскорее. И еще хорошо бы собаку завести. Питбуля или ротвейлера. Может случиться, что ему придется защищать себя. Что-то странное творится в Бэд-Лаке, и, будь он проклят, Росс не может отделаться от чувства, что эти непонятные и тревожные странности прямо его касаются.

Что-то защекотало ему шею сзади. Росс провел по шее ладонью и, ощутив укус, прихлопнул осу ладонью. Оса, сердито жужжа, упала к его ногам. Быстро, пока она не успела оправиться и взлететь, Росс раздавил ее носком ботинка и ощутил немалое удовлетворение.

В самом деле, думал он, потирая зудящую шею, что-то странное творится в городе. И, если чутье его не обманывает, это только начало.

Шелби убрала в ящик последнюю папку и вполголоса чертыхнулась. Еще несколько часов потеряны зря. Она просмотрела все до одного досье, некоторые, самые пухлые, даже уносила к себе в спальню, чтобы изучить как следует – и все без толку! Ни одного намека, где искать дочь! Да, судья умеет хранить свои тайны!

Лидия пришла после полудня: коротко объяснила, что Алоис приняла слишком большую дозу снотворного, спросила, готовить ли обед, и уединилась на кухне. Шелби заметила, что глаза у экономки покраснели и с губ сошла обычная ласковая улыбка; а минут десять спустя ей показалось, что из кухни слышатся приглушенные рыдания.

Словом, утро выдалось невеселое, хлопотливое и совершенно бесполезное.

Было уже почти половина третьего, когда Шелби убрала папки на место, заперла бюро и сунула связку ключей в карман. Какой-нибудь из них наверняка подходит к двери отцовского офиса – может быть, там ее поиски будут успешнее? После обеда она съездит в Куперсвилл, найдет там мастерскую металлоремонта и сделает дубликаты всех ключей, а затем незаметно вернет оригиналы в кабинет судьи. И доступ ко всем отцовским секретам окажется у нее в руках.

Очень надеясь, что ее преступные замыслы не отражаются на лице, Шелби вышла на кухню. Ключи тихо позвякивали в кармане.

Лидия опять плакала, утирая глаза уголком передника и что-то приговаривая по-испански; перед ней стоял пластиковый бачок для мусора с целой горой скомканных бумажных салфеток.

– Лидия, что случилось? – спросила Шелби, подходя к столу, чтобы налить себе кофе.

– Что? Ах, это ты, nina. Нет-нет, ничего.

Она поднялась и, словно вспомнив что-то, поспешно пошла в гостиную. Шелби последовала за ней.

– Лидия, я же вижу, что ты плачешь! Прости, не хочу лезть к тебе в душу, но я ведь не слепая и не глухая. Я вижу, тебя что-то расстроило. Что-то серьезное.

Экономка слабо улыбнулась. Шелби заметила, что роскошные цветы в высокой вазе на столе начинают вянуть должно быть, простояли здесь уже не один день. А вот хрусталь на полках за стеклом блестит, словно его каждый, протирают.

– Ничего страшного, милая. Просто беспокоюсь об Алоис. Она моя подруга и... да и родственница.

Об этом Шелби слышала впервые.

– Эстеваны – твоя родня?

– Si. To есть нет, не Эстеваны. Рамон мне не родня. Дурной он был человек, упокой господь его душу, – она размашисто перекрестилась, – настоящий тиран!

– Тиран?

– Si. И еще того хуже. Вечно командовал, хотел, чтобы все всегда было, как он хочет. А если кто-то ему противоречил, он... – как это по-английски? – взрывался. Начинал вопить, кулаками размахивать. – И Лидия сделала энергичный жест, показывая, как покойный Рамон размахивал кулаками. – Да, дурной человек был Рамон. Но как бы там ни было... – Она склонила голову, и солнечные лучи безжалостно высветили седину в густых темных волосах. – Как бы там ни было, он женился на Алоис, а она двоюродная сестра Пабло, моего деверя.

Садовника Пабло? – уточнила Шелби, прислонившись к стене и отхлебывая кофе. Странно, почему раньше она ничего об этом не знала?

Si.

Лидия вынула из вазы увядающие цветы, и головки их бессильно повисли у нее в руке. «Зачем эти цветы?» – подумалось вдруг Шелби. К чему обожествлять умершую жену, которой, когда она была жива, отец даже не считал нужным хранить верность? Что это – запоздалая любовь или чувство вины?

Мы с Алоис росли вместе, – продолжала Лидия. – В одной деревушке в Мексике, неподалеку от Мацатлана. Слышала о Мацатлане? Это курорт у моря.

– Да.

– Потом обе наши семьи переехали ближе к границе, – рассказывала экономка. – Давно это было, мы были еще девчонками.

– А оттуда приехали в Бэд-Лак? Лидия кивнула, вдруг помрачнев:

– Si. Приехали сюда.

Она побрызгала на темную полированную поверхность стола лимонным соком и принялась сосредоточенно тереть его губкой.

– Значит, Пабло – отец Марии, твоей племянницы? – уточнила Шелби.

Все-таки странно, почему она раньше этого не знала? Лидия кивнула, не поднимая глаз:

– Верно. Еще у него три сына – Энрике, Хуан и Диего.

– Лидия, объясни мне, что происходит? Вчера ты расстраивалась из-за того, что у Марии проблемы с дочерью. Сегодня плачешь оттого, что Алоис Эстеван едва не покончила с собой, а ведь до сих пор я даже не знала, что вы в родстве! – Лидия открыла рот, чтобы ответить, но Шелби торопливо продолжала: – И еще этот твой разговор с судьей – о каких-то тайнах, которые мне пора узнать!

– Я тебе сказала, поговори с отцом, – отрезала Лидия, по-прежнему не глядя ей в глаза.

– Пробовала. И не раз. – Шелби со стуком поставила на стол опустевшую чашку кофе. – Он молчит!

– Заговорит. Всему свое время.

– Ты так говоришь, словно у меня в запасе целая вечность!

– Девочка моя, ни у кого из нас нет в запасе вечности, – ответила Лидия и вдруг часто-часто заморгала.

Шелби почувствовала, что оборона экономки почти пробита. Острая жалость пронзила ее, но она твердо решила довести дело до конца.

– Послушай, Лидия, – заговорила она, нежно касаясь плеча женщины, заменившей ей мать, – что бы ни скрывал от меня отец, я должна об этом знать. Все мы живем в этом доме, и его секреты касаются нас всех!

– О, ninа – простонала Лидия. Темные измученные глаза ее наполнились слезами. – Ради бога, девочка моя милая, не расспрашивай, я все равно ничего не могу тебе сказать!

– Не можешь или не хочешь?

– Это одно и то же.

Лидия стиснула зубы и вновь принялась полировать стол – с таким усердием, словно от этого зависела ее жизнь.

– Но судья никогда мне ничего не расскажет!

Шелби хотелось схватить экономку за плечи и как следует встряхнуть, но в темных глазах Лидии, в горестной складке рта она прочла такую муку... нет, не одну только муку – страх.

– Лидия, прошу тебя! – взмолилась она. – Если ты что-нибудь знаешь об Элизабет – скажи! Ты сама мать. Можешь ты понять, каково это – не знать, где твой ребенок и что с ним?

– Прости меня, nina. Я ничего не скажу.

– Ради бога, Лидия, она моя дочь! Единственная дочь! Прошу тебя.

В этот миг послышался звонок в дверь – приятный мелодичный звон, но для Шелби он прозвучал словно выстрел из ружья.

– Прости, – с явным облегчением проговорила Лидия, положила губку и, вытирая руки о передник, поспешила к дверям.

– И не смей уходить от разговора! – воскликнула Шелби, устремляясь за ней, словно охотничий пес, почуявший добычу.

Экономка открыла дверь – и у Шелби упало сердце. На пороге, как и обещала, стояла Катрина Неделески – с аккуратно приклеенной улыбкой и солнечными очками в руках. Увидев ее, Лидия ахнула и схватилась за сердце; от смуглого лица ее отхлынула кровь.

– EspirituSanto! – выдохнула она и перекрестилась.

– Что такое? – непонимающе спросила Шелби, смутно чувствуя, что ей вовсе не хочется это знать. Слишком ясно чувствовался страх в голосе Лидии, слишком давило на сердце дурное предчувствие. – Вы знакомы?

– Нет. – Лидия глубоко, прерывисто вздохнула, дрожащей рукой провела по волосам и повторила: – Нет.

Катрина прищурилась. Улыбка ее сделалась еще фальшивее – хоть и казалось, что фальшивее просто не бывает.

– Меня зовут Катрина Неделески, – представилась она, протягивая руку. – В самом деле, мы никогда не встречались.

– Это Лидия Васкес. Мы, кажется, договорились, что вы позвоните перед тем, как прийти.

– Ах да, действительно. – Катрина скорчила гримаску. – Извините. Совсем из головы вылетело.

Шелби ни на секунду ей не поверила. Ей не верилось, что Катрина способна вообще что-то забыть.

– Рада познакомиться, – пробормотала Лидия, неохотно коснулась руки Катрины и тут же, словно обжегшись, отпустила. Не снимая с лица улыбки, Катрина обернулась к Шелби:

– Знаете, здесь, в Восточном Техасе, все мне твердят, что я им кого-то напоминаю.

– Вот как? – Сердце Шелби вдруг тяжело и гулко забилось. – И кого же?

– Не слушай ее, все это глупости, – беспомощно пробормотала Лидия.

– А вы не догадываетесь? – Катрина уперлась в Шелби жестким взглядом голубых глаз. Шелби вздрогнула. Она ничего еще не понимала, но чувствовала, что разгадка совсем близко. Еще мгновение – и она поймет.

– Ну что, ничего в голову не приходит? – Катрина закатила глаза и театрально вздохнула. – Ладно, терпеть не могу мелодрамы, так что давайте сразу перейдем к развязке. Я ваша сестра, Шелби. Сводная. Судья Коул – мой отец.