Наступило утро. Дун встал с мыслью о том, что готовиться надо ко всему. Поэтому он скатал одеяла, запаковал свои вещи. Все остальные сделали то же самое. Внизу, у ступеней, ведущих к парадному входу гостиницы, собирались эмбериты. Одни что—то агрессивно кричали, другие тупо смотрели в землю, пребывая в полном замешательстве. Между ними носился Тик, убеждая их проявить мужество, грудью встать на защиту своих прав, говоря им, что пришла пора выйти на бой. Его голос звенел, его слова вдохновляли людей, наполняли желанием сразиться с врагом.
      Более половины эмберитов влились в ряды воинов. Одни держали в руках металлические стержни, вывороченные из стен в ванных комнатах, другие вооружились палками и камнями. И все двинулись в деревню.
      Пошел и Дун. Утреннее, но уже жаркое солнце обжигало ему кожу, ветер ерошил волосы и трепал рубашку. В голове царил сумбур, сердце гулко колотилось о ребра. Тик и его воины с металлическими прутьями, кусками труб и осколками стекла в руках скандировали боевой клич: «Мы не уйдем! Мы не уйдем!» И все больше эм—беритов подхватывали его, вступая на улицы Искры. В дверях и окнах появлялись сонные, изумленные лица — крики разбудили жителей деревни. Они кричали друг другу: «Смотрите, идут пещерные люди! Они идут в деревню!»
      В Искру пришли все эмбериты. Никто не остался в гостинице, дожидаясь грузовиков, которые приедут, чтобы увезти их в Пустые Земли. Всем хотелось знать, чем закончится противостояние.
      Они вышли на площадь и встали плотной группой. Воины кричали, все нервно оглядывались, а некоторые укрывались в дверных арках и за деревьями, боясь того, что могло произойти, не решив, хотят они принимать в этом участие или нет.
      Голос Тика перекрывал все остальные:
      — Жители Искры! Мы отказываемся уходить! Мы здесь для того, чтобы высказать наши требования. Если вы не примете их, мы будем сражаться!
      — Мы будем сражаться! — прокричали воины.
      Из боковой улочки выбежал Бен Барлоу, поднялся по ступенькам, ведущим к двери ратуши, повернулся к толпе эмберитов и закричал:
      — Что вы здесь делаете? Это возмутительно! Вы уходите сегодня, уходите навсегда!
      — Мы не уйдем! — ревела толпа.
      — Уилмер! Мэри! — позвал Бен своих товарищей.
      — Немедленно уходите! — закричали они, поднявшись на площадку у двери. — Возвращайтесь к гостинице!
      Они спустились к толпе и попытались вытолкать эмберитов с площади, но их было слишком много. Бен подскочил к Тику, чтобы остановить его, но Тик ударил его металлическим стержнем, и Бен отпрянул, схватившись за руку, по которой пришелся удар. Никто не ожидал, что эмбериты вооружены.
      Дун стоял в стороне от толпы. Он чувствовал, что еще чуть—чуть — и ситуация окончательно выйдет из—под контроля. Все это пугало: крики, оружие, толпа людей, злость и страх на их лицах. «Может, — подумал Дун, — деревенские власти согласятся обсудить наши требования. Может, мы сможем поговорить и все наладится?» Но он видел, что здравому смыслу едва ли удастся взять верх.
      — Вот наши требования! — прокричал Тик. — Слушайте внимательно!
      Но Бен закричал сам:
      — Мы вас уже наслушались! И больше не желаем говорить с вами! Никаких разговоров! Никаких требований!
      От этих слов Дуна охватила ярость. Он более не мог оставаться сторонним наблюдателем. Вскочив на стоящую рядом скамью, он заорал во всю мощь легких:
      — По крайней мере, выслушайте нас!
      Его крик привлек внимание Чаггера, который находился в паре шагов. Он бросился на Дуна, но тот увернулся от его рук и услышал, как Бен крикнул: «Схватите этого мальчишку!» На него надвинулись сердитые лица, протянулись руки, чтобы схватить его, но Дун успел развернуться и побежал.
      Но он не убежал далеко. Он хотел увидеть все, что происходило на площади. Выскочив на дорогу, он метнулся за ратушу, где у черного хода стояло несколько мусорных ящиков. Оглянувшись, он убедился, что его никто не преследует. С площади донесся рев толпы, потом чей—то крик. Что случилось? Дун хотел это знать.
      Он надавил плечом на дверь черного хода. Она легко открылась, и Дун проскользнул внутрь. Холл вел в переднюю часть ратуши.
      Справа он увидел лестницу. В ратуше не было ни души. Дун взбежал по ступенькам и оказался в башенной комнате.
      Это была квадратная комната, с окнами в каждой стене. В центре стоял стол, вокруг него — стулья с прямыми высокими спинками. Внизу лежала площадь, запруженная людьми. Шум напоминал рев водопада. Тик стоял перед толпой. Дун видел его макушку — волосы блестели, как мокрый черный камень, на солнце сверкал металлический стержень.
      Прямо под Дуном находились ступеньки ратуши, на которых стояли три деревенских лидера. Справа окна закрывали ветви громадной сосны, которая росла рядом с ратушей.
      Место он нашел идеальное — видно все, что происходит, и слышно благодаря открытым окнам. А кроме того, находясь здесь, он избегал выбора: сражаться ему или нет. С одной стороны, он чувствовал укол вины, с другой — облегчение. Мысль о том, что придется принять участие в кровавом сражении, приводила его в ужас.
      На площадке у двери Бен Барлоу (Дун узнал его по вьющимся седым волосам) яростно размахивал руками. Мэри Уотерс и Уилмер Дент стояли за его спиной. Мэри старалась ухватить Бена за руку, но тот вырвался и рупором приложил ладони ко рту.
      — Мы не потерпим угроз! — прокричал он. — Это наша деревня, мы ее построили, мы в ней живем! — Он кричал так громко, что иной раз срывался на визг. — Вы должны уйти!
      Толпа загудела, подалась вперед. Облака набежали на солнце — огромная тень накрыла площадь.
      — Вы можете попытаться нас заставить! — прокричал Тик. — Но мы пришли сюда, чтобы остаться!
      Казалось, воздух шевелился от злобы. Или просто дул ветер? Все пришло в движение: облака неслись по небу, ветви деревьев мотало из стороны в сторону, эмбериты потрясали металлическими стержнями, палками, осколками стекла. Над крышей башни хлопало и рвалось с флагштока черное полотнище с оранжевыми точками.
      В голове у Дуна все смешалось. Ему вспомнились слова отца: «Погибнут друзья, соседи, семьи. Город будет уничтожен, а те, кто останется в живых, будут люто нас ненавидеть. И мы сами будем жить, помня о том, какие ужасные совершили деяния». Он ощутил необычное чувство отстраненности, словно он не принадлежал ни к эмберитам, ни к жителям Искры, готовым пойти стенка на стенку. Тогда на чьей он был стороне? Определенно он не хотел встать плечом к плечу с Беном, но не испытывал и желания сражаться плечом к плечу с Тиком.
      Бен поднял руку и вновь закричал:
      — Мы вас предупредили! И мы готовы дать вам отпор! Даю вам последний шанс. Уходите вы или нет? — Он ждал ответа.
      — Нет! — прокричал Тик.
      Его армия дружно подхватила:
      — Нет! Никогда! Нет, нет!
      Бен метнулся в дверь ратуши. Уилмер побежал за ним. Дун замер, испугавшись, что они поднимутся в башенную комнату. Но они быстро вернулись на площадку у двери, выкатив на двух колесах что—то длинное, черное, металлическое. На мгновение шум толпы стих. Все вытягивали шеи, чтобы посмотреть, что же это такое. Дун сверху все видел. Он понимал, что это и есть то самое оружие, но выглядело оно как большое черное насекомое: на железных ножках, с многочисленными крючками, коробками, а сбоку — узкая гофрированная металлическая лента. «Какая мерзость! — подумал Дун. — Как скелет чудовища».
      Бен развернул оружие и направил на толпу.
      — Это ваш последний шанс! — крикнул он. — Расходитесь! Или пеняйте на себя!
      Мэри Уотерс подскочила к нему:
      — Бен! Мы не можем этого сделать! Бен оттолкнул ее.
      — Мы приняли решение! — отрезал он. — Отойди, Мэри!
      Толпа на площади почувствовала опасность и отпрянула. Тик крикнул:
      — Не поддавайтесь! — Но тоже отступил на шаг.
      Бен присел у оружия.
      — Уходи немедленно и уводи свою банду! — прокричал он. — А не то я открою огонь!
      «Огонь? — подумал Дун. — Что он хотел этим сказать?»
      Похоже, Тик тоже не понял Бена.
      — У тебя только одно оружие, а у нас мно го! — крикнул он и вскинул металлический стержень над головой. За его спиной воины сделали то же самое.
      Бен завопил, присел пониже, — Дун видел его согнутую спину, его рука что—то дернула—ничего не произошло. Рука дернула что—то вновь, уже сильнее. Тут к оружию подскочила Мэри, ударила ногой по передней части, и оружие заговорило грубым машинным голосом: «Та—та—та—та—та», поворачивая «морду» из стороны в сторону. Толпа подняла крик.
      Сначала Дун не мог увидеть, что делает оружие. Что означал этот громкий, неистовый треск? Шум оглушал, но оружие стояло на месте, не летело в толпу. Оно выбрасывало что—то из… Да! На другой стороне площади, над головами людей Дун увидел цепочку дыр в стене, разлетелось окно…
      Но внезапно оружие перестало грохотать. Дун посмотрел вниз и увидел, как Бен тряхнул его, стукнул по передней части, чтобы направить на людей. Толпа в панике завопила, подалась назад. Мэри закричала и рванулась к Бену, Уилмер схватил ее за руку…
      И тут оружие взорвалось.
      Огонь выплеснулся из него, свалил Бена на спину, швырнул само оружие вперед, на ступени, дотянулся до нижних ветвей сосны, что росла у ратуши.
      Дун в ужасе наблюдал за происходящим. Где был его отец? В перепуганной толпе? И где Лина? Под ним запылала сосна. Дун понимал, что вот—вот загорится и ратуша. Дым уже проникал в окна. Дун понял, что пора уходить, как вдруг услышал крик. Но не с площади, а откуда—то сверху. Птица? Или животное, забравшееся на сосну?
      — Дерево! Дерево! На дереве человек! — кричали на площади.
      Дун уже успел добраться до двери, чтобы сбежать вниз по лестнице, но крик заставил его броситься к окну. Дун увидел, как полыхают нижние ветви. Огонь с треском пожирал их, поднимаясь все выше. Он посмотрел вверх: обхватив руками ствол, высоко на ветке сидел мальчишка и кричал от ужаса, видя, как огонь распространяется по стволу и кроне.
      «Кении! — подумал Дун. — Это он?» Дун не был уверен, но это не имело значения — он не мог убежать, оставив мальчишку на верную смерть. Может, он как—то сумеет добраться до бедолаги через окно? Дун метнулся к столу, схватил один из стульев и, держа его за спинку, выставил из окна.
      — Спускайся! — крикнул он мальчишке. — Спускайся! Быстро!
      И тут Дун понял, с кем имеет дело. На вершине сосны сидел не Кении, а Торрен, тот самый, из—за которого начались все беды эмбе—ритов, который ткнул в него своим лживым пальцем. На мгновение у Дуна возникло желание оставить его на сосне, а самому быстро спуститься вниз, но он отогнал эту мысль и крикнул еще громче:
      — Скорее! Спускайся сюда!
      Торрен начал спускаться навстречу огню, но до ножек стула не доставал. Он попытался наступить на ветку, но она тут же прогнулась под его весом.
      — Прыгай! — крикнул Дун. — Прыгай и хва тайся за ножки стула! Я тебя вытащу!
      Торрен вернулся к стволу и замер, вцепившись в него руками и глядя на приближающиеся языки пламени.
      — Прыгай! — крикнул Дун. Дым уже запол нял башенную комнату. — Быстрее! Ты смо жешь!
      Порыв ветра подхватил огонь. Ветви вспыхнули прямо под ногами Торрена, и он вдруг решился — оттолкнулся от ствола и полетел к башне, ухватившись руками за перекладину стула. И Дуна потащило вперед. Он едва не выпустил стул из рук, но все—таки сумел удержать его.
      — Держись! — прокричал он.
      Изо всех сил он потянул стул в комнату, а потом схватил Торрена сначала за одну руку, потом за другую и рывком втащил его в комнату. Торрена так трясло, что он едва мог стоять.
      — А теперь пошли, — сказал Дун и напра вился к двери.
      К подоконнику, за которым только что висел в воздухе Торрен, подбирались языки пламени, похожие на острые оранжевые когти.

      Лина стояла на площади, когда Тик заговорил о требованиях, а Дун крикнул: «По крайней мере, выслушайте нас!» Услышав его голос, она направилась к нему, но пробраться сквозь толпу до противоположной стороны площади ей не удалось. Она видела, как в солнечных лучах сверкали металлические стержни и осколки стекла воинов Тика. Она протискивалась между возбужденными, кричащими эмберитами, когда заговорило оружие.
      Услышав грохот и череду громких ударов, люди, стоявшие рядом с Линой, закричали, подались назад. Лина пригнулась, закрыв голову руками. Через несколько секунд что—то громыхнуло еще сильнее, все закричали, и Лина увидела, как загорелась сосна.
      Сухие иголки вспыхивали, как спички, повалил черный дым. Толпа попятилась. Эмбериты, которые редко видели огонь и очень боялись его, в страхе смотрели на горящую сосну — одни закричали, другие так испугались, что не в состоянии были издать ни звука.
      Лину охватил такой ужас, что она не могла шевелиться. Ее взгляд был прикован к пламени, этим жутким оранжевым рукам, которые перебирались с одной ветки на другую. В голове звучало: «Беги! Беги!» Но она не могла бежать, ноги отказывались ей подчиняться.
      Внезапно она услышала крик: «На дереве человек!» Лина успела заметить какое—то движение на вершине сосны, как вдруг толпа колыхнулась, увлекая ее за собой, она споткнулась и упала. Поднявшись, она обнаружила, что оказалась впереди толпы.
      На ступеньках ратуши лежал Бен. Уилмер склонился над ним, а Мэри Уотерс кричала: «Пожарная машина! Пожарная машина!» Огонь с сосны грозил перекинуться на башню ратуши: языки пламени уже лизали стену.
      И тут за спиной Лины раздался дикий смех.
      — Пусть горит! — крикнул кто—то. — Пусть горит! Это им в наказание! Они это заслужили!
      Она узнала голос Тика.
      — Пусть горит! — торжествующе неслось в толпе.
      Эмбериты переместились на другую сторону площади, подальше от ратуши и огня, и смотрели, чем все закончится.
      Появились две пожарные машины. В кузове каждой стояли большие бочки, из которых расплескивалась вода. Люди начали хватать ведра и зачерпывать воду.
      — Пожарная цепочка! Пожарная цепоч ка! — раздался крик, и деревенские жители, которые, похоже, многократно проводили та кие учения, выстроились цепочками к грузо викам с водой.
      Горящие ветви от сосны летели во все стороны, подхваченные ветром. То тут, то там вспыхивали новые очаги огня. На них лили воду, но на каждом затушенном очаге будто возникал десяток новых.
      Сердце Лины билось так сильно, что казалось, выбивало из головы все мысли. Ей хотелось бежать, бежать отсюда со всех ног, но что—то парализовало ее, не давая сделать и шага. Ее удерживал на месте и страх перед огнем, и другой страх, вызванный идеей, которая пыталась вырваться из глубины сознания. «Будь начеку», — шептал ей голос. Лина пыталась заглушить его.
      Все быстрее и быстрее люди наполняли водой ведра, передавая их друг другу по цепочке.
      Тик и его воины, вместе со всеми эмберита—ми, наблюдали это пугающее, но и зачаровывающее зрелище. Тик и еще несколько человек радостно кричали, остальные молча смотрели на огонь, пожирающий ратушу.
      Лина оглядывала толпу. Где Дун? Где миссис Мердо? Она не видела ни его, ни ее. Площадь затягивало дымом. Лина различала лишь контуры людей да яркие языки пламени. Сосна превратилась в огненную колонну, по центру которой чернел ствол. Когда огромная ветвь обломилась и упала на кусты, которые тут же загорелись, эмбериты в ужасе пустились бежать.
      Лина не сдвинулась с места. У нее создалось ощущение, что две огромные руки тянут ее в разные стороны: одна — назад, подальше от огня, на улицы деревни, к спасению, вторая — навстречу опасности, убеждая сделать то, что более всего сейчас требовалось, — ответить жителям Искры не злом, а добром. Ей представился такой шанс. Она ждала его, и он представился. Но Лина не могла заставить себя реализовать его. «Не могу, — думала она. — Не хочу. Я так боюсь. Пусть это сделает кто—то еще. Не я, не я. Я не могу».
      В это время башня рухнула. Стены сложились, крыша провалилась вниз, из зияющей дыры столбом взлетели искры, флагшток полетел вниз, как копье.
      Огонь был везде. Очаги пожара множились, и люди уже не могли справиться с ним.
      «Теперь или никогда, — подумала Лина. — Я должна это сделать. И я сделаю!»
      Боясь, что решимости ей хватит ненадолго, она сорвалась с места. С гулко бьющимся сердцем, опустив голову и сжав кулаки, словно борясь с дующим в лицо ветром, она побежала через площадь, добралась до первой пожарной цепочки и встала в нее.
      — Предательница! — раздался у нее за спиной голос. Это был голос Тика, резкий и пронзительный. Лина услышала его, но не отреагировала. — Предательница, предательница! — вновь прокричал Тик, и несколько его воинов вторили ему:
      — Предательница, предательница!
      Дун едва успел выбраться из башни. Он почти спустил Торрена с лестницы, а потом сам скатился по ступенькам. Торрен сразу убежал куда—то, а Дун, тяжело дыша, поспешил на площадь. Он посмотрел на ратушу, в которой едва не погиб, — пламя поглощало все здание.
      Он увидел пожарные цепочки, которые пытались воспрепятствовать распространению огня, услышал вопли Тика и некоторых его воинов:
      — Хорошо горит! Хорошо горит! Это будет им уроком!
      На мгновение Дун застыл как громом пораженный. Вокруг шла война, но не та, какую он себе представлял. И ему предстояло найти свое место в этой битве, решить, кто ему друг, а кто — враг. От шума, суеты, огня, дыма мысли путались, глаза щипало, ноги стали ватными.
      И тут он увидел Лину, которая выскочила из толпы и бежала через площадь. Он услышал, как Тик и его воины вопили «Предательница!», и почувствовал, будто вырвался из кошмарного сна. Все вдруг стало ясно. К ногам вернулась сила. Он протиснулся между людьми, которые стояли впереди, и побежал туда же, куда и Лина, — к пожарным цепочкам.
      Увидев, что делают Лина и Дун, другие последовали их примеру. Сначала Клэри, за ней миссис Мердо. Сестры Хувер, отец Дуна, хрупкая мисс Торн… Они бежали, руками защищаясь от падающих искр, вставали в пожарные цепочки и начинали передавать ведра с водой.
      Все больше и больше эмберитов втягивались в борьбу с огнем. Наконец в южной части площади остались только Тик да несколько его воинов. С каменными лицами, они время от времени кричали: «Предатели!» — не выпуская из рук ставшее ненужным оружие.

      Борьба с огнем потребовала таких усилий, что Лина забыла о страхе. В голове осталась только одна мысль: огонь надо победить. Ее руки тянулись к очередному ведру, передавали по цепочке, хватали следующее. Снова и снова. А когда кто—то кричал «Берегись!», она поднимала глаза, оценивала опасность и делала шаг в ту или другую сторону. Вода в бочках быстро закончилась, и пожарные цепочки переместились, чтобы черпать воду прямо из реки.
      В дыму, который накрыл площадь, как облако, люди выглядели призраками, хватали ведра, пустые и полные, передавали друг другу, что—то кричали. В какой—то момент Лина увидела Дуна. Он залез в бассейн у фонтана, наклонился и поводил рукой по дну, а когда выпрыгнул оттуда весь мокрый, Лина заметила, что вода в бассейне начала прибывать, перелилась через бортик, потекла к горящей траве по периметру площади. «Ох, Дун, ну и молодец!» — подумала Лина.
      Несколько раз она видела Мэдди. Та появлялась и исчезала среди огнеборцев, иногда что—то советовала или предупреждала об опасности, иногда просто передавала ведра.
      Бороться приходилось не только с огнем, но и с ветром. Его порывами огонь распространялся во все стороны. Но людей, которые боролись с пожаром, стало вдвое больше, и они начали побеждать стихию. Очагов пламени становилось все меньше, и наконец наступил момент, когда ни на площади, ни вокруг нее больше ничего не горело. Мостовую покрывали лужи с пленкой пепла, тут и там еще дымились головешки. Площадь выглядела очень странно без ратуши и сосны, но открытого огня уже не было.
      Некоторое время уставшие люди — эмбери—ты и жители Искры, неотличимые друг от друга, — с почерневшими от дыма лицами, с усыпанными пеплом волосами, в мокрой, грязной одежде молча стояли и переглядывались.
      Лина отправилась на поиски Дуна и случайно наткнулась на миссис Мердо, которая сидела на земле в северной части площади со сбившимся с макушки пучком и в прожженной юбке.
      — Вы в порядке? — спросила ее Лина.
      — По—моему, да, — ответила миссис Мердо. — А как ты?
      — Все нормально.
      — Да, я вижу, — сказала миссис Мердо, оглядев Лину с головы до ног, и протянула руку: — Помоги мне встать. Пойдем в дом доктора и приведем себя в порядок.
      Когда с пожаром справились, Дун почувствовал, что у него дрожат ноги. Он побрел по какой—то улице, нашел дерево с раскидистой кроной и сел в тени, привалившись спиной к стволу. Мимо проходили люди. Жители Искры направлялись к своим домам, а эмбериты — к гостинице, которую этим утром покидали с мыслью, что вернуться туда им уже не придется. Дун никого не окликал — у него не осталось сил на разговоры, он хотел просто отдохнуть, не думая о том, что могло ждать всех впереди.
      Но долго сидеть в одиночестве ему не пришлось. На улице появился Кении. Заметив Дуна, он подошел к нему и сел рядом.
      — Я тебя видел. Ты спас Торрена. Дун кивнул.
      — Я знал, что ты такой человек, — сказал Кении. На его светлых волосах темнела зола, словно кто—то посыпал его голову перцем.
      — Какой? — спросил Дун.
      — Храбрый, — ответил Кении. — И добрый. Не такой, как тот парень.
      — Ты о ком?
      — Да о парне, который призывал людей сражаться. Со светлыми глазами.
      — Тик.
      — Да. Я знал, что он плохой, с того дня, как увидел его в лесу.
      — С какого дня? — спросил Дун.
      — С того дня, когда он был там с мешками на руках.
      Дун удивленно посмотрел на Кении:
      — С мешками на руках? Зачем? Что он делал?
      — Срезал вьюны.
      — Какие вьюны? — Сердце Дуна учащенно забилось.
      — Близко я к нему не подходил. Точно не знаю. Но голыми руками трогать эти вьюны ему не хотелось, как никому не хочется прикасаться к ядовитому дубу.
      — Ядовитому дубу? А зачем ему срезать ядовитый дуб?
      — Я слышал, что случилось тогда на ступенях гостиницы. Ну, насчет листьев. Вы думали, это сделали мы, но я в этом сомневаюсь.
      Дун вспомнил красную полосу на руке у Тика, которую тот почесывал, за несколько дней до того, как на ступенях появилась гора мусора. Он вспомнил, как Тик руководил уборкой, но сам в ней не участвовал. Вспомнил серые пятна на шее Тика в то утро, когда на стенах гостиницы появились надписи «ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В СВОЮ ПЕЩЕРУ». Вспомнил, как Тик всех подстрекал, распалял ненависть к жителям Искры, постоянно напоминая и о надписях на стенах, и о сыпи на руках.
      И Дун сразу все понял. Тику требовалась эта злость, ненависть. Все эти унижения возмущали людей, вызывали в них желание нанести ответный удар. А чем больше появлялось воинов, тем большую армию мог возглавить Тик. Он жаждал власти, жаждал славы, хотел разжечь войну и возглавить армию. И создавал армию, причиняя вред своим.
      Дун тяжело дышал. У него похолодели руки, ладони стали мокрыми. Теперь он понял: жители Искры не нападали на эмбери—тов. Боялись их, относились с подозрением, думая только о себе, но не нападали. И если бы не обидные слова на стенах гостиницы и сыпь, вызванная ядовитым дубом, не было бы и бунта на площади. А не будь бунта, им не указали бы на дверь.
      Дун вскочил.
      — Ты чего? — удивленно спросил Кении.
      — Ты рассказал мне очень важное. Я дол жен… Я должен… Поговорить с кем—то. Объ яснить. Я должен идти, — сказал Дун и напра вился в деревню, думая о том, с кем ему надо поговорить и что сказать.
      Доктор и Поппи стояли у дома, когда подошли Лина и миссис Мердо. Поппи со всех ног бросилась к ним.
      — Лина! Лина! — закричала она. — Я видела огонь! Я видела огонь!
      — Не обгорели? — спросила доктор.
      — Только устали, — ответила Лина.
      — И перепачкались, — добавила миссис Мердо.
      — Пачкались, пачкались, — лепетала Поппи, уцепившись за юбку Лины.
      Торрен сидел на диване, опустив ноги в таз с водой.
      — Что с тобой случилось? — спросила Лина.
      — Обжег ноги, — ответил Торрен.
      — Ноги? И как это случилось?
      — Ты не видела? — с удивлением спросила миссис Мердо.
      — Что?
      Миссис Мердо все рассказала.
      — Я не знаю, что Дун делал в башне, но, не окажись он там, Торрен сгорел бы заживо.
      Лина повернулась к Торрену:
      — Дун рассказал мне, в чем ты его обвинил. Тебе не стыдно? Он же спас тебя.
      Торрен не отвечал.
      — Ты солгал. Обвинил Дуна в том, чего он не делал.
      Торрен откинулся на спинку дивана.
      — Он не бросал в стену эти помидоры, — не унималась Лина. — Он бы никогда такого не сделал. Почему ты указал на него?
      — Я ошибся, — выдавил из себя Торрен.
      — Тогда кто это сделал?
      — Кто—то еще.
      — Кто именно?
      — Кто—то другой. Я не скажу.
      — Можешь не говорить, кто это сделал, но ты должен подтвердить, что Дун тут ни при чем. — Лина повернулась к столу и нашла клочок бумаги. — Вот, — протянула она Торрену бумагу и карандаш. — Напиши здесь, что ты оболгал Дуна, и распишись.
      Хмурясь, Торрен подчинился. Потом протянул Лине бумажку, она взяла ее и направилась к двери.
      — Мне нужно в город. Кое с кем поговорить. Буду дома к ужину.
      В тот вечер, после ужина, Лине пришлось много рассказать. Миссис Мердо и доктор хотели знать о том, что она видела в Пустых Землях, о работе сталкеров, о том, как выглядел огромный уничтоженный город. Мэдди, которая сидела на подоконнике с чашкой чая, иногда вставляла слово—другое, но не мешала Лине вести рассказ. Торрен сидел на диване, вытянув свои забинтованные ноги и притворялся, будто не слушает, но иногда задавал вопросы, обычно о Каспаре.
      — Я не понимаю. Почему вы обе вернулись, а Каспар — нет?
      — Он еще не закончил свои дела, — ответила Лина. — Не завершил свою миссию.
      — И какова его миссия? — спросил Торрен. — Вы это наверняка выяснили.
      — Мы выяснили, — подтвердила Лина, посмотрев на Мэдди.
      — Твой брат ищет то, что ему никогда не найти, — пояснила Мэдди. — Когда он поймет это, он вернется домой.
      — А что он ищет? — любопытствовал Торрен.
      — Он ищет сокровище, — ответила Мэдди. — Но не может его узнать, даже когда оно перед его носом.
      — Он забыл очки? — спросил Торрен.
      — Нет, нет. Он не может увидеть его даже в очках, — сказала Мэдди.
      Лина, прежде не испытывавшая к Торре—ну теплых чувств, вдруг пожалела мальчика и весь вечер приносила ему в стакане медовую воду и даже подарила маленький красный грузовичок, который нашла, став на несколько дней сталкером. Поппи подумала, что у них какой—то праздник, на котором Торрен — главный герой, и стала таскать ему для игры разные вещи — ложки, носки, картофелины. Когда пришло время ложиться спать, Торрена перенесли в медицинскую комнату, а Лина, миссис Мердо и Поппи поднялись на чердак.
      Перед сном миссис Мердо сказала Лине:
      — Мне нужно тебе кое—что сказать.
      Сердце Лины упало. Но она сильно провинилась, уехав надолго, поэтому полагала, что заслуживает любого наказания.
      — Я видела, что ты сделала. Ты совершила удивительный поступок, одна, без чьей—либо помощи. Ты очень храбрая.
      — Я не могла этого не сделать, — ответила Лина.
      Миссис Мердо вопросительно изогнула брови. Лина молча пожала плечами. Она слишком устала, чтобы объяснять, что только добро могло остановить зло. Она не стала говорить, как надеялась, что первым это сделает кто—то еще, но никто не решился.
      — Я уверена, многие из нас думали о том же. Но никому, кроме тебя, не хватило храбрости, — сказала миссис Мердо.
      — Никакой храбрости я не чувствовала, — возразила Лина. — Только страх.
      — Значит, ты сумела его перебороть. А значит, ты храбрее, чем я думала.
      Услышав такие слова, Лина почувствовала, будто в ее сердце загорелся огонек… Нет, не огонек — вспыхнула лампочка. Да—да, маленькая лампочка зажглась в ее сердце.
      — Никогда в жизни я так не уставала, — призналась миссис Мердо. — А завтра у нас будет день еще тяжелее.
      — Завтра? — Лина не знала, что плохого может произойти завтра.
      — Да, да, — сказала миссис Мердо. — Полагаю, завтра мы выясним, что они по—прежнему требуют нашего ухода.
      Четвертый деревенский совет
      В ту ночь ветер очистил воздух от дыма, и утром небо сияло синевой. Солнце приятно согревало, но уже не жгло. Лето готовилось уступить место осени.
      Утром из города в гостиницу прибежал курьер. Дун столкнулся с ним на ступенях перед парадным входом.
      — Скажи своим, что администрация Искры хочет встретиться с эмберитами в полдень в танцевальном зале, — сообщил курьер.
      Дун передал послание, и скоро все знали о намеченной встрече. В назначенное время эмбериты собрались в зале. Дун стоял со своим отцом в толпе и слышал, как люди перешептывались — ничего хорошего от этой встречи никто не ждал. Мисс Торн кому—то шепнула:
      — Я так нервничаю, что у меня схватило живот.
      Дун тоже нервничал, у него даже ладони стали влажными.
      В начале первого Мэри Уотерс и Уилмер Дент вошли в зал. Следом за ними четверо мужчин внесли носилки, на которых лежал укрытый одеялом мужчина с седой бородой и с повязкой на одном глазу. Дун узнал Бена Барлоу. Рядом с носилками шли доктор Эстер, миссис Мердо, Лина и Поппи. Дун увидел хозяев магазинов и бригадиров, включая Чаг—гера, чету Партон и Кении. Собрались почти все.
      Дун поднял руку и позвал Лину. Она пришла и встала рядом с ним.
      — Бен тяжело ранен? — шепотом спросил Дун.
      — Думаю, да, — так же шепотом ответила Лина. — Доктор говорит, что при взрыве ему чуть не оторвало руку.