Проклятие, он даже не разозлился!
— А что, это мысль. Постоянно привлекать внимание к твоему прошлому.
Он с лукавой улыбкой бросил газету ей на колени.
— Но если в каждой колонке ты будешь упоминать наш брак, то даже самый непонятливый читатель догадается, кто ты.
Его добродушный юмор означал ее поражение. Фелисити уткнулась в свои бумаги.
— Я не настолько глупа, чтобы поступать подобным образом. — Тем более что Йена это нисколько не волнует.
— Слава Богу. — Он взял статью, над которой она работала, пробежал ее глазами и перестал улыбаться. — Как интересно, дорогая. Видимо, тебе не обязательно упоминать наш брак, чтобы донести свою точку зрения. Ты просто выбираешь такие слухи, которые соответствуют нашей ситуации.
Добродушный тон уступил место язвительному.
— Загадочная ссора Мерингтона с дядей? Последняя любовница Пелема, его несчастная жена не знает об отвратительном характере мужа? Очень умно. Никому в голову не придет, что все эти обвинения направлены в мой адрес. — Он с отвращением бросил лист на стол.
Наконец-то Йен отреагировал, но не так, как ей хотелось бы.
— Это не обвинения. Я, как всегда, пишу о том, о чем все говорят.
— Конечно, что ты написала о Мерингтоне и его дяде, случайное совпадение.
— Об этом говорит весь Лондон!
— А как насчет Пелема? — спросил он с презрением. — «Бесчувственное животное, он наслаждается тем, что насмехается над женой, заведя любовницу у нее под носом». Не говори, что это не про меня. Я слишком хорошо тебя знаю.
Несправедливый упрек причинил Фелисити боль. Она никогда не стала бы сравнивать Пелема с Йеном!
— Видимо, не так хорошо, как тебе кажется. Йен, это не про тебя!
— Но ты с удовольствием пишешь обо мне.
— Напрасно ты думаешь, что я пишу только о тебе! — Она встала и отошла от него как можно дальше. — Я даже не думала о нас, когда писала!
Он просверлил ее взглядом.
— Ты забываешь, что я эксперт по твоим колонкам. Ты никогда не высмеивала беспомощных и слабых, как сделала это с «несчастной женой» Пелема.
— Потому что она не несчастная, иначе я бы так не писала.
Он проигнорировал ее замечание.
— В твоих словах слишком много страсти, чтобы за этим не стояло личное отношение. «Бесчувственное животное»? «Насмехается над женой»? Как бывший шпион, я прекрасно разбираюсь в закодированных посланиях. Но ты и сама это знала, не так ли? Потому и написала. Была уверена, что я пойму, а другие — нет.
— Иногда ты бываешь просто самонадеянный осел! — Этот глупый человек не желает ее слушать, а она не в том настроении, чтобы с этим мириться. Она решительно пошла к двери. — Думай что хочешь. Теперь мне ясно, что я не единственная в нашей семье, кто делает поспешные выводы.
Он в два шага настиг ее и схватил за руку.
— Не станешь же ты утверждать, что выставила на посмешище Пелема и его жену ради них самих? Он тщеславный идиот, волочится за каждой юбкой, но… — Он осекся, и Фелисити почувствовала на себе его тяжелый взгляд. — Я слышал, твой отец строил ему дом?
Фелисити кивнула. Невыносимо тяжело было об этом вспоминать.
Йен сжал ее руку.
— На балу у леди Брумли Пелем что-то говорил о тебе, но я лишь пожал плечами, он обо всех молодых женщинах так говорит, однако… — Йен с раскаянием посмотрел ей в лицо. — Господи, он тебя обидел! Вот почему ты о нем написала!
— Ничего. Пустяки.
Она опустила голову, но Йен взял ее за подбородок и, приподняв лицо, увидел у нее в глазах слезы.
— Думаю, не пустяки.
Слезы градом покатились у нее по щекам. Потрясенный, Йен обнял ее, отвел к кровати и посадил на колени.
— Ну-ну, querida. — Он гладил ее по голове, по спине, по рукам. — Не плачь. Он больше не сможет тебе навредить.
— Я знаю. — Она вытерла слезы. Йен прижался губами к ее волосам.
— Что он сделал? Где был твой отец? Почему не защитил тебя?
— Папа не виноват. Он уходил с головой в работу и не замечал, что ко мне пристают мужчины.
Йен округлил глаза.
— Мужчины? Были и другие? Что они с тобой сделали? Как случилось, что ты…
— По правде говоря, ничего страшного не произошло. Папа брал меня с собой, когда ездил к заказчикам. Иногда… сам заказчик или кто-то из его сыновей пытались меня потискать или поцеловать. Вот и все.
— Всё? — Его глаза полыхнули огнем. — Скажи, кто тебя обижал, я клянусь…
— Уверяю тебя, дальше поцелуев не шло, — солгала она, увидев его внезапную ярость. — Ты же сам знаешь, я была девственницей.
— Не обязательно лишать девственности. Есть много других способов. Должно быть, Пелем был жесток, раз ты написала о нем. Просто так ты не станешь выпускать коготки.
Фелисити давно хотелось рассказать о своих обидах, а Йен застал ее в минуту слабости, и слова полились потоком:
— Он загнал меня в угол в библиотеке. Я пойма туда почитать. Папе в это время не нужна была моя помощь.
Фелисити вспомнила, как Пелем вошел, на губах похотливая улыбка, навалился на нее.
— Он меня поцеловал, я так удивилась, что не прореагировала, но когда он полез рукой в лиф, ударила его по щеке. — Это, конечно, его не остановило, он засмеялся и больно сдавил груди, но Йену она не стала рассказывать. — Вот и все.
— Полез в лиф. Черт его дери, я залезу ему в штаны и оторву яйца! А еще лучше — задушу!
— Нет! Йен, это было очень давно. Теперь это не имеет значения.
— Имеет! — Он пристально посмотрел на нее. — Я знаю Пелема. Пощечина его не остановит.
Она отвела глаза, не в силах повторить ложь.
— Querida, расскажи все, — взмолился он.
— Он прижал мою руку к своим штанам, а я… я так надавила, что он завопил. Прибежала его жена. Как раз в тот момент, когда он замахнулся на меня.
— Боже мой, — только и мог произнести Йен. — Ты еле спаслась.
Только сейчас Фелисити поняла, что все могло быть гораздо хуже. Пелем не лишил ее девственности, он даже не ударил ее, не успел. Но с тех пор, как это ни глупо, Фелисити стала с предубеждением относиться ко всем мужчинам высокого ранга.
— Представляю себе, какой скандал ему закатила жена, — хмыкнул Йен.
— Вообще-то она обвинила меня, — очень спокойно сказала Фелисити. — Леди Пелем отвела меня к отцу, заявила, что я распутница и что он должен меня выпороть.
— Вот сука! Она рассмеялась.
— Выбирай выражения!
— Зачем? Я для публики не пишу. — Он прижал ее к себе. — Ты была к ней слишком великодушна в своей колонке.
Колонка. Фелисити про нее и забыла.
— Обычно я не бываю желчной, даже когда пишу о папиных патронах, но мне нездоровилось.
— Я действительно «самонадеянный осел». Фелисити едва сдержала стон.
— Ты не осел.
— Осел. Ничуть не лучше Пелема. — Нет!
— Я целовал тебя против твоей воли, я домогался тебя у Уортингов…
— Ты не домогался! Не принуждал меня. Мне нравилось то, что ты делал. А Пелем унизил меня. Он был мне противен. Ты мог лишить меня девственности, но в последний момент остановился. И я поняла, что не все аристократы такие, как Пелем.
У него заблестели глаза.
— Но через неделю я тебя соблазнил. Она прижала палец к его губам.
— Не смей говорить о себе, как о Пелеме. Ты не взял меня силой, это был мой собственный выбор. И я о нем не жалею.
Йен наклонился к ней.
К собственному стыду, она не уклонилась от его поцелуя. Но почему она должна стыдиться? Ведь они муж и жена. Он ее муж, она его жена, в этом нет ничего плохого. Поцелуй полон восторга и нежности, он стер все мысли, кроме одной — об их последнем соитии.
Он сдвинул с ее плеч халат, и она обвила его шею руками.
— Моя милая, моя querida! — Он сжал двумя пальцами ее соски, и они затвердели. В жилах забурлила кровь.
«Любовь моя», — мысленно произнесла Фелисити.
Спустив рубашку так, что обнажилась грудь, он завладел ее губами. Фелисити прижала к себе его голову и покрыла ее поцелуями.
Дальше все пошло слишком быстро: он опрокинул ее на спину, лег на нее, погладил внутреннюю сторону бедер. Ее охватила паника. У нее месячные, они не могут, нельзя.
Она отчаянно ухватила его за кисть руки.
— Нет, Йен, нельзя.
— Не делай этого со мной опять, querida! — прорычал он, остановив на ней затравленный взгляд.
— Я не хочу, видит Бог, не хочу! Больше не хочу. Но… — Она густо покраснела. — Но я… у меня… о Боже, как стыдно. У меня сейчас месячные. Я не вышла к обеду, и тебе сказали, что мне нездоровится.
Услышав это, Йен застонал и уткнулся ей в плечо.
— Черт возьми, до чего же мне не везет!
— Извини. Я должна была тебя предупредить.
— Ничего, впереди у нас много ночей. — Он как ни в чем не бывало поцеловал ее в щечку. — Не так ли?
Она понимала, что Йен имеет в виду. Пора сделать их брак настоящим. Фелисити это поняла, когда он разозлился на ее колонку.
Значит, надо ему показать, что она любит его, несмотря ни на что.
— Да, впереди у нас много ночей. Уже через несколько дней мы сможем…
— Хватит, querida. — Он криво улыбнулся. — Умоляю, не говори о том, что мы будем делать через несколько дней. Несколько дней мне кажутся вечностью.
— Мне тоже, — сказала она, засмущавшись.
Он вздохнул и упал на кровать рядом с ней. Наступило молчание. Наконец он заговорил:
— Значит, ты еще не забеременела?
— Нет. К сожалению.
— Не о чем жалеть, у нас уйма времени.
Но почему он разочарован? Почему так торопится с наследником?
Он поднялся с постели.
— Пожалуй, я пойду, тебе надо отдохнуть. Она взяла его за руку.
— Останься. — Она погладила его длинные пальцы со шрамами.
— Остаться и не притрагиваться к тебе? Прости, querida, но когда последний раз мы делили постель, не занимаясь любовью, я от отчаяния напился. Не хочу, чтобы это повторилось.
— Не повторится. Я буду хорошей женой. Обещаю тебе.
Он потрепал ее по щеке.
— Спокойной ночи. Если к утру не передумаешь, мы пойдем навестим моих арендаторов, я вас познакомлю.
Она улыбнулась:
— С удовольствием.
Он ушел. Фелисити села за стол, перечитала статью. Такое впечатление, будто она дразнится и показывает язык. Как озорной мальчишка.
Впервые за долгие годы злость на Пелема уступила место глубокой жалости. Ведь он может овладеть женщиной только силой. Жене его тоже не позавидуешь. Не дай Бог жить с таким негодяем. И что бы ни написал лорд Икс, ситуация не изменится.
Поколебавшись, Фелисити взяла перо и вычеркнула все, что касалось Пелема и его жены.
Глава 22
Там, где не хватает слов, говорят дела.
Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 30 декабря 1820 года
Когда Йен покидал спальню Фелисити, из головы у него не шли ее слова: «Я буду хорошей женой. Обещаю тебе». Наконец-то он ее победил.
Но позднее, лежа в одинокой, холодной постели, он снова прокрутил в памяти ее слова, и у него шевельнулось дурное предчувствие. Она не сказала: «Я буду тебе хорошей женой, потому что хочу тебя». Она просто признала свой супружеский долг. Но долг — это одно, а желание — совсем другое.
На следующее утро он послал слугу сказать ей, что визит к арендаторам отменяется. Как он посмотрит ей в глаза? Она рассказала, что ей пришлось пережить в ранней юности, и теперь он оценивал собственные поступки под этим углом зрения.
Он обвинял себя во всех смертных грехах, в том числе и в высокомерии по отношению к ней, и он не решался попадаться ей на глаза.
Остается всего день до сочельника, послезавтра они возвращаются в Лондон. Что ему делать с Фелисити?
Он мерил шагами кабинет. Наконец остановился у окна, выглянул и вздрогнул, увидев Фелисити. Она стояла в саду и что-то чертила в блокноте. Что она задумала? Усовершенствовать сад? Или срыть его и сделать пруд? С его женушкой не соскучишься.
Он отвернулся от окна и обвел взглядом кабинет. Мебель красного дерева, бархатные шторы и старинная бронза придавали комнате мрачный вид. Йен ее ненавидел.
Этот массивный, уродливый стол! Сколько раз он сгибался над ним, когда отец охаживал его тростью! Порка бывала не более болезненной, чем в Итоне, но страдала гордость. Его порол человек, которому он всячески старался угодить. Йе« изо всех сил сдерживал слезы, протестуя таким образом против унижения. Однако для отца было необходимо унизить сына и таким образом подчинить своей воле.
Йен понял, что насилием ничего не добьешься, что главное — стратегия и манипуляции. Порка приводит только к ожесточению и дальнейшему сопротивлению.
Фелисити научила его кое-чему: кроме физического, есть другие способы насилия, столь же разрушительные. Она искренне плакала, когда жаловалась на него Саре. Панически боялась, что он заставит ее выйти за него замуж. После свадьбы «отказалась заниматься с ним любовью. „Если ты принудишь меня выйти за тебя замуж, тебе придется принуждать меня и ко всему остальному“. Он был настолько самонадеян, что пропустил эти ее слова мимо ушей.
Он вел себя, как Пелем, Фарингдон и прочие ублюдки. Стращал, пользовался силой, соблазнял. Лучше не вспоминать.
Он преуспел в том, чтобы заставить ее желать — как может желать женщина, чья гордость растоптана, чьи силы истощились в борьбе. Он победил, не уступив простому требованию — рассказать правду о своем прошлом.
Но это была пиррова победа.
В конце концов она узнает — не от него, так от кого-нибудь еще. Кто-нибудь проболтается, или дядя Эдгар расскажет по злобе. И она уйдет от него.
Он снова посмотрел в окно. Фелисити чувствует себя в его саду как дома. Он может привыкнуть к тому, что постоянно видит ее, и тогда особенно трудно будет пережить ее уход. Что пользы в победе над дядей, если ее здесь не будет? Или она останется и будет презирать его?
Нет, он должен поступить по совести. Вернуть ей то, что отнял у нее — гордость, независимость, свободу. Пока она не забеременела.
Даже если для этого ему придется вырвать сердце из груди.
— Добрый вечер, миледи, — приветствовал ее Спенсер, дворецкий, когда она вошла в столовую и заняла свое обычное место.
Миледи. При этом слове ей всегда хотелось оглянуться и найти какую-то элегантную особу, к которой обращаются.
— Его светлость прислал словечко, что сегодня он не будет обедать, миледи.
Ее кольнуло разочарование. Она нарядилась с особой тщательностью, поскольку собиралась сообщить Йену, что месячные кончились.
Дворецкий не уходил. Фелисити посмотрела на него.
— Но если вы хотите видеть господина, он у себя. Она обрадовалась.
— Это он велел так сказать?
— Нет, миледи, я просто подумал, что такая информация представляет для вас интерес.
Она опять приуныла.
— Да. Спасибо.
Он сделал знак подавать первое — консоме. Она смотрела в тарелку, но мысли ее были далеко. Йен не приходил по вечерам на обед уже три дня, даже слуги это заметили. Они наверняка заметили и то, что Йен ее избегает. Обещанный визит к арендаторам не состоялся. Он прислал словечко, что будет занят другими делами.
Она ненавидела эту фразу — «прислал словечко». Йен вечно «присылает ей словечко». Что не может пойти с ней в деревню. Что весь день будет разъезжать по делам. Что не придет к обеду. В чем она провинилась третьего дня вечером, что он ее избегает? Хотя бы объяснил.
— Миледи? — подал голос Спенсер. Она подняла глаза.
— Что-то не так с супом? Она не притронулась к еде.
— Нет, — ответила она и отодвинула стул. — Просто не хочется есть.
— Слушаюсь, миледи, — пробормотал он и поклонился.
Она резко встала, для поднятия духа выпила бокал вина и пошла к двери. Хватит с нее этой ерунды. За три дня в Честерли она видела Йена меньше, чем за один день незамужней жизни в Лондоне. На Йена не похоже дуться за то, что месячные не позволяют с ней переспать, так почему же он ее избегает?
Сейчас она это выяснит. Как ни печально, но они женаты, и если он собирается игнорировать жену в те дни, когда не может с ней спать, она этого не допустит.
Подойдя к спальне Йена, она с облегчением обнаружила, что дверь открыта. Йен, видимо, только что вышел из ванны. Волосы мокрые, шелковый халат подпоясан кушаком. Он стоял возле кровати и давал указания камердинеру, который укладывал чемодан.
— Куда ты едешь? — резко спросила она прямо с порога.
Камердинер удивленно посмотрел на нее, но Йен кивком указал ему на дверь, и тот, пройдя мимо Фелисити, скрылся в коридоре.
— В Лондон, — ответил он.
Сердце пропустило один удар. На подгибающихся ногах она вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
— Я думала, мы пробудем здесь до послезавтра. Он продолжал укладывать чемодан.
— Планы изменились. Ты же захочешь пойти на предновогодний бал к лорду Страттону, чтобы писать свою колонку? Значит, выезжать надо завтра утром. Я собирался сказать тебе вечером.
Ей нужна хоть одна ночь. Она села на кровать.
— Я… я пришла тебе сказать, что у меня кончились месячные.
Он даже не взглянул на нее. Что с ним случилось? Три дня назад он тотчас сел бы рядом.
— Йен, это значит, что у нас нет причин…
— Я знаю, что это значит. — Лицо его оставалось непроницаемым. — Это значит, что мы должны уехать в Лондон сегодня.
В полном замешательстве она спросила:
— Почему?
— Фелисити! — Голос Йена дрогнул, он выпрямился. — Мы едем в Лондон раньше времени еще и по другой причине.
Что он задумал?
— Я отправил записку нотариусу, назначил встречу на завтра. — Йен помедлил. — Этот нотариус специализируется на аннулировании браков.
Сердце Фелисити болезненно сжалось.
— Что ты хочешь этим сказать? Он посмотрел ей в глаза.
— Пора признать, что мы совершили ошибку.
Ошибку? Он хочет аннулировать брак? Да как он смеет!
— Почему? Потому что я так долго не пускала тебя в постель?
— Нет, конечно. Но из-за этого ты не забеременела. С точки зрения закона наш брак считается несостоявшимся. Надо этим воспользоваться и аннулировать его, пока не поздно.
— Я не хочу! Он вздохнул.
— О деньгах можешь не беспокоиться, я назначу такое содержание, что хватит и тебе, и твоим братьям.
— Черт побери, Йен, мне плевать на деньги. Я не хочу аннулирования, и ты тоже не хочешь!
— Не важно, чего я хочу. — Он посмотрел ей в глаза. — В своем стремлении найти жену я пренебрег моралью, совестью и, наконец, вежливостью. Шел напролом. Остановился на тебе. Когда ты мне отказала — соблазнил. Когда не хотела выходить за меня хотя бы для того, чтобы спасти свою репутацию, сделал так, чтобы ты не могла отказаться. И все потому, что хотел тебя.
Она собралась возразить, но он сделал ей знак помолчать.
— Теперь во мне проснулась совесть и я считаю единственно правильным решением аннулировать нашу пародию на брак.
А она-то собралась сегодня его соблазнить!
— Черт возьми, Йен, почему ты именно сейчас решил искупить свои грехи? — «Сейчас, когда я так тебя люблю!»
— Лучше поздно, чем никогда, ты не находишь?
— Нет, нет! Я не хочу, чтобы в тебе просыпалась совесть, если это означает конец нашего брака! Я вышла за тебя замуж не из-за твоей совести!
— Ты не хотела за меня выходить, я тебя заставил!
— Черта с два! Вспомни наш разговор в вестибюле церкви, ведь я могла повернуться и уйти! Этого было бы вполне достаточно. Но я этого не сделала! — Сказать ему почему? Может, он опомнится? Нельзя упускать последний шанс. — Я люблю тебя, Йен! Иначе не вышла бы за тебя замуж.
Йен ушам своим не верил. На лице отразилось замешательство.
Он отвернулся и взъерошил волосы.
— Не знаю, за что ты меня любишь.
— Не знаешь? — Она подошла к нему. — За то, ты щедр и терпелив с моими братьями. Зато, что готов внимательно выслушать меня в отличие от других мужчин, которые считают, что женщина может говорить только глупости. К слугам ты так же внимателен, как ко мне.
— Знала бы ты, как черна моя душа, бежала бы от меня без оглядки.
Так вот оно что! Значит, все дело в занозе, застрявшей у него в сердце.
Ну нет! Она слишком упорно за него боролась и слишком любит его, чтобы уйти. Со временем он откроет ей свою тайну, и она при этом должна быть рядом, а не жить отдельно от него где-то в Лондоне.
— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
— Вот как? Ты знала, что я все время тебе врал о причинах необходимости жениться?
— Зачем?
— Если в ближайшие два года у меня не появится наследник, то я потеряю Честерли и большую часть дохода. Я сохраню только титул. Не более того.
Фелисити ахнула:
— Не может быть! Наверняка твое имение отписано…
— Нет. Мой дед умер, когда отец был еще ребенком. Он, вступив в права наследования, заявил, что передаст его мне, когда я достигну зрелости и женюсь.
Он поджал губы.
— В завещании сказано, что я должен иметь наследника до того, как закончится мое тридцатилетие, иначе все достанется дяде.
— Твоему дяде! — ужаснулась Фелисити.
— Да. А ты знаешь, что он за человек. В прошлом месяце мне исполнилось двадцать девять, остается всего два года, чтобы произвести на свет наследника. Вот почему я так спешил со свадьбой, принудил тебя выйти за меня замуж.
— Причины более чем серьезные. Тебе не в чем себя винить.
— Я не должен был тебе лгать. Но боялся, что, узнав правду, ты мне откажешь, и вел себя самым недостойным образом.
— Каждый из нас в чем-то виноват. И у каждого на то свои причины. Но мы давно друг друга простили. По крайней мере это не может изменить моих чувств к тебе. И я не вижу причин для аннулирования брака.
Глаза его сверкнули.
— Ты плохо меня знаешь! На континенте я занимался шпионажем. Обманывал и предавал. Как положено шпиону.
Йен говорил горячо, с надрывом. Фелисити не знала, что и думать.
— Что бы ни говорил Веллингтон, я не сделал ничего, чем мог бы гордиться. Да, я добывал информацию, которую никому не удавалось получить. Благодаря цвету кожи и знанию иностранных языков проник в высшие слои наполеоновской армии в Испании. Ты и не представляешь, сколько французов и испанцев я предал.
— Но это были враги.
— Не все. Шпионаж — дело грязное. Он губит жизнь. Я сделал много такого, о чем до сих пор сожалею.
— У тебя доброе сердце, потому и сожалеешь. Вот за что я тебя и люблю.
— Ты не можешь любить такого, как я! Фелисити подошла к нему.
— Люблю! И готова это доказать!
Фелисити обняла его шею руками и поцеловала его.
Глава 23
Новый год обещает много заманчивых развлечений, среди них парад фейерверков в Воксхолле, выступление мистера и миссис Локсли, ежегодный бал у лорда Страттона, праздничный обед у его величества в Фрогмор-Лодж. Новогодняя ночь будет великолепной для всех слоев общества.
Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 30 декабря 1820 года
Ощутив губы жены на своих губах, Йен застыл как завороженный. Нельзя этого допустить, черт побери! Если они переспят, невозможно будет аннулировать брак!
Она вбила себе в голову, что любит его, только потому, что они занимались любовью. Он рассказал ей лишь часть правды, но если она узнает все, ее любовь уступит место ненависти и Фелисити покинет его навсегда.
Он никак не мог оторвать ее руки от своей шеи. А какие сладкие у нее губы! Роскошные груди так и просятся к нему в ладони.
Фелисити отстранилась от него.
— Йен, ты разучился целоваться?
— Нет, — хрипло ответил он, сгорая от страсти. — Я не хочу целоваться.
— Хочешь. Ты просто упрямишься, а я этого не потерплю. Давай займемся любовью.
— Нет. Я должен еще кое-что тебе сказать…
— Потом. Сначала я хочу получить удовольствие. Она прижалась к его возбужденному естеству.
— Я хочу тебя, Йен. Прямо сейчас.
— Нет!
— У тебя нет выбора. Ты вынуждаешь меня прибегнуть к тактике, которую я применила наутро после свадьбы.
Черт возьми! Он вспомнил, как Фелисити сняла панталоны и подняла ногу.
— Я не позволю!
— Тебе не удастся меня остановить, сам знаешь. — Она снова прижалась к нему. — Если не дашь мне раздеться, я применю твою тактику в то утро — стану рассказывать, что я сделаю с каждой частью твоего тела…
Она обвела жадным взглядом его подбородок, шею.
— Знаешь, где начинаются волосы на груди пониже горла? Я хочу с того места провести пальцем вниз, медленно, все ниже и ниже… Я проведу пальцами по этой дивной линии до живота, обведу пупок, может, поцелую его раз, другой. Буду целовать твой живот, все ниже и ниже, пока не доберусь сам знаешь до чего. — Она хотела еще что-то сказать, но он впился губами в ее губы и все мысли об аннулировании брака и угрызениях совести покинули его. Жена была в его объятиях, и он ее хотел.
Фелисити сочетала в себе чувственность куртизанки и девичью невинность. Ни один мужчина не мог бы ей противостоять. А о Йене и говорить нечего.
Когда она засунула руку ему под халат и стала развязывать тесемки на кальсонах, он снял с нее халат, а затем и все остальное, оставив рубашку и чулки. Панталон не оказалось. Это еще больше возбудило Йена.
Он дернул завязки рубашки, запутался и чертыхнулся. Поднял глаза и остановился, увидев что Фелисити встревожена.
Ведь они всего два раза занимались любовью после того, как он лишил ее девственности.
Он заставил себя успокоиться и вздохнул. Она заслуживает лучшего. Но остановиться Йен не мог, это было выше его сил.
Йен выпустил из рук рубашку и хрипло сказал:
— Сними сама. — Чтобы не было искушения сорвать ее и слишком быстро закончить дело.
Она покраснела, но кивнула. Отойдя на шаг, стала развязывать тугой узел. Йен еще не видел ее в этой рубашке, предназначенной для медового месяца. Из тончайшего шелка, который открывает больше, чем следует, но меньше, чем хотелось бы.
Темнеют соски там, где к ним прижата ткань, но остальная часть груди затенена. По-женски выпуклый животик не виден, зато темнеет треугольник волос между ног. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сорвать с нее эту двусмысленную штуку, дабы порадовать глаз видом голого тела.
Она взялась за подол, чтобы снять рубашку через голову.
— Нет, — сказал он. — Спускай ее. Медленно.
Их взгляды встретились. Тревога в ее глазах уступила место возбуждению. Она выполнила ее желание. Дюйм за дюймом открывалась женская плоть, и у него пересохло во рту.
— Брось ее на пол, — произнес он хрипло.
Она бросила. Йен застонал, впившись взглядом в темные завитки волос.
Она хотела снять подвязку чулка.
— Не надо, оставь. — Он поцеловал ее, подхватил на руки и поставил на кровать, так что она оказалась на несколько футов выше его.
— Йен, что ты собираешься…
— Ш-ш-ш. — Он погладил ее бедра. — Держись за стойку кровати, querida.
Она ухватилась за столбик, ее другую руку он положил себе на плечо, а на второе плечо закинул ее ногу. У нее округлились глаза.
— Йен?
— Помнишь, что я сказал тебе в то утро? — Он поцеловал ногу над подвязкой. — Что я хотел делать языком?
Она всхлипнула, когда он медленно провел языком по внутренней стороне бедра до темного треугольника волос.
— О Боже! — прошептала она, когда он нашел и поцеловал чувствительное местечко. — Ты же не хочешь… Это… О-о-о, Йен…
Это было ни с чем не сравнимое ощущение. «Только бы не потерять контроль над собой», — думал Йен.
— Да, да… Йен, — стонала она, — еще, еще, не останавливайся.
Фелисити содрогнулась и выкрикнула его имя.
— Я и представить себе не могла, что такое бывает.
— Я тоже. Оказывается, ублажать женщину — огромное удовольствие.
Она посмотрела вниз и округлила глаза:
— А как же ты?
Он замер. Можно было бы на этом закончить, тогда у них останется возможность аннулировать брак. Фелисити удовлетворена и не будет особенно возражать. А он попытается ее уговорить. Но она словно прочла его мысли.
— О нет, не надо. — Фелисити прижала его голову к себе.
В следующий момент он обнаружил, что она лежит на спине, он стоит на коленях между ее ног. Он вошел в нее.
— Господи, querida, какая ты теплая. — Теплая, тугая, немыслимая. Можно ли умереть от наслаждения? Если кто сможет это обеспечить, так это его любимая жена.
Фелисити обхватила его и всем телом подалась навстречу ему. Он хотел войти в нее так глубоко, как только возможно.
— Ты потеряла свой шанс на аннулирование брака, — предупредил Йен.
— Вот и хорошо. — Она запечатлела на его губах поцелуй.
Теперь она навеки принадлежит ему. Йен не верил своему счастью.
— Я люблю тебя, — стонала она, — люблю, люблю, люблю…
«Я тоже тебя люблю», — подумал Йен и выплеснул в нее семя.
Теперь придется рассказать ей все. Пусть знает, с кем связала свою жизнь. На что себя обрекла.
Но не сейчас. Эту ночь они проведут на вершине блаженства.
— Просыпайся, querida, давно пора.
Фелисити открыла один глаз, посмотрела на Йена и снова закрыла.
— Просыпайся же, мы отправляемся в Лондон. Забыла? Фелисити открыла глаза. Йен сидел на краю кровати, сложив руки на коленях. К сожалению, полностью одетый. Комната была залита светом, с этим придется что-то делать.
— Который час? — спросила она.
— Поддень.
— Господи, сколько же я проспала!
— Ничего удивительного, ведь ты всю ночь трудилась!.. Да, подумала Фелисити, охваченная радостью. Он сделал наследника, а ради этого стоило и потрудиться.
От приятных воспоминаний улыбка стала застенчивой.
— Ты тоже мало спал. Может, снова ляжешь в кровать? Он засмеялся.
— Как говорит лорд Икс, «не кроватью единой жив человек». Вставай, querida. Я надеюсь выехать в час.
— Так рано? — встревожилась она.
— Разве ты не хочешь провести несколько часов с братьями перед балом? И еще надо переодеться.
Она облегченно вздохнула.
— Такты не пойдешь к нотариусу аннулировать брак? Он отвел глаза.
— Думаю, теперь это невозможно. Где гарантия, что ты не забеременела? Ни один судья не поверит тебе на слою.