- Едем!
      По дороге воображение Маникана разыгрывалось, и, слушая подробности происшествия, он все больше мрачнел.
      - Итак, - сказал он, когда де Вард кончил, - вы считаете, что он мертв?
      - Увы, да!
      - И вы дрались без свидетелей?
      - Это было его желание.
      - Странно!
      - Вы находите, что это странно?
      - Да, это так мало похоже на господина де Гиша.
      - Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей правдивости?
      - Гм, гм!
      - Вы сомневаетесь?
      - Немного... Но мои сомнения увеличатся, если я увижу, что бедняга мертв.
      - Господин Маникан!
      - Господин де Вард!
      - Мне кажется, вы оскорбляете меня.
      - Это как вам угодно. Что делать! Мне никогда не нравились люди, которые являются и говорят: "Я убил такого-то или такого-то; это большое несчастье, но я убил его честно".
      - Тише, мы прибыли.
      Действительно, показалась поляна, и на открытом пространстве чернело неподвижное тело убитой лошади. Справа от лошади лежал ничком в траве бедный граф, залитый кровью. Он оставался на прежнем месте и, по-видимому, не сделал за это время ни одного движения.
      Маникан бросился на колени, приподнял графа и убедился, что он холоден и весь в крови. Он снова опустил его. Потом, нагнувшись, он стал шарить кругом и нашел пистолет де Гиша.
      - Увы! - сказал он, поднимаясь, бледный, как привидение, с пистолетом в руках. - Увы, вы не ошиблись, он действительно мертв!
      - Мертв? - повторил де Вард.
      - Да, и его пистолет заряжен, - прибавил Маникан, показывая на дуло.
      - Да ведь я же сказал вам, что выстрелил в него тогда, когда он целился в меня.
      - Уверены ли вы, что вы дрались с ним на дуэли, господин де Вард? Признаться, я очень опасаюсь, не было ли здесь простого убийства. Нет, нет, выслушайте меня! Вы стреляли три раза, а его пистолет заряжен! Вы убили его лошадь и его самого, а он, де Гиш, один из лучших стрелков Франции, не попал ни в вас, ни в вашу лошадь! Право, господин де Вард, вы привели меня сюда на свое несчастье, пролитая вами кровь ударила мне в голову; я словно опьянел, и, клянусь честью, раз уж представился случай, я размозжу вам череп; господин де Вард, помолитесь за свою душу!
      - Господин де Маникан, вы шутите!
      - Напротив, говорю совершенно серьезно.
      - Вы меня убьете?
      - Без всякого угрызения совести, по крайней мере, в настоящую минуту.
      - Вы дворянин?
      - Я был пажом, значит, дворянин.
      - Дайте мне тогда возможность защищаться.
      - Чтобы вы поступили и со мной так же, как с беднягой де Гишем?
      И Маникан, вынув свой пистолет, нахмурил брови и навел его на грудь де Варда. Де Вард не пробовал даже бежать, настолько он был огорошен. Среди воцарившейся зловещей тишины, которая показалась де Варду вечностью, вдруг раздался вздох.
      - Вы слышите, - вскричал де Вард, - он жив, жив! На помощь, господин де Гиш! Меня хотят убить!
      Маникан попятился и увидел, что граф с трудом приподнялся, опираясь на руку. Маникан отшвырнул пистолет и с радостным криком подбежал к другу.
      Де Вард вытер холодный пот, выступивший у него на лбу.
      - Вовремя же он очнулся! - прошептал он.
      - Что с вами? - спросил Маникан у де Гиша. - Куда вы ранены?
      Де Гиш показал ему изувеченные пальцы и окровавленную грудь.
      - Граф! - вскричал де Вард. - Меня обвиняют в совершении убийства. Умоляю вас, засвидетельствуйте, что я дрался честно.
      - Это правда, - прошептал раненый - Господин де Вард дрался честно, и кто будет это отрицать, станет моим врагом.
      - Сначала помогите мне, сударь, отнести этого беднягу домой, - попросил Маникан, - а потом я дам вам какое угодно удовлетворение, или же, если вы слишком торопитесь, перевяжем рану графа нашими носовыми платками и потом выпустим две оставшиеся пули.
      - Благодарю вас, - сказал де Вард. - В течение одного часа я два раза смотрел смерти в лицо; она очень безобразна, и я предпочитаю получить от вас извинения.
      Маникан рассмеялся, и его примеру последовал де Гиш, несмотря на физические страдания.
      Молодые люди хотели отнести графа, но тот заявил, что чувствует себя достаточно сильным и может идти сам Пуля разбила ему безымянный палец и мизинец и скользнула по ребру, но не проникла в грудь. Таким образом, де Гиш потерял сознание скорее от боли, чем от раны.
      Маникан поддерживал его под руку с одной стороны, де Вард - с другой; так они отвели его в Фонтенбло, к тому самому врачу, который был вызван к умирающему францисканцу, чью власть унаследовал Арамис.
      XXI
      КОРОЛЕВСКИЙ УЖИН
      В это время король сидел за столом, и немногочисленные приглашенные заняли места возле него, после того как он обычным жестом пригласил их садиться.
      Хотя в эти годы этикет еще не был установлен окончательно, французский двор совершенно порвал с традициями простоты и патриархальной приветливости, которые можно было еще наблюдать при Генрихе IV; подозрительность Людовика XIII мало-помалу изгнала их и заменила внешней пышностью, маскировавшей ничтожество этого короля.
      Людовик XIV сидел за отдельным столиком, который, точно председательская кафедра, возвышался над соседними столами, столиком, сказали мы; поспешим, однако, прибавить, что этот столик был все же больше остальных. Кроме того, он был весь заставлен множеством разнообразных блюд: рыбой, дичью, мясом, фруктами, овощами и вареньями.
      Молодой и сильный король, страстный охотник, большой любитель различных физических упражнений, обладал вдобавок горячей кровью, как все Бурбоны; а известно, что от этого пищеварение совершается быстро и аппетит скоро появляется вновь.
      Людовик XIV был грозный сотрапезник; он любил критиковать своих поваров, но когда они ему угождали, но он не знал границ в своих похвалах. Сначала король съедал несколько супов, либо сливая их вместе и приготовляя что-то вроде маседуана, либо пробуя в отдельности и перемежая бокалом старого вина.
      Ел он быстро и довольно жадно.
      Портос ожидал сигнала даАртаньяна, по которому следовало приступать к ужину, но, посмотрев на короля, он вполголоса заметил мушкетеру:
      - Мне кажется, можно начинать. Его величество дает ободряющий пример. Посмотрите-ка.
      - Король ест, - сказал даАртаньян, - но в то же время разговаривает; устройтесь так, чтобы, если он случайно обратится к вам, у вас рот не был бы набит: это невежливо и некрасиво.
      - Тогда лучше не ужинать, - вздохнул Портос. - Между тем, сознаюсь, я голоден. А тут все пахнет так соблазнительно и щекочет мне сразу и обоняние и аппетит.
      - И не думайте, пожалуйста, не прикасаться к кушаньям, - улыбнулся даАртаньян. - Вы оскорбите его величество. Король обыкновенно говорит, что хорошо работает тот, кто хорошо ест, и не любит, чтобы у него за столом плохо ели.
      - Как же можно сидеть с пустым ртом, когда ешь? - спросил Портос.
      - Да очень просто, - усмехнулся капитан мушкетеров, - нужно только проглотить все, что будет во рту, когда король неожиданно обратится к вам.
      - Отлично.
      После этого разговора Портос принялся за кушанья с умеренным энтузиазмом.
      Король время от времени посматривал на присутствующих и с видом знатока оценивал способности нового гостя.
      - Господин дю Баллон! - обратился он к нему.
      В это время Портос был занят рагу из зайца и только что положил в рот половину заячьей спинки. Услыхав свое имя, он вздрогнул и мощным движением глотки отправил кусок в желудок.
      - Слушаю, государь, - пробормотал Портос приглушенным голосом, но довольно внятно.
      - Пусть господину дю Валлону передадут это филе из барашка, - приказал король. - Вы любите барашка, господин дю Валлон?
      - Государь, я люблю все, - отвечал Портос.
      - Все, что мне предлагает ваше величество, - подсказал даАртаньян.
      Король одобрительно кивнул головой.
      - Кто много работает, много ест, - продолжал король, восхищенный тем, что у него нашелся такой могучий сотрапезник, как Портос.
      Портос получил блюдо с барашком и отвалил часть себе на тарелку.
      - Ну, каково? - спросил король.
      - Отменно! - спокойно отвечал Портос.
      - Есть ли такие нежные барашки в вашей провинции, господин дю Валлон? - продолжал спрашивать король.
      - Государь, - сказал Портос, - мне кажется, что в моей провинции, как и повсюду, все лучшее принадлежит королю. Кроме того, я ем барашка иначе, чем это делает ваше величество.
      - Как же вы едите его?
      - Обыкновенно я велю приготовить себе целого барашка.
      - Целого?
      - Да, государь.
      - Каким же образом?
      - А вот каким. Мой повар - он немец, государь, - мой повар начиняет барашка сосисками, которые он выписывает из Страсбурга; колбасками, которые заказывает в Труа; жаворонками, которые он получает из Питивье. Не знаю уж каким способом он снимает мясо барашка с костей, как курятину, оставляя при этом кожу, которая образует поджаренную корочку. Когда барашка режут ломтями, как огромную колбасу, изнутри течет розовый сок, и на вид приятный и на вкус восхитительный.
      И Портос прищелкнул языком.
      Король слушал с широко открытыми глазами и, принимаясь за поданного ему тушеного фазана, заметил:
      - Вот это едок, которому я позавидовал бы. Каково! Целого барашка!
      - Да, государь, целого!
      - Подайте этих фазанов господину дю Валлону; я вижу, он знаток.
      Приказание было выполнено.
      Затем, возвращаясь к барашкам, король спросил:
      - А это не слишком жирно?
      - Нет, государь; жир вытекает вместе с соком и плавает сверху; тогда мой стольник собирает его серебряной ложкой, нарочно для этого приготовленной.
      - Где вы живете? - поинтересовался король.
      - В Пьерфоне, государь.
      - В Пьерфоне? Где это, господин дю Валлон, недалеко от Бель-Иля?
      - Нет, государь, Пьерфон недалеко от Суасона.
      - А я думал, что вы говорите мне о барашках, которые пасутся на приморских лугах.
      - Нет, государь; луга мои хоть и не приморские, но ничуть не уступают им.
      - У вас превосходный аппетит, господин дю Валлон! С вами приятно сидеть за столом.
      - Ах, государь! Если бы ваше величество когда-нибудь посетили Пьерфон, мы съели бы вдвоем барашка, потому что и вы не можете пожаловаться на аппетит.
      ДаАртаньян энергично толкнул Портоса под столом. Портос покраснел.
      - В счастливом возрасте вашего величества, - заговорил Портос, чтобы поправиться, - я служил в мушкетерах, и ничто не могло меня насытить. У вашего величества превосходный аппетит, но ваше величество слишком разборчивы для того, чтобы вас можно было назвать большим едоком.
      Вежливость сотрапезника, по-видимому, очень понравилась королю.
      - Вы отведаете этих сливок? - спросил он Портоса.
      - Государь, ваше величество обращаетесь со мной так милостиво, что я открою вам всю правду.
      - Скажите, господин дю Валлон, скажите!
      - Из сладких блюд, государь, я признаю только мучные, да и то нужно, чтобы они были очень плотны; от всех этих муссов у меня вздувается живот, и они занимают слишком много места, которым я дорожу и не люблю тратить на пустяки.
      - Господа, - воскликнул король, указывая на Портоса, - вот настоящий гастроном! Так кушали наши отцы, которые понимали толк в еде, тогда как мы только поклевываем.
      И с этими словами он положил на тарелку белого куриного мяса, перемешанного с ветчиной. Портос, со своей стороны, принялся за куропаток.
      Кравчий наполнил бокал его величества.
      - Подайте моего вина господину дю Баллону, - приказал король.
      Это была большая честь за королевским столом.
      ДаАртаньян нажал колено друга.
      - Если вы можете съесть половину кабаньей головы, которая стоит вон там, - сказал он Портосу, - вы через год будете герцогом и пэром.
      - Сейчас я примусь за нее, - флегматично отвечал Портос.
      Действительно, ему скоро подали голову, потому что королю доставляло удовольствие подзадоривать человека с таким аппетитом; он не посылал Портосу кушаний, которых не пробовал сам; поэтому он отведал и кабаньей головы. Портос не сплоховал: он съел не половину, как предлагал ему ДаАртаньян, а три четверти головы.
      - Не поверю, - заметил вполголоса король, - чтобы дворянин, который каждый день так хорошо ест и с таким аппетитом, не был самым честным человеком в моем государстве.
      - Вы слышите? - шепнул ДаАртаньян на ухо своему Другу.
      - Да, кажется, я заслужил некоторую милость, - отвечал Портос, покачиваясь на стуле.
      - Ветер для вас попутный. Да, да, да!
      Король и Портос продолжали есть, к общему удовольствию; некоторые из гостей попытались было подражать им из чувства соревнования, но скоро отстали.
      Король багровел: прилив крови к лицу означал, что он сыт. В такие минуты Людовик XIV не веселел, как все люди, пьющие вино, а делался мрачным и молчаливым. А Портосом, напротив, овладело бодрое и игривое настроение.
      Подали десерт.
      Король не думал больше о Портос; он то и дело посматривал на входную дверь и часто спрашивал, почему так запаздывает г-н де Сент-Эньян.
      Наконец в ту минуту, когда его величество, тяжело дыша, заканчивал банку с вареньем из слив, вошел г-н де Сент-Эньян. Глаза короля, уже сильно потускневшие, тотчас заблестели. Граф направился к столу короля, и, когда он подошел, Людовик XIV встал. Вслед за королем поднялись все, даже Портос, который в эту минуту доедал кусок нуги, способной склеить челюсти крокодила. Ужин кончился.
      XXII
      ПОСЛЕ УЖИНА
      Король взял де Сент-Эньяна под руку и прошел с ним в соседнюю комнату.
      - Как вы запоздали, граф! - сказал король.
      - Я ждал ответа, государь.
      - Неужели она так долго отвечала на то, что я ей писал?
      - Государь, ваше величество соблаговолили сочинить стихи; мадемуазель де Лавальер пожелала отплатить королю тою же монетой, то есть золотой.
      - Она ответила стихами, де Сент-Эньян? - вскричал король. - Дай их сюда.
      И Людовик сломал печать маленького письма, где действительно оказались стихи, которые история сохранила нам; они лучше по замыслу, чем по исполнению.
      Они, однако, привели в восхищение короля, и он бурно выразил свой восторг. Но общее молчание, воцарившееся в зале, несколько смутило Людовика, столь чувствительного к требованиям этикета. Он подумал, что его радость может дать повод к нежелательным толкам.
      Людовик спрятал письмо в карман; затем, повернувшись в сторону гостей, обратился к Портосу:
      - Господин дю Валлон, ваше присутствие доставило мне большое удовольствие, и я буду очень рад видеть вас вновь.
      Портос поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.
      - Господин даАртаньян, - продолжал король, - вы подождете моих приказаний в галерее; я вам очень признателен за то, что вы познакомили меня с господином дю Баллоном. Господа, завтра я возвращаюсь в Париж по случаю отъезда испанского и голландского послов. Итак, до завтра.
      Зала тотчас же опустела.
      Король взял де Сент-Эньяна под руку и велел ему еще раз перечитать стихи де Лавальер.
      - Как ты их находишь? - спросил он.
      - Государь... стихи очаровательны!
      - Да, они чаруют меня, и если бы они стали известны...
      - То им позавидовали бы поэты; но они их не узнают.
      - Вы передали ей мои стихи?
      - О, государь, как она их читала!
      - Боюсь, что они слабы.
      - Мадемуазель де Лавальер о них другого мнения.
      - Вы думаете, что они пришлись ей по вкусу?
      - Я уверен, государь...
      - В таком случае мне нужно ответить.
      - Государь... сейчас... после ужина... это утомит ваше величество.
      - Пожалуй, вы правы... заниматься после еды вредно.
      - Особенно писать стихи; кроме того, в настоящую минуту мадемуазель де Лавальер очень огорчена.
      - Чем же?
      - Ах, государь, как все наши дамы!
      - Что случилось?
      - Несчастье с беднягой де Гишем.
      - Боже мой, с де Гишем?
      - Да, государь, у него разбита кисть, прострелена грудь, он умирает.
      - Умирает? Кто вам сказал это?
      - Маникан только что отправил его к доктору в Фонтенбло, и слух об этом дошел сюда.
      - Бедный де Гиш! Как же это произошло?
      - Как это с ним случилось, государь?
      - Вы сообщаете мне все очень странным тоном, де Сент-Эньян. Расскажите подробности... что он говорит?
      - Он ничего не говорит, государь. Говорят другие.
      - Кто именно?
      - Те, кто его отнес к доктору, государь.
      - Кто же это?
      - Не знаю, государь; об этом надо спросить господина де Маникана, господин де. Маникан его друг.
      - У него много друзей, - сказал король.
      - О нет, - возразил де Сент-Эньян, - вы ошибаетесь, государь. У господина де Гиша немало врагов.
      - Откуда вы это знаете?
      - Королю угодно, чтобы я объяснил?
      - Конечно.
      - Государь, я слышал о ссоре между двумя придворными.
      - Когда?
      - Сегодня вечером, перед ужином вашего величества.
      - Это ничего не доказывает. Я отдал такие строгие приказания относительно дуэлей, что, мне кажется, никто не посмеет нарушить их.
      - Сохрани меня боже кого-нибудь оправдывать! - вскричал де Сент-Эньян. - Ваше величество приказали мне говорить, и я говорю.
      - Так расскажите мне, как был ранен граф де Гиш.
      - Государь, говорят, что на охоте.
      - Сегодня вечером?
      - Сегодня вечером.
      - Раздроблена рука, прострелена грудь! Кто был на охоте с господином де Гишем?
      - Не знаю, государь... Но господин де Маникан знает или должен знать.
      - Вы что-то скрываете от меня, де Сент-Эньян.
      - Ничего, государь, решительно ничего.
      - В таком случае объясните мне, как все произошло; может быть, разорвало мушкет?
      - Очень может быть. Но, взвесив все обстоятельства, государь, я думаю, что нет: возле де Гиша был найден заряженный пистолет.
      - Пистолет? Разве на охоту ходят с пистолетами?
      - Государь, говорят также, что лошадь де Гиша была убита и что труп ее до сих пор лежит на поляне.
      - Лошадь? Де Гиш был верхом? Де Сент-Эньян, я ничего не понимаю. Где все это произошло?
      - В роще Рошен, на круглой поляне, государь.
      - Хорошо, позовите господина даАртаньяна.
      Де Сент-Эньян повиновался. Вошел мушкетер.
      - Господин даАртаньян, - сказал король, - вы выйдете отсюда по запасной лестнице.
      - Слушаю, государь.
      - Сядете верхом.
      - Слушаю, государь.
      - И отправитесь в рощу Рошен, на круглую поляну. Вы знаете это место?
      - Государь, я два раза дрался там.
      - Как! - вскричал король, ошеломленный его ответом.
      - Государь, до указа господина кардинала де Ришелье, - отвечал даАртаньян со своей обычной невозмутимостью.
      - Это другое дело, сударь. Итак, вы поедете туда и тщательно осмотрите местность. Там ранили человека, и вы найдете там мертвую лошадь. Вы мне доложите, что вы думаете об этом происшествии.
      - Хорошо, государь.
      - Разумеется, я хочу выслушать ваше собственное мнение, а не мнение других.
      - Вы услышите его через час, государь.
      - Запрещаю вам сноситься с кем бы то ни было.
      - Исключая человека, который даст мне фонарь, - сказал даАртаньян.
      - Ну понятно, - рассмеялся король в ответ на эту вольность, которой он не потерпел бы ни от кого, кроме капитана мушкетеров.
      ДаАртаньян вышел по запасной лестнице.
      - Теперь пусть позовут моего врача, - приказал Людовик.
      Через десять минут пришел, запыхавшись, врач.
      - Сударь, - обратился к нему король, - вы отправитесь с господином де Сент-Эньяном, куда он вас поведет, и дадите мне отчет о состоянии больного, которого вы увидите.
      Врач беспрекословно повиновался в это время никто уже не решался ослушаться Людовика XIV. Он вышел в сопровождении де Сент-Эньяна.
      - Вы же, де Сент-Эньян, пришлите мне Маникана, прежде чем доктор успеет с ним поговорить.
      Де Сент-Эньян поклонился и вышел.
      XXIII
      КАК Д'АРТАНЬЯН ВЫПОЛНИЛ ПОРУЧЕНИЕ КОРОЛЯ
      В то время как король отдавал эти последние распоряжения, чтобы выяснить истину, даАртаньян, не теряя ни секунды, побежал в конюшню, взял фонарь, сам оседлал лошадь и направился к месту, указанному его величеством. Согласно данному обещанию, он никого не видел и ни с кем не разговаривал и довел свою добросовестность до того, что обошелся без помощи слуг и конюхов.
      ДаАртаньян был из числа людей, которые считают своей обязанностью в трудные минуты выказать все лучшие качества.
      Пустив коня галопом, мушкетер через пять минут был в роще, привязал коня к первому попавшемуся дереву я пошел пешком на поляну. Он с полчаса тщательно осматривал ее с фонарем в руках, затем молча сел на лошадь, и шагом вернулся в Фонтенбло, погруженный в размышления.
      Людовик поджидал его у себя в кабинете. Он был один и что-то писал. С первого же взгляда даАртаньян заметил, что строчки неравной длины и испещрены помарками. Он заключил, что это были стихи.
      Король поднял голову и увидел даАртаньяна.
      - Ну что, сударь, узнали что-нибудь?
      - Да, государь.
      - Что же вы увидели?
      - Приблизительно вот что, государь... - сказал д'Артаньян.
      - Я просил у вас точных сведений.
      - Я постараюсь быть как можно более точным. Погода благоприятствовала только что произведенному мною расследованию: сегодня вечером шел дождь, и дороги развезло...
      - К делу, господин даАртаньян!
      - Государь, ваше величество сказали мне, что на поляне в роще Рошен лежит мертвая лошадь; поэтому я прежде всего стал изучать состояние дорог. Я говорю - дорог, потому что в центре поляны пересекаются четыре дороги. Свежие следы виднелись только на той, по которой я сам приехал. По ней шли две лошади бок о бок; восемь копыт явственно отпечатались на мягкой глине.
      Один из всадников торопился больше, чем другой. Следы одной лошади опережают следы другой на половину корпуса.
      - Значит, вы уверены, что они приехали вдвоем? - спросил король.
      - Да, государь. Лошади крупные, шли мерным шагом; они хорошо вымуштрованы, потому что, дойдя до перекрестка, повернули под совершенно правильным углом.
      - Дальше!
      - Там всадники на минуту остановились, вероятно, для того, чтобы столковаться об условиях поединка. Один из всадников говорил, другой слушал и отвечал. Его лошадь рыла ногой землю; это доказывает, что он слушал очень внимательно, опустив поводья.
      - Значит, был поединок?
      - Без всякого сомнения.
      - Продолжайте, вы тонкий наблюдатель.
      - Один из всадников остался на месте - тот, кто слушал; другой переехал поляну и сперва повернулся лицом к своему противнику. Тогда оставшийся на месте пустил лошадь галопом и проскакал две трети поляны, думая, что он едет навстречу своему противнику. Но тот двинулся по краю площадки, окруженной лесом.
      - Вам не известны имена, не правда ли?
      - Совершенно неизвестны, государь. Но ехавший по опушке сидел на вороной лошади.
      - Откуда вы узнали это?
      - Несколько волос из ее хвоста остались на колючках кустарника, растущего по краю поляны.
      - Продолжайте.
      - Другую лошадь мне нетрудно описать, потому что она лежит мертвая на поле битвы.
      - Отчего же она погибла?
      - От пули, которая пробила ей висок.
      - Пистолетной или ружейной?
      - Пистолетной, государь. И рана лошади выдала мне тактику того, кто ее убил. Он поехал вдоль опушки леса, чтобы зайти своему противнику во фланг. Я прошел по его следам, видным на траве.
      - Следам вороной лошади?
      - Да, государь.
      - Продолжайте, господин даАртаньян.
      - Теперь, чтобы ваше величество могли ясно представить себе позицию противников, я покину стоявшего всадника и перейду к тому, который скакал галопом.
      - Хорошо.
      - Лошадь этого всадника была убита наповал.
      - Как вы узнали это?
      - Всадник не успел соскочить с седла и упал вместо с конем, и я видел след его ноги, которую он с трудом вытащил из-под лошади. Шпора, придавленная тяжестью корпуса, взбороздила землю.
      - Хорошо. А что он стал делать, поднявшись на ноги?
      - Пошел прямо на противника.
      - Все еще находившегося на опушке леса?
      - Да, государь. Потом, подойдя к нему ближе, он остановился, заняв удобную позицию, так как его каблуки отпечатались рядом, выстрелил и промахнулся.
      - Откуда вы знаете, что он промахнулся?
      - Я нашел пробитую пулей шляпу.
      - А, улика! - воскликнул король.
      - Недостаточная, государь, - холодно отвечал д'Артаньян, - шляпа без инициалов, без герба; на ней красное перо, как на всех шляпах; даже галуны самые обыкновенные.
      - И человек с пробитой шляпой стрелял вторично?
      - Он сделал уже два выстрела, государь.
      - Как вы узнали это?
      - Я нашел пистолетные пыжи.
      - Что же сталось с другой пулей?
      - Она сбила перо со шляпы всадника, в которого была направлена, и срезала березку на противоположной стороне поляны.
      - В таком случае всадник на вороной лошади был обезоружен, тогда как у его противника остался еще заряд.
      - Государь, пока упавший поднимался, его противник успел зарядить пистолет. Но он очень волновался, и рука его дрожала.
      - Откуда вы это знаете?
      - Половина заряда просыпалась на землю, и он уроппл шомпол, не успев засунуть его на место.
      - Вы сообщаете мне удивительные вещи, господин даАртаньян.
      - Достаточно немного наблюдательности, государь, и любой разведчик был бы способен доставить вам эти сведения.
      - Слушая вас, можно ясно представить себе всю картину.
      - Я действительно мысленно восстановил ее, может быть, с самыми небольшими искажениями.
      - Теперь вернемся к упавшему всаднику. Вы сказали, что он шел на своего противника в то время, как тот заряжал пистолет?
      - Да, но в то мгновение, как он целился, его противник выстрелил.
      - О! - перебил король - И выстрел?..
      - Последствия его были ужасны, государь; спешившийся всадник упал ничком, сделав три неверных шага.
      - Куда попала пуля?
      - В два места; сначала в правую руку, затем в грудь.
      - Как же вы могли догадаться об этом? - спросил восхищенный король.
      - Очень просто: рукоятка пистолета была вся окровавлена, и на ней виднелся след пули и осколки разбитого кольца. По всей вероятности, раненый потерял два пальца: безымянный и мизинец.
      - Относительно руки я согласен; но рана в грудь?
      - Государь, на расстоянии двух с половиной футов друг от друга там были две лужи крови. Около одной из этих луж трава была вырвана судорожно сжатой рукой, около другой - только примята тяжестью тела.
      - Бедный де Гиш! - воскликнул король.
      - Так это был господин де Гиш? - спокойно сказал мушкетер. - У меня самого возникло такое предположение, но я не решался высказать его вашему величеству.
      - Каким же образом оно возникло у вас?
      - Я узнал герб Граммонов на сбруе убитой лошади.
      - И вы считаете, что рана его тяжелая?
      - Очень тяжелая, потому что он свалился сразу и долго лежал без движения; однако он имел силу уйти при поддержке двух друзей.
      - Значит, вы встретили его, когда он возвращался?
      - Нет; но я различил следы трех человек, человек, шедший справа, и человек, шедший слева, двигались свободно, легко, средний же тащился с трудом. К тому же на его следах кое-где видны пятна крови.
      - Теперь, сударь, после того как вы так отчетливо восстановили всю картину поединка, скажите мне что-нибудь о противнике де Гиша.
      - Государь, я его не знаю.
      - Как не знаете, ведь вы так ясно видите все?
      - Да, государь, - отвечал даАртаньян, - я вижу все, но не говорю всего, что вижу, и раз этому бедняге удалось скрыться, то я прошу ваше величество разрешить мне сказать вам, что я его не выдам.
      - Однако всякий дуэлянт - преступник, сударь.
      - Не в моих глазах, ваше величество, - холодно поклонился даАртаньян.
      - Сударь, - вскричал король, - даете ли вы себе отчет в своих словах?
      - Вполне, государь, но в моих глазах человек, который хорошо дерется, - человек порядочный. Таково мое мнение. Может быть, вы со мной не согласны; это естественно, вы - государь...
      - Господин даАртаньян, я, однако, приказал...
      ДаАртаньян перебил короля почтительным жестом.
      - Вы приказали мне разузнать все подробности относительно поединка, государь; они вам доставлены. Если вы прикажете мне арестовать противника господина де Гиша, я исполню приказание, но не требуйте, чтобы я донес на него, так как я откажусь исполнить это требование.
      - В таком случае арестуйте его.
      - Назовите мне его имя, государь.
      Людовик топнул ногой. После минутного размышления он сказал:
      - Вы правы, - десять, двадцать, сто раз правы.
      - Я так думаю, государь, и счастлив, что ваше величество разделяете мое мнение.
      - Еще одно слово... Кто оказал помощь де Гишу?
      - Не знаю.
      - Но вы говорили о двоих... Значит, был секундант?
      - Секунданта не было. Больше того, когда господин де Гиш упал, его противник ускакал, не оказав ему помощи.
      - Негодяй!
      - Что делать, государь, - это следствие ваших распоряжений. Человек дрался честно, избежал смерти и хочет вторично избежать ее. Он невольно вспоминает господина де Бутвиля... Еще бы!
      - И делается трусом?
      - Нет, проявляет предусмотрительность.
      - Итак, он ускакал?
      - Да, во всю прыть.
      - В каком направлении?
      - К замку.
      - А потом?
      - Потом я уже имел честь сказать вашему величеству, что два человека пришли пешком и увели господина де Гиша.
      - Как вы можете доказать, что эти люди пришли после поединка?
      - Совершенно неопровержимо: во время поединка дождь перестал, но земля не успела высохнуть, и следы ног ясно отпечатывались на влажной почве. Но после дуэли, когда господин де Гиш лежал без чувств, подсохло, и следы отпечатывались не так отчетливо.