- Разве вы не видите? Вон там.
      - Так ты думаешь, что мне удобнее подойти к нему, чем тебе?
      - Вы человек более значительный.
      - Да, это правда. Я капитан мушкетеров. Этот чин я получил так недавно, что постоянно забываю о нем.
      - Смотрите, он глядит на вас... если я не ошибаюсь.
      - Нет, нет, не ошибаешься, именно мне он оказывает эту честь.
      - Так теперь самая подходящая минута.
      - Ты думаешь?
      - Пожалуйста, пойдите.
      - Иду.
      Де Гиш не спускал глаз с Рауля; тот сделал ему знак, что дело улажено.
      ДаАртаньян направился прямо к группе, окружавшей герцога, и вежливо раскланялся с г-ном Фуке и остальными.
      - Здравствуйте, господин ДаАртаньян. Мы беседовали о Бель-Иле, - начал Фуке непринужденным тоном светского человека, которым многие не могут овладеть за всю жизнь.
      - О Бель-Иле? Вот как! - удивился ДаАртаньян. - Ведь он принадлежит вам, господин Фуке?
      - Господин Фуке сейчас только сказал мне, что он подарил его королю, - заметил Бекингэм. - Очень рад вас видеть, господин ДаАртаньян.
      - А вы знаете Бель-Иль, шевалье? - спросил мушкетера Фуке.
      - Я был там только раз, сударь, - любезно отвечал ДаАртаньян.
      - И долго там пробыли?
      - Один день, монсеньер.
      - Что же вы там видели?
      - Все, что можно увидеть в течение одного дня.
      - С вашими глазами, сударь, за день можно увидеть много.
      В это время Рауль сделал знак Бекингэму.
      - Господин суперинтендант, - сказал Бекингэм, - оставляю вам вместо себя капитана, который лучше меня разбирается в бастионах, эскарпах, контрэскарпах; меня зовет приятель.
      И Бекингэм направился к Раулю, остановившись по дороге у стола, за которым играли принцесса, королевамать, молодая королева и король.
      - Смотри, Рауль, - подтолкнул друга де Гиш. - Вот он... поспеши.
      Сказав комплимент принцессе, Бекингэм снова двинулся к Раулю. Рауль пошел к нему навстречу. Де Гиш остался на месте и внимательно наблюдал.
      В тот момент, когда они должны были встретиться, к герцогу Бекингэму подошел принц.
      На его накрашенных губах играла очаровательная улыбка.
      - Боже мой! - произнес он с дружеской любезностью - Что я слышал, милый герцог?
      Бекингэм оглянулся; он не заметил, как подошел принц.
      Герцог невольно вздрогнул. Легкая бледность покрыла его щеки.
      - Что же вы услышали, ваше высочество? - спросил он. - Что так поразило вас?
      - Даже привело в отчаяние, сударь! - отвечал принц - Это известие огорчит весь двор.
      - Ваше высочество очень благосклонны ко мне, - поклонился Бекингэм. Я догадываюсь, что речь идет о моем отъезде.
      - Именно.
      - Увы, ваше высочество, я в Париже всего пятьшесть дней, и мой отъезд может огорчить только меня.
      Де Гиш услышал эту фразу и, в свою очередь, вздрогнул.
      - Его отъезд! - пробормотал он - Что он говорит?
      Филипп продолжал прежним любезным тоном:
      - Я вполне понимаю, что король Великобритании призывает вас, сударь; всем известно, что его величество Карл Второй не может обойтись без вас. Но и мы не можем так легко расстаться с вами Примите же выражение моего искреннего сожаления.
      - Ваше высочество, - сказал герцог, - поверьте мне, я покидаю французский двор.
      - Потому, что такова воля короля, я понимаю. Но если вы думаете, что мое желание имеет какой-нибудь вес у короля, то я берусь упросить его величество Карла Второго оставить вас во Франции еще на некоторое время.
      - Я крайне польщен, ваше высочество, - отвечал Бекингэм - Но я получил категорический приказ. Я не могу дольше оставаться во Франции, я и так уже просрочил время и рискую вызвать неудовольствие моего государя Только сегодня я вспомнил, что должен был уехать уже четыре дня назад.
      - Вот как! - воскликнул принц.
      - Да, - прибавил Бекингэм, возвышая голос настолько, чтобы его могли услышать принцесса и королевы. - Но я похож на того восточного человека, - который увидел чудесный сон и на несколько дней потерял рассудок, а в одно прекрасное утро проснулся здоровым, то есть в здравом рассудке. Французский двор опьяняет, как этот сон, ваше высочество, но в конце концов нужно проснуться и уехать. Я не могу долее оставаться здесь, как вы любезно предлагаете мне, ваше высочество.
      - Когда же вы едете? - заботливо спросил Филипп.
      - Завтра, ваше высочество... Уже три дня мои экипажи готовы.
      Принц склонил голову, точно желая сказать: "Что ж, если это дело решенное, герцог, говорить больше не о чем".
      Бекингэм посмотрел на королев; Анна Австрийская взглядом одобрила его.
      Бекингэм улыбнулся в ответ, скрывая улыбкой сердечное волнение.
      Принц удалился.
      Но в эту минуту с другой стороны залы к герцогу направился де Гиш.
      Рауль испугался, что нетерпеливый юноша может сам сделать вызов, и бросился к нему навстречу.
      - Нет, нет, Рауль, теперь тебе нечего беспокоиться, - сказал де Гиш, протягивая герцогу обе руки и увлекая его за колонну.
      - О герцог, герцог! - воскликнул он. - Простите меня за мое письмо: я был сумасшедший. Отдайте мне его.
      - Это правда, - отвечал молодой герцог с грустной улыбкой. - Вам не за что сердиться на меня... Ведь я покидаю ее и больше не увижу никогда.
      Услышав эти по-дружески звучащие слова, Рауль понял, что его присутствие излишне, и отошел в сторону.
      Он столкнулся с де Бардом, который говорил с шевалье де Лорреном об отъезде Бекингэма.
      - Весьма своевременный отъезд, - заметил де Вард.
      - Почему?
      - Потому, что он предохраняет милого герцога от удара шпаги.
      И они расхохотались.
      Рауль с негодованием отвернулся, нахмурив брови и вспыхнув до корней волос.
      Шевалье де Лоррен куда-то ушел, де Вард спокойно ждал.
      - Милостивый государь, - обратился Рауль к де Варду, - вы все не можете отучиться от привычки оскорблять отсутствующих. Вчера вы задели господина даАртаньяна, сегодня нападаете на герцога Бекингэма.
      - Милостивый государь, - отвечал де Вард, - вы отлично знаете, что иногда я оскорбляю и присутствующих.
      Де Вард почти касался плечом Рауля. Они обменивались ненавидящими взглядами.
      Вдруг около них раздался изысканно вежливый голос:
      - Мне послышалось, будто здесь назвали мое имя?
      Рауль и де Вард обернулись. Это был даАртаньян; он с улыбкой положил руку на плечо де Варда. Рауль отступил, чтобы дать место мушкетеру. Де Вард задрожал всем телом, побледнел, но не сделал ни одного шага.
      ДаАртаньян, продолжая улыбаться, стал рядом с де Вардом.
      - Спасибо, милый Рауль, - сказал он. - Господин де Вард, я хотел бы поговорить с вами. Не уходите, Рауль; все могут слышать то, что я хочу сказать господину де Варду.
      Улыбка исчезла с его лица, взгляд стал холодным и острым, как стальной клинок.
      - Я к вашим услугам, сударь, - промолвил де Вард.
      - Милостивый государь, - продолжал даАртаньян, - я давно ищу возможности поговорить с вами, но это случилось только сегодня. Правда, место не особенна удобное. Но, может быть, вы соблаговолите пройти ко мне? Это совсем близко.
      - Слушаю, сударь, - сказал де Вард.
      - Вы здесь один? - спросил даАртаньян.
      - Нет, со мной господа Маникан и де Гиш, двое моих друзей.
      - Хорошо, - одобрил даАртаньян. Но - двоих мало. Вы найдете еще кого-нибудь, не правда ли?
      - Конечно, - сказал молодой человек, не понимая, чего хочет даАртаньян. - Сколько вам угодно.
      - Друзей?
      - Да, сударь.
      - Так запаситесь ими, пожалуйста. Подойдите и вы, Рауль. Приведите также господина де Гиша и герцога Бекингэма.
      - Боже мой, сударь, сколько шуму, - отвечал де Вард, принужденно улыбаясь.
      Капитан сделал знак, призывавший его к терпению, и направился в свою комнату, где сидел в ожидании граф де Ла Фер.
      - Ну, что? - спросил он, завидев даАртаньяна.
      - Господин де Вард оказывает мне честь своим визитом в обществе нескольких своих и наших друзей.
      Действительно, вслед за мушкетером показались де Вард и Маникан. За ними шли де Гиш и Бекингэм, удивленные, не понимая, чего от них хотят. Последним вошел Рауль с несколькими придворными. Заметив графа, он встал подле него.
      ДаАртаньян принял гостей как нельзя более любезно. Извинившись перед каждым за причиненное им беспокойство, он повернулся к де Варду, который, несмотря на все свое самообладание, не мог скрыть удивления, смешанного с тревогой.
      - Милостивый государь, - начал даАртаньян, - теперь, когда мы не в королевском дворце и можем говорить громко, не нарушая приличий, я сообщу вам, почему я взял на себя смелость пригласить вас и всех этих господ. Я узнал от графа де Ла Фер, моего друга, что вы распространяете обо мне оскорбительные слухи; мне сказали, что вы считаете меня своим смертельным врагом на том основании, что я будто бы был врагом вашего отца.
      - Это правда, милостивый государь, я говорил это, - отвечал де Вард, и его бледность сменилась легким румянцем.
      - Итак, вы обвиняете меня в преступлении или в низости? Прошу вас точнее формулировать ваше обвинение.
      - При свидетелях, милостивый государь?
      - Разумеется, при свидетелях; вы видите, что я нарочно выбрал их судьями в деле чести.
      - Вы не цените моей деликатности, милостивый государь. Я обвинял вас, это правда, но подробности своего обвинения я держал в тайне. Я довольствовался тем, что выражал свою ненависть перед людьми, которые не могли не сообщить вам о ней. Вы не приняли в расчет моей сдержанности, хотя и были заинтересованы в моем молчании. Я не узнаю вашего обычного благоразумия, господин даАртаньян.
      ДаАртаньян стал кусать усы.
      - Милостивый государь, - сказал ой, - я уже имел честь просить вас точнее формулировать обвинение, возводимое вами на меня.
      - Вслух?
      - Разумеется.
      - Даже если речь идет о постыдном поступке?
      - Непременно.
      Свидетели этой сцены стали было тревожно переглядываться, но, видя, что ДаАртаньян не обнаруживает никакого волнения, успокоились.
      Де Вард хранил молчание.
      - Говорите, милостивый государь, - попросил мушкетер. - Вы видите, все ждут.
      - Ну так слушайте. Мой отец любил одну женщину, одну благородную женщину, и эта женщина любила отца.
      ДаАртаньян переглянулся с Атосом.
      Де Вард продолжал:
      - Господин ДаАртаньян перехватил письма, в которых назначалось свидание, и, переодевшись, явился вместо того, кого ожидали; затем он воспользовался темнотой...
      - Это правда, - подтвердил ДаАртаньян.
      В комнате пробежал легкий ропот.
      - Да, я совершил этот дурной поступок. Вы должны были бы прибавить, милостивый государь, если уж вы так беспристрастны, что в то время, когда произошло это событие, мне не было еще двадцати одного года.
      - Поступок тем не менее постыдный, - сказал де Вард. - Для совершеннолетнего дворянина такая неделикатность непростительна.
      Снова раздался ропот, в котором теперь слышалось удивление и даже сомнение.
      - Это была скверная выходка, - согласился д'Артаньян. - Не дожидаясь упреков господина де Варда, я сам горько упрекал себя за нее. С годами я стал рассудительнее и честнее, и я искупил свою вину долгими сожалениями. Обращаюсь к вашему суду, господа. Дело происходило в тысяча шестьсот двадцать шестом году, в такие времена, о которых вы, господа, знаете только по рассказам, - времена, когда любовь была неразборчива в средствах, а совесть не служила, как теперь, источником отрады и мук. Мы были молодыми солдатами, вечно в боях, вечно с обнаженными шпагами. Каждую минуту нам угрожала смерть; война делала нас грубыми, а кардинал заставлял торопиться. Словом, я раскаялся в своем поступке; больше того, я и до сих пор раскаиваюсь в нем, господин де Вард.
      - Это понятно, сударь, такой поступок не мог не вызвать раскаяния. Тем не менее вы погубили женщину. Та, о которой вы говорите, не вынеся стыда и обиды, бежала из Франции, и с тех пор никому не известно, что с ней сталось.
      - Вы ошибаетесь, - мрачно усмехнулся граф де Ла Фер, протянув руку к де Варду, - ее видели, милостивый государь, и среди нас есть даже люди, которые узнают ее по моему описанию. Это была двадцатипятилетняя худенькая и бледная блондинка, которая была замужем в Англии.
      - Замужем? - спросил де Вард.
      - Разве вы не знали этого? Видите, мы лучше вас осведомлены, господин де Вард. Известно ли вам, что ее называли обыкновенно миледи, не прибавляя к этому титулу никакого имени?
      - Да, сударь, я это знаю.
      - Боже мой! - прошептал Бекингэм.
      - Итак, эта женщина, родом из Англии, вернулась в Англию, после того как три раза устраивала заговоры против господина даАртаньяна. По-вашему, она была права? Согласен, ведь господин ДаАртаньян оскорбил ее. Но нехорошо то, что в Англии эта женщина соблазнила одного молодого человека, по имени Фелтон, находившегося на службе у лорда Винтера. Вы побледнели, милорд Бекингэм? Ваши глаза зажглись гневом и скорбью? В таком случае закончите эту повесть, милорд, и скажите господину де Варду, кто была эта женщина, вложившая нож в руку убийцы вашего отца.
      Все вскрикнули. Герцог вытер платком лоб.
      На некоторое время воцарилось глубокое молчание.
      - Вы видите, господин де Вард, - сказал ДаАртаньян, на которого рассказ этот произвел тем большее впечатление, что слова Атоса пробудили в нем живые воспоминания, - вы видите, не я был причиной гибели этой женщины, потому что душа ее давно уже погибла. Теперь, когда все разъяснено, мне остается, господин де Вард, смиренно попросить у вас прощения за этот постыдный поступок, как я, наверное, попросил бы его у вашего отца, если бы он был жив, Когда он вернулся во. Францию после казни Карла Первого.
      - Это слишком, господин даАртаньян! - воскликнули присутствующие.
      - Нет, господа, - сказал капитан. - Теперь, господин де Вард, надеюсь, между нами все кончено. И вам больше не придется распространять порочащие меня слухи. Наши счеты сведены, не правда ли?
      Де Вард поклонился, что-то пробормотав.
      - Надеюсь также, - продолжал даАртаньян, подходя к молодому человеку, - что впредь вы вообще откажетесь от своей дурной привычки злословить. Ведь если вы настолько совестливы и щепетильны, что ставите в вину мне, старому солдату, спустя тридцать пять лет, глупую юношескую выходку, если, повторяю, вы выступаете таким рыцарем чести, то этим самым вы берете на себя обязательство никогда со своей стороны не совершать ничего противного совести и чести. Поэтому берегитесь, чтобы до моих ушей не дошла какая-нибудь история, в которой будет замешано ваше имя.
      - Милостивый государь, - покраснел де Вард, - ваши угрозы излишни.
      - Я еще не кончил, господин де Вард! - перебил его даАртаньян. - Вам придется выслушать меня.
      Кружок сомкнулся теснее.
      - Вы только что говорили во всеуслышание о чести одной женщины и вашего отца. Это звучало очень хорошо. Приятно думать, что у наших детей есть та порядочность и деликатность, которой, видимо, недоставало нам. Приятно, что молодой человек в том возрасте, когда обыкновенно стремятся похитить честь женщины, наоборот, уважает и защищает эту честь.
      Де Вард сжал губы и стиснул кулаки. По-видимому, ему было непонятно, куда клонит даАртаньян свою речь, начало которой не обещало ничего хорошего.
      - Как же в таком случае вы могли позволить себе, - продолжал даАртаньян, - сказать виконту де Бражелону, что он не знает своей матери?
      Глаза Рауля сверкнули.
      - Это мое личное дело, шевалье! - воскликнул он, выступая вперед.
      Де Вард злобно усмехнулся.
      ДаАртаньян отстранил Рауля рукой.
      - Не перебивайте меня, молодой человек! - продолжал он, не сводя с де Варда властного взгляда. - Я затронул здесь вопрос, который не разрешается шпагой. Мы обсуждаем его среди людей чести, не раз обнажавших шпагу. Для этого я нарочно призвал их сюда. Эти господа знают, что тайна, из-за которой дерутся, перестает быть тайной. Итак, я повторяю свой вопрос господину де Варду: зачем вы оскорбили этого молодого человека, задев его отца и мать?
      - Но мне кажется, - отвечал де Вард, - что мы вольны говорить все, что угодно, если можем подтвердить свои слова всеми средствами, находящимися в распоряжении порядочного человека.
      - Какие же есть у порядочного человека средства подтвердить оскорбление?
      - Шпага.
      - Вы грешите не только против логики, но и против религии и чести. Вы рискуете жизнью нескольких людей, не считая вашей, которая, мне кажется, подвергается большой опасности. Чтобы быть последовательным, с вашими рыцарскими идеями, вы должны сейчас же извиниться перед господином де Бражелоном. Вы скажете ему, что легкомысленно его оклеветали, что благородство и чистота его происхождения сказываются во всех его поступках. Вы сделаете это, господин де Вард, как сделал только что я, старый капитан, перед вами, молокососом.
      - А если не сделаю? - спросил де Вард.
      - Тогда случится...
      - Случится то, чему вы думаете помешать, - улыбаясь, сказал де Вард Ваша логика приведет прямо к поединку, запрещенному королем.
      - Нет, милостивый государь, - спокойно остановил его капитан, - вы заблуждаетесь.
      - Так что же случится?
      - То, что я пойду к королю, который относится ко мне хорошо, - я имел счастье оказать ему некоторые услуги в те времена, когда вас еще не было на свете, и еще недавно, по моей просьбе, король прислал мне у подписанный, но незаполненный приказ на имя господина Безмо де Монлезена, коменданта Бастилии, - я скажу королю: "Государь, один человек низко оскорбил господина де Бражелона, задев честь его матери. Я написал имя этого человека на приказе, который ваше величество соблаговолили дать мне, и таким образом господин де Вард отсидит в Бастилии три года". - И даАртаньян, вынув из кармана подписанный королем приказ, протянул его де Варду.
      Видя, что молодой человек принимает его слова за шутку, он пожал плечами и спокойно направился к столу, где стояла чернильница с гигантским пером, которое устрашило бы даже Портоса.
      Тогда де Вард понял, что это была не пустая угроза. В те времена Бастилия была пугалом для всех. Он сделай шаг по направлению к Раулю и еле слышно произнес:
      - Сударь, я приношу вам извинения, продиктованные мне только что господином даАртаньяном. Я вынужден это сделать.
      - Погодите, погодите, господин де Вард, - перебил его мушкетер с самым невозмутимым спокойствием, ваши выражения неудачны. Я не говорил: "Я вынужден принести вам извинения". Я сказал: "Моя совесть побуждает меня принести вам извинения". Так будет лучше, поверьте, тем более что эта фраза будет точнее выражать ваши чувства.
      - Я подписываюсь под ней, - сказал де Вард, - но, право, господа, согласитесь, что лучше подставить себя под удар шпаги, чем подвергаться подобной тирании.
      - Нет, сударь, - заметил Бекингэм, - потому что удар шпаги не доказывает, правы вы или виноваты; он свидетельствует только о степени вашей ловкости.
      - Милостивый государь! - воскликнул де Вард.
      - Вы опять собираетесь сказать какую-нибудь гадость? - перебил его даАртаньян. - Лучше помолчите!
      - Все, сударь? - спросил де Вард.
      - Все, - ответил даАртаньян, - эти господа и я удовлетворены.
      - Поверьте, сударь, - сказал де Вард, - что ваша попытка помирить нас очень неудачна.
      - Почему?
      - Потому что мы расстаемся с господином де Бражелоном еще большими врагами, чем были прежде.
      - Относительно меня вы ошибаетесь, сударь, - возразил Рауль, - у меня не осталось ни малейшей злобы против вас.
      Де Вард был совсем уничтожен. Он обвел комнату помутившимся взором.
      ДаАртаньян любезно поклонился придворным, согласившимся присутствовать при объяснении, и все разошлись, пожав ему руку.
      Никто даже не взглянул на де Варда.
      - Неужели я не найду никого, на ком бы я мог выместить свою обиду? в бешенстве воскликнул молодой человек.
      - Найдете, сударь, - шепнул ему на ухо голос, дышавший угрозой.
      Де Вард оглянулся и заметил герцога Бекингэма, который, видимо, нарочно отстал от других.
      - Вы, сударь? - вскричал де Вард.
      - Да, я. Я не подданный французского короля и не остаюсь на французской территории, так как уезжаю в Англию. У меня накопилось довольно горечи и злобы, и я тоже не прочь, подобно вам, выместить их на комнибудь. Принципы господина даАртаньяна мне очень нравятся, но я не склонен применять их к вам. Я англичанин и предлагаю вам то самое, что вы безуспешно предлагали другим.
      - Герцог!
      - Итак, дорогой де Вард, если вас душит злоба, обратите ее на меня. Через тридцать четыре часа я буду в Кале. Поедемте вместе, вдвоем дорога не будет казаться такой длинной. Мы обнажим шпаги на морском берегу, который заливает прилив. Каждый день шесть часов берег принадлежит Франции, а другие шесть - богу.
      - Хорошо, - согласился де Вард, - я принимаю ваш вызов.
      - Если вы меня убьете, - сказал герцог, - то вы, право, окажете мне, дорогой де Вард, большую услугу.
      - Сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить вам удовольствие, герцог, - ответил де Вард.
      - Я ваш покорный слуга, господин де Вард. Завтра утром мой камердинер сообщит вам, в котором часу я уезжаю. Мы поедем вместе, как два приятеля. Я люблю быструю езду. Прощайте.
      Бекингэм поклонился де Варду и вернулся к королю.
      Де Вард в сильном раздражении вышел из дворца и направился прямо домой.
      II
      БЕЗМО ДЕ МОНЛЕЗЕН
      Дав урок де Варду, Атос и даАртаньян спустились во двор.
      - Знаете, - сказал Атос даАртаньяну. - Раулю все равно не избежать дуэли с де Бардом: де Вард храбр и зол.
      - Я знаю эту семейку, - ответил даАртаньян, - мне пришлось немало повозиться с папенькой. Ну, доложу я вам, задал мне этот папенька работы, хотя мускулы у меня в то время были здоровые и уверенности в себе хоть отбавляй. Право, стоило поглядеть, как я с ним расправился. Ах, мой друг, нынче уж никто не делает таких выпадов; у меня рука ни минуты не оставалась в покое.
      Впрочем, вы видели меня, Атос, за работой. Шпага у меня была точно змея, извивалась во все стороны, чтобы ужалить побольнее. Ни один человек не мог бы устоять против такого натиска. А де Вард-отец долгонько помучил меня: помню, к концу схватки у меня сильно устала рука.
      - Вот я и говорю вам, - продолжал Атос, - де Вард-сын непременно будет искать встречи с Раулем и добьется своего. Рауль уклоняться не станет.
      - Не спорю, мой друг, но Рауль малый сметливый. Он сказал, что не сердится на де Варда: он выждет, когда де Вард его вызовет, тогда все преимущества будут на его стороне. Король не рассердится; к тому же мы найдем средство его успокоить. Но откуда у вас эти страхи? Ведь вы человек, которого не так легко встревожить.
      - Да как же не волноваться! Рауль идет завтра к королю, который объявит ему свою волю по поводу его женитьбы. Рауль влюблен и будет в бешенстве, а если в этом состоянии он встретит де Варда, неминуемо произойдет взрыв.
      - Мы этого не допустим, дорогой друг.
      - Только не я, я хочу вернуться в Блуа. Все эти фальшивые придворные манеры, эти интриги мне противны. Я вышел уже из возраста, когда миришься с этой пошлостью. Словом, в Париже, когда вас нет со мной, мне скучно. А так как вы не можете быть со мной постоянно, то я и решил уехать.
      - Как вы не правы, Атос! Не того требуют ваше происхождение и ваши дарования. Люди вашего закала не вправе зарывать в землю свой талант. Взгляните на мою старую ла-рошельскую шпагу, на ее испанский клинок; она верой и правдой служила мне тридцать лет, пока не упала однажды на мраморные ступеньки Лувра и не сломалась. Мне сделали из нее охотничий нож, который послужит еще сто лет. С вашей честностью искренностью, мужеством, хладнокровием и образованием вы, Атос, самый подходящий советник и руководитель королей. Оставайтесь; господин Фуке не так долговечен, как мой испанский клинок.
      - Нет, дорогой мой, - с улыбкой отвечал Атос, - мое честолюбие простирается гораздо дальше, дружище. Быть министром, быть рабом? Полно! Разве я не выше всех этих министров? Помню, вы иногда называли меня великим Атосом. Если бы я был министром, бьюсь об заклад, вы этого не говорили бы. Нет, нет, я на это не пойду!
      - В таком случае прекратим этот разговор.
      И даАртаньян крепко пожал руку Атосу.
      - Не беспокойтесь. Рауль может обойтись и без вас, - я в Париже.
      - Так я еду в Блуа. Сегодня вечером я с вами распрощаюсь, а завтра чуть свет уже буду скакать верхом.
      - Как же вы пойдете один в гостиницу? Почему вы не взяли с собой Гримо?
      - Гримо спит; он рано ложится. Мой старик быстро устает. Я берегу его.
      - Я дам вам мушкетера, который будет освещать дорогу факелом. Эй, кто-нибудь, сюда!
      На его зов явилось человек семь мушкетеров.
      - Не найдется ли среди вас охотников проводить графа де Ла Фер?
      - Я с удовольствием проводил бы, - отозвался ктото, - если бы мне не нужно было переговорить с господином даАртаньяном.
      - Кто это? - спросил даАртаньян, стараясь в темноте разглядеть говорившего.
      - Я, любезнейший даАртаньян.
      - Господи, да это голос Безмо!
      - Его самого, сударь.
      - Что же вы делаете на дворе, дорогой Безмо?
      - Ожидаю ваших распоряжений, любезнейший даАртаньян.
      - Ах, как это досадно, - вздохнул даАртаньян. - Правда, а сообщил вам, что надо принять арестанта, но зачем же вы пришли сами?
      - Мне нужно с вами переговорить.
      - И вы не предупредили меня?
      - Я ожидал, - робко протянул г-н Безмо.
      - Так я пойду. До свиданья, даАртаньян, - простился Атос со своим другом.
      - Разрешите прежде познакомить вас с господином Безмо де Монлезеном, комендантом Бастилии.
      Безмо поклонился. Атос ответил на поклон.
      - Это Безмо, дорогой мой, тот самый королевский гвардеец, с которым, помните, мы кутили когда-то во времена кардинала.
      - Как же, отлично помню, - сказал Атос, дружески прощаясь с ними.
      - Граф де Ла Фер, по прозвищу Атос, - шепнул даАртаньян на ухо Безмо.
      - Да, да, обходительный человек, один из знаменитой четверки, - кивнул Безмо.
      - Именно. Но в чем же дело, дорогой Безмо? Кстати, король оставил мысль об аресте.
      - Тем хуже, - вздохнул Безмо.
      - Как, тем хуже? - со смехом воскликнул д'Артаньян.
      - Разумеется, - объяснил комендант Бастилии, - ведь заключенные - это мой доход.
      - А ведь правда! Я не смотрел на вещи с этой точки зрения.
      - Вот у вас, - продолжал Безмо, - завидное положение: вы капитан мушкетеров.
      - Недурное. Но вам, право, нечего завидовать мне: вы комендант Бастилии - первой тюрьмы во Франции.
      - Я это хорошо знаю, - печально промолвил Безмо.
      - Каким, однако, унылым голосом вы это сказали. Давайте поменяемся местами. Хотите?
      - Не огорчайте меня, господин даАртаньян. Однако я желал бы поговорить с вами с глазу на глаз.
      - Тогда возьмите меня под руку, и пройдемся: луна так славно светит, вы мне поведаете ваши печали в дубовой аллее. Пошли!
      И даАртаньян увлек приунывшего коменданта в глубину двора, заговорив с ним грубовато-ласковым тоном:
      - Ну-ка, смелее выкладывайте, что вы собирались сообщить мне, Безмо!
      - Это длинная история.
      - Что же, вы предпочитаете хныкать? Но это будет еще дольше. Держу пари, что вы получаете тысяч пятьдесят ливров с ваших бастильских птичек.
      - Вашими бы устами да мед пить, дорогой д'Артаньян.
      - Удивляете вы меня, Безмо! Вы прикидываетесь бог знает каким сиротой, а дайте-ка я подведу вас к зеркалу! Посмотрите, какой вы цветущий, упитанный да круглый, точно сыр голландский. Ведь вам уже годочков шестьдесят, а не дашь и пятидесяти.
      - Все это так...
      - Черт побери! Я-то знаю, что это так же верно, как и ваши пятьдесят тысяч ливров дохода, - добавил даАртаньян.
      Низенький Безмо топнул ногой.
      - Постойте, - вскричал даАртаньян, - я вам сейчас докажу: в Бастилии, я полагаю, вы сыты, помещение казенное; вы получаете шесть тысяч ливров жалованья.
      - Допустим.
      - Да заключенных ежегодно человек пятьдесят, из которых каждый приносит вам по тысяче ливров.
      - И с этим я не спорю.
      - Вот вам пятьдесят тысяч в год. Вы уже три года в должности, следовательно, у вас теперь полтораста тысяч ливров.
      - Вы упускаете из виду одну мелочь, дорогой д'Артаньян.
      - Какую же?
      - А ту, что вы получили свою должность, так сказать, из собственных рук короля.
      - Ну да!
      - А я получил свое место коменданта через господ Трамбле и Лувьера.
      - Это верно. Трамбле не такой человек, чтобы предоставить вам место даром.
      - Да и Лувьер тоже. В результате мне пришлось выдать семьдесят пять тысяч ливров Трамбле да столько же Лувьеру.
      - Ах, черт побери, значит, сто пятьдесят тысяч ливров попали в их руки?
      - Именно!
      - А еще что.
      - Пятнадцать тысяч экю, или пятьдесят тысяч пистолей, как вам будет угодно, платеж в три срока, - доходы за три года, как бы в доказательство моей признательности.
      - Да это чудовищно!
      - Еще не все.
      - Что вы?
      - Если я не выполню хоть одного из этих условий, эти господа тотчас же снова занимают должность. Сделка подписана королем.
      - Невероятно!
      - Представьте себе.
      - Мне жаль вас, бедняга Безмо. Но в таком случае, друг мой, зачем господин Мазарини оказал вам такую разорительную милость? Было бы проще отказать.
      - Да, конечно, но его упросил мой покровитель.
      - Ваш покровитель? Кто же это такой?
      - Как кто? Ваш приятель, господин даЭрбле.
      - Господин даЭрбле? Арамис?
      - Он самый - Арамис. Он был очень любезен со мной.
      - Любезен! Заставив вас принять такие условия?
      - Видите ли, я хотел бросить службу у кардинала. Господин даЭрбле замолвил за меня словечко Лувьеру и Трамбле; они стали упираться, мне же очень улыбалось это место, так как я знаю, что оно может дать. И вот я чистосердечно поведал свое горе господину даЭрбле; тот предложил поручиться за меня во всех этих платежах.