XXIII. «ALEAJACTAEST» note 16

В семь часов утра министр полиции Фуше вошел в кабинет Гойе, президента Директории.

— О! — воскликнул, увидев его, Гойе. — Какие события произошли, господин министр полиции, что я имею удовольствие видеть вас у себя так рано?

— Вы еще не знакомы с декретом? — спросил Фуше.

— С каким декретом? — удивился почтенный Гойе.

— Декретом Совета старейшин.

— Когда он был издан?

— Сегодня ночью.

— Так, значит, Совет старейшин теперь собирается по ночам?

— Да, в случае крайней необходимости.

— О чем же идет речь в этом декрете?

— Он переносит заседания Законодательного корпуса в Сен-Клу.

Гойе почувствовал всю силу удара. Он понял, какие выгоды извлечет из этого перемещения предприимчивый гений Бонапарта.

— А давно ли, — спросил Гойе, — министр полиции превратился в курьера Совета старейшин?

— Вы заблуждаетесь, гражданин президент, — отвечал бывший член Конвента, — сегодня утром я на высоте своего положения как никогда; я пришел вам сообщить о событии, которое может иметь самые серьезные последствия.

Фуше, еще не уверенный в успехе заговора, затеянного на улице Победы, был не прочь на всякий случай обеспечить себе возможность возвращения в Люксембургский дворец.

Но Гойе, при всей своей доверчивости порядочного человека, слишком хорошо знал Фуше, чтобы дать себя одурачить.

— Надобно было еще вчера сообщить мне о декрете, гражданин министр, а не сегодня утром, ведь вы приносите мне это известие лишь на несколько минут раньше официального сообщения, которое я вот-вот получу.

И действительно, в этот миг появился секретарь и доложил президенту, что прибыл курьер, посланный инспекторами дворца Старейшин, и просит разрешения передать послание.

— Пусть войдет! — бросил Гойе.

Вошел курьер и вручил президенту письмо. Тот быстро распечатал его и прочитал:

«Гражданин президент!

Комиссия спешит поставить Вас в известность о декрете, которым резиденция Законодательного корпуса переносится в Сен-Клу.

Декрет будет Вам послан. Но в настоящий момент мы заняты проведением различных мер по обеспечению безопасности.

Мы приглашаем Вас явиться на заседание Комиссии старейшин. Вы встретите там Сиейеса и Дюко.

С братским приветом.

Барийон, Фарг, Корне».

— Хорошо, — сказал Гойе курьеру, отсылая его движением руки.

Курьер вышел.

Гойе повернулся к Фуше.

— О! — воскликнул он. — Заговор идет полным ходом: мне сообщают о декрете, но не посылают его! К счастью, вы мне скажете, в каких выражениях он составлен.

— Но я ничего не знаю, — ответил Фуше.

— Как? Происходит заседание Совета старейшин, и вам, министру полиции, ничего не известно? А между тем это чрезвычайное заседание, которое выносит важное постановление!

— Нет, мне было известно о заседании, но я не смог там присутствовать.

— И у вас на нашлось секретаря-стенографа, который мог бы записать все до последнего слова и принести вам протокол заседания? Ведь, по всей вероятности, на этом заседании решалась судьба Франции!.. Ах, гражданин Фуше, вы весьма неумелый министр полиции или, вернее, более чем ловкий!

— Будут у вас какие-нибудь распоряжения? — спросил Фуше.

— Никаких, гражданин министр! — отвечал президент. — Если Директория найдет нужным давать распоряжения, она выберет людей, достойных доверия. Можете возвращаться к тем, кто вас послал! — прибавил он, поворачиваясь спиной к своему собеседнику.

Фуше вышел. Гойе тотчас же позвонил. Появился секретарь.

— Пойдите к Баррасу, к Сиейесу, к Дюко и к Мулену и попросите их немедленно прийти ко мне… Да! Сначала попросите госпожу Гойе заглянуть сюда и принести письмо госпожи Бонапарт, в котором она приглашает нас на завтрак.

Через пять минут вошла г-жа Гойе в парадном платье, с письмом в руках. Их пригласили к восьми часам утра. Часы уже пробили половину восьмого, и приходилось торопиться: до улицы Победы было не менее двадцати минут езды.

— Вот, мой друг, — сказала г-жа Гойе, протягивая мужу письмо. — Нас ждут к восьми часам.

— Да, — ответил Гойе, — но меня беспокоит не час, а день.

И, взяв письмо из рук жены, он перечитал его.

«Приходите завтра, любезный Гойе, с Вашей супругой к восьми часам утра позавтракать со мной. Не вздумайте отказываться! Мне хочется поговорить с Вами на весьма интересные темы».

— О! — воскликнул он. — Теперь уже нет сомнений!

— Ну что, мой друг, поедем? — спросила г-жа Гойе.

— Ты поедешь, а я нет. Тут произошло одно событие, к которому гражданин Бонапарт, вероятно, имеет прямое отношение. Из-за этого мне и моим коллегам придется остаться в Люксембургском дворце.

— Важное событие?

— Возможно.

— Тогда я остаюсь с тобой!

— Нет. Здесь ты мне ничем не можешь помочь. Отправляйся к госпоже Бонапарт. Может быть, я чересчур подозрителен, но если случится что-нибудь из ряда вон выходящее, что тебя встревожит, дай мне знать любым способом. Придумай что-нибудь — я пойму с полуслова.

— Хорошо, мой друг, я ухожу и надеюсь быть тебе полезной.

— Ступай.

В этот момент вернулся секретарь.

— Генерал Мулен идет следом за мной, — доложил он. — Гражданин Баррас в ванне, но скоро будет. А граждане Сиейес и Дюко ушли в пять часов утра и еще не возвращались.

— Вот двое изменников! — вскричал Гойе. — А Баррас только одурачен.

И, поцеловав жену, он добавил:

— Ступай, ступай!

Выходя из кабинета, г-жа Гойе чуть не столкнулась с генералом Муленом. Вспыльчивый генерал, казалось, был вне себя от ярости.

— Прошу прощения, гражданка, — буркнул он и тут же устремился в кабинет Гойе.

— Ну что, — спросил он, — вы знаете, президент, что творится?

— Нет, но кое-что подозреваю.

— Законодательный корпус переведен в Сен-Клу!.. Генералу Бонапарту поручено привести декрет в исполнение, и он поставлен во главе вооруженных сил!

— А! Вот в чем дело! — воскликнул Гойе. — Ну что ж, нам надо собраться всем вместе и дать отпор!

— Вы слышали, Сиейеса и Роже Дюко нет во дворце!

— Черт возьми! Они в Тюильри! Но Баррас в ванне, бежим к Баррасу! Директория может выносить постановления, когда налицо большинство ее членов. Нас трое. Повторяю, дадим отпор!

— Пошлем сказать, чтобы Баррас сейчас же пришел к нам!

— Нет, пойдем к нему сами, пока он еще в ванне! Двое членов Директории поспешно направились в покои Барраса.

Они, действительно, застали его в ванной и настояли, чтобы он их впустил.

— Что нового? — спросил при виде их Баррас.

— Вы знаете?

— Ровным счетом ничего.

Они рассказали ему все, что знали сами.

— А! — воскликнул Баррас. — Теперь мне ясно!

— Что такое?

— Так вот почему он не пришел ко мне вчера ночью!

— Кто?

— Да Бонапарт!

— Вы ждали его к себе вчера ночью?

— Он сообщил через своего адъютанта, что будет у меня между одиннадцатью и двенадцатью.

— И не явился?

— Нет. Он послал ко мне в своем экипаже Бурьенна сказать, что у него разболелась голова и ему пришлось лечь в постель. Он добавил, что сегодня рано утром будет у меня.

Представители Директории переглянулись.

— Все ясно! — вскричали он.

— Тогда я отправил на разведку моего секретаря Болло, очень толкового малого, — продолжал Баррас.

Он позвонил, появился слуга.

— Как только вернется гражданин Болло, пошлите его ко мне!

— Он уже во дворе, выходит из коляски.

— Пусть поднимется! Пусть войдет! Болло уже был у дверей.

— Ну что? — буквально в один голос спросили его все три члена Директории.

— Так вот, генерал Бонапарт в парадном мундире вместе с генералами Бёрнонвилем, Макдональдом и Моро направляется в Тюильри; там во дворе его ждут десять тысяч солдат.

— Моро?.. Моро с ним! — вырвалось у Гойе.

— По правую руку.

— Я всегда говорил, — выпалил Мулен грубо, по-солдатски, — что Моро — это… всего лишь шлюха!

— Вы по-прежнему намерены сопротивляться, Бар-рас? — спросил Гойе.

— Да, — отвечал Баррас.

— Ну, так одевайтесь и спешите к нам, в зал заседаний!

— Ступайте, — сказал Баррас, — я Сейчас приду. Двое членов Директории направились в зал заседаний. Прошло десять минут, а Барраса все не было.

— Нам следовало подождать, пока Баррас оденется, — заявил Мулен. — Если Моро шлюха… то Баррас просто б…!

Два часа спустя они все еще ждали Барраса.

После них в ванную ввели Талейрана и Брюи, беседуя с которыми Баррас позабыл, что его ждут.

Но посмотрим, что происходило на улице Победы.

Против обыкновения, в семь часов утра Бонапарт уже встал и у себя в кабинете в парадном мундире ожидал своих сподвижников.

Вошел Ролан.

Бонапарт был совершенно спокоен, как всегда накануне сражения.

— Что, еще никто не приходил, Ролан? — спросил он.

— Нет, генерал, — ответил молодой человек, — но я только что слышал, как подъехал экипаж.

— Я тоже, — сказал Бонапарт.

В этот момент доложили:

— Гражданин Жозеф Бонапарт и гражданин генерал Бернадот.

Ролан спросил взглядом Бонапарта, остаться ему или уйти.

Ему велено было остаться.

Ролан замер возле книжного шкафа, как часовой на своем посту.

— А! — воскликнул Бонапарт, увидав Бернадота, как и третьего дня, в штатском. — Вам, я вижу опротивел мундир, генерал!

— Вот еще! — возразил Бернадот. — С какой стати, черт возьми, мне быть в мундире в семь часов утра, когда я не на службе?

— Но вы скоро будете.

— Ведь я в отставке.

— Да. Но я вас снова принимаю на службу!

— Вы?

— Да, я.

— От имени Директории?

— Да разве еще существует Директория?

— Как? Ее больше нет?!

— Разве по дороге сюда вы не видели солдат, что выстроились вдоль улиц, ведущих к Тюильри?

— Я их видел и, признаться, удивился.

— Это мои солдаты!

— Простите, — возразил Бернадот, — я думал, что это защитники Франции.

— Да разве Франция и я не одно и то же?

— Я этого не знал, — холодно бросил Бернадот.

— Я вижу, сейчас вы сомневаетесь, ну, так сегодня вечером вы в этом удостоверитесь. Слушайте, Бернадот, настал великий час! Решайтесь!

— Генерал, — ответил Бернадот, — в настоящий момент я, к счастью, простой гражданин. Позвольте же мне остаться простым гражданином.

— Берегитесь, Бернадот: кто не со мной, тот против меня!

— Генерал, взвешивайте свои слова! Вы сказали мне: «Берегитесь!» Если это угроза, то я не боюсь угроз!

Бонапарт спохватился и взял его за руки.

— Да, я это знаю, вот почему я непременно хочу, чтобы вы были со мной! Я вас не только уважаю, Бернадот, но и люблю. Я оставляю вас здесь с Жозефом. Ведь вы женаты на родных сестрах. Черт побери! Своякам не подобает ссориться.

— А вы куда направляетесь?

— Как истый спартанец, вы строго соблюдаете законы, не так ли? Вот посмотрите декрет, изданный сегодня ночью Советом старейшин, он вверяет мне незамедлительно командование вооруженными силами Парижа. Как видите, — прибавил Бонапарт, — я имел основания сказать, что встреченные вами солдаты мои: ведь я ими командую.

И он передал Бернадоту заверенную копию декрета, изданного в шесть часов утра.

Бернадот прочитал его от первой до последней строчки.

— Я ничего не имею против, — заявил он. — Стойте на страже народного представительства, и все честные граждане будут с вами!

— В таком случае вы должны быть со мной!

— Позвольте мне, генерал, подождать еще двадцать четыре часа, — я хочу посмотреть, как вы будете осуществлять свои полномочия.

— Это дьявол, а не человек! — бросил Бонапарт.

Он взял за руку Бернадота и заставил его отойти на несколько шагов от Жозефа.

— Бернадот, — продолжал он, — я хочу с вами объясниться совершенно откровенно!

— А зачем? — возразил Бернадот. — Ведь я не на вашей стороне.

— Что из того! Вы зритель, а мне хочется, чтобы зрители убедились, что я не мошенничаю в игре.

— Вы не требуете, чтобы я сохранил ваши слова в тайне?

— Нет.

— Вы хорошо делаете, а то я не стал бы слушать ваши признания.

— О! Я буду краток!.. Вашу Директорию все ненавидят, ваша Конституция потеряла силу. Надо положить этому конец и создать правительство, которое придерживалось бы иных принципов. Вы не отвечаете?

— Я хочу послушать, что вы еще скажете.

— Что я еще скажу? Ступайте и наденьте свой мундир. Я больше не могу вас ждать. Вы явитесь в Тюильри и присоединитесь ко мне и ко всем нашим товарищам.

Бернадот покачал головой.

— Вы думаете, что можете рассчитывать на Моро, на Бёрнонвиля и на Лефевра? — продолжал Бонапарт. — Посмотрите-ка в окно. Кого вы там видите… вон там? Моро и Бёрнонвиля! Что до Лефевра, — я его сейчас не вижу, но убежден, что не сделаю и ста шагов, как повстречаюсь с ним… Ну что, вы решаетесь?

— Генерал, — отвечал Бернадот, — я не из тех людей, которые следуют чужим примерам, тем более дурным! Пусть Моро, Бёрнонвиль и Лефевр поступают как им угодно, а я буду исполнять свой долг!

— Итак, вы решительно отказываетесь присоединиться ко мне в Тюильри?

— Я не хочу быть участником мятежа!

— Мятеж! Мятеж! А против кого! Против кучки олухов, которые с утра до ночи кляузничают в своем логове!

— Эти олухи, генерал, в настоящий момент являются представителями закона. Они под охраной Конституции; их жизнь для меня священна!

— Обещайте мне только одно, железный вы человек!

— Что именно?

— Что вы останетесь в стороне.

— Я остаюсь в стороне, пока я простой гражданин, но…

— Что еще за «но»!.. Я вам откровенно сказал все, теперь ваша очередь!

— Но если Директория прикажет мне действовать, я пойду против нарушителей порядка, кто бы они ни были!

— Вот как! Да уж не думаете ли вы, что я честолюбив? — спросил Бонапарт.

Бернадот усмехнулся.

— Я это подозреваю, — сказал он.

— О! Честное слово, вы меня не знаете! — возразил Бонапарт. — Мне опротивела политика, и я желаю только одного — мира. Ах, мой милый, мне бы Мальмезон с пятьюдесятью тысячами ливров дохода, и я откажусь от всего на свете! Вы мне не верите? Я вас приглашаю: приезжайте туда через три месяца, и если вам по нутру пастушеские нравы, мы с вами будем наслаждаться идиллией на лоне природы… А теперь до свидания! Я оставляю вас с Жозефом и, несмотря на ваш отказ, жду вас в Тюильри… Слышите, наши друзья выражают нетерпение.

На улице кричали: «Да здравствует Бонапарт!»

Бернадот слегка побледнел. Бонапарт заметил это.

«Ах, — прошептал он, — он мне завидует… Я ошибался: это не спартанец, это афинянин!»

Бонапарт сказал правду: его сторонники бурно выражали нетерпение.

Декрет был вывешен какой-нибудь час тому назад, а между тем в гостиной, в передней и во дворе особняка уже собралось множество народа.

Первым, кого встретил Бонапарт на верхней площадке лестницы, был его соотечественник полковник Себастиани, командовавший девятым драгунским полком.

— А! Это вы, Себастиани! — воскликнул Бонапарт. — А ваши солдаты?

— В боевом порядке на улице Победы, генерал!

— И хорошо настроены?

— Полны энтузиазма! Я велел раздать им десять тысяч зарядов, которые находились у меня на складе.

— Так. Но их можно было взять со склада только с разрешения коменданта Парижа. Вы знаете, Себастиани, что вы сожгли свои корабли?

— Возьмите меня в свою ладью, генерал! Я верю в вашу счастливую звезду!

— Ты принимаешь меня за Цезаря, Себастиани?

— Честное слово, вас трудно отличить друг от друга… К тому же у вас во дворе я видел десятка четыре офицеров разного рода войск. Директория уж год как не платит им жалованья, и они прозябают в отчаянной нужде. Все они надеются только на вас, генерал, и готовы за вас умереть!

— Хорошо. Иди к своему полку и распрощайся с ним!

— Распрощаться? Как это так, генерал?

— Я даю тебе вместо полка бригаду. Ступай, ступай! Себастиани поспешил уйти. Бонапарт спустился по лестнице. Внизу он встретил Лефевра.

— Вот и я, генерал, — сказал он.

— Ты?.. А где же семнадцатая дивизия?

— Я жду своего назначения, тогда я смогу действовать.

— А разве ты не получил назначения?

— Получил от Директории. Но я не изменник, поэтому сегодня я подал в отставку, чтобы они больше не рассчитывали на меня.

— И ты явился получить новое назначение, чтобы я мог на тебя рассчитывать?

— Вот именно.

— Живо, Ролан, бланк приказа! Проставь там имя генерала, чтобы мне оставалось только подписать. Я сделаю это на луке седла.

— Так будет вернее всего! — заметил Лефевр.

— Ролан!

Молодой человек, уже ринувшийся исполнять распоряжение, вернулся к генералу.

— Заодно возьми на камине, — понизив голос, сказал Бонапарт, — пару двуствольных пистолетов и принеси мне. Еще неизвестно, что может случиться.

— Да, генерал, — ответил Ролан. — Впрочем, я буду при вас.

— Если только мне не понадобится послать тебя на смерть в другое место.

— Правильно, — отозвался адъютант. И он побежал выполнять поручения. Бонапарт двинулся было дальше, но вдруг заметил в коридоре какую-то тень.

Узнав Жозефину, он устремился к ней.

— Боже мой! — воскликнула она. — Так, значит, тебе угрожает опасность!..

— Откуда ты это взяла?

— Я слышала приказ, который ты дал Ролану.

— Так тебе и надо! Вот что значит подслушивать у дверей!.. А что Гойе?

— Он не пришел.

— А его жена?

— Она здесь.

Отстранив рукой Жозефину, Бонапарт вошел в гостиную. Там стояла в одиночестве г-жа Гойе; ему бросилась в глаза ее бледность.

— Что такое? — обратился он к ней без всяких церемоний. — Президент не пришел?

— Он никак не мог, генерал, — ответила г-жа Гойе. Бонапарт чуть не выдал своей досады.

— Он непременно должен прийти, — заявил он. — Напишите ему, что я его жду. Я прикажу отнести ему письмо.

— Спасибо, генерал, — сказала г-жа Гойе, — со мной здесь мои слуги, — я сама их пошлю.

— Пишите, моя дорогая, пишите, — сказала Жозефина. И она предложила жене президента перо, чернила и бумагу.

Бонапарт стал позади г-жи Гойе, намереваясь прочитать письмо через ее плечо.

Она пристально взглянула на него.

Он поклонился и отступил на шаг.

Написав письмо, г-жа Гойе сложила его и стала искать воск, чтобы запечатать, но — случайность или преднамеренность? — на столе оказались только облатки.