Она прекрасно понимала, что он привез ее на кладбище. Что через несколько минут или даже секунд он начнет закапывать ее живьем. Ее трясло. Нужно действовать. Но как?

Громкий скрежет и удар — похоже, открывается кузов грузовика. Вдруг гроб дернулся, шаркнул по полу — его выносили из грузовика.

Господи, помоги мне!

Может, позвать его? Умолять отпустить? Она знала, что это бесполезно, но надо что-то делать. Хоть что-нибудь.

Резкий стук.

— Эй, Никки, ты уже в сознании? — спросил выродок.

Она прикусила язык. Снова стук.

— Я знаю, что ты уже очнулась.

Нет… нет, ничего он не знает. И она ему не скажет, не издаст ни звука.

— Да чтоб тебя.

Гроб опять пришел в движение, и она расслышала приглушенный грохот колес, как у тележек в больницах. Они катились, катились по неровной почве… конечно, ее везли к яме, куда сбросят гроб, а потом закопают. Надо что-то делать!

Движение прекратилось.

Несомненно, он приехал к могиле. К ее могиле.

— Кто мог это сделать? — требовательно спросила Морисетт.

Рид, до смерти перепуганный из-за Никки, вспомнил, как уставился на окровавленный труп Лироя Шевалье. Они открыли гроб, и взгляду предстало голое израненное тело. Голову Шевалье едва не размозжили, на теле — десятки порезов, нанесенных острым ножом. Тут Рид понял, что Гробокопатель убил также Кэрол Лежиттель и ее детей. Двоих убил, одного тяжело ранил.

— Это сделал тот, кто люто его ненавидел. В припадке дикой ярости. Это не похоже на другие убийства, там смерть наступала не от серьезных ран… Нет, Шевалье забили до смерти, а потом изуродовали его тело. — Рид достаточно знал о серийных убийцах, чтобы понять, что Шевалье убил близкий ему человек, с которым он когда-то плохо обращался, который пылал ненавистью и жаждой мести. — Этот человек пришел в ярость от того, что Шевалье выпустили из тюрьмы, и теперь обвиняет в этом всех. Присяжных, судью и женщину, которая несколько лет назад чуть не провалила все дело, Никки Жилетт.

— И кто же это, елки-палки?

Буря чуть не сбивала с ног насквозь промокших полицейских, работавших на месте преступления, а Рид напряженно думал. Время уходит. Это чудовище где-то держит Никки.

— Кто-нибудь вроде Кена Стерна, брата Кэрол Лежиттель. Он ненавидел Шевалье, обещал убить его — а он бывший морской пехотинец и наверняка знал, как это сделать. Или вроде Стивена Лежиттеля, бывшего мужа и отца ее детей, которого оскорблял Шевалье, или Джоуи Лежиттеля, ее сына, который один остался в живых.

— Шевалье избил его и заставил сношаться с матерью, так? — Морисетт разглядывала раны. Она заметно содрогнулась при виде темно-красного запекшегося разреза на шее Шевалье.

Рид кивнул. Ледяные капли стекали за воротник.

— По словам Джоуи, да. А также с братом и сестрой. Эдакая садистская групповуха, и главным садистом был Шевалье.

— Он получил по заслугам, — буркнула Морисетт, отойдя от гроба. Команда Дайаны Мозес трудилась над местом преступления.

Клифф Зиберт закончил говорить по телефону.

— Я звонил в больницу. Шарлин Жилетт молчит. Она в шоке. Наш человек пытался побеседовать с нею, но она не может или не хочет произнести ни слова. Почти в кататонии. То, что она видела, чуть не свело ее с ума.

— Дерьмо. — Морисетт посмотрела на небо, щурясь от дождя.

Рид чувствовал, что жизнь Никки в его руках, но она медленно и необратимо уходит.

— А почему этого подонка похоронили одного? — спросила Морисетт, кивая на гроб.

— Опять же — не так, как других, — подумал вслух Рид. Секунды бежали, им овладевала паника. Куда, черт возьми, убийца дел Никки? — Пошлите по наряду на все городские кладбища, — велел он. Мозг лихорадочно работал. Он вспоминал суд двенадцатилетней давности. Холодный зал. Судья Рональд Жилетт величественно возвышается над участниками процесса. Присяжные увлеченно внимают обвинению. Где-то здесь разгадка… Убийца обманул его, сбил со следа, но он должен был… В небе сверкнула молния. И тут Рид понял. Словно сам Люцифер нашептал разгадку ему на ухо.

Вот в чем дело.

— Где похоронена Кэрол Лежиттель?

— Не знаю, — покачала головой Морисетт.

— Я знаю, — произнес Зиберт. — Я посмотрел в деле. Она с детьми лежит на кладбище Адаме — маленькое такое, на восток от города.

Этого Риду было достаточно.

— Поехали. — Он уже бежал под проливным дождем к «кадиллаку». — У нас мало времени.

Никки вся вспотела, сердце бешено колотилось. Надо найти способ выбраться отсюда. Толкать крышку бесполезно. Вот бы оружие… Что-нибудь, чем открыть гроб, но что? У нее ничего нет. Она голая.

Но ведь отец в одежде.

У нее едва не остановилось сердце. У Большого Рона должен быть заряженный пистолет, пристегнутый к лодыжке, если убийца не нашел его.

Никки воспряла духом. Добраться до пистолета, да еще быстро, казалось невозможным.

Но это единственный шанс.

И она его использует.

Снова послышались удары в крышку.

— Очнись, сука! — Голос звучал раздраженно. Он нервничает. Это хорошо.

Она скорее провалится в ад, чем издаст хотя бы звук. Скорее ее легкие истлеют, чем она доставит ему такое удовольствие.

Дышать было тяжело, двигаться тоже, и страх крепко держал ее в объятиях, но единственная возможность выбраться отсюда — взять отцовский пистолет. Хоть бы он был там, думала она, но знала, что это маловероятно. Конечно, Гробокопатель нашел его.

Но был микроскопический шанс, что в спешке он его проглядел. Надо попробовать.

Она с силой вжалась в тело отца, съежилась, чтобы освободить себе место, протиснуться ниже, согнув колени. Из его желудка вырвался слабый звук, и она вздрогнула, сердце молотом забилось в груди, к горлу подступила омерзительная тошнота. Она сползла вниз. Наверное, где-то на дюйм. Может, и меньше. Но шевелилась она с трудом и, когда протянула руку к его брючине, подбирая ткань, поняла, что шансов на спасение мало.

Бесконечно мало.

Ублюдок, подумала она. Проклятое животное.

Она добралась до голенища отцовского сапога. Это уже радует. Может, убийца решил, что ремень на лодыжке — элемент обуви.

Никки вытянула руку. Подальше. Болела каждая мышца, и кончиками пальцев она дотронулась до края кобуры.

Послышалось звяканье цепей, щелчок замка, звук какого-то моторчика. Ей показалось, что гроб сняли с носилок или тележки, на которой ее сюда привезли.

Вам!

— Эй, Никки! Ты меня слышишь? — Голос убийцы звучал глухо, но слова она отчетливо разбирала, и по коже вновь побежали мурашки. — Каково тебе спать с отцом? Неприятно, правда? И еще неприятно, когда приходится убивать всю свою семью, потому что они тебя предали!

Она не отвечала. Ей было плохо. Она представила Гробокопателя не жутким озабоченным людоедом, а тем, кем он был двенадцать лет назад, — неуклюжим нескладным подростком в зале суда, явно напуганным до смерти, с пепельно-серым лицом. Его мучил, заставлял делать жуткие вещи Лирой Шевалье. А суд принудил его рассказать об этом.

Слишком поздно она поняла, что убийцей был он. Он убил свою мать, брата и сестру. Он ранил себя, так умно подделал раны, что никто ничего не заподозрил, потом умудрился спрятать оружие и подставил Шевалье с помощью его собственной рабочей обуви. А сейчас он свихнулся. Съехал с катушек. Разумеется, из-за того, что его мучителя выпустили на свободу.

— Эй! Ты очнулась? Черт. Ты чуть не завалила все, глупая сучка. А твой папаша — какого хрена он не приговорил ублюдка к смерти? Какого?

Легкие горели. Она уже подумывала заговорить с ним, попытаться урезонить, но потом отчетливо вспомнила пленку с кошмарным отчаянным голосом Симоны — как та молила, плакала и выторговывала себе жизнь. Ну уж нет, Никки ему такого удовольствия не доставит. Болели плечи, все мышцы свело, но она сосредоточилась на том, чтобы извлечь пистолет из кобуры.

— Эй! Эй!

Снова удары. Дикие. Сумасшедшие. Он явно терял терпение. Гроб дернулся и упал.

Никки думала только о пистолете.

— Догадайся, что у меня с собой, Никки, — поддразнил он, и Никки похолодела. Она не могла себе представить. И не хотела. — Кое-что твое. И Симоны.

Только не Микадо. Только не Дженнингс!

Она чуть не заорала, захотелось выцарапать ему глаза.

— Тут у меня в кармане твои трусики, Никки. Я их взял у тебя в ящике. Ну ты и развратница… И Симона тоже…

Никки подумала, что ее сейчас стошнит.

— Ты слышишь? У меня они тут все. Маленькие подарки от всех жертв. Ты ведь знаешь, кто там с тобой, правда? Любимый папочка. Знаешь, что я взял у него?

Она и знать не хотела.

— Старые подтрусники. Похоже, куплены сто лет назад. Что скажешь?

Соси, вонючий кретин, подумала она, и страх смешался с яростью.

— Я обдумывал план годами… но не сделал бы этого, если бы Шевалье не выпустили. Но он вышел, и вот… горе всем вам, кто меня обидел.

Он что, давит на жалость? Смеется, что ли?

— Тебе понравилась кассета твоей подруги? — спросил он, и кожа Никки заледенела. — Ты ее слушала? Как она умоляла…

Никки хотелось наорать на него, но она придержала язык. Этого он и добивается.

— Они все умоляли. — Он подождал. — Ты жива там? — Он снова стукнул по гробу, звук эхом отразился внутри и врезался ей в мозг. — Эй, Никки!

Не слушай его. Не позволяй ему себя достать! Она все тянулась, пока не заныли мышцы и сухожилия. Пальцы нащупали что-то холодное и твердое. Маленький пистолет! На глазах выступили слезы. Если бы только взять его в руку!

— Да чтоб тебя.

Гроб опять куда-то двинулся.

На этот раз в яму, которую Никки не могла представить даже в самых ужасных кошмарах.

Рид до предела разогнал машину. Семьдесят миль в час, восемьдесят… девяносто. Зашипело радио, и он посчитал, что будет на кладбище меньше чем через пятнадцать минут.

Но успеет ли?

Господи, как он надеялся, что да.

При мысли о Никки, похороненной заживо, ледяной как смерть, по спине побежали мурашки. Он еще прибавил газу, свет фар прорезал завесу дождя и играл на мокрой дороге.

Только маньяк может так гнать в такую погоду.

Завывали сирены, сверкали сине-красные огни, полицейская машина поравнялась с ним и обогнала его.

За рулем сидела Морисетт.

— Давай лови его, Сильвия! — выкрикнул Рид. — Я за тобой.

Через несколько минут он увидел поворот на кладбище Адаме и притормозил. Какова вероятность, что она еще жива?

Рука соскользнула с пистолета, когда гроб двинулся и наклонился, медленно погружаясь в могилу. Нет! Нет! Только не заживо!

Задыхаясь, отчаянно нашаривая рукоять, Никки думала, как еще можно освободиться.

Никак.

Это очевидно.

Только бы удалось дотянуться до пистолета, прежде чем ее придавят шесть футов сырой земли. Вперед, Никки, не сдавайся. Хватай его, хватай, быстрее!

Сначала средний палец нащупал холодную сталь, потом и указательный. Сосредоточившись, она медленно вынула пистолет из кобуры.

Главное, был бы заряжен.

На крышку гроба упала земля.

Боже, пожалуйста, дай мне сил…

Она глотнула воздуха, но от этого только закружилась голова. Наплывала тьма. Ох, нет… нельзя терять сознание. Если она отключится, ей уже не очнуться. Она будет обречена.

По крышке опять застучали камешки и комья земли.

Стиснув зубы, она сдвинулась еще ниже, колени уперлись в крышку гроба. Сейчас… Осталось только взять рукоятку в ладонь.

Стук оглушал ее.

Ну же, Никки, хватай этот долбаный пистолет. Но мысли ворочались в голове медленно и невпопад. Не теряй сознание, Никки. Нельзя. Сейчас или никогда.

Сирены! Черт, придется работать быстрее. Как же Рид так быстро все вычислил? Блин, он слишком много времени потратил, чтобы добиться ответа от Никки! Супергерой посмотрел в темноту и сосредоточился. Сирены выли где-то далеко, но направлялись явно сюда. Надо быстро доделать работу и исчезнуть. По ту сторону ограды стояла другая машина. Ему нужно лишь перемахнуть через забор, пробежать по тропинке и перебраться через ручей.

Даже собаки его не найдут.

Но сначала надо закончить с этим. Осталось лишь несколько взмахов лопатой. Из микрофона почти ничего не доносилось, только какие-то шорохи, но это не значит, что Никки жива. И тем более в сознании. Звуки могут раздаваться из-за того, что гроб сотрясается.

Никакого удовлетворения.

Было как-то пусто.

Он так хотел, чтобы Никки Жилетт знала свою судьбу.

Она заслуживала того, чтобы осознать, что с ней случилось, что выхода нет, что она будет страдать, что ей не спастись. В отличие от него.

Но времени открыть крышку гроба не было.

Полиция приближалась. Он слышал сирены, видел фары, освещавшие ночное небо.

Поздно, Рид, подумал он, бросая последнюю лопату земли.

Глотнув спертого воздуха, Никки растопырила пальцы, взяла пистолетик в руку и направила ствол в крышку гроба. Может, пуля и не пройдет, срикошетит в нее или застрянет в земле.

Но других вариантов не было.

Думалось с трудом. Время и воздух заканчивались. Она задыхалась. Кашляла. Старалась думать логически.

Рид. Если бы еще раз увидеть Рида…

Скользкой от пота ледяной рукой она направила дуло вверх, положила палец на курок, глотнула остатки воздуха и процедила:

— Умри, скотина!

Боль.

Обжигающая боль пронзила ногу, а звук его оглушил. Что за черт? Супергерой посмотрел на ногу, увидел кровь и почувствовал жжение. Кто же его ранил? Теперь он уже видел фары. Копы близко. Надо сматываться.

Он побежал к задней ограде, но проклятая нога подвела. Стиснув зубы, он повернулся, споткнулся, упал. Черт.

Выли сирены, визжали шины, фары прорезали ночь.

— Черт!

Его загнали в угол.

Но не победили.

Он бросился в яму и затаился.

По кладбищу эхом пронесся звук выстрела.

Рид с оружием наготове выпрыгнул из машины.

Никки, пожалуйста, будь жива.

Он видел грузовик и свежую могилу, от влажной земли поднимался туман, дождь превратился в легкую изморось.

— Полиция! — заорал он. — Лежиттель, бросай оружие!

Он услышал за спиной шаги и приказы, которые отдавала Морисетт.

— Зиберт, вызови помощь! — крикнула она. — Рид, не делай глупостей.

Рид не слушал. Видя перед собой только разрытую могилу, он бросился вперед.

— Рид! — закричала Морисетт. — Нет! Стой! Мать твою!

Он знал, что рискует, но его это не останавливало. Жизнь уходила от Никки, и он должен сделать все возможное.

— Полиция! — снова закричал он, приближаясь к яме. Там было очень темно. Надо бы дождаться помощи, хотя бы фонаря, он не должен жертвовать собой и рисковать стать заложником, но времени думать о чем-то, кроме Никки, нет.

Он подбежал к яме и увидел затаившегося в углу Гробокопателя. Спрыгнул, и Джоуи вскочил на ноги. Блеснул нож.

Плечо пронзила боль.

Рид выстрелил, помня, что целиться надо не вниз, чтобы не попасть в Никки.

— Ублюдок, — зарычал он, когда Джоуи снова бросился на него.

— Ну, убей меня, — поддразнил тот, тяжело дыша и сверкая зубами. На нем была кровь. Рид ударил его пистолетом. Джоуи вскрикнул и ударил в ответ. Он оказался неожиданно сильным, с мощными мышцами. Темные глаза полыхали яростью. — Ты обещал! — завизжал он, когда Рид приставил пистолет к его голове и заломил руку за спину. — Лживый ублюдок, ты обещал вернуться и не пришел.

— Хватит, Джоуи. Все кончено.

— Убей меня.

— Еще чего, гаденыш ты эдакий. Руки за голову и…

Джоуи резко уклонился, и мокрая одежда выскользнула из пальцев Рида. Удерживая равновесие на здоровой ноге, он замахнулся ножом.

Прогремел выстрел. Тело Джоуи обмякло, и нож вылетел у него из рук.

— Я это переживу, — сказала Морисетт. — А теперь давай оттащим отсюда это дерьмище.

Рид уже стоял на коленях. Лихорадочно рыл руками землю.

— Никки! — закричал он. Это уже было. Он копал руками мокрую землю и что-то услышал — царапанье? кашель? — внутри гроба.

— Никки! Господи, Никки, держись. — Он яростно отбрасывал за спину землю. — Да помогите же мне! — Он нащупал твердое дерево, потом щепки и наконец дырку от пули, обездвижившей Джоуи Лежиттеля. В яму прыгнул другой полицейский. Вместе они отбросили землю, нашли микрофон и выдрали его, открыв доступ воздуху.

— Вытащите меня отсюда! — закричала она, ловя воздух ртом и кашляя. Он подумал, что это лучшие звуки, какие он когда-либо слышал. — Ради бога, Рид, вытащи меня, черт возьми!

В считаные минуты он убрал всю землю, открыл гроб, и Никки, с расширенными глазами, дрожащая, обезумевшая, голая, упала в его объятия. Она задыхалась, плакала, давилась кашлем и кричала.

Рид заглянул в гроб, и ему стало не по себе.

Второе тело принадлежало ее отцу, достопочтенному Рональду Жилетту.

Господи, какой ужас.

Набросив ей на плечи свое мокрое пальто, он понес Никки через грязь в свой «кадиллак». Как близко он был к тому, чтобы потерять ее. Чертовски близко.

Примечания