Теночтитлан, ноябрь 1520 года
      Его звали Гвидела; это был чернокожий раб Нарваеса, жизнерадостный весельчак, неутомимый говорун и сочинитель, несколько хвастливый и нагловатый. Потеряв хозяина, брошенного в тюрьму, он присягнул Кортесу в Веракрусе и сделал это столь оригинально и неподражаемо остроумно, что, по легенде, конкистадор наградил его золотой короной стоимостью более шестисот песо. «Если вы когда-нибудь повелите заковать меня, – ответил негр Кортесу, благодаря за подарок, – то пусть мои кандалы будут сделаны из этого металла». Но скоро балагур Гвидела заболел. Он заразился оспой и скоропостижно скончался в Семпоале. Эпидемия распространилась по всей Мексике с быстротой молнии. Болезнь охватила побережье в сентябре, а с октября поразила все города Центрального плато. Оспа, не слишком опасная для европейцев, была совершенно неизвестна в этих краях и несла аборигенам смерть. Скоро не осталось достаточно здоровых людей, чтобы хоронить умерших. Некому было выращивать маис, молоть муку и печь лепешки. В Теночтитлане трупы бросали в озеро, где они разлагались. Воздух отравляло невообразимое зловоние. Погибшие исчислялись десятками, если не сотнями тысяч. Правитель Мексики, преемник Мотекусомы, тлатоани Куитлагуак скончался от оспы 25 ноября. Брат Мотекусомы продержался у власти всего восемьдесят дней.
      Многие историки подчеркивали, что оспа стала неожиданным союзником испанцев. Это была первая из эпидемий, поражавших американский континент на протяжении XVI века. Но если рассмотреть воздействие поветрия в демографическом плане, то, как бы ни свирепствовала болезнь в 1520 году, за те три месяца, что продлилась эпидемия, она не могла нанести действительно непоправимый урон населению Мексики. Напротив, ускорив наследование трона Ацтекской империи, оспа сыграла против испанцев. Преемником Куитлагуака был избран юный восемнадцатилетний принц Куаугтемок. Этот двоюродный брат Мотекусомы являлся представителем самых непримиримых противников испанцев. Сам Куаугтемок был отнюдь не дитя невинное и ничуть не отличался от прочих правителей Возрождения, вершивших свои дела при помощи интриги и яда. Чтобы взойти на престол, он приказал умертвить всех сыновей Мотекусомы, способных оспаривать власть, в частности, любимца покойного императора, которого он сам провозгласил своим наследником, – Асупакачи. Новый правитель не боялся пролить кровь. Кортесу противостоял более опасный противник, чем мягкий и цивилизованный Мотекусома.

       Текскоко, апрель 1521 года
      Мехико-Теночтитлан был островом, значит, и брать его предстояло с воды. Кортес решил осадить столицу ацтеков, организовав морскую блокаду города. С этой целью он собрался подготовить в Тласкале, ставшей его тыловой базой, тринадцать десантных судов. Он попросил некоего Мартина Лопеса – корабельного плотника, которого он захватил с собой, – сконструировать бригантины, пригодные для действий под Мехико. В ход пошло все, что можно было снять в Веракрусе с затопленных кораблей. Вместо пакли использовалась сосновая смола. В столице тласкальтеков, превращенной в морскую верфь, вскоре появились заказанные тринадцать бригантин. Эти суденышки были без палубы, но имели по скамье на шесть гребцов по каждому борту и могли идти под парусом. Чтобы обеспечить хорошую маневренность на воде озера Мехико, их осадка не должна была превышать семидесяти сантиметров. Они достигали в длину около двенадцати метров и могли взять на борт двадцать пять человек. На носу отводилось место под небольшую пушку. Строительство судов было полностью завершено в Тласкале, и там же прошли испытания; река Зауапан послужила водным демонстрационным полигоном.
      Кортес заручился поддержкой важного города Текскоко на правом берегу озера Мехико. В течение марта и апреля 1521 года по серпантину горной дороги из Тласкалы в Текскоко, пересекающей сьерру, не прекращалось оживленное движение. Носильщики-тласкальтеки на гигантских носилках перенесли все тринадцать десантных судов для атаки столицы ацтеков с воды. Пока тласкальтеки занимались доставкой снаряжения, в Текскоко развернулись другие титанические работы: по распоряжению Кортеса там возводился искусственный порт, совмещавший в себе формы сухого дока и широкого канала для спуска на воду тринадцати судов.
      В течение всего этого времени войска Кортеса готовились к осаде Мехико, захватив постепенно все города по берегам залива. Сначала испанцы стали хозяевами восточного берега от Теотигуакана до Чалько, позже, после другой экспедиции, под их контроль перешли северный и западный берега. За города Ацкапоцалько и Тлакопан конкистадорам пришлось вести исключительно жестокие бои. По легенде, поднявшись на вершину высокой пирамиды Тлакопана, откуда открывался величественный вид на озеро, окружавшее столицу ацтеков, Кортес загрустил при мысли, что ему предстоит еще сражаться и жертвовать жизнями людей, чтобы стать хозяином этих мест. Говорили даже, что какой-то неизвестный поэт из солдат сочинил пьесу о конкисте, в которой на печали Кортеса перед главным штурмом делался особый акцент как на ключевом моменте драмы. В марте главнокомандующий удерживал всю южную часть бассейна Мехико, подумывая уже о привлечении на свою сторону людей Куаутнауака (Куэрнавака) и Оакстепека, чтобы исключить и малейшую вероятность нападения с тыла.
      28 апреля 1521 года Кортес решил, что подготовка к кампании завершена, и устроил смотр своим войскам. Его армия насчитывала теперь чуть более семисот солдат при восьмидесяти пяти лошадях, ста десяти арбалетах и пищалях, трех тяжелых пушках и пятнадцати легких полевых орудиях. Дела, несомненно, обстояли намного лучше, чем год назад после Ночи Печали. Кортесу удалось очень своевременно, хотя и самовольно заполучить нежданные подкрепления. Не зная ничего о судьбе Нарваеса, Веласкес направил с Кубы два корабля за новостями: один под командованием Педро Барба, второй – Родриго Морехон де Лобера. Оказавшимся в плену экипажам не оставалось иного выбора, кроме как присоединиться к войску Кортеса; их лошади и оружие стали военными трофеями. За октябрь и ноябрь прошедшего года гарнизон Веракруса завладел тремя кораблями с командами, лошадьми и вооружением. Эти корабли были неосторожно направлены туда ямайским губернатором Франсиско де Гарай, который с неизменным постоянством хотел заполучить себе фьеф на побережье Мексиканского залива. Все три его помощника были обработаны Кортесом по той же схеме устрашения. В феврале пришел корабль непосредственно из Кастилии. Он доставил Хулиана де Алдерете, назначенного Аудиенцией Санто-Доминго казначеем Его Величества. На корабле кроме солдат, оружия и продовольствия находился и францисканский монах отец Мелгарехо, чей дипломатический талант впоследствии сослужит Кортесу немалую службу. И наконец, в начале апреля в гавани Веракруса бросил якорь торговый корабль с Канарских островов, принадлежавший некоему Хуану де Бургосу. Нечего и говорить, что Кортес купил все – оружие, порох, тетиву для арбалетов и трех лошадей. А пассажиры пополнили ряды конкистадоров.
      Очевидно, что основу войск Кортеса составляли отряды индейских воинов. Главной победой главнокомандующего было то, что он сумел привлечь на свою сторону почти все прибрежные города. Часть жителей Текскоко и Тлакопана, правда, предпочли сохранить верность ацтекам из Теночтитлана. Но эти противники испанцев укрылись на острове Мехико, который конкистадоры окружили уже со всех сторон. Кортес мог рассчитывать на силы численностью от пятидесяти до ста пятидесяти тысяч человек, готовых прийти по первому зову. Приозерные города предоставили Кортесу также шесть тысяч пирог. Взятие Теночтитлана становилось, таким образом, индейской войной. Должно быть, агрессивность и алчность ацтеков были невыносимы, раз столько туземных городов предпочло вступить в союз с испанскими захватчиками.
      Незадолго до начала военных действий Кортес решил еще раз поразить умы. Он знал о ропоте недовольства как в испанском лагере, так и у науа. Некоторые хотели оспорить его власть и были готовы пойти даже на его физическое устранение. Следовало устрашить вождей зарождавшегося мятежа. От испанцев оппозицию возглавлял Антонио де Вильяфанья. Он был предан суду, приговорен к смерти и без промедления повешен в Текскоко. От индейцев во главе недовольных стоял Ксикотенкатль, юный тласкальтекский принц. Обладая пылким, кипучим характером, он был крайне высокомерен, что не прощалось в Центральной Америке, и настроил против себя всех других вождей Тласкалы. Его заподозрили в подготовке тайного союза с Куаугтемоком. Кортесу стало об этом известно, и индейца повесили также в Текскоко в присутствии всех туземных воинов. На всякий случай Кортес обзавелся личной охраной из шести солдат, которым мог полностью доверять, под командой своего друга Антонио де Квиньонеса. Охрана находилась при нем неотступно день и ночь. Близилась развязка решающей партии, и ненужному риску подвергать себя уже не хотелось.
      Ацтеки осознали, что окружены и брошены всеми союзниками. В Теночтитлане и Тлателолько собралось около трехсот тысяч воинов с женами и детьми. Они приготовились к последней схватке. Кортес не желал их гибели и неоднократно пытался завязать переговоры с Куаугтемоком. В середине апреля полномочные представители сторон встретились посреди озера; парламентеры говорили, стоя в лодках. Но Кортесу не удалось убедить Куаугтемока. Тот желал умереть с оружием в руках, как и его собратья, решившие защищаться до конца. Ацтеки сохранили мужество, но оставалась ли у них надежда?

       Вильялар, 23 апреля 1521 года
      В апреле 1521 года Карл V находился в Вормсе, где проходило заседание сейма – первого со дня его избрания императором. Управлять делами Германии оказалось ничуть не легче, чем испанскими. Многие рейнские дворяне пошли за Лютером, публицисты и памфлетисты-гуманисты подрывали устои политического устройства империи. Пока анабаптисты Мюнцера готовили радикальный переворот, в деревне разгоралось пламя крестьянской войны…
      Карл V наконец решился: хотя он втайне и мечтал еще о Бургундии Карла Смелого, он выбрал Испанию. Он вызвал в Вормс своего брата – молодого эрцгерцога Фердинанда, чтобы передать ему германское наследство: пять австрийских герцогств и все немецкие владения Габсбургов. Кроме всего, Карл устроил свадьбу брата с Анной, дочерью венгерского короля Людовика II, который, в свою очередь, женился на их сестре Марии. Затем он пригласил в Вормс уже отлученного от церкви Лютера, гарантировав тому неприкосновенность. Лютер дважды выступал на сейме по просьбе императора. 18 апреля он завершил свою длинную и блистательную речь следующими словами, сказанными с глубоким убеждением: «Мой разум и моя совесть во власти слова Господня. Я не могу и не хочу ни в чем отступать, ибо неразумно и непорядочно идти против своей совести». Карл V ответил: «Мы слышали вчера речь Лютера. Я больше не буду слушать его. Он может воспользоваться своей неприкосновенностью, но с нынешнего дня я считаю его отъявленным еретиком». Лютер поспешил покинуть Вормс. 26 мая Карл V подписал эдикт, по которому Лютер подвергался имперской опале.
      Кастильская фронда все чаще напоминала о себе. Комунерос взяли под свой контроль города; стратегия отказа от уплаты налогов истощала королевскую казну. Зима 1520 года выдалась суровой для сторонников короля, и настроения идальго разделились практически поровну между революционным переворотом и сохранением консервативного порядка. В стороне от движения оставалась одна лишь Андалусия, на которую пролилось дождем американское золото. Но в этот момент вмешалась Португалия. Дальновидный король Мануэль I решил прийти на помощь вице-королям и дал деньги на армию, которая должна была подавить восстание комунерос. Мятежники были вынуждены оставить Тордесильяс, а затем, 23 апреля, потерпели оглушительное поражение под Вильяларом. Вожди повстанцев были схвачены. Правосудие Карла V действовало без проволочек. Уже на следующий день Хуан де Падилья, Хуан Браво и Франсиско Мальдонадо были приговорены к смерти и немедленно казнены в присутствии кардинала Адриена Утрехтского. На Старую Кастилию обрушились безжалостные репрессии. Восстание было утоплено в крови. На следующий год Карл V смог вернуться в Испанию, над которой еще не рассеялся дым пожарищ.

       Мехико-Теночтитлан, июнь 1521 года
      Осада Теночтитлана началась 30 мая. В этот день Кортес приказал перекрыть подачу в город воды по акведуку Чапультепека. Водоснабжение осуществлялось по акведуку с двойной циркуляцией, обеспечивающей постоянную очистку. Вода поступала из родника у подножия холма Чапультепек к западу от города. Питьевой воды в Теночтитлане не хватало, и торговля водой находилась в руках крайне активной и влиятельной корпорации лодочников. Без воды Мехико ждали мучения и гибель, и тот, кто владел Чапультепеком, держал в руках ключи от столицы. Для ацтеков обстоятельства складывались самым худшим образом.
      Кортес разместил три стратегических гарнизона: один к западу, на тлакопанском шоссе, два других к югу – в Ицтапалапе и Койоакане, которые контролировали широкое прямое шоссе, ведущее в центр Мехико. Три испанских отряда должны были атаковать одновременно, стараясь прорваться в самое сердце столицы ацтеков. Некоторые исследователи отмечают, что Кортес упустил из виду северную дамбу, выводившую к Тепейакаку. Те, кто видит в этом тактическую ошибку, глубоко заблуждаются. Кортес намеренно оставил этот путь свободным, чтобы при штурме с южной стороны у ацтеков была возможность бежать на север. Он хотел тем самым избежать кровавой бани. Но индейцы и не помышляли о бегстве, затворившись в городских укреплениях. Ацтеки храбро защищали Ицтапалапу, но осадные суда доказали свою эффективность, хотя Кортесу с трудом удалось подыскать для них гребцов. Он желал, чтобы экипажи состояли исключительно из испанцев, но тут вдруг все его солдаты открыли у себя дворянское прошлое и с возмущением идальго отвергли недостойную работу галерного гребца! Десантные группы наступали одновременно с обоих флангов: такое расположение судов давало дополнительное преимущество. Дамба Ицтапалапы была перекрыта так, чтобы обеспечить достаточный проход для переброски части штурмовых отрядов и снаряжения с западного берега. Развертывание сил завершилось.
      Трижды испанцы врывались в город и доходили до центральной площади, но десантники не могли удержать захваченных позиций и откатывались назад. Одному отряду даже удалось подняться на вершину главного храма Темпло Майор, и, забыв про указания Кортеса, разгоряченные боем солдаты посбрасывали вниз индейских идолов и подожгли два соединенных друг с другом храма. «От этого с души воротило», – признавался впоследствии Кортес. Но, даже лишившись своих богов, ацтеки продолжали сражаться. Главный очаг сопротивления образовался на рынке Тлателолько, где были собраны остатки продовольствия и запасы оружия: луки, стрелы, шипы и духовые трубки, пращи, щиты и макиауитль– подобие палицы, утыканной обсидиановыми осколками, которые резали не хуже бритвы.
      30 июня Кортес вместе со всеми капитанами повел своих солдат на штурм рынка Тлателолько. Несомненно, ими двигало стремление стереть воспоминание о постыдном прошлогоднем поражении. Но и на этот раз ацтеки разрушили дамбы позади испанцев, и те снова оказались в ловушке. Хотя Ночь Печали и не повторилась, испанцы потерпели в этот день серьезную неудачу. Тяжелораненый Кортес был вынесен с поля боя телохранителями, которым удалось доставить его на дамбу Тлакопана. Испанцы потеряли более шестидесяти человек убитыми, какая-то часть попала в плен. Солдатам Кортеса довелось увидеть, как их товарищей приносили в жертву: вырывали сердце, отрубали голову и торжественно возлагали трофей на цопантли– алтарь черепов. Поражение 30 июня посеяло раздоры в лагере испанцев. Все обвиняли друг друга в допущенных ошибках; победа, которая казалась такой легкой и скорой, неожиданно отдалилась. Беспокойство усилилось, когда поступили вести о том, что восстали жители Малиналько и индейцы-матлацинка из сьерры и наступают в направлении южной части долины Мехико. Возникла реальная угроза оказаться зажатыми в клещи. Кортес послал два отряда под командованием Андреса де Тапиа и Гонсало де Сандоваля для ликвидации возникшей угрозы. Испанцы временно прекратили атаки, но город по-прежнему был в осадном кольце. Был сезон дождей, и все ночи напролет на Теночтитлан низвергались потоки тропического ливня. Ацтеки собирали, как могли, дождевую воду, и этот дар небес поддерживал маленький огонек надежды.

       Сантьяго-де-Куба, июнь 1521 года
      Местный судебный исполнитель Алонсо Зуасо подшивал в дело показания первых свидетелей на двухстах пятидесяти листах, и Веласкес радостно потирал руки. Стояла невыносимая жара, и самая легкая одежда липла к телу, но Зуасо не давал проветривать свою темную комнатку из опасения, что сквозняк унесет бумаги досье. Веласкес полагал, что уже взял реванш. Девять беглецов, уцелевших в Ночь Печали и великодушно отпущенных Кортесом на Кубу, согласились свидетельствовать против своего командира. Даже Андрес де Дуэро опустился до участия в этой нечистой игре. И аделантадо, которого к тому времени разнесло как бочку, ликовал. Его ненависть к Кортесу (которую в Кастилии с ним разделял Фонсека, богатейший епископ Бургоса, управлявший американскими колониями) давно перешагнула за пределы разумного и стала патологической. Он жил одной лишь надеждой повергнуть в прах завоевателя Мексики. Он грезил о мести день и ночь, думал и говорил только о ней. Веласкесу удалось добиться от королевского суда Санто-Доминго разрешения начать судебный процесс, и теперь он наслаждался опросом свидетелей, приходивших бросить свой камень: Кортес-де поощрял каннибализм, загребал себе все золото, дурно обращался с индейцами, присвоил корабли Нарваеса, а его самого ранил и бросил в тюрьму… Нашлось немало интересного и для инквизиции: Кортес позволял своим солдатам играть в азартные игры и богохульничать. Веласкес был уверен в своей победе и уже предвкушал тот момент, когда нанесет врагу последний неожиданный и смертельный удар. Не виделся ли уже ему Кортес в пламени костра?
      Аделантадо островов и земель Санта-Крус, Санта-Мария-де-лос-Ремедиос и Сан-Хуан-де-Улуа еще крепче уверовал в неотвратимость и силу грядущего удара после того, как узнал от Хуана Родригеса де Фонсека об отстранении Кортеса и назначении на его место марионетки Кристобаля де Тапиа, инспектора литеен Санто-Доминго. Для большей безопасности Фонсека жаловал алчному Франсиско де Гараю право колонизировать все земли, лежащие между Флоридой и Веракрусом, при том что Тапиа должен был договориться с ямайским губернатором о проведении границ. Все обещало Кортесу большие неприятности.
      6 июля Зуасо приказал приостановить опрос свидетелей, который и так затянулся, «поскольку все они говорили одно и то же». Ученый юрист вышел пройтись по набережным Сантьяго. Он не смог сдержать улыбки, вспомнив, как Кортес в бытность свою алькальдом Баракоа ввел в герб города крокодила.

       Мехико-Теночтитлан, 13 августа 1521 года
      В виду того что ацтеки не желали оставлять свою столицу, Кортес приказал перекрыть северную дамбу, которая вела из Тлателолько в Тепейякак, там, где позднее будет возведен храм Божьей Матери Гваделупской. Все сухопутные и водные пути были перекрыты. Осадные суда тотчас перехватывали все каноэ, как только те осмеливались высунуться из блокированной гавани. В городе начался голод. Но еще раньше ацтеки стали умирать от жажды. Лишенные пресной воды, они пили соленую воду лагуны, которая и прежде никуда не годилась, а теперь, когда в ней плавали разлагавшиеся трупы, можно себе представить, какая складывалась в городе санитарная обстановка. Дизентерия и лихорадка собирали свою жатву.
      В конце июля тиски сжимались все сильнее. Участились атаки испанцев, проникавших в самый центр города. 24 июля был подожжен дворец Куаугтемока; огонь перекинулся на соседние дома. Войска Кортеса захватили уже три четверти столицы. Но Тлателолько продолжал обороняться; этот город-спутник Мехико, построенный на соседнем островке, стал последним очагом сопротивления. Но сил сдерживать натиск испанцев и их союзников-индейцев уже не было. 30 июля после яростного сражения пал храм Тлателолько. Бой переместился к огромной рыночной площади, которая когда-то так восхитила конкистадоров. Здесь собрались все уцелевшие ацтеки и их союзники: мужчины, женщины, дети и старики; воины с неукротимым мужеством превратили площадь в укрепленный лагерь и готовились к отражению новых атак. Но Кортес не решился продолжать штурм, не желая резни. Более недели он настойчиво предлагал начать переговоры о сдаче. Куаугтемок не менее упорно отвечал отказом. За каждой новой стычкой следовало предложение сложить оружие, на которое осажденные всегда отвечали отказом.
      Ацтеки решили умереть. Положение было безнадежным, и молодой правитель Куаугтемок, сторонник «войны до победного конца», попытался бежать на пироге. Во вторник вечером 13 августа 1521 года под громовые раскаты сильной грозы, разразившейся над озером, лодка тлатоани была перехвачена осадным судном; испанцы принудили к сдаче малочисленную команду пироги. Вместе с Куаугтемоком в ней находились все правители городов Тройственного союза: Коанакоч, правитель-диссидент Текскоко и Тлетлепанкецаля, правитель Тлакопана. Капитан судна Гарсия Холгуин сдал пленных Сандовалю, который, в свою очередь, доставил их Кортесу. Тот встретил Куаугтемока с полагающимися правителю почестями, но тлатоани мучил стыд, ведь он бежал, хотя и обещал своему народу умереть вместе с ним. По легенде, он выхватил у Кортеса кинжал, висевший у пояса, и попытался заколоться. Кортес помешал ему свести счеты с жизнью. Он вывел правителя ацтеков на крышу одного из зданий и там, возвышаясь над грудой дымящихся развалин, которой стала гигантская столица ацтеков, Куаугтемок призвал своих воинов прекратить сопротивление. Это был патетический момент. Переворачивалась страница истории: науа, наследники трехтысячелетней культуры, теряли власть над Мексикой.
      Потери ацтеков были катастрофическими. Во всех текстах приводится цифра в почти сто тысяч убитых, пропавших без вести и умерших от голода и эпидемий, вызванных осадой. Сражение за Теночтитлан было не войной, а скорее самоубийством. Самоубийством народа, который подобно тайнос из Санто-Доминго предпочел расстаться с жизнью, чем со свободой, но в случае ацтеков еще и с властью, величие и престиж которой они поддерживали тридцать веков.
      Падение Теночтитлана – безусловно, не самый светлый эпизод в истории Мексики. Кто мог бы сомневаться в том, что за победой испанцев и их союзников последует череда жестокостей, насилий и сведений старых счетов? Кортес не мог помешать разграблению города солдатней, опьяневшей от победы. Испанцы были одержимы только одной целью: отыскать золото, потерянное в Ночь Печали 30 июня 1520 года. Королевский казначей Хулиан де Альдерете занялся обращением пленных ацтекских воинов в рабов. Их относили к боевым трофеям, поэтому раскаленным железом клеймили гербом Карла V. Кортес предвидел такой исход, но даже его поразила свирепость солдат. Молодые ацтекские женщины заплатили тяжелую дань победителям, жаждущим отдыха и наслаждений.
      17 июля Кортес обосновался в Койоакане в южной части большой лагуны. Теночтитлан походил на огромный крематорий, где сжигали полуразложившиеся трупы. Никто не мог укрыться от тошнотворного запаха. Бойня в Теночтитлане явила собой картину такого опустошения, умолчать о котором не сумел ни один хронист. Но кто смог бы рассказать о страдании народа, его униженной гордости, низвергнутых богах? Мир индейцев Центральной Америки рухнул. Сановники бывшей империи пожаловались Кортесу на солдат, похитивших их жен. Тот обещал возвратить их, по крайней мере позволить тем, кто захочет, вернуться к своим очагам. Но, как сообщает Диас дель Кастильо, только три пожелали вернуться к прежним мужьям.
      Перед Кортесом стояли другие, более существенные проблемы. Предстояло делить добычу и переходить на язык золота. Все свидетельства сходятся в том, что трофеи были невелики. Дни и ночи испанцы неутомимо искали прежнюю казну Мотекусомы, все те золотые слитки, отлитые Кортесом для уплаты королевской квинты. На это золото и рассчитывали теперь конкистадоры. Они уже видели себя богачами, а теперь золото ускользало из их рук, подобно чудесному сну, тающему с пробуждением. Ныряли на дно озера, копались в руинах дворцов, храмов, правительственных зданий и частных домов; опрашивали, допрашивали, пытали. Золото Мотекусомы исчезло без следа. В войске начался ропот, Кортеса обвиняли в неспособности выполнить данные обещания. Налоговые агенты во главе с Альдерете жаловались на скромные размеры королевской квинты.
      Мало-помалу умами завладела мысль, что это Куаугтемок спрятал золото Мотекусомы, а значит, должен был знать, где находится тайник. Кортес согласился подвергнуть пытке последнего ацтекского тлатоани и одного из его приближенных – важного сановника из Тлакопана. Испанцы надеялись вырвать секрет, поливая ноги несчастных кипящим маслом. Но ни один из них не заговорил. По версии Гомара, товарищ Куаугтемока умер под пытками. По словам Диаса дель Кастильо, тот указал какое-то место наугад, лишь бы избежать мучений. Освободившись, он признался Альварадо, что солгал, и взбешенные испанцы убили его. Как бы то ни было, но пытку Куаугтемока остановил сам Кортес.
      Проблему исчезнувшего золота Мотекусомы надо было как-то решать. Солдаты были разочарованы и возмущены. Образовался заговор, просуществовавший целый месяц. Каждое утро Кортес находил на стенах своего дома в Койоакане оскорбительные надписи и рисунки. Ему потребовался месяц, чтобы вернуть ситуацию под свой контроль. Золото его не интересовало, его мыслями владела колонизация Мексики. С помощью Малинцин конкистадор добыл несколько пиктографических ацтекских манускриптов, оказавшихся учетными ведомостями налоговых поступлений из провинций. С помощью этих документов Кортес в конце концов убедил своих людей в том, что настоящие сокровища ацтеков сокрыты не в Теночтитлане, а в провинциях, и отправил их всех в глубь страны. Кортес победил в крови и страданиях. События разворачивались не так, как ему представлялось, но цель была достигнута: он стал хозяином Мексики и мог приступить к осуществлению своих планов.

       Вальядолид, 15 октября 1522 года
      Фонсека позеленел от злости. Он чувствовал, что проигрывает партию. Он, любимец Изабеллы Католички, с 1492 года ведавший делами Индий, переживший все политические перевороты, все смены союзов и коалиций, все интриги двора, происшедшие за эти тридцать лет. Епископ понял, что молодой король-фламандец принесет его в жертву. В большой зале, увешанной тяжелыми гобеленами, канцлер Меркурино Гаттинара изучал дело Кортеса. По просьбе Карла V он принял представителей обеих группировок. Посланцы Веласкеса сменялись сторонниками Кортеса. Фонсека догадался, что ветер вот-вот переменится. Его злейший враг одержит победу.
      Не исключено, что ненависть к Кортесу архидьякона Севильи, ставшего епископом Бургоса, объяснялась всего лишь обратным эффектом: его неистовство было не более чем отражением того глубокого презрения, которое демонстрировал ему завоеватель Мексики. Фонсека всегда не любил Кортеса за непокорность, независимость и неуправляемость. Эрнан действительно никогда не играл в послушного вассала и, как солдат с передовой, не питал ни малейшего уважения к придворным шаркунам. Надо также заметить, что Фонсека столкнулся с сильным противником, поскольку все удары, направленные против Кортеса, были отражены. Все, включая и тот, что пытался нанести бедный Кристобаль де Тапиа, который в декабре 1521 года был вынужден возвратиться восвояси в весьма плачевном состоянии, после того как его выпроводили из Веракруса брат Мелкарехо и капитаны Сандоваль и Альварадо. Кортес действовал очень профессионально. Он знал Кристобаля де Тапиа еще по Санто-Доминго: по смерти фактора Эрнандо Кортеса де Монрой тот завладел его гасьендой. Индии оставались своего рода большим семейным бизнесом. Кортес хорошо понимал психологию этой личности. Люди Эрнана объяснили – весьма доходчиво – юридическую необоснованность его притязаний на власть и выкупили у него за золото все снаряжение и лошадей! Тапиа отбыл с легким сердцем.
      Чтобы противостоять проискам Фонсеки, Кортес мобилизовал в Кастилии лучших адвокатов, каких только можно было найти: своего отца Мартина и трех кузенов – Франсиско Нуньеса, Родриго де Паса и Франсиско де лас Касаса. Мартин Кортес сумел расположить к сыну могущественного герцога Бехарского, и в самый разгар восстания комунерос вел игру с фламандскими советниками, крепко обложенными в Кастилии. В январе 1522 года Мартин Кортес с племянниками был принят регентом Адриеном Утрехтским в Витории. По причудливому повороту истории Адриен был избран папой 9 января, и визит Мартина Кортеса приобрел двойное значение: прийдя на встречу с регентом, он был принят регентом и папой одновременно. Беседа велась на латыни. Мартин умел находить нужные слова и аргументы. Адриен Утрехтский, который станет Адрианом VI, принял сторону Эрнана. Уполномоченные Кортеса завязали также тесный союз с Карлом Пупе, сеньором Ля Шоли, которая в испанских текстах встречается как Ласао или Лахао. Этот влиятельный советник Карла V стал ценным звеном в цепи коалиции противников Фонсеки. Именно он склонил комиссию Гатгинары вынести вердикт в пользу Кортеса.
      Карл V принял решение вернуться из Германии. Он высадился в Сантандере 16 июля 1522 года и 26 августа вступил в Вальядолид. Ему предстояло устранить две внутренние проблемы, имевшие государственное значение, а именно подавить восстание комунерос и определить статус Мексики. Одна задача влияла на другую. Король занялся обеими сразу. Он обрушил жестокие репрессии против вождей движения комунидадес. По его приказу были повешены семь депутатов в Медине-дель-Кампо и под лозунгом «всеобщего прощения» составлен список трехсот приговоренных к изгнанию, чье имущество подлежало конфискации! Одновременно он поручил Гаттинаре образовать комиссию для урегулирования разногласий между Кортесом и Веласкесом. Но вопрос, естественно, заключался не в примирении двух людей. Дело имело политический характер, и затрагивалась проблема управления всеми американскими колониями. Кортес творил Историю, направляя ее ход.