И тогда хозяин: «Позовите доктора, скорее „скорую помощь“, никаких смертей в моем заведении, давайте же, ну», но никто не в состоянии позвонить, так все хохочут, и клиенты и персонал, они согнулись пополам, ну а дама говорит: «Он наклоняется! Вы что, не видите, он наклоняется!», и чем сильнее он наклоняется, тем сильнее смех и тем больше сбегается собак, у них настоящее свидание, дама: «Эй вы, собаки, хватит, вы что, не видите, он наклоняется! говорю вам, он наклоняется» а потом — вот, мсье издает невообразимое рро, кость вылетает изо рта, и он опять усаживается в кресле. (Пауза) «Я возвращаюсь издалека», — говорит он. «Барабульки не для тебя, ты не видишь костей», — говорит дама. Во всем ресторане принимаются рассказывать истории о костях и глотке, всеобщее веселье, персонал больше не в состоянии обслуживать, из блюд выливается соус, «Друг мой, неужели нельзя повнимательнее», но все без толку. Хозяин вне себя: «Спокойствие, спокойствие», но все без толку. И тут господин хочет вновь приняться за барабульку. Дама воет: «Ты оставишь эту барабульку в покое! Отберите у него рыбу!» (Пауза) Хозяин забирает рыбу. На этом все заканчивается. Так вот. (Iауза) Бол, 25 июля 1948 г.

М: О ля ля.

Б: О ля ля.

А, серьезно: Да, да. (Пауза) Ну, а что бы вы сделали, а?

М, решительно: я, ничего.

Б, так же:?ми срау срау.

А: Ну что ж, вот что я делаю: я жду, пока это произойдет. Если я остановлюсь на середине, все начинается сначала, и на всю ночь…

Б идет к А: Юми каламба батана.

А: Нет, совсем не одно и то же. У меня это не постоянно, и потом, все основывается на пережитом.

М, раздосадованно: Она не устает твердить вам, что это одно и то же… в конце концов… ей говорят, что нет, а она все равно начинает сначала… в конце концов… вам нужно примириться… в конечном счете…

Б принимает сокрушенный вид и удаляется. А присоединяется к ней.

А: В самом деле; скажите: откуда вы знаете, а, что вас посещает (жест) именно шага? а не, скажем, греческий?

Б, светским тоном, на шаге: Хагано хагано.

А, обращаясь к М: Она знает. (Пауза) А откуда берется этот странный язык, а?

Б идут к бидону, ставит на него левую ногу и показывает на нее.

А, объясняет М: Из ее левой ноги. Это поднимается из глубин.

М, обращаясь к А: Чего?

А, обращаясь к Б: Глубин чего?

Б объясняет: Иту Калай.

А: Из Глубин Истории.

М, низким голосом, неожиданно: Надо же!!… (Пауза) Она в этом уверена?

Б: Салютно.

А: Она уверена.

М: Надо же!!!

А, обращаясь к М, спокойно: Почему? Как это обычно происходит?

М: Обычно это не происходит. Но если уж происходит, это интересно.

А, раздосадованно: Вот оно что.

М: Вы не находите?

А: Нет. Я не нахожу.

М: Вот как. (Пауза) Мне кажется, было сделано усилие.

А: Полный ноль.

Б, огорченно: о-о-о…

А, таким же светским тоном, как и Б, неожиданно, одним махом: О-о-о… Как и почему — это вовсе не означает, что все поднимается через ее левую ногу из глубин Истории. Это означает совсем другое. То, что это поднимается через ее левую ногу из глубин Истории, означает лишь одно, то, что это поднимается через ее левую ногу из глубин истории, и ничего больше.

Б сетует, светский тон: Ойо ойо ойо (вы преувеличиваете, дорогая).

А, раздраженная, почему-то делает поворот на 360 градусов: И все же жаль, что вы больше не в состоянии произнести ни единой фразы по-французски!

… В конце концов, это так!

Б, так же: Кончено! Кончено!

А и М смотрят на Б, которая удаляется походкой манекенщицы.

М: Что?

Б повторяет, всем тем же светским тоном: Кончено, кончено.

А, так же: Кончено, кончено — вот единственное, что осталось в ее лексиконе от ФРАНЦУЗСКОГО. Вы что-нибудь понимаете. Мсье?

Короткое молчание. Размышления.

М: Кончено, кончено. Куда она хочет с этим прийти?

Б, так же: Юми нима химба!

М: Что она говорит?

А, одним махом: В своем скотском существовании я никогда ничего не выбирала, но если бы представился такой случай, из различных возможностей я бы обратила внимание именно на шагу, которая имеет то преимущество, что НЕ ВЕДЕТ НИ К ЧЕМУ и сеет НЕРАЗБЕРИХУ.

Б соглашается: Юпи ашага!

А, обращаясь к М: Она может рассказывать всякие истории, преувеличивать…

М, не удивленный: Так я и думал!

А: Я тоже!

Б: Хатина сенанг.

А, обращаясь к М: У нее все прекрасно.

М, вежливо: Тем лучше, тем лучше.

Оставлен светский тон. Переход к разговорным интонациям, смешкам. Все это было игрой.

А, обращаясь к М: Что вы думаете?

М: О чем?

А показыает на Б: О моей приятельнице.

М неожиданно смеется, с парижским акцентом: Она мне нравится, да, она мне нравится.

Б тоже смеется: Ах ах ах ах.

Все трое смеются. Возвращение к светскому тону.

А, обращаясь к М: Стоит только подумать о ее прежнем словарном запасе, о-ля-ля.

М: Да?

А: Он был очень ограниченным. Очень. (Обращаясь к Б, не переставая смеяться) Не так ли?

Б, весело: Окоа (О да).

А, обращаясь к Б: С этой точки зрения, никаких сожалений, не так ли?

Б, весело: Окоа, окоа (Да, да).

А, обращаясь к Б: Мои поздравления, дорогая подруга…

Б, весело: Срау, срау (??)

М: Словарный запас этой птицы поначалу тоже был очень ограничен…

А, пронзительно и бестолково, как и каждый раз, когда речь заходит о птице: Не понимаю, почему вы все время говорите об этой птице, мсье. Не понимаю, почему он все время говорит об этой птице.

М: Об этой несуществующей птице.

А, светским тоном: В конце концов, так или иначе я всегда мало что понимала. (Обращаясь к Б) Вы это заметили?

Б восхищенно модулирует: Окоа, окоа.

А, успокоившись, светским тоном, но довольная: Да? Что ж, видите ли, мне это ДОСТАВЛЯЕТ УДОВОЛЬСТВИЕ… надо вам сообщить, что в салонах мы, она и я… (она смеется) мы были особенно ЖАЛКИ…

Они смеются.

М: Алло, алло, это я. Вот и все.

А, пронзительно-бестолково: Почему вы все время говорите о птице, мсье?

Б, так же, обращаясь к А: Манук, манук, натаган, ману, манук!

А, так же: Мы с ней не понимаем, почему вы все время говорите об этой птице, мсье!

Короткое молчание

М, оторопевший: Я тоже. Это лезет из меня, и я не знаю, почему.

А направляется к М. Значительно.

А, размышляет: Может быть, наших способностей хватает только на то, чтобы пытаться понять, а не на то, чтобы понимать, почему и почему?

М: Может быть, и так.

А: Только на вопрос, а не на ответ? (Пауза) Что вы об этом думаете?

М, после паузы: Я думаю, что это не хуже.

А, после паузы:…что…?

М: И даже наоборот. Вы не находите?

А погружается в глубокие размышления, чтобы попытаться понять то, что сказал М. М тоже.

Б, смешная и раздраженная: Бер жага паги бер жага паги.

Они ее не слышат.

Б повторяет так же: Бер жага паги бер жага паги.

М: Что она сказала?

А, продолжая размышлять: «Сегодня утром, проснувшись», «Сегодня утром, проснувшись».

М, раздраженно: Какая ерунда!.. Почему она это говорит? Что происходит?

А, естественным тоном: Значит, она не понимает. (Пауза) Потому что, если бы она говорила: «Я не понимаю», ее бы не поняли. Понимаете?

М: Нет.

Никого это не беспокоит. Переходят к другой теме. Б тянет А за собой. Внезапный диалог между А и Б, который не переводится. Б показывает на что-то в зале.

Б, обращаясь к A, как ни в чем не бывало: Юми кабайе срау, срау (?)

А, смеется: Правда?

Б, смеется, показывая все туда же: Окоа юми (?)

Б хохочет. М оказывается устранен из их разговора. Ему бы очень хотелось понять.

А смеется: Нет, нет, я в это не верю, это невозможно… нет…

Б, тоже смеется: Окоа окоа (уверяю вас, это тк).

М: Что происходит?

А, опять смеется: Это непереводимо.

М смеется так, словно смех вызывает само слово «непереводимо», это выглядит очень глупо.

М: Непереводимо!.. Непереводимо!.. (Он смеется, затем пытается их «догнать») Еще одно предположение: если бы вы могли выбирать, какое выражение оставили бы вы из французского языка?

А и Б смеются, словно им известен ответ. М внезапно тоже начинает смеяться, словно он угадал его. Затем А пересекает сцену своей некрасивой, тяжелой походкой, и направляется к Б:

А, обращаясь к Б, ледяным тоном: На самом деле, если рассуждать логически, вместо того, чтобы по-идиотски смеяться, вам следовало бы ответить, что вы не знаете.

Б, обиженно, ледяным тоном: О, о, о, о.

Б пересекает сцену, на ходу подбирает бидон, обнаруживает в себе музыкальные способности и принимается наигрывать, стуча по нему; довольно продолжительная сцена. А и М смотрят на нее с беспокойством и любопытством.

Б напевает на мотив камбоджийской песенки: Алло, алло, это йа.

М тут же подходит к Б: Да, да. У него спрашивали: «Кто это, я?» Он говорил: «Йа». Умолкал. Направлялся в сад. Начинал сначала: «Алло, алло, это йа», Его ни о чем не спрашивали: спустя какой-то миг он отвечал: «Йа, йа».

Б, гнусаво, с гримасами: Йа, йа.

М, радостно: Да, да.

Б, взрыв радости: Йа, йа… Юми прей ноа срау!

Б подпрыгивает от радости. Необъяснимое веселье. Затем она успокаивается. А и М терпеливо ждут, пока пройдет веселье.

А, обращаясь к М, мрачно: Она говорит, что очень, очень довольна.

М, раздраженно: Почему она все время об этом говорит?

А, обращаясь к Б, очень раздраженно: Верно. Почему вы все время об этом говорите?

Б, покаянно: Ноа срау юми.

А, успокоившись: Потому что она полагает, что мы не поняли, до какой степени она была довольна.

М, раздраженно: О ля ля… если бы мы не поняли!!! Прежде всего, почему она довольна? а? почему?

А, обращаясь к Б, раздраженно: Да, верно… Почему, в конце концов, вы довольны?

Б, спокойно: Юми нимас.

А, негодующе: Знаете, что она говорит?

М: Нет.

А, взрывается: Так вот, ОНА НЕ ЗНАЕТ!!

М, негодующе: Скандал! Какая неприятность!

А, продолжает: Полная антипатия. (Пауза. Очень спокойно) Почему вы довольно? Вы скажете или нет?

М, спокойно и отчетливо, забирая у Б бидон: Все очень просто, если она не скажет, я пойду и куплю бензина. (Сам себе) С этим бензином я заведу автомобиль, а затем поеду в… (он подбирает слово, затем его находит) в Ливерпуль.

А, обращаясь к Б: Слышите его? Если вы не скажете, он смоется в Ливерпуль (Она хнычет) Мы здесь останемся одни (она показывает на сцену), одни, одни, как ДВЕ ОДИНОКИЕ ЖЕНЩИНЫ…

Б, умоляюще: Ньет Ливерпуль! Ньет Ливерпуль!

М: Да, в Ливерпуль. Стоит вам только сделать усилие…

Он показывает себе на лоб.

А: Верно, стоит вам только сделать усилие… нет, ну что же это такое? (С королевским спокойствием) Посмотрите на нас, разве мы довольны?

М: И даже если это так, мы ведь не превращаем это в какое-то кино.

Б, в сильном волнении: Юми объяснинос!

А, удовлетворенно: Вот, сейчас она нам объяснит.

М: Браво!

Они подходят к Б, которая долго размышляет.

Б, наконец, объясняет в трех словах: Судрина юми натаган…

Б бросает взгляд на бидон. Мужчина заслоняет его собой. Б опечалена.

А, негодующе: Знаете, что она говорит??

М: Нет.

А, все так же одним махом: Что все причины, которые у нее были, чтобы быть недовольной по-французски, превратились в причины, чтобы быть недовольной по-шагански, и что раз уже вовсе не обязательно, что нечто не существовавшее раньше не начнет в один прекрасный день существовать, нет никаких причин, чтобы это прекратилось.

Несколько секунд неподвижности, необходимых, чтобы проглотить эту лишенную смысла фразу.

М идет к бидону: Ну что ж, я понял!

А тут же идет в другую сторону, симметрично мужчине: Я тоже. (Подойдя к тому месту, где мог бы находиться воображаемый бидон, А обнаруживает, что никакого бидона нет. Это должно произвести эффект разорвавшейся бомбы. Совсем тихо): А где МОЙ БИДОН?

Б, плача, протестует: Ньет, ньет Ливерпуль! Ньет Ливерпуль!

Они безучастны к страданиям Б.

М оборачивается: Что она говорит?

А, подходя к М: Не могу понять. Но… (конфиденциально) она уже не такая довольная. Она печальная, печальная.

М: Ну что ж, очень хорошо… тогда сделаем так, словно…

А: Хорошо.

М, скороговоркой: Ну быстрее же, скажите что-нибудь, быстрее, быстрее…

А подыскивает слова: Сейчас, сейчас…

Они поворачиваются к Б и смотрят на нее, натянуто улыбаясь. Та, успокоившись, принимается напевать, направляясь к ним. Ей нужен бидон. И передает его ей, напевая. Б выходит на середину сцены и играет с бидоном.

А, громко, словно издалека: Там, где вы сейчас, красиво?

На протяжении всей последующей сцены Б играет с бидоном.

Б, с олимпийским спокойствием: Ханабо Ханабо.

А, обращаясь к М, рассудительно, нормальным голосом: Красиво. (Обращаясь к Б) Если мы правильно поняли, дует душистый ветер, не так ли?

Б, восхищенно: Шанаме, шанаме.

А, обращаясь к М, так же: Да, душистый. (Обращаясь к Б). Это, конечно, южный ветер? Тихо покачиваются пальмы?

Б подражает ветру, мягко: У-у-у-у-у-уу.

М, он восхищен тем, что понял: Они качаются.

А, обращаясь к М: Да, да, они качаются. (Обращаясь к Б) На вас жасминовое ожерелье?

Б делает вид, что чувствует приятный запах: Ясмина окоа.

А, обращаясь к М: Да, жасминовое.

М, подает знак А: А она? Где она находится?

А, обращаясь к Б: А где вы там?

Б, делает круговое движение руками: Коралина кора коралина.

А, обращаясь к М, с негодованием: Она ГОЛАЯ НА КОРАЛЛОВОМ ОСТРОВЕ!!!

Б, мурлычет от блаженства: Юми не ньет.

А, обращаясь к М, так же: Она говорит, что у нее все прекрасно, о-ля-ля!

М и А огорчены.

М, сурово: На самом деле, она просто жеманится.

А, подхватывает: На самом деле, да. (Обращаясь к Б). Вас прекрасно известно, что вы делаете. Почему же вы при этом торчите голая на коралловом острове? Чтобы целыми днями мяукать: «Мой муж кончено-кончено»?

Жесты и гримасы.

М, кокетливо: Да, почему, почему?

Б протягивает им бидон: Натаган окоа. (Не понимаю, почему у этого бидона две затычки).

М: Что происходит?

А: Все усложняется.

М: А?

А: Она говорит, что это шаганцы.

М: Как?

А: «Это было ужасной глубокой ночью».

М: Ну!

А: Шаганцы изнасиловали меня, разорвали на мне платье и выбросили голую на коралловый остров".

М: О, о…

А: «Но если непосредственно после описываемых событий такое обращение глубоко меня удивило, то сейчас я уверена, что оно пребывало в полном соответствии с моей природой, которая, по сути своей, не знаю, как вам объяснить, но вы понимаете.»

Короткое молчание. Все размышляют.

М, в раздумье: Меня это не слишком убедило.

А: Меня тоже! (Обращаясь к Б, агрессивно): Признайтесь все же, что вы нимфоманка, и на самом деле только и ждете, чтобы какой-нибудь шаганец решился. «Если с твоим мужем кончено…кончено…»

Б играет с затычками от бидона, безразличная и безмолвная. Они смотрят на нее.

М: Что она говорит?

А: Что вы говорите? (Полное молчание Б) Она говорит, что ничего не говорит.

М, насмешливо: А где при всем при этом ваш муж?

А: Ну, а муж, спрашивают вас?

Б молчит.

А отвечает вместо Б: На сафари.

М, обращаясь к А: А дети?

А: У Людовика Великого.

Короткое молчание. Размышление.

М, в раздумье: Что-то в ее случае мне никак не понять.

У М возникает мысль о вопросах. Быстрая, очень ритмичная сцена, сконцентрированная на А, которая задает вопросы (словно издалека) и переводит (словно рядом).

М, продолжает: Там есть солнце?

Б, восхищенная, отвечает, разглядывая бидон: Окоа манос.

А: Сколько угодно.

М: Какая температура?

Б делает жест руками.

А: Двадцать пять градусов.

М: Бывает дождь?

Б: Якао.

А, обращаясь к М: Ночью.

М: Политический режим.

Б: Стага моа.

А: Китайского типа.

М: Оппозиция?

А: Позиция?

Б: Ньет.

А, обращаясь к М: Никакой. (Обращаясь к Б) Работа?

Б: Стакано стакано.

А, обращаясь к М: Кое у кого.

М: Комфорт?

А:…форт?

Б: Ноа.

А: Никакого.

Б, швыряет бидон, который неожиданно ей надоедает: Батана. (Ну, хватит).

Остановка. Все трое смеются.

А, восхищенно, обращаясь к М: В конечном счете, она хорошо устроилась. (Обращаясь к Б) Я говорю, что в конечном счете вы хорошо устроились.

М, довольный: Неплохо, неплохо…

А собирается с силами, чтобы опять выглядеть злой: Она могла бы проснуться и на СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ. НA АЙСБЕРГЕ.

М, протестующе: Зачем ей об этом говорить…

Б тут же начинает всхлипывать.

А продолжает: На айсберге! Совершенно одна! Голая! И вокруг никого. Никого.

Испуганная Б всхлипывает с новой силой.

М, ему неприятна мысль, что кто-то несчастен: Ну зачем, зачем вы ей это говорите?

А: От злости!

Б: Их, их, их, их, их.

М, обращаясь к Б, нежно: Не обращайте внимания. Я вот считаю вас очень даже приспособленной. Я нахожу, что вы пронизаны гармонией… спокойствием… удовлетворенностью… полнотой чувств… внутренним покоем… умиротворенностью ВСЕГО… (Жест: всего).

Б сразу же переходит к радости.

Б, внезапно крайне довольная: Юми ме ноа.

М: Что она говорит?

А, сухо: Юми ме ноа.

М, сухо: Вот как.

Неминуемый финал сцены.

А: Юми ме ноа, юми ме ноа… (Под влиянием внезапно возникшей идеи она оборачивается и идет к А, которая пугается и не знает, куда броситься) Судрина натаган уна ноа, ноа, ноа.

Она сладострастно растягивается на земле и приглашает А последовать ее примеру.

А произносит речь: Нет, нет, нет, нет, моя дорогая. Нужна специальная подготовка. Когда на вас сваливается шага, нужно уметь ухватить ее, удержать!.. Нужен подход! На это способен не каждый! Мне кажется, я смогу удержаться на… на…

Она подыскивает слово.

М: На чем?

А, кричит: НА БОРТУ!

Она хватается за руками за воображаемые релинги.

Б, растягиваясь на земле: О, о, о, о, о, о, о.

А, очень резко: Нет! нет! я не хочу спать, не хочу! не спать! не спать! (6 раз) И потом… по правде говоря… шага, шаганская коралинская программа… нет… нет… нет… Я, видите ли… нет… нет… (вопит) Нет, мне нужны смертельные враги! иначе… я взорвусь! Да. Вы видите, я ненавижу! вы любите, а я ненавижу! Я никогда не бываю довольна, ни ночью, ни днем, никогда, вот мой способ существования! Пускай хорошая погода, вы, вы говорите: «Хорошая погода». А у меня это вызывает отвращение! (Спокойно, светским тоном). Чувства… да, конечно, чувства, что нужно, то нужно, но для чего это изнасилование? эта неслыханная роскошь… Нет, что касается меня, я, йа отказываюсь.

Молчание. А остается в прежней позе, подобно статуе. Б напевает. М пристально смотрит на П. Приближается к ней и внезапно спрашивает:

М: Что с вами?

А, сухо: У меня… (она подыскивает слово) исчезновение внутренней жизни… (словно речь идет о гриппе),

М, не удивляясь: Вот как?

А: Да. (Пауза) А с вами?

М: У меня наоборот. Ее слишком много. Сверх-сверх. Настоящий шарю Я даже СГИБАЮСЬ. А с ней?

Б жестом показывает: миллиметр.

А повторяет жест Б: Никак не закрывается. Остается самая малость. Она, она говорит, совсем чуть-чуть, совсем-совсем, но… все-таки… (Неожиданно): А птица?

М: Птица?.. вопрос в словах, которые в нее ПОПАЛИ.

Б, вдохновенно, но очень быстро: Алло, алло, это йа. Йа. Йа.

М: Да… НОЧЬЮ. Пока она спала.

Б: Это йа. Йа…

М: Да. Они ВЕРНУЛИСЬ в птицу, а затем ОСТАЛИСЬ в ней. (Пауза) И когда на следующее утро маленькая птичка проснулась, эти слова уже сидели в ее глотке (жест), там, где миндалины.

А, понимая по-своему: Вот оно что… и она поспешила ОТРЫГНУТЬ их?

М: Именно так!

Общее согласие. Они прекрасно понимают друг друга.

М заключает: А что, по-вашему, ей оставалось делать?

А: Верно… (Она разъясняет Б) Алло-алло-это-йа — это когда звонят по телефону.

Б, в приступе радости: Гастон что за звон телефон!

А и М подходят к Б и строго смотрят на нее. У Б все такой же виноватый вид. Укоризненное молчание.

А, обращаясь к Б: Ну, а когда не звонят? (Б понимает, что тогда это серьезно) Хоть в гроб ложись: никого. А? Что тогда делают с этими словами? А? Лишенные смысла, они внезапно приобретают его. Вы не чувствуете?

А начинает усиленно принюхиваться. М и Б тут же следуют ее примеру. Они пытаются учуять возможные смыслы слов.

А продолжает: Вы не чувствуете, как смыслы нахлынули со всех сторон? Не ощущаете их тайного действия? Напора бессмысленных смыслов? Смыслов запущенных? Готовых при первом же удобном случае вылезти на свет божий? Вы ничтожество, да?

Тяжелое молчание.

М: Нет, нет… я чувству, как…

А: Настоятельное внушение, полагаю?

М: Да!

Б: Алло, алло, это йа! (Три раза, очень быстро)

М перебивает словно в озарении.

I, обращаясь к Б: Еще никто и никогда не слыхал об этой птице. Вы первые.

М, со смехом: Попи?

А: Почему?

М: Потому что я никогда о ней не рассказывал.

А, без выражения: А.

Короткое молчание.

А: А она длинная, эта история про птицу?

М, его механизм сейчас, похоже, в полном порядке: Дело в том, что… существует несколько версий. Которую вы бы желали услышать?

А, безапелляционно: Самую короткую.

Б: О… (Очень жаль).

Они удаляются от него, расходятся по разным сторонам сцены и готовятся слушать историю птицы. Мужчина углубляется в эту историю. Он не хочет упустить эту возможность: рассказать историю, которая ему стоила потери свободы. Историю расплывчатую, идиотскую, идущую от сердца и состоящую большей частью из оговорок.

М: Эта птица прилетела ко мне однажды утром…

Остановка. Он не в состоянии продолжать. Он смотрит на А, взгляд которой обращен в другую сторону. Затем на Б, которая смотрит на него. Он делает еще одно усилие, один посреди сцены.

М: Эта птица прилетела ко мне однажды утром…

Опять остановка. А по-прежнему где-то в другом месте. Б медленно идет к М и дотрагивается до него.

Б: Ойо ойо ойо ойо (и все на сегодня?)

Б «физически» остается рядом с М. Это позволяет ему продолжить свой рассказ. Один бы он не смог. Два безумия, соединившись, расскажут эту историю. А — словами. Б — жестами и гримасами будет выражать свои чувства, свои сомнения — за исключением тех случаев, когда ей будет что-либо непонятно. В основном, она поймет лишь то, что будет понятно и нам.

Роль А будет состоять в том, чтобы «душить» поэзию, которую, подобно миазму, могла бы источать эта история.

М, продолжает: Я спокойно спал, и вот вдруг слышу: «Алло, алло, это йа». Я в ужасе кричу. Я спрашиваю: «Кто это, я?» и слышу в ответ: «Йа, йа». Я открываю глаза и вижу ее в двадцати пяти сантиметрах от собственного носа. Она смотри на меня?

Б: Как она залетела?

М: Через окно.

А: Потому что вы спите с распахнутым окном?

М, сбитый с толку: Да.

А: А я — нет. Раньше считалось, что это полезно для здоровья, теперь господствует другое мнение.

М: А.

Рассказ возобновляется.

М, продолжает: И что же я делаю? А что бы сделали вы?

А: Конечно, ничего, а что бы вы хотели? В таких случаях остается только терпеть.

Б: Нудрина окностра?

М, он понял: Нет, она бы не улетела… можно было видеть, как она выглядела… преисполненная решимости… окончательно… бесповоротно…

А, безапелляционно: Если птица решилась принадлежать, это ужасно, нет ничего более принадлежащего, чем птицы.

М: Верно.

Б, звучно: В САМОМ ДЕЛЕ.

М: И потом, должен признаться, меня это заинтересовало. (Обращаясь к Б, тихо) Много чего со мной случалось, но что-либо подобное — никогда, никогда…

А: Как вы это приняли, плохо, хорошо?

М: Я принял это ВО ВНИМАНИЕ.

Всеобщее согласие по поводу этого слова, вот уже многие десятилетия, с низвержением буржуазной литературы, ничего более не означающего.

А: Какая у нее была голова?

М: Голубая, голубая. Она была голубая. (Пауза) Она осталась. Почему? Полная тайна. Она осталась со мной.

Короткое молчание.

Б: Йа, йа.

А: И тогда?

М: тогда я сказал себе: «Одна из двух, либо это мне кажется, либо она и взаправду разговаривает». И я пригласил людей, чтобы они послушали птицу. Они слушают. Результат? Одни не слышат ничего, абсолютно ничего, другие — слышат, но что-то совсем другое.

Б: Заройдос, заройдос.

А: Ну, а птица? Что слышала она?

М в замечшательстве.

М: Ничего. Птица не слышала ничего. (Пауза) Одни утверждали, что эта птица ничего не говорила, другие — что она говорила не то, что я слышал. Моя жена, например, слышала: «Алло, алло, тону я». (Смешки Б и А), а вовсе не «алло, алло, это я» (Опять смешки) Понимаете?

Б понимает: Юми попи.

А: Ну, а какая разница, «Алло, алло, это я» или «Алло, алло, тону я»?

М в замешательстве.

М: Никакой. Если не считать, что «Алло, алло, это йа» никто не слышал, кроме меня.

А: Я понимаю, но не могу понять, почему я понимаю. Я понимаю, что вы говорите, но то, что вы хотите сказать, говоря то, что вы говорите — этого я не понимаю.

М в полном смятении.

М: Я говорю о птице. Вы разве не понимаете, что я говорю о птице?

А: Ну, и куда же мы идем?

М: Куда…

Б: Ойо, ойо.

К М возвращается смелость.

М: Нет, птица не должна была бы говорить. Если обратиться к началам начал, птица не должна была бы говорить. Во всей истории ее вида не было ни единого случая, чтобы его представитель заговорил. Так что она первой переступила порог.

М: О…

А: Напрасно вы так хотите добраться до цели, все это ни о чем не говорит.

М, сбитый с толку: В каком смысле ни о чем не говорит?

А: Ни в каком.

Б: Ойо (хватит).

М вновь набирается смелости.

М: Она всегда говорила одно и то же, но с такой настойчивостью, такой настойчивостью… я уже был в нерешительности… (Галлюцинируя) Никто не слышал то, что слышал я, но это ничему не мешало, я слышал: «Алло, алло, это йа». Но сам по себе слышать «Алло, алло, это йа» было бы совершеннейшим пустяком, не так ли, важно, что я начал замечать, предвидеть, проникать, теряться…

А: В чем?

Но М уже несгибаем.

М, очень буднично, словно это само собой разумелось: Что ж… Во тьме.

А: И не меньше!

Короткое молчание.

М, после паузы: Мне стало страшно.

А: Смотри-ка…

Б: Ох ох ох (мне тоже).

М: Сначала совсем чуть-чуть, затем все больше и больше, затем, в конце концов, настолько, что я прекратил всяческие отношения с птицей… да… не поверите, до чего я дошел. Я стал тем, кто ничем не интересуется, кто ничего не слышит. (Пауза) Напрасно продолжала она: «Алло, алло, это йа». Я был непроницаем.

Б, испуганная и взволнованная: О… птица натаган?

А, сухо: Она спрашивает, заметила ли это птица?

М, после паузы: Нет.

Б, успокоившись: А…

А, холодно: Она очень любит животных (обращаясь к Б), да?

Б, восхeuенно: Попопопо.

Но М уже увлечен своей историей.

М: Что это за йа? Йа, которая весила двадцать пять грамм и была величиной с яйцо, в то время как йа, выходившее из нее, было величиной… величиной… величиной…

Взмахивает руками.

А: Ну?

Пауза.

М: С БОЛЬШУЮ ПТИЦУ. Оно раздавалось в доме… затем наступала тишина… Я был в полной растерянности… в полной…

А: А ваша жена?

М: Моя жена — нет.

М умолкает. А «будит» его.

А: И что же?

М: Ничего.

Затем М продолжает, словно возвращаясь откуда-то издалека.

М: Птица, которая говорит йа, сама основа "я".

А, бесцеремонно-буднично: Вот как, я думала, тут дело в другом.

М, опять в замешательстве: Да? В чем же?

А, смеется: Не скажу.

Короткие смешки А и Б, которая ничего не понимает.

М, совершенно бессвязно: Птица, которая горланит свлово «йа»… так вот… я вовсе не хочу этим казать, поймите правильно, что птица лишена… нет, нет, вовсе нет, расизм всегда был мне неведом… нет, но понятие… понятие… мы привыкли связывать его с понятием… (жест) килограммов… определенных форм. Когда мы, мы говорим: йа…йа… Но чтобы птица… мы ведь не привыкли, не так ли… считается, что «йа» птицы такое же миниатюрное, как и сама птица… нет, не то, чтобы считалось, что она не ощущает собственого йа… я путаюсь, да, я хочу сказать, что у нас (жест) считается, что… не так ли… имеется тенденция полагать, что она ощущает его очень слабо в переломные моменты своей жизни, когда ей страшно или когда она умирает. (Довольно длинная пауза) Что я только что сказал? (Он ошеломлен) Только что я сказал что-то ужасное, что-то решающее.

Б, очень взволнованная: Ох судрина, ох судрина.

А: Вы не сказали ничего решающего, вы ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛИ.

М: Вы полагаете?

А: Уверена.

Пауза.

М, обескураженный: Тем хуже. Может быть, мне так и не удастся добраться до конца этой истории.

А: Потому что она началась?

М: А вы не заметили?

Б, опечаленно: Окоа, да, да.

А: Нет. Когда она началась?

М: Когда птица появилась в моей комнате.

Пауза.

А: Вот как.

Молчание. Общая пауза.

М: Больше не знаю, как вам объяснить…

Б: Тенедамос, натаган едос…