- Но разве вы не знаете, что граф де Гиш в Этампе?
      - Нет, я думал, что он в Париже; значит, вместо тридцати лье вам придется проехать всего четырнадцать.
      - Вы неподражаемы! Если я проеду в этом платье четырнадцать лье, его уже нельзя будет потом надеть, и вместо того, чтобы продать костюм за тридцать пистолей, мне придется уступить его за пятнадцать.
      - Уступайте за какую угодно цену, но мне нужен второй патент на должность фрейлины.
      - Для кого? Или у Монтале есть двойник?
      - Как вы коварны! Это вы проматываете два состояния: мое и графа де Гиша.
      - Вернее, графа де Гиша и ваше.
      - Это правда, по месту и почет; но вернемся к патенту.
      - Друг мой, к принцессе назначат только двенадцать фрейлин. Я уже достал для вас то, что оспаривали около тысячи двухсот девиц, и для этого мне пришлось пустить в ход всю мою дипломатию...
      - Знаю, вы действовали геройски, милый друг.
      - Знаете, сколько было хлопот? - сказал Маникан.
      - О, мне об этом незачем говорить! Когда я буду королем, обещаю вам...
      - Что вы будете именоваться Маликорном Первым?
      - Нет, обещаю назначить вас суперинтендантом моих финансов, но сейчас не об этом идет речь.
      - К сожалению.
      - Мне нужно достать второе место фрейлины.
      - Если бы вы, мой друг, обещали мне небеса, я не двинулся бы с места.
      В кармане Маликорна зазвенели монеты.
      - Здесь у меня двадцать пистолей, - заметил Маликорн.
      - А что вы хотите с ними сделать?
      - Ах, - ответил немного раздосадованный Маликорн, - может быть, я хочу их прибавить к тем пятистам, которые вы уже должны мне.
      - Вы правы, - согласился Маникан и снова протянул руку, - если так, я могу их принять. Давайте!
      - Погодите же. Протянуть руку - этого мало. Скажите: получу я от вас патент за двадцать пистолей?
      - Конечно. Сегодня же.
      - О, берегитесь, господин Маникан, вы берете на себя слишком много, я не прошу у вас такой жертвы. Тридцать лье в один день - это слишком: вы убьете себя.
      - Для меня нет ничего невозможного, когда надо оказать дружескую услугу. Сколько лье до Этампа?
      - Четырнадцать.
      - Я предлагаю вам пари на двадцать пистолей.
      - Какого рода?
      - Вы говорите, что до Этампа четырнадцать лье, значит, туда и обратно двадцать восемь?
      - Без сомнения.
      - Положим четырнадцать часов на эти двадцать восемь лье, час на свидание с графом де Гишем и час на то, чтобы он написал принцу. Всего выходит шестнадцать часов.
      - Вы считаете, как Кольбер.
      - Сейчас полдень.
      - Половина первого.
      - Ого, у вас отличные часы.
      - Так что вы хотели сказать? - поинтересовался Маликорн, пряча часы в карман.
      - Да, правда. Я предлагаю вам пари на двадцать пистолей, что вы получите письмо графа де Гиша через восемь часов.
      - У вас, должно быть, крылатый конь?
      - Это мое дело. Хотите держать пари?
      - Я получу письмо графа через восемь часов?
      - Да.
      - С его собственноручной подписью?
      - Да.
      - Хорошо, согласен, - решил Маликорн, заинтересованный тем, как этот любитель продавать костюмы выйдет из положения.
      - Дайте мне бумагу, чернила и перо.
      - Вот.
      Маникан со вздохом поднялся и, опираясь на левую руку, старательно вывел:
      "Квитанция на место фрейлины герцогини Орлеанской, которое граф де Гиш постарается устроить немедленно.
      Де Маникан".
      Окончив эту трудную работу, Маникан лег и вытянулся.
      - Ну, - спросил Маликорн, - что все это значит?
      - Да то, что, если вы торопитесь получить письмо де Гиша к принцу, я выиграл пари.
      - Как?
      - Мне кажется, это ясно: вы берете эту бумагу и едете вместо меня.
      - Так.
      - Вы пускаете лошадь карьером, и через шесть часов вы в Этампе. Через семь - получаете письмо графа, и я выигрываю пари, не вставая с постели, что удобно и мне и вам.
      - Положительно, Маникан, вы великий человек.
      - Я знаю.
      - Итак, я еду в Этамп и передаю эту записку графу де Гишу?
      - Он дает вам такую же к принцу, и вы отправляетесь с нею в Париж.
      - Принц согласится?
      - Немедленно.
      - Значит, вы от графа де Гиша получаете все, что вам угодно, мой милый Маникан?
      - Все, кроме денег.
      - Гм, исключение неприятное! Что, если бы вместо денег вы попросили у него...
      - Что же?
      - Что, если бы один из ваших друзей попросил услуги?
      - Я ему не оказал бы ее или, по крайней мере, спросил, какую услугу он окажет мне взамен.
      - Отлично. Этот друг говорит с вами.
      - Вы, Маликорн? Значит, вы очень богаты?
      - У меня есть еще пятьдесят пистолей.
      - Именно нужная мне сумма. Где эти деньги?
      - Тут, - сказал Маликорн и хлопнул себя по карману.
      - Тогда говорите, мой милый, что вам нужно.
      Маликорн опять взял чернила, перо, бумагу и подал Маникану.
      - Пишите, - попросил он.
      - Диктуйте.
      - "Квитанция на должность при дворе герцога Орлеанского..."
      - О, - произнес Маникан, поднимая перо. - Должность при дворе герцога за пятьдесят пистолей?
      - Вы ослышались, мой дорогой: я сказал - пятьсот...
      - И эти пятьсот?..
      - Вот они.
      Маникан пожирал глазами стопку монет, но на этот раз Маликорн держал деньги далеко.
      - Так что же вы скажете? Пятьсот пистолей!
      - Я скажу, что это даром, - заметил Маникан и взялся за перо. - Скоро мое влияние кончится по вашей вине. Диктуйте.
      Маликорн продолжал:
      - "... которую мой друг граф де Гиш выхлопочет у герцога для моего друга Маликорна".
      - Готово, - поднял на пего глаза Маникан.
      - Простите, но вы забыли подписать свое имя.
      - Да, правда! Давайте пятьсот пистолей.
      - Вот двести пятьдесят.
      - А остальные двести пятьдесят?
      - Когда я получу место.
      Маникан поморщился.
      - В таком случае верните мне рекомендательное письмо.
      - Зачем?
      - Я хочу приписать одно слово: "спешное".
      Маликорн отдал письмо. Маникан сделал приписку.
      - Хорошо, - заметил Маликорн, взяв бумагу обратно.
      Маникан стал пересчитывать золото.
      - Тут не хватает двадцати пистолей, - сказал он.
      - Как?
      - Двадцати пистолей, которые я у вас выиграл.
      - Когда?
      - Когда я держал с вами пари, что через восемь часов вы получите письмо от графа де Гиша.
      - Верно.
      И Маликорн прибавил еще двадцать пистолей. Маникан собрал пригоршнями золото и дождем рассыпал его по постели.
      - Вот второе место, - прошептал Маликорн, стараясь высушить чернила на листке. - С первого взгляда кажется, будто оно стоит мне дороже первого, по...
      Он не договорил, взял перо и написал Монтале:
      "Прошу вас передать вашей подруге, что она вскоре получит патент. Я еду за подписью. Я проеду восемьдесят шесть лье из любви к вам".
      Потом с саркастической улыбкой закончил своп размышления: "С первого взгляда кажется, будто это место стоило мне дороже первого, но... выгода, я думаю, пропорциональна затратам. Мадемуазель де Лавальер принесет мне больше выгоды, чем Монтале, или... или я не Маликорн!"
      - До свиданья, Маникан.
      И он вышел.
      XXXIII
      ДВОР ОСОБНЯКА ГРАММОНА
      Приехав в Этамп, Маликорн узнал, что граф отбыл в Париж.
      Маликорн отдохнул часа два, потом продолжал свой путь.
      В Париж он приехал ночью и направился в маленькую гостиницу, где всегда останавливался, когда наезжал в столицу, а на следующий день в восемь часов явился в дом маршала Граммона. Маликорн приехал как раз вовремя, ибо застал графа за последними сборами. Де Гиш готовился проститься с принцем перед поездкой в Гавр, где цвет французской знати собирался встретить английскую принцессу.
      Маликорн произнес имя Маникана, и его тотчас приняли.
      Граф де Гиш был во дворе дома и осматривал экипажи, которые доезжачие и конюхи показывали ему.
      - Маникан! - воскликнул он. - Пусть идет скорее, черт побери!
      И он сделал несколько шагов навстречу гостю.
      Маликорн проскользнул в полуоткрытые ворота и взглянул на де Гиша. Граф удивился, увидев вместо своего друга незнакомое лицо.
      - Простите, господин граф, - сказал Маликорн, - произошла ошибка: вам доложили о Маникане, а я только его посланный.
      - А, - разочарованно протянул де Гиш. - Что же вы мне привезли?
      - Письмо, господин граф.
      Маликорн передал первую записку, внимательно наблюдая за выражением лица де Гиша.
      Тот прочитал и рассмеялся.
      - Опять, - удивился он, - опять фрейлина! Да этот чудак Маникан покровительствует всем фрейлинам Франции.
      Маликорн поклонился.
      - А почему он сам не приехал?
      - Он лежит в постели.
      - Значит, он без денег? - Де Гиш пожал плечами. - Да что же он делает со своими деньгами?
      Маликорн сделал жест, говоривший, что об этом он знает не больше графа.
      - Так, значит, он не будет в Гавре?
      Новый жест Маликорна.
      - Это невозможно. Там будут все.
      - Надеюсь, господин граф, он не пропустит такого события.
      - Ему следовало уже быть в Париже.
      - Чтобы наверстать потерянное время, он может поехать прямым путем.
      - А где он?
      - В Орлеане.
      - Мне кажется, - сказал де Гиш с поклоном, - вы человек со вкусом.
      Маликорн был в платье Маникана. Он, в свою очередь, поклонился.
      - Вы оказываете мне большую честь, сударь.
      - С кем я имею удовольствие говорить?
      - Моя фамилия Маликорн, сударь.
      - Как вы находите, господин де Маликорн, эти пистолетные кобуры?
      Маликорн был неглуп и тотчас понял положение: частица "де" перед именем равняла его с собеседником.
      С видом знатока он посмотрел на кобуры и ответил без колебания:
      - Тяжеловаты, граф.
      - Видите, - обратился де Гиш к седельнику, - этот господин, человек со вкусом, находит их тяжелыми. Что я вам только что говорил?
      Седельник начал оправдываться.
      - А что вы скажете о той лошади? - спросил де Гиш. - Это тоже моя новая покупка.
      - На вид безупречный конь, господин граф. Но чтобы высказать мнение, следует поездить на нем.
      - Ну так садитесь, господин де Маликорн, и сделайте два-три круга.
      Маликорн свободно собрал поводья от узды и мундштука, взялся левой рукой за гриву, поставил ногу в стремя, поднялся и сел в седло. Сперва он объехал вокруг двора шагом. Потом рысью. Третий раз пустил копя галопом. Наконец Маликорн остановился подле графа, спрыгнул на землю и кинул поводья конюху.
      - Что же? - спросил граф. - Что выскажете, господин де Маликорн?
      - Граф, - отвечал Маликорн, - это лошадь меклепбургской породы. Когда я смотрел, хорошо ли пристегнут мундштук, я заметил, что ей седьмой год. В этом возрасте лошадь следует готовить к войне. Легка в поводу. Говорят, что лошадь с плоской головой никогда не бывает тугоуздой. Холка низковата. Круп заставляет меня сомневаться в чистоте немецкой породы. В ней должна быть английская кровь. Бабки прямые, но на рыси она засекает ноги. Обратите внимание на ковку: при вольтах и перемене ног - мягка. Вообще ею легко управлять.
      - Хорошее суждение, господин де Маликорн, - заметил граф. - Вы знаток. - Потом, повернувшись к нему, добавил: - У вас прекрасный костюм. Вероятно, он сшит не в провинции? С таким вкусом не шьют где-нибудь в Туре или Орлеане.
      - Нет, господин граф, это действительно парижский костюм.
      - Да, я вижу. Но вернемся к делу. Итак, Маникан хочет назначения еще одной фрейлины?
      - Вы прочли, что он вам пишет, господин граф.
      - А первая кто?
      Маликорн почувствовал, что краснеет.
      - Очаровательная девушка, граф, - быстро ответил он. - Ора де Монтале.
      - А! Вы ее знаете?
      - Да, она моя невеста или почти...
      - Тогда дело другого рода... Поздравляю, - усмехнулся де Гиш.
      У него на языке вертелась шутка в стиле придворных, но слово "невеста" напомнило ему об уважении к женщинам.
      - А для кого второй патент? - спросил де Гиш. - Не для невесты ли Маникана? В таком случае мне ее жаль, бедняжку. Плохой будет у нее муж.
      - Нет, граф... Второй патент для мадемуазель де Л а Бом Леблан де Лавальер.
      - Не знаю ее.
      - Да, господин граф, ее мало знают в свете, - сказал Маликорн с улыбкой.
      - Хорошо, я поговорю с принцем. Кстати, она дворянка?
      - Да, из очень хорошего рода и фрейлина вдовствующей герцогини.
      - Отлично. Не угодно ли проехать со мной к герцогу?
      - Если вы мне окажете такую честь, охотно.
      Смяв письмо Маникана, де Гиш сунул его в карман.
      - Граф, - застенчиво сказал Маликорн, - мне кажется, вы прочли не все.
      - Разве не все?
      - Да, в конверте лежало два письма.
      Граф снова открыл конверт.
      - А, - протянул он, - верно.
      И он развернул непрочитанную записку.
      - Я так и думал! Еще просьба о месте при дворе герцога Орлеанского. Ах, этот Маникан ненасытен! Злодей, он, должно быть, торгует должностями?
      - Нет, господин граф, он хочет сделать подарок.
      - Кому?
      - Мне, граф.
      - Почему вы мне не сказали этого сразу, господин де Мовезкорн?
      - Маликорн.
      - Простите, меня вечно путает латынь: ужасная привычка к этимологии. И зачем, черт побери, заставляют дворян учиться латыни. Mala - mauvaise [16] - дурная. Маликорн и Мовезкорн - выходит одно и тоже. Вы извините меня, господин де Маликорн.
      - Ваша доброта меня трогает, сударь, и в то же время дает повод сообщить об одном обстоятельстве.
      - О каком же?
      - Я не дворянин. У меня есть сердце, немного ума, но мое имя Маликорн, без частицы "де".
      - О, - воскликнул де Гиш, глядя в лукавое лицо своего собеседника, вы, право, очень приятный человек. Ваше лицо мне нравится, господин Маликорн, и, вероятно, вы полны достоинств, раз этот эгоист Маникан полюбил вас. Скажите откровенно: вы не святой, спустившийся на землю?
      - Почему?
      - Черт побери! Потому что Маникан делает вам подарки. Вы ведь сказали, что он желает в виде дара доставить вам место при дворе принца?
      - Извините, господин граф, если я получу место, то не Маникан достанет мне его, а вы.
      - И потом, может быть, он не совсем даром согласился хлопотать за вас?
      - Господин граф...
      - Постойте, в Орлеане живет некий Маликорн, - ну да, конечно, который ссужает деньгами принца Конде.
      - Насколько мне известно, это мой отец.
      - Ага! У принца - отец, у ненасытного де Маникана - сын. Сударь, берегитесь, я его знаю: черт побери, он обглодает вас до костей.
      - Только я даю взаймы без процентов, господин граф, - с улыбкой заметил Маликорн.
      - Я же говорил, что вы святой или нечто в этом роде, господин Маликорн. Вы получите место, или я не де Гиш.
      - О господин граф, как я вам благодарен! - в восторге воскликнул Маликорн.
      - Едем к принцу, дорогой господин Маликорн, едем.
      И де Гиш направился к выходу, знаком приглашая Маликорна следовать за ним.
      У самых ворот с ними столкнулся молодой человек.
      Это был дворянин лет двадцати пяти, бледный, с тонкими губами, блестящими глазами, с темными волосами и бровями.
      - А, здравствуйте, - начал он, заставив де Гиша вернуться обратно во двор.
      - Ах, это вы, де Вард! Вы в сапогах, при шпорах, с хлыстом в руках!
      - Я в таком виде, какой подобает иметь человеку, уезжающему в Гавр. Завтра Париж совсем опустеет.
      Затем пришедший церемонно приветствовал Маликорна, которому нарядный костюм придавал вид вельможи.
      - Господин Маликорн, - сказал своему другу до Гиш. Де Вард поклонился.
      - Виконт де Вард, - сказал де Гиш Маликорну.
      Маликорн, в свою очередь, поклонился.
      - Сообщите нам, де Вард, - продолжал де Гиш, - вы ведь знаете такие вещи: какие должности еще свободны при дворе или, вернее сказать, в доме принца?
      - В доме принца? - повторил де Вард, стараясь вспомнить. - Погодите, кажется, обер-шталмейстера.
      - О, - воскликнул Маликорн, - не будем говорить о таких вещах; мое честолюбие не заходит так далеко.
      Де Вард был гораздо подозрительнее и проницательнее де Гиша: он тотчас же разгадал Маликорна.
      - Дело в том, - произнес он, окидывая его взглядом с ног до головы, что занимать место обер-шталмейстера может только герцог и пэр.
      - Я прошу лишь очень скромной должности, - проговорил Маликорн. - Я человек маленький и не такого высокого мнения о себе.
      - Господин Маликорн, - повернулся граф к де Варду - очаровательный человек; одна беда - он не дворянин. Но ведь, вы знаете, я не особенно ценю человека, когда он только дворянин, и не больше.
      - Верно, - согласился де Вард. - Но замечу вам, милый граф, что без титула нельзя надеяться поступить к герцогу.
      - Правда, - вздохнул граф, - этикет весьма строг. Черт возьми, мы и не подумали об этом!
      - Какое несчастье для меня, - слегка бледнея, заметил Маликорн.
      - Надеюсь, горю можно помочь, - ответил де Гиш.
      - Погодите, - воскликнул де Вард, - средство уже найдено! Вас сделают дворянином, дорогой господин Маликорн. Его святейшество кардинал Мазарини только и занимался этим с утра до вечера.
      - Полно, полно, де Вард, - остановил друга граф, - бросьте неуместные шутки: мы не должны шутить на подобные темы. Правда, теперь можно купить патент на дворянство, но это несчастье, и мы, дворяне, не должны смеяться над этим даже в своем кругу.
      - Ей богу, вы настоящий пуританин, как говорят англичане.
      - Господин виконт де Бражелон, - доложил лакей, словно они находились не во дворе, а в гостиной.
      - А, дорогой Рауль, иди скорей! Ты тоже в сапогах! При шпорах! Ты, значит, едешь?
      Бражелон подошел к молодым людям и поздоровался с ними с той мягкой серьезностью, которая была его отличительной чертой. Его поклон главным образом относился к незнакомому ему де Варду, лицо которого приняло холодное выражение при виде Рауля.
      - Друг мой, - сказал виконт де Гишу, - я явился за тобой; ведь мы едем в Гавр вместе!
      - Тем лучше. Это будет великолепное путешествие!
      Господин Маликорн, господин де Бражелон. Ах, де Вард, я тебя сейчас познакомлю.
      Молодые люди обменялись сдержанными поклонами.
      Казалось, эти два характера неминуемо должны были столкнуться. Де Вард был увертлив, хитер, скрытен. Рауль серьезен, прям, благороден.
      - Примири нас с де Вардом, Рауль.
      - О чем вы спорили?
      - О дворянстве.
      - Кто может быть лучшим судьей в этом вопросе, нежели один из Граммонов?
      - Я прошу у тебя не комплиментов, а твоего мнения.
      - Но мне нужно знать, в чем разногласие.
      - Де Вард уверяет, будто титулами злоупотребляют; я же говорю, что человеку титул не нужен.
      - И ты прав, - кивнул головой Рауль.
      - А я, виконт, - упрямо возразил де Вард, - считаю, что я прав.
      - А что вы говорили, сударь?
      - Что во Франции делают все возможное, чтобы унизить дворян.
      - Кто же это? - нахмурился Рауль.
      - Сам король. Он окружает себя людьми, которые не в состоянии доказать, что их род насчитывает хотя бы четыре поколения благородных предков.
      - Полно, - сказал де Гиш. - Не знаю, где ты это видел, де Вард.
      - Могу привести пример.
      И де Вард окинул Бражелона быстрым взглядом.
      - Говори.
      - Знаешь ли ты, кто назначен капитаном мушкетеров, кто получил должность, которая стоит выше пэрства, должность, которую можно считать выше звания маршала Франции?
      Рауль начал краснеть: он видел, к чему клонилась речь де Варда.
      - Нет, а кого назначили? - спросил де Гиш. - Во всяком случае, это назначение недавнее; еще неделю назад должность была свободна, и король отказал герцогу Орлеанскому, просившему ее для кого-то из своих.
      - Ну, так дна я, мой милый, король отказал герцогу, чтобы отдать эту должность даАртаньяну, младшему сыну гасконского дворянчика, человеку, который лет тридцать таскал свою шпагу по передним.
      - Простите, сударь, если я вас прерву, - сказал Рауль, бросая строгий взгляд на де Варда, - но, право, мне кажется, вы не знаете человека, о котором говорите.
      - Я не знаю даАртаньяна? О боже мой! Да кто же его не знает?
      - Все знающие его, сударь, - холодно и спокойно возразил Рауль, - говорят, что если он менее знатен, чем король (а это не его вина), то мужеством и честностью он стоит вровень со всеми королями мира. Вот мое мнение, сударь, а я, слава богу, с самого рождения знаю господина даАртаньяна.
      Де Вард, собирался ответить, но де Гиш остановил его.
      XXXIV
      ПОРТРЕТ ПРИНЦЕССЫ
      Спор готов был обостриться, и де Гиш понял это.
      Действительно, в глазах Бражелона загорелась инстинктивная враждебность. Во взгляде де Варда сквозило намерение больно задеть Рауля.
      - Господа, - сказал граф, - нам нужно расстаться. Я должен побывать у принца. Сговоримся, где встретиться. Де Вард отправится со мной в Лувр, а ты. Рауль, замени меня в доме. Ведь здесь без твоего совета ничего не делается. Брось последний взгляд на приготовления к отъезду.
      Рауль не избегал, но и не искал сам случаев для столкновений и дуэлей; он кивнул головой в знак согласия и сел на скамейку на солнце.
      - Если можно, - попросил де Гиш, - посиди здесь. Пусть тебе покажут двух лошадей, которых я только что приобрел. Я купил их только с тем условием, что ты одобришь мою покупку. Ах да, извини, я не успел узнать, как поживает граф де Ла Фер?
      Произнося эти слова, де Гиш повернулся к де Варду, стараясь увидеть, какое впечатление произведет на него имя отца Рауля.
      - Благодарю, - ответил Бражелон, - граф здоров.
      Молния ненависти блеснула в глазах де Варда.
      Де Гиш сделал вид, что не заметил этого мрачного блеска, подошел к Раулю и пожал ему руку:
      - Так решено, Бражелон, ты встретишь нас во дворе Пале-Рояля?
      Потом движением руки он пригласил с собой де Варда и сказал:
      - Мы уходим. Прошу, господин Маликорн.
      При этом имени Рауль вздрогнул.
      Ему показалось, что он уже слышал его однажды, но он никак не мог вспомнить где. Пока он, задумавшись, слегка раздраженный разговором с де Вардом, старался воскресить в памяти, когда ему довелось слышать имя Маликорна, трое молодых людей направились к Пале-Роялю, где жил Филипп Орлеанский.
      Маликорн понял, во-первых, что приятелям хотелось поговорить, во-вторых, что он не должен идти рядом с ними.
      Он пошел сзади.
      - Ну не безумие ли? - спросил де Гиш своего спутника, когда они отошли от дома Граммонов. - Вы нападаете на даАртаньяна, и это при Рауле!
      - Разве запрещено нападать на даАртаньяна?
      - Да разве вы не знаете, что даАртаньян представляет собой четвертую часть того славного и грозного целого, которое называлось мушкетерами?
      - Знаю, но не вижу, почему это может мешать мне ненавидеть даАртаньяна.
      - Что же он вам сделал?
      - О, мне? Ничего.
      - Так за что же вы его ненавидите?
      - Спросите об этом у тени моего отца.
      - Право, дорогой де Вард, вы меня удивляете.
      ДаАртаньян не принадлежит к числу людей, которые, возбудив ненависть к себе, уклоняются от сведения счетов; ваш отец, как мне говорили, тоже не любил оставаться в долгу. А ведь не существует таких обид, которые не смывались бы кровью после честного, хорошего удара шпаги.
      - Что делать, мой дорогой? Между моим отцом и даАртаньяном существовала вражда. Мне, еще ребенку, отец говорил об этой ненависти и завещал ее мне вместе с остальным наследством.
      - И эта ненависть относилась только к даАртаньяну?
      - О, ДаАртаньян слишком был связан со своими тремя друзьями; поэтому доля ненависти, конечно, приходится и на них.
      Де Гиш, не спускавший глаз с де Варда, внутренне содрогнулся, увидев улыбку молодого человека. Что-то похожее на предчувствие проникло в его сознание, и он мысленно сказал себе, что прошло время открытых поединков между дворянами, но ненависть, гнездясь в глубине души и не выливаясь наружу, тем не менее остается ненавистью; словом, что после отцов, которые страстно ненавидели друг друга и сражались на шпагах, явились сыновья, тоже ненавидящие друг друга, но избравшие оружием интригу и предательство.
      Не Рауля, конечно, подозревал в предательстве и интригах де Гиш: он содрогнулся от страха за Рауля. Эти тяжелые мысли омрачили лицо де Гиша, между тем как де Вард вполне овладел собой.
      - Впрочем, - добавил он, - я ничего не имею лично против де Бражелона; я его совсем не знаю.
      - Во всяком случае, де Вард, - заметил де Гиш довольно суровым тоном, - не забудьте одного: Рауль - мой лучший друг.
      Де Вард поклонился.
      Они вскоре очутились у Пале-Рояля, окруженного толпой любопытных.
      Приближенные Филиппа Орлеанского дожидались его приказаний, чтобы сесть на коней и составить свиту послов, которым было поручено привезти в Париж принцессу.
      Де Гиш оставил де Варда и Маликорна около большой лестницы и поднялся к принцу. Он пользовался такой же благосклонностью принца, как и шевалье де Лоррен, который терпеть не мог де Гиша, хоть и улыбался ему.
      Молодой принц сидел перед зеркалом и румянил щеки. В углу кабинета на подушках разлегся шевалье де Лоррен; его длинные белокурые волосы только что завили, и теперь он играл своими локонами.
      Принц обернулся на шум и увидел графа.
      - А, это ты, Гиш, - сказал он, - пожалуйста, подойди к нам и скажи мне правду.
      - Ваше высочество знает, что это мой недостаток.
      - Представь себе, Гиш, противный Лоррен огорчает меня.
      Де Лоррен пожал плечами.
      - Чем именно? - спросил де Гиш. - Кажется, у шевалье нет такой привычки.
      - Он уверяет, - продолжал принц, - что принцесса Генриетта как женщина лучше, чем я как мужчина.
      - Берегитесь, ваше высочество, - сказал де Гиш, хмуря брови, - вы требовали от меня правды.
      - Да, - ответил принц с дрожью в голосе.
      - Итак, я вам скажу правду.
      - Не торопись, Гиш, - вскрикнул принц, - успеешь! Посмотри на меня хорошенько и припомни ее; впрочем, вот ее портрет, возьми.
      И он подал графу миниатюру тонкой работы.
      Де Гиш взял портрет и долго смотрел на него.
      - По чести, - произнес он, - очаровательное лицо!
      - Да посмотри хорошенько на меня, смотри же! - воскликнул принц, стараясь привлечь к себе внимание графа, целиком поглощенного портретом.
      - Изумительное, - прошептал де Гиш.
      - Право, можно подумать, - продолжал принц, - что ты никогда не видел этой маленькой девочки.
      - Я ее видел, ваше высочество, правда, лет пять тому назад; а между двенадцатилетним ребенком и семнадцатилетней девушкой - большая разница.
      - Ну, говори же свое мнение.
      - Я думаю, что портрет приукрашен, ваше высочество.
      - О да, это верно, - с торжеством сказал принц. - Художник ей польстил. Но, предположив даже, что она такая, выскажи свое мнение.
      - Ваше высочество очень счастливы, имея такую очаровательную невесту.
      - Хорошо, это твое мнение о ней, а обо мне?
      - Я считаю, ваше высочество, что для мужчины вы слишком красивы.
      Шевалье де Лоррен расхохотался.
      Принц понял иронию, которая заключалась в мнении де Гиша о нем, и нахмурил брови.
      - Не очень-то любезные у меня друзья, - проворчал он.
      Де Гиш в последний раз взглянул на портрет и неохотно вернул его принцу.
      - Положительно, ваше высочество, я предпочту взглянуть десять раз на вас, чем еще раз на принцессу. Несомненно, де Лоррен усмотрел тайный смысл в словах графа, ускользнувший от принца, и потому заметил:
      - Женитесь тогда!
      Герцог Орлеанский продолжал накладывать румяна на лицо; покончив с этим, он опять посмотрел на портрет, полюбовался на себя в зеркало и улыбнулся.
      Без сомнения, он остался доволен сравнением.
      - С твоей стороны очень мило было прийти, - кивнул он де Гишу, - я боялся, что ты уедешь, даже не простившись со мной.
      - Ваше высочество слишком хорошо знает меня, чтобы считать способным на подобную неучтивость.
      - Ты, вероятно, хочешь попросить меня о чем-нибудь перед отъездом из Парижа?
      - Да, ваше высочество, вы угадали, у меня действительно есть к вам просьба.
      - Хорошо, говори.
      Де Лоррен весь превратился в слух; ему казалось, что всякая милость, оказываемая другому, украдена у него.
      Де Гиш колебался.
      - Может быть, ты нуждаешься в деньгах? - спросил принц. - Это как нельзя более кстати, я сейчас очень богат. Суперинтендант финансов прислал мне пятьдесят тысяч пистолей.
      - Благодарю, ваше высочество, речь идет не о деньгах.
      - Чего же ты просишь? Говори.
      - Назначения одной фрейлины.
      - Ого, Гиш, каким ты становишься покровителем! - презрительно заметил принц. - Неужели ты только и будешь говорить мне о разных дурочках?
      Де Лоррен улыбнулся: он знал, что принц не любил, когда покровительствовали женщинам.
      - Ваше высочество, - сказал граф, - я не покровительствую особе, о которой говорю вам; за нее просит один из моих друзей.
      - А, это дело другого рода. А как зовут особу, за которую просит твой друг?
      - Мадемуазель де Ла Бом Леблан де Лавальер, фрейлина вдовствующей герцогини Орлеанской.
      - Фи, хромая, - зевнул де Лоррен, полулежа на подушках.
      - Хромая? - повторил принц. - И она постоянно будет перед глазами моей жены? Ну, нет, это слишком опасное зрелище при беременности.
      Шевалье де Лоррен расхохотался.
      - Господин де Лоррен, - остановил его граф, - вы поступаете невеликодушно: я прошу, а вы мне вредите.
      - Извините, граф, - сказал де Лоррен, встревоженный тоном, каким де Гиш произнес эти слова. - Я совсем не хотел этого, и, право, мне кажется, что я спутал эту девицу с другой особой.
      - Без сомнения. Я уверяю вас, что вы ошиблись.
      - Но скажи, для тебя это очень важно, Гиш? - поинтересовался принц.