XVIII. ПОЧЕМУ МОЛЧАЛ СОЛОВЕЙ

Призрак приближался. Он прошел в (грех шагах от Сальватора и опустился на скамейку.

На какое-то мгновение Сальватору почудилось, что это тень того, кто, став жертвой какого-то неведомого преступления, лежит здесь в земле.

Однако он явственно слышал шаги, а призрак не может хрустеть ветками и шуршать опавшими листьями.

Значит, это был не призрак. Это была девушка.

Однако зачем она бродит в полночь по парку? Неужели чтобы посидеть в одиночестве на скамейке?

Луна осветила любительницу ночных прогулок, и Сальватору показалось, что взгляд ее устремлен на небо.

Сальватору удалось разглядеть ее лицо: девушка была ему совершенно незнакома.

Ей было лет шестнадцать, у нее были голубые глаза, белокурые волосы, свежие щечки. Подняв взор к небесам, она, как могло показаться, впала в восторженное состояние. Только вот по щекам ее катились слезы.

Да, действительно, в такое время счастливые обыкновенно спят.

Ролан понял, что девушку опасаться не стоит, и успокоился.

Сальватор наблюдал за ней скорее с удивлением, нежели с беспокойством.

Вдруг издалека донесся голос: кого-то звали по имени. Девушка вздрогнула и наклонила голову в ту сторону, где находился замок. Сальватор почувствовал, как по телу Ролана пробежала дрожь.

Он понял, что пес вот-вот зарычит.

Сальватор наклонился над самым его ухом и шепнул:

— Тихо, Ролан!

Девушку снова позвали, и она порывисто встала.

Сальватор не удержался и привскочил от неожиданности: ему почудилось имя «Мина».

Спустя несколько минут, в течение которых девушка, Сальватор и пес застыли как статуи, ветер отчетливо донес до них имя «Мина», произнесенное мужским голосом.

Сальватор провел рукой по лбу и едва слышно вскрикнул от удивления.

Губы Ролана угрожающе дрогнули, но Сальватор положил ему руку на загривок, заставил положить морду на лапы и с хорошо понятной собакам интонацией повторил: «Тихо!»

Если бы все внимание девушки не было сосредоточено в эту минуту на замке, она, несомненно, почувствовала бы, что рядом с ней происходит нечто необычное.

Послышались торопливые шаги. Они приближались.

Какое-то мгновение девушка стала сомневаться, не убежать ли ей в чащу, но потом покачала головой, будто говоря себе: «Бесполезно!» — и снова села на скамейку.

Раздался возглас: ее увидели.

На дорожке показался молодой человек, и Сальватор узнал в нем того самого всадника, которого он видел, когда перелезал через ограду.

— О! Провидение! — прошептал Сальватор. — Неужели это она?!

— Мина!.. Вот вы где! Ну, наконец-то! — проговорил молодой человек. — Как вы очутились в столь поздний час одна в лесу, в самой глухой части парка?

— А вы, сударь, как очутились в столь поздний час в этом доме? — спросила девушка. — Ведь мы условились, что вы не будете бывать здесь по ночам!

— Мина! Простите меня! Я не мог устоять перед искушением вас увидеть. Если бы вы знали, как я вас люблю!

Девушка промолчала.

— Скажите, Мина, неужели вам меня не жаль? Моя любовь безумна, согласен, но я ничего не могу с собой поделать. Неужели я не заслужил вашего снисхождения? Пусть вы пока не любите меня, но ведь не ненавидите, правда?

Девушка молчала.

— Возможно ли, Мина, чтобы два сердца бились рядом: одно — от столь большой любви, другое — от такой сильной ненависти?

Молодой человек хотел было взять Мину за руку.

— Вы же знаете, господин Лоредан, ведь мы договорились, что вы никогда не дотронетесь до меня, — сказала она, отдернув руку и отодвигаясь подальше, хотя молодой человек и так не посмел сесть рядом с ней на скамейку.

Девушка держалась с холодным достоинством, и молодой человек был вынужден сдержать свой пыл.

— Скажите все-таки, почему вы здесь, — попросил он.

— Вы в самом деле хотите это знать?

— Скажите, умоляю!

— Что ж, слушайте! И вы поймете, что мне нечего вас бояться: когда вы нарушаете свое обещание, Небо посылает мне предупреждение.

— Слушаю вас, Мина.

— Я легла и заснула… Так же явственно, как я вижу вас теперь перед собой, мне представилось во сне, что вы отпираете дверь моей комнаты запасным ключом и входите; я проснулась… я была одна, но почувствовала: вы вот-вот явитесь. Тогда я встала, оделась, вышла в парк и пришла сюда, на эту скамейку.

— Мина, это невозможно…

— Скажите, это правда, что вы вошли в мою комнату, отперев ее вторым ключом?

— Мина, простите меня!

— Мне нечего вам прощать. Вы держите меня здесь против моей воли. Я здесь потому, что, если я убегу, вы грозите лишить Жюстена свободы и жизни. Однако вы забываете, на каких условиях я остаюсь в этом доме. Теперь вы нарушили эти условия, сударь!

— Мина! Вы не могли угадать, что я еду сюда… предвидеть, что я войду…

— Однако я угадала, сударь, я предвидела!.. И это избавило вас от вечных угрызений совести, если, конечно, вы способны их испытывать.

— Что вы хотите этим сказать?

— Если бы вы вошли в комнату, я бы покончила с собой. Видите нож?

Она вынула из-за корсажа тонкое и острое лезвие, спрятанное в чехольчике для ножниц.

Молодой человек в нетерпении топнул ногой.

— Да, понимаю, — сказала Мина, — это жестоко, правда? Быть богатым, могущественным, ставить Кодекс на службу своим капризам, распоряжаться свободой и жизнью невиновного, когда сам порочен и преступен, и говорить себе: «Все это я могу, а вот не могу помешать этой девчонке покончить с собой, когда я ее обесчещу!»

— Однако я вам помешаю это сделать!

— Вы? Вы?!

— Да, я.

И молодой человек резким движением перехватил руку Мины, в которой она сжимала нож.

— Хотите отнять у меня это оружие? Да это не единственный способ проститься с жизнью! Отнимите у меня его — у меня останется десяток других. Вот пруд прямо против замка! А можно броситься с третьего этажа на каменное крыльцо! О-о, моя честь под надежным присмотром, клянусь вам, ведь ее охраняет смерть.

— Мина, вы не сделаете этого!

— Как верно то, что я вас ненавижу, презираю, как верно то, что я люблю Жюстена, что я никогда никого не буду любить, кроме него, так же верно, сударь, что я покончу с собой в тот же день, в тот же час, в ту же минуту, как перестану быть достойной его! А вы вольны держать меня здесь сколько вам угодно.

— Будь по-вашему! — проговорил молодой человек, и Сальватор услышал, как он скрипнул зубами. — Посмотрим, кто устанет первым.

— Наверное, тот, кого оставил Бог, — ответила девушка.

— Бог!.. — пробормотал молодой человек. — Бог! Опять Бог!

— Да, я знаю, что есть люди, которые не верят или делают вид, что не верят в Бога. И если вы имеете несчастье принадлежать к их числу, сударь, под этим лучом луны, который освещает нас обоих, я скажу вам: вот я перед вами, невольница, пленница, рабыня, но я спокойна, потому что со мной вера, а вы преисполнены сомнения и злобы. Значит, есть Бог, раз он вселяет в меня спокойствие, а вы раздражены.

— Мина! — бросаясь девушке в ноги, воскликнул молодой человек. — Вы правы, надобно верить в Бога, который создал вас! И мне недостает только одного, чтобы в него поверить: вашей любви. Полюбите меня, и я стану верующим.

Девушка встала и отступила на шаг, чтобы быть подальше от Лоредана.

— В тот день, когда я вас полюблю, — молвила она, — я сама перестану в него верить, ведь это будет означать, что я предпочла честному имени и верности предательство и преступление.

— Мина! — продолжал молодой человек, поднимаясь и напуская на себя невозмутимый вид. — Я вижу, что из нас двоих я должен быть более рассудительным. Позвольте предложить вам руку, и давайте вернемся.

— Пока вы находитесь в этом замке, я никуда не пойду, сударь.

— Мина! Клянусь вам, что, как только вы вернетесь в дом, я уеду.

— Нет, сначала вы уедете, потом я вернусь.

— Вы сами толкаете меня на крайность! — вскричал молодой человек.

— Здесь, перед лицом Господа, — возразила Мина, указывая на небо, — вы не посмеете…

— Хорошо, я уезжаю, раз вы меня гоните, но вы сами позовете меня назад, Мина!

Девушка презрительно усмехнулась.

— Прощайте, Мина!.. Если Жюстен погибнет, вините в этом только себя!

— Жюстена, как и меня, хранит Господь, и злые люди ничего не могут ему сделать, как и мне.

— Увидим… Прощайте, Мина!

Взвыв от ярости, молодой человек бросился прочь.

Однако, пройдя несколько шагов, он остановился и обернулся, чтобы посмотреть, не зовет ли его Мина.

Девушка стояла не шелохнувшись и даже не стала отвечать на его последние слова.

Он угрожающе взмахнул рукой и исчез из виду.

Сильный проиграл слабому.

Мина провожала его взглядом; но, когда она потеряла его из виду, когда вдалеке стихли шаги, когда она осталась одна, она почувствовала себя слабой и беззащитной и почти без чувств опустилась на скамейку, и долго сдерживаемые слезы брызнули из ее глаз.

— Боже мой! — вскричала она, в отчаянии вскинув руки к небу. — Боже мой! Неужели ты не поможешь мне, неужели не протянешь мне милосердную руку? Ты же знаешь, Господи, что не ради себя, не ради своей жизни я прошу, а ради возлюбленного! Делай со мной, смиренной слугою твоей, что хочешь, только смилуйся над Жюстеном! Пошли мне страдания и смерть, но спаси Жюстена! Господь Всемогущий! — продолжала она, соскользнув со скамейки и упав на колени. — Боже мой! Услышь меня! Господи! Ответь мне!

Из груди ее рвались рыдания.

— Увы! Ты слишком высоко и не слышишь меня!

— Нет, Мина, — как можно сердечнее заговорил с ней Сальватор. — Он вас услышал и послал меня к вам на помощь.

— Великий Боже! — вскрикнула Мина, в ужасе вскакивая и готовая вот-вот убежать. — Кто здесь? Кто со мной говорит?

— Друг Жюстена. Не бойтесь, Мина!

Несмотря на успокаивающие слова Сальватора, девушка вскрикнула, когда из рощи вышел человек в сопровождении пса, огромного, как звери Апокалипсиса. И вот этот человек утверждает, что он Божий посланец и друг Жюстена.

Его появление было настолько неожиданным, что девушка тщетно пыталась объяснить себе происходящее. Она спрятала лицо в ладонях, нагнула голову и прошептала:

— Кто бы вы ни были, добро пожаловать! Я готова на все, лишь бы не принадлежать этому негодяю!

Теперь читателю понятно, отчего соловей не пел в этом парке, где происходили столь страшные события.

XIX. ОБЪЯСНЕНИЯ

Вначале, как видели читатели, Мина сильно испугалась, да это и понятно. Однако она вслушалась в ласковые, приветливые слова Сальватора и увидела, что он остановился в трех шагах от нее и стоит там, не смея подойти ближе, чтобы не напугать ее еще больше; тогда она медленно отняла руки от лица, заглянула Сальватору в глаза и поняла, что молодой человек сказал правду: пришло ее спасение.

Она поверила, что перед ней друг, и сама подошла к нему поближе.

— Ничего не бойтесь, мадемуазель, — ободрил ее Сальватор.

— Как видите, я и не боюсь, сударь, раз сама иду вам навстречу.

— И правильно делаете, потому что у вас не было друга лучше, нежнее, вернее, чем я.

— Друг!.. Вот уже во второй раз вы произносите это слово, сударь, а я даже не знаю, кто вы такой.

— Вы правы, мадемуазель. Сейчас вы все узнаете…

— Прежде скажите, — перебила его Мина, — давно ли вы здесь?

— Я был здесь еще до того, как вы пришли посидеть на этой скамейке.

— Так вы слышали?..

— Все! Вы это хотели знать, прежде чем ответить мне, не так ли?

— Да.

— Ну что ж! Можете мне поверить, что я не упустил ни слова из того, что вам сказал господин Лоредан де Вальженез, ни слова из того, что ответили ему вы. И мое восхищение вами и презрение к нему возросли в одинаковой степени.

— Теперь, сударь, еще один вопрос.

— Вы, очевидно, хотите знать, как я очутился здесь?

— Не то, сударь… Я верую в Бога, которого призывала в ту минуту, как вы мне явились, и верю, что само Провидение привело вас ко мне. Нет, — девушка окинула любопытным взглядом охотничий костюм Сальватора, по которому невозможно было определить, к какому классу общества принадлежит молодой человек, — нет, я хотела спросить, с кем имею честь говорить.

— Зачем вам знать, кто я такой? Я загадка, а разгадка — в руках Провидения. Имя же мое… Я представлюсь вам под тем именем, под каким меня знают все. Меня зовут Сальватор. Воспримите это имя как добрый знак: оно означает «Спаситель».

— Сальватор! — повторила девушка. — Прекрасное имя, и я готова довериться вам.

— Существует другой человек, которому вы доверились бы еще охотнее.

— Вы о нем однажды уже упомянули, не так ли? Вы говорите о Жюстене?

— Да.

— Так вы знакомы с Жюстеном, сударь?

— Я расстался с ним сегодня в четыре часа пополудни.

— О, сударь, надеюсь, он меня еще не разлюбил?

— Он вас обожает!

— Бедный Жюстен. Ему, наверное, плохо?

— Он в отчаянии.

— Понятно… Но вы ему скажете, что видели меня, не правда ли? Скажите, что я его по-прежнему люблю, что я люблю только его, что я никого никогда не буду любить, кроме него, что я скорее умру, чем буду принадлежать другому.

— Я скажу ему о том, что видел и слышал. Знаете, мы должны воспользоваться этим странным стечением обстоятельств, которое в тот самый час, как я иду по следам одного преступления, приводит меня к другому, словно сплелись воедино тайные нити убийства и похищения. Нельзя терять ни минуты: ночь коротка. Вы должны многое мне рассказать; есть нечто такое, что необходимо знать и мне и Жюстену…

Мина сделала нетерпеливое движение.

— Итак, начну я сам, чтобы у вас не оставалось сомнений, а вы заговорите, когда будете уверены в том, к кому обращаете свой рассказ.

— Сударь! Это ни к чему.

— Мне нужно поговорить с вами о Жюстене.

— О, я вас слушаю!

Мина села на скамейку и указала Сальватору на место, которого добивался, но так и не получил Лоредан.

Брезиль рвался в рощу, но Сальватор приказал ему лечь возле скамьи.

— Добро пожаловать, сударь, ведь вы пришли от ангела доброты, кого зовут Жюстеном. Расскажите, пожалуйста, подробно, что он говорил, что делал, когда не застал меня в Версале.

— Вы все узнаете, — ответил Сальватор, с братской нежностью пожимая руку, протянутую ему Миной; девушка не спешила отнимать ее, а Сальватор — отпускать.

Сальватор слово в слово рассказал ей о драме, при завязке которой мы присутствовали. Он поведал о том, как звуки виолончели привели их с Жаном Робером к школьному учителю и они предложили ему свою помощь; как, выходя от него, они повстречали Баболена; как тот принес письмо, в котором сообщалось о похищении Мины; как после этого Жюстен и Жан Робер отправились к Броканте, а он, Сальватор, поспешил в полицию за г-ном Жакалем и привез его в Версаль. Чтобы у Мины не осталось сомнений в том, какую роль сыграл рассказчик в этой экспедиции, он детально описал Мине расположение пансиона г-жи Демаре, комнату Мины, план сада, через которую ее вынесли, и не раз он чувствовал, как рука целомудренной девушки, испуганной и смущенной, вздрагивала в его руке, пока он раскрывал все эти секреты.

После того как Сальватор в мельчайших подробностях поведал о предпринятых им шагах, чтобы отыскать Мину (шагах, до сих пор не давших результата); когда он описал ее дом, вновь ставший печальным и мрачным, безрадостную жизнь матери, брата и сестры, — наступила очередь Мины.

В ту минуту как она собиралась начать свой рассказ, Сальватор остановил ее, чтобы дать последний совет.

— Дорогая невеста моего друга! Дорогая сестра души моей! Заклинаю вас: не пропустите ни одной подробности вашего похищения. Вы же понимаете: здесь важно узнать все. Мы боремся с врагом, которого делают безнаказанным его богатство и власть.

— Не беспокойтесь, — заявила Мина. — Я до конца своих дней не забуду ничего из того, что произошло в ту ужасную ночь, как я помнила это на следующее утро после похищения, как помню об этом сегодня!

— Я вас слушаю.

— Накануне я провела весь вечер в обществе Сюзанны де Вальженез; она сидела в кресле у изножия моей постели; почувствовав недомогание, я прилегла, закутавшись в широкий пеньюар; мы говорили о Жюстене, и время шло незаметно.

Мы услышали, как пробило одиннадцать часов. Я заметила Сюзанне, что уже поздно и пора прощаться.

«Ты хочешь спать? — спросила она. — Что до меня, то я совсем не хочу. Давай поговорим».

Она в самом деле казалась взволнованной, возбужденной, прислушивалась к каждому шороху, то и дело взглядывала в окно, будто могла сквозь двойные занавески разглядеть, что творится в саду. Я несколько раз спрашивала:

«Что с тобой?»

«Со мной? Ничего», — неизменно отвечала она.

— Значит, я не ошибся, — перебил ее Сальватор.

— А что вы подумали, друг мой?

— Что она была замешана в этом деле.

— Принимая во внимание ее возбуждение, я в конечном счете пришла к такому же заключению, — согласилась Мина. — Наконец без четверти двенадцать она поднялась с такими словами:

«Не запирай дверь, Мина, дорогая: если я не засну, что вполне вероятно, я приду снова».

Она поцеловала меня и вышла… Я почувствовала, как дрогнули ее губы, когда она коснулась ими моего лба.

— Предательский поцелуй, губы Иуды! — пробормотал Сальватор.

— Мне тоже расхотелось спать, но я решила побыть в одиночестве…

— Чтобы перечитать письма Жюстена, верно? — спросил Сальватор.

— Да… Кто вам это сказал? — спросила Мина и покраснела.

— Когда мы вошли, письма были разбросаны по полу и на кровати.

— Письма! Его письма! — воскликнула Мина. — Что с ними сталось?

— Не беспокойтесь, они у Жюстена.

— Как бы я хотела, чтобы они были у меня! Мне так их не хватает!

— Вы их получите!

— Благодарю, брат! — сказала Мина, пожимая Сальватору руку.

Она продолжала:

— Я читала дорогие мне письма, когда часы пробили полночь. Я подумала, что пора раздеться и лечь спать. И в то самое мгновение, как я об этом подумала, мне показалось, что кто-то идет по коридору, ведущему с лестницы в сад; я решила, что это возвращается Сюзанна. Но человек прошел мимо моей двери, и скоро шаги стихли.

«Это ты, Сюзанна?» — крикнула я.

В ответ — тишина.

Потом мне почудилось, что кто-то отпирает садовые ворота и они скрипят, поворачиваясь в петлях. Никто в пансионе не гулял ночью в темном саду, ведь он такой огромный и выходит на пустынную улочку. До меня донесся шепот: говорили несколько человек; я приподнялась в постели и прислушалась; меня охватила дрожь, я почувствовала, как бешено заколотилось сердце у меня в груди…

В эту минуту свеча затрещала и пламя померкло, что предвещает, по слухам, несчастье.

Я не сводила глаз с двери; мне достаточно было сделать шаг, чтобы повернуть ключ и запереть дверь на задвижку, — я спустила на пол одну ногу. Мне показалось, что по другую сторону кто-то пытается нащупать ручку. Я бросилась вперед; но в тот момент как я собиралась запереть дверь, она распахнулась, оттолкнув меня в сторону; в полумраке коридора я разглядела двух человек в масках! Подальше, за их спинами, словно призрак, метнулась тень женщины.

Я успела крикнуть. Меня перехватили поперек туловища, чья-то рука зажала мне рот… Я услышала, что мою дверь запирают изнутри на замок и на задвижку. Потом мне завязали рот платком и так крепко затянули, что я едва не задохнулась… Я стала молиться: мне показалось, что меня хотят задушить!..

— Бедняжка! — прошептал Сальватор.

— Я замахала руками, отбиваясь, но чья-то сильная ручища заломила мне их за спину, и мне связали платком запястья. Как только неизвестные ворвались в мою комнату, свеча то ли случайно, то ли намеренно оказалась потушена. Я услышала, как кто-то раздвинул шторы и отворил окно. Я ощутила прохладу. В комнате стало светлее; в оконном проеме я увидела темные деревья и туманное небо. Третий человек, тоже в маске, ждал у окна в саду. Один их тех, кто меня схватил, поднял меня, подтащил к окну и перекинул через подоконник.

«Вот она!» — тихо сказал он.

«Мне показалось, что она кричала?» — спросил тот, что ждал в саду.

«Это так, но никто не слышал, а если слышал и придет, мадемуазель — на лестнице, она скажет, что оступилась, подвернула ногу и закричала от боли».

Слово «мадемуазель» напомнило мне о женщине, которую, как мне показалось, я видела. Тогда-то меня и озарила догадка, что Сюзанна замешана в моем похищении, а один из мужчин в маске — ее брат. Если так — мне нечего было опасаться за свою жизнь; но выиграю ли я что-нибудь, оставшись в живых?

Тем временем меня несли через сад; тот, кто нес меня, остановился у стены, к которой была приставлена лестница. Я почувствовала, что меня переносят через забор, и мне показалось, что эту опасную операцию проделывают сразу три человека.

Другая лестница была приставлена по другую сторону каменного забора. А неподалеку ждала карета.

Я узнала пустынный переулок, что проходит вдоль сада.

Меня спустили вниз с теми же предосторожностями, с какими поднимали наверх. Один из похитителей сел в экипаж раньше всех. Двое других втолкнули меня вслед за ним. Мой спутник усадил меня на заднее сиденье и сказал:

«Ничего не бойтесь, никто не причинит вам зла».

Один из тех, что оставался снаружи, захлопнул дверцу, другой приказал кучеру:

«Поезжай, куда договорились!»

Лошади поскакали галопом. По нескольким словам, с которыми обратился ко мне похититель, я узнала голос брата Сюзанны, графа Лоредана де Вальженеза…

— Да, того, кто недавно был здесь и кому я так легко мог пустить пулю в лоб! Но я не убийца… Продолжайте, Мина.

XX. ДОРОГА

— Как только мы выехали из Версаля, — продолжала девушка, — граф де Вальженез развязал оба платка. Мои губы были в крови, а на запястьях еще две недели оставались синяки…

— Ничтожество! — прошептал Сальватор.

«Мадемуазель! — обратился ко мне граф. — Вы видите, что я, насколько могу, возвращаю вам свободу. Не кричите, не зовите на помощь: заявляю вам, что у меня в руках не только честь, но и жизнь господина Жюстена!»

«У вас?» — с презрением спросила я его.

«Я представлю вам доказательства. А пока даю слово чести, что говорю правду».

«Слово чести? — переспросила я. — Поклянитесь чем-нибудь еще, сударь, если хотите, чтобы я вам поверила».

«Как бы там ни было, поразмыслите о моих словах».

«Хорошо, сударь, но предупреждаю, что размышления помешают мне отвечать вам. Так не утруждайте себя разговорами».

Граф несомненно понял меня: во все время пути он не проронил ни слова.

У заставы карета остановилась и обе дверцы распахнулись разом. Я приготовилась выскочить; граф не пытался меня задержать, сказал только:

«Знайте, что вы погубите Жюстена!»

Я понятия не имела, каким образом я его погублю, но уже имела время оценить своего похитителя и считала его способным на все. Я молча забилась в угол кареты. Мы въехали в Париж.

Экипаж выехал на Елисейские поля, покатил вдоль Сены, переехал через мост, еще некоторое время следовал по какой-то улице и остановился. Кучер крикнул: «Ворота!» Тяжелые ворота медленно отворились; карета въехала во двор; я вышла. Двор был окружен домами со всех сторон, кроме одной: там за каменным забором проходила улица…

— Да, все так! — прошептал Сальватор.

— Я поднялась на крыльцо.

— Из пяти ступеней?

— Да, я их пересчитала. Откуда вы знаете?

— Продолжайте, пожалуйста, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

— Мы вошли в просторную переднюю. Распахнулась

небольшая дверь. Лестница будто сама побежала у меня под ногами… Я насчитала восемнадцать ступеней…

— А последняя была порогом комнаты, в которую вас ввели?

— Совершенно верно!.. Я понятия не имела, куда попала.

— Зато я знаю! Вы находились на Паромной улице, в особняке, который достался маркизу де Вальженезу, отцу графа, от старшего брата, умершего бездетным, — прибавил Сальватор, с особенным выражением выговорив последние два слова.

— Да, это вполне возможно, как мне теперь кажется… Передо мной отворилась дверь сама собой, словно по волшебству, как и другие в этом доме. Я очутилась в большой комнате; все стены были обтянуты гобеленами, мебель была дубовая; комната напоминала библиотеку, потому что одна стена была полностью заставлена книгами: они лежали также на стульях, на столах и даже на полу.

— Да, — подтвердил Сальватор, — студия…

— «Соблаговолите подождать здесь, мадемуазель, — сказал граф, — и ничего не бойтесь! Здесь вы у меня, и, значит, никакая опасность вам не грозит. Через минуту я буду иметь честь снова увидеть вас; мне нужно отдать кое-какие распоряжения, и мы сейчас же снова отправимся в путь. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните: в соседней комнате камеристка — она к вашим услугам».

Он вышел, не дожидаясь ответа, уверенный, что я ничего ему не скажу. Как только я осталась одна, первой моей мыслью было выброситься в окно, чтобы разбиться насмерть о мостовую; однако в этой комнате окно находилось в потолке, на высоте почти пятнадцати футов! Я опустилась на колени и стала молиться. Однако я, по-видимому, еще недостаточно выстрадала: Господь мне не ответил (он сделал это недавно здесь, послав мне вас). Единственным моим утешением были слезы. В это время я и подумала о том, чтобы написать Жюстену…

Я нашла бумагу, но из комнаты вынесли перья и чернила. К счастью, на столе лежал забытый кем-то портфель. В нем я нашла карандаш, поскорее вынула его из чехольчика и черкнула две строчки… Я боялась только одного: я так невнятно говорила Жюстену о своей любви, что он мог подумать, будто я сбежала сама! Что я ему написала? Я и сама теперь не знаю…

— Зато я знаю, — заметил Сальватор.

— Вы?

— Да, потому что он получил ваше письмо при мне. Вы написали следующее: «Меня увозят силой… Я сама не знаю куда! На помощь, Жюстен! Спаси меня, мой брат! Или отомсти за меня, супруг мой! Мина».

Но каким образом вы передали ему эту записку? Мы так и не смогли это выяснить; мне кажется, Броканта что-то от нас скрыла.

— Я объясню вам это в двух словах, — пообещала Мина. — Едва я успела написать адрес, как услышала в коридоре шаги. Я спрятала письмо на груди и стала ждать. В дверях появилась камеристка и предложила мне свои услуги. Я отказалась, и она ушла.

Письмо написано, но как его передать? Я сделала приписку о хорошем вознаграждении и положилась на Провидение… Снова шум в коридоре: на сей раз появился граф.

«Вы готовы меня сопровождать?» — спросил он.

«Вы отлично знаете, что я не могу поступить иначе», — ответила я и встала.

«В таком случае, идемте», — холодно приказал он.

Я последовала за ним.

Мы спустились по той же узкой лестнице, и я снова очутилась во дворе. У лестницы стоял экипаж, непохожий ни формой, ни цветом на тот, что нас привез. Граф помог мне сесть, потом сел сам. Ворота снова распахнулись, и мы поехали.

Я совсем не знаю Парижа и не могу сказать, по каким улицам мы ехали. Впрочем, я думала только об одном, лишь одна мысль меня занимала: как передать письмо Жюстену. Я могла, сославшись на духоту, опустить стекло и выбросить письмо на мостовую; но в слякоти прохожие могли затоптать его и не заметить… Что делать?.. Я увидела вдали огни, будто кто-то размахивал факелами; люди, как мне показалось, были в масках. Я попросила опустить стекло; но граф, опасаясь видимо, что я позову на помощь, наотрез отказался.

«Я задыхаюсь!» — сказала я.

«Потерпите немного, — отвечал он, — скоро будет легче».

Мы проезжали через какой-то рынок; узкие улочки с разбитой мостовой сменяли одна другую; лошади спотыкались на каждом шагу.