VI

Было общеизвестно, что если монсеньер Гастон Феб принял решение, то он никак не отступится от него, а потому все оказались в указанное время в указанном месте; не было только мессира Жана Фруассара: он не слишком любил охоту и остался в замке, записывая разные истории, что ему рассказывали на пути из Каркасона в Памье и позднее в замке Ортез.

Кавалькада пустилась в путь, а вслед за ней — доезжачие с собаками. На коней сели все домочадцы графа, его придворные рыцари, оруженосцы, слуги. Собак было более полутора тысяч, потому что граф бессчетно тратил деньги на охоту. В восемь часов утра показался вдали лес Спасенной земли, находящийся на пути в Памплону. На опушке леса сделали привал, и Гастон Феб решил испробовать собак, присланных ему графом де Блуа: он приказал четырем доезжачим с псами Тристаном, Гектором, Брюсом и Роландом выследить веприцу. Через четверть часа Гектор напал на ее след. Доезжачие собрались вместе, наметили ограждение, и один из них отправился к графу с известием, что веприца в загоне. Получив эту добрую весть, граф приказал всем садиться на коней; когда прискакали к тому месту, где тропа уходит в глубь леса, спустили собак, и все они с громким лаем бросились по следу. Не прошло и минуты, как из чащи выскочила веприца, в ярости, с поднявшейся щетиной. Увидев ее, граф закричал и затрубил в рог, а затем пустил своего коня в галоп и помчался за собаками, а вся охота — вслед за ним.

В течение пяти часов все шло как нельзя лучше: веприца металась в пределах намеченного охотниками круга в четыре-пять льё в поперечнике. Но ко времени девятичасовой молитвы она, словно придя в отчаяние, перестала кружить и побежала прямо вперед. Граф понял, что до конца охоты еще далеко, а собаки и лошади начали уставать; он пересел на свежего коня и велел подхлестнуть лошадей и псов, включая ищеек. Доезжачие повиновались, и погоня возобновилась при громких криках и гудении рогов. Через три часа погоню продолжало не более сотни собак, среди которых творили чудеса Брюс, Тристан, Гектор и Роланд; граф Гастон Феб скакал за ними, а его сопровождали, напрягая последние силы, несколько охотников, у кого лошади были получше, и с ними мессир Ивен; все остальные всадники и псы либо сбились со следа, либо отстали, утомившись.

Прошло еще два часа, а охота все продолжалась с таким же напряжением. За это время пало девяносто шесть собак, потерялись два охотника, так что у графа оставались только четыре ищейки, привезенные Фруассаром, и мессир Ивен, пересевший, как и отец, на свежую лошадь и потому сумевший не отставать от него; но к концу этих двух часов новая лошадь мессира Ивена выбилась из сил, упала и не могла уже встать. Тогда он подумал, нет ли какого волшебства в этой дьявольской гонке, и стал звать отца, умоляя его вернуться и дальше не скакать; но, то ли граф, увлеченный погоней, не слышал криков сына, то ли ветер унес в сторону его ответ, мессир Ивен не мог ничего поделать и лишь с печальной тоской смотрел, как отец скрывается за поворотом тропы.

Граф же продолжал, уже в одиночестве, гнаться за проклятой веприцей, и собаки следовали за ней все на том же расстоянии, словно не уступая ей в энергии. Конь же графа, казалось, был одарен чудесным инстинктом: через какие бы рощи и заросли ни пробиралась веприца, он всегда находил тропы, сокращающие путь, так что чуть ли не каждые десять минут графу удавалось заметить, как она перебегает то дорогу, то поляну, и он принимался трубить в рог, чтобы вызвать туда остальных охотников; только никого уже нельзя было собрать — ни рыцарей, ни доезжачих, ни собак. Никто не отзывался, и, надо сказать, очень печально это было все: собаки бежали, не подавая голоса, крики и фанфары глохли в лесу без отзыва, даже эхо их не повторяло.

Наступили сумерки, но и темнота не могла остановить графа, ожесточенного погоней; к тому же глаза веприцы горели, как огни, и потому, хотя она была темного цвета, граф видел, как она мчится в ночной тьме, а за ней, словно тени, несутся четыре упорно преследующие ее собаки. Потом их осталось только три, потом — две, потом — одна. Тристан, Брюс и Роланд один за другим бросили погоню, только Гектор продолжал мчаться за добычей, все на том же расстоянии от нее, а за ним граф, чей конь скакал все так же упорно, не сбавляя скорости.

Наконец веприца стала как будто уставать, так что Гектор оказался ближе к ней; это придало благородному животному больше пыла и еще сильнее воодушевило графа: он затрубил в рог последний раз, а затем, выпустив его из рук, продолжил фантастическую скачку сквозь заросли и чащи, пока перед ним не открылась большая поляна с единственным деревом посредине. Гектор догонял уже веприцу, конь графа скакал за Гектором вплотную, и граф все пришпоривал его; веприце уже некуда было деться, и она прижалась к дереву. Гектор смело бросился на нее и уже ощерился, чтобы вцепиться в нее, но она испустила громкий крик, поднялась дымком в воздух и исчезла. Конь графа упал в эту минуту и больше не поднимался — истощились и силы его, и жизнь. Граф высвободил ноги из стремян, выхватил из чехла свой охотничий нож и побежал туда, где только стояла веприца, еще не веря, что она исчезла, но у подножия дерева он нашел только Гектора: лишившись добычи, тот отчаянно поднял голову и жалобно завыл.

При всей своей многократно испытанной храбрости граф не мог избежать мгновенного приступа страха, и дрожь пробежала по его телу; Гектору, продолжавшему уныло выть, он приказал замолчать, затем огляделся и понял, что этой части леса совсем не знает. Тогда он залез на дерево в надежде увидеть неподалеку какой-нибудь замок, дом или хотя бы хижину. И действительно, с самой вершины он увидел какой-то огонек, звездочкой светившийся среди деревьев, что очень его обрадовало, ибо ему вовсе не улыбалась мысль провести ночь на голой земле под открытым небом. Он постарался запомнить направление огонька, слез с дерева и пошел в ту сторону в сопровождении Гектора — тот растерял весь свой пыл и тащился позади с опущенной головой и обвисшим хвостом.

Сделав сотню шагов, граф подошел к краю поляны и опять углубился в лес; направление он заметил так хорошо, что, не сбиваясь ни вправо ни влево, следовал прямо к огоньку и через полчаса ходьбы увидел его за листвой деревьев; ободренный этим, он пошел быстрее и примерно через полтысячи шагов оказался перед замком; лишь в одном окне его горел свет, и ничто больше не свидетельствовало о том, что замок обитаем, но графу ничего больше и не требовалось: он был уверен, что на всем пути до замка Ортез, куда бы ни постучался монсеньер Гастон Феб, любая дверь откроется перед ним и всюду его примут с радостью и почетом.

Одно только удивляло графа: навряд ли он мог удалиться более чем на тридцать льё от своего замка, даже если допустить, что веприца не кружила, а бежала прямо вперед; а между тем он не имел представления об этом замке, который теперь, при свете восходящей луны, казался поразительно прочным и красивым. И нельзя было считать, что его недавно построили и что весть о нем еще не успела дойти до Ортеза, поскольку по своей архитектуре он явно относился к первой половине двенадцатого века, то есть насчитывал уже не менее ста шестидесяти лет.

Но как бы граф ни удивлялся, нерешительности он не проявил и, отложив размышления над этой тайной, видя, что мост поднят, громко затрубил в рог, извещая, что путник просит гостеприимства. Рог прозвучал печально, но произвел нужное действие: мост опустили, хотя и не было видно, чьими руками это было сделано. Но граф не обратил на это внимания: ему нужен был ужин и ночлег, и больше ничего.

Монсеньер Гастон Феб вступил на мост и, уже пройдя его, заметил, что собака не следует за ним; обернувшись, он увидел, что Гектор сидит по ту сторону рва и не решается идти дальше. Граф два раза свистнул ему, но пес все не двигался и лишь после третьего свистка решился в свою очередь перейти мост.

У входа в замок не было ни слуг, ни пажей, ни лакеев; граф напряг слух, но не мог различить никаких звуков; двери были открыты, и он вошел в галерею, освещенную лампой, стоявшей в дальнем ее конце, откуда свет доходил ослабленным, растекаясь по стенам. Граф прошел под сводом, удивляясь, что шагов его не слышно, что он двигается бесшумно, как тень. Это странное явление его не остановило. Дойдя до лампы, он увидел, что она освещает большую лестницу, а лестница ведет в комнату, из окна которой и пробивался замеченный им издали свет. Он понадеялся, что там найдется хоть кто-нибудь, и, не колеблясь ни минуты, стал подниматься по лестнице. Гектор же опять остановился, и только когда граф вторично позвал его тихим голосом, борьба в нем между инстинктивным страхом и привязанностью к хозяину закончилась победой благородного чувства и он тоже стал подниматься по лестнице, правда медленно и неохотно.

Дойдя до дверей комнаты, монсеньер Гастон Феб увидел, что на столе приготовлен ужин; это убедило его в гостеприимстве владельца замка и прогнало опасения, которые он мог прежде испытывать. Зал этот был очень велик, и, так как он освещался только одной люстрой, подвешенной над столом, углы помещения утопали в темноте.

Хотя странное отсутствие людей удивляло графа, он подошел к столу и обратил внимание на то, что угощение подано, должно быть, для него одного: кушаний было много, а прибор только один. Он еще раз огляделся в надежде обнаружить кого-нибудь, но никто не появлялся, и монсеньер Гастон Феб сел за стол; видя, что пес остался у двери, он ударил рукой по колену, приказывая ему подойти. Преданный пес повиновался, подошел и лег у ног своего господина, но всем своим телом выражал отвращение и крутился как уж.

При всем мужестве монсеньера Гастона Феба это безлюдье и ничем не прерываемая тишина так подействовали на него, что он не мог сдержать внутренней дрожи и зажал в руке служивший ему охотничьим ножом короткий меч, чтобы удостовериться, что тот на месте; но, убедившись в этом и не замечая ничего подозрительного в приготовленном угощении, он быстро приободрился, как подобает храброму человеку, а найдя возле своего прибора серебряный свисток, решительно взял его и, так как в обычаях того времени было не начинать ужин, не помыв рук, поднес ко рту и свистнул, призывая какого-нибудь слугу, или оруженосца, или пажа, чтобы ему дали кувшин воды и таз для омовения рук.

Свисток прозвучал так резко и тревожно, теряясь в темных концах зала, что граф невольно вздрогнул, обернувшись и уже не желая, чтобы кто-нибудь услышал этот зов и явился, потому что такой мрачный звук мог вызвать столь же мрачного служителя. Гектор, видимо, испытывал то же и, когда в темном конце зала приподнялся гобелен, прикрывавший другую дверь, завыл так жалобно, что граф наступил ему на спину ногой, приказывая замолчать, но на этот раз Гектор не был так покорен и не переставал потихоньку подвывать.

Глаза графа не могли оторваться от той задней стены, где приподнялся гобелен; сначала там мелькнуло что-то вроде человеческой фигуры, потом среди колеблющихся теней стало видно, что фигура подходит все ближе, но она двигалась совершенно беззвучно, без того шума, который производят шаги на каменном полу; Гектор в это время умолк, но весь задрожал.

Как бы то ни было, тот, кого вызвал свисток, продолжал приближаться; скоро граф мог уже разглядеть, что это юный изящно одетый паж с серебряным кувшином и тазом в руках и перекинутым через руку полотенцем. И все же при его приближении графа охватила невольная дрожь: ему показалось, что в походке и осанке пажа есть сходство с несчастным мальчиком, которого он убил шесть лет назад и которого не переставал оплакивать. Вскоре юноша подошел совсем близко, так что подвешенная над столом лампа осветила его и сомневаться уже нельзя было — это был Гастон!

Граф застыл неподвижно, не спуская глаз со страшного видения и чувствуя, как волосы его встают дыбом, а пот заливает лоб. Юноша приближался все так же медленно и беззвучно. Вот уже граф стал различать его бледные и печальные черты, неподвижные безжизненные глаза и маленькую ранку на шее, через которую вылетела его юная душа. Наконец, обойдя стол, юноша приблизился к монсеньеру Гастону Фебу и не сказав ни слова тому, кого он так любил, и не подымая на своего отца мертвых глаз, подал ему таз и поднял кувшин. Граф, онемевший и застывший, как привидение, которое он видел перед собой, непроизвольно протянул руки. Юноша наклонил кувшин; граф ощутил смертельный холод, хотел вскрикнуть, но голос замер у него в груди, он откинулся назад и потерял сознание.

Мальчик вымолил у Бога милость — ему разрешено было смыть свою кровь с рук отца.

На следующий день охваченные тревогой охотники с Ивеном во главе отыскали монсеньера Гастона Феба мертвым под деревом посреди поляны; возле него был пес Гектор, лизавший его лицо. Что же касается замка — то он исчез бесследно.

Господи, будь милосерден ко всем раскаявшимся грешникам!

КОММЕНТАРИИ

Повесть «Монсеньер Гастон Феб» («Monseigneur Gaston Phoebus. Chronique dans laquelle est racontee l'histoire du demon familier du Sire de Corasse») создана по мотивам «Хроник Франции, Англии, Шотландии и Испании» Жана Фруассара. Многие реальные исторические персонажи известны лишь по упоминанию в указанных «Хрониках», и в этом случае они здесь не комментируются.

Время действия — с 15 августа 1385 г. по 1391 г.

Повесть впервые публиковалась в газете «Век» (Le Siecle) с 14 по 19.08.1838.

Первое книжное издание: Paris, Dumont, 1839, 8vo.

Перевод сверен Г.Адлером по изданию: Paris, Calmann-Levy, 1882.

Это первая публикация повести на русском языке.

… в пятнадцатый день августа 1385 года, монсеньер Гастон III, виконт Беарнский и граф де Фуа… — Гастон III Феб (1331 — 1391), граф де Фуа, виконт Беарнский, Лотрекский, Кастийон и др., владел многими территориями на юге Франции (Фуа — в нынешнем департаменте Арьеж, Беарн — в департаменте Нижние Пиренеи). В эпоху Столетней войны он принял сторону Франции, хотя часто конфликтовал с французскими королями из-за виконтства Беарн, считая его, в отличие от графства Фуа, совершенно независимым, а не подвассальным французской короне.

… сидел за столом в одной из комнат своего замка Ортез … — Главной резиденцией Феба был замок Ортез в Беарне на берегу реки Гав-де-По.

… изящного кавалера, кого пятнадцать лет назад называли прекрасным Фебом … — Прозвище Феб (одно из имен Аполлона) граф получил (или присвоил себе) как за красоту, так и за поэтический дар: Гастон III был талантливым поэтом и известным меценатом.

… Между графами де Фуа и графами д'Арманьяк издавна существовали серьезные споры из-за области Беарн … — Гастон III вступил в длительную распрю с другими союзниками Франции — графами д'Арманьяк, чьи земли лежали к северу от его территорий (в основном в нынешнем департаменте Жер).

… верные рыцари и свободные воины. — «Верными» в средние века называли не только лично преданных людей; слово это имело также социальный смысл: «давшие клятву верности», т.е. вассалы. «Свободные воины» (francs hommes d'armes) — в позднесредневеко-вой Франции особая категория неблагородных подданых, простолюдины, обязанные с собственным вооружением служить в войске государя (здесь — графа де Фуа) в качестве пеших бойцов: лучников, копейщиков и т.п.; за это они и их семьи освобождались от податей — отсюда и название.

… в канун дня святого Николая … — День святого Николая — 6 декабря.

… в одной из своих ночных вылазок возле Мон-де-Марсана … — Мон-де-Марсан — город во владениях сиров д'Альбре (в XIV в. эта династия южнофранцузских феодалов не имела титула), в 50 км к северо-востоку от Ортеза; ныне административный центр департамента Ланды.

… захватил в плен д'Арманьяка, деда нынешнего графа, а с ним его племянника сеньора д'Альбре … — Имеются в виду Жан (Иоанн) I д'Арманьяк (1311-1373), его внук Жан (Иоанн) III (1363-1391) и племянник Жана I по женской линии Аманьё VIII (Арно-Аманьё; унаследовал владения отца в 1358 г.; ум. в 1401 г.), сир д'Альбре и виконт де Гарга.

… им удалось выйти только после уплаты миллионного выкупа … — Фруассар, как и другие средневековые хронисты, был весьма неточен в отношении цифр, а Дюма принял его слова на веру. Годовой доход Франции в хорошие годы составлял 500-800 тыс. ливров; выкуп за взятого в плен в битве при Пуатье (1356 г.) короля Франции Иоанна II Доброго (1319 — 1364; правил с 1350 г.) был назначен в 2,5 млн. ливров, но его так и не смогли собрать.

… Граф д'Арманьяк был уже стар, бессилен и потому препоручил отмщение своему сыну Жану … — Имеется в виду Жан II (не ранее 1327 — 1384), сын Жана I, граф д'Арманьяк с 1379 г.

… призвал к себе двух своих незаконнорожденных братьев Арно Гийома и Пьера Беарнского … — Арно Гийом (годы жизни неизв.) и Пьер (после 1320 -

1374) — незаконные сыновья отца Гастона Феба, графа Гастона II де Фуа (1308-1343).

… которым он дал звание капитанов в своем войске… — В средние века слово «капитан» значило не воинское звание, а должность командира отряда, состоящего не из его собственных вассалов, а либо из наемников, либо из людей, подвластных сюзерену этого капитана.

… виконт д'Арманьяк … — Дюма употребляет титул в привычном ему и утвердившемся лишь в XIX в. значении: виконт как сын графа; в средние века титул виконта был самостоятельным. Жан II в описываемое время носил титул графа Шароле.

… до Великого поста еще далеко. — Великий пост — семинедельный пост перед Пасхой. Описываемые события происходили летом-осенью 1363 г.; в 1364 г. Пасха приходилась на 24 марта, а Великий пост начинался с 4 февраля.

… отправил по различным кастелянствам и сенешалъствам … — Феодальные владения делились на части, одни из которых управлялись вассалами владетеля земли, владельцами замков — кастелянами, или шателенами (от лат. castellum, фр. chateau — «замок»), другие — назначенными этим владетелем наместниками, которые назывались в Северной Франции бальи, в Южной — сенешалями (в Северной Франции сенешаль — лицо, осуществляющее судебную власть от имени государя на всей подвластной ему территории или части ее).

… мессира Бернара д'Альбре … он велел отвезти в башню замка Ор-тез … — Неточность Фруассара, повторенная Дюма: в плену у графа де Фуа находился уже упомянутый Арно-Аманьё. Бернар, точнее, Бернар-Эзи IV, сир д'Альбре, — отец Арно-Аманьё, умерший в 1358 г., примерно за пять лет до описываемых событий.

… король Англии Эдуард III передал в наследственное ленное владение своему сыну принцу Уэльскому за победы при Креси и Пуатье землю и герцогство Аквитании … — Речь идет о событиях первого этапа Столетней войны, периода успехов Англии, во главе которой стоял Эдуард III (см. примеч. к с. 8). В битвах при Креси (26 августа 1346 г.; см. примеч. к с. 10) и Пуатье (19 сентября 1356 г.) французские армии были наголову разбиты. Старший сын Эдуарда III, Эдуард, принц Уэльский (1330 — 1376), прозванный за цвет своих вороненых доспехов Черным принцем, принимал участие в битве при Креси (командовавший войском король Эдуард III настаивал, что именно наследному принцу Англия обязана победой) и возглавлял англичан в битве при Пуатье. С XII по XV в. юго-западная часть Франции, герцогство Аквитанское (иначе: Гюйеньское), принадлежало английской короне. Принц Уэльский получил от отца герцогство Аквитанское в 1362 г.

… где были два архиепископства и двадцать два епископства. — В средневековой католической церкви не существовало четкой градации епископских званий. Формально сан архиепископа был более почетным, нежели простого епископа, но права и полномочия в их епархиях были одинаковы. В реальности же архиепископский сан получали либо главы наиболее значимых епархий (примасы, т.е. руководители, но не первосвятители, как в православии, местных церквей — например, архиепископ Кентерберийский в Англии), либо главы наиболее крупных, делившихся на особые округа — викариаты, которые возглавляли епископы (так, до 1622 г. Парижская, столичная епархия во главе с епископом была викариатом архиепископства Сансского); кроме того, местные государи добивались учреждения архиепископств на своих землях по престижным политическим причинам. В Аквитании существовало две епархии, главы которых были в архиепископском сане — Бордоская (Бордо — см. ниже) и Ошская (Ош — ныне административный центр департамента Жер). Архиепископ Бордоский был главой церковной администрации всей Аквитании, в Оше архиепископская кафедра была учреждена в 879 г. после того, как в 872 г. герцогство Аквитанское распалось на собственно Аквитанию и герцогство Гасконь (они снова объединились в XI в.) и герцоги Аквитанские возжелали иметь собственный церковный центр.

… Черный принц отправился из Англии вместе с супругой … — Женой Черного принца была его двоюродная тетка Джоан Кентская (1328-1385).

… и прибыл в город Бордо, столицу своих новых владений. — Бордо — древняя столица Аквитании (ныне — административный центр департамента Жиронда); до 57 г. до н.э. — небольшой галльский укрепленный пункт Бурдигала, затем — административный центр римской провинции Аквитания; в 414 г. захвачен германским племенем вестготов; в раннее средневековье — столица герцогов (иногда королей) Аквитанских; с 1154 г. вместе с герцогством отошел к английской короне и при англичанах стал крупным центром морской торговли; в конце Столетней войны, в 1451 г., захвачен французами, в 1452 г. отбит англичанами и в 1453 г. окончательно отошел к Франции.

… виконт Жан д'Арманьяк послал ему просьбу … — Имеется в виду Жан II, в то время граф Шароле (см. примеч. к с. 88).

… посетить вместе с супругой графство Бигор, расположенное между землями Фуа и Беарна. — Находившиеся на границе с Испанией графства Бигор и Комменж (приблизительно территории нынешних департаментов Верхние Пиренеи и Верхняя Гаронна), разделявшие Беарн и Фуа, с 1292 г. принадлежали французской короне, в 1360 г. по миру в Бретиньи отошли к Англии, а в 1368 г. были переданы Черным принцем наемнику на английской службе гас-конскому авантюристу Жану де Грайи (ум. в 1372 г.), прозванному Капталь (юж.-фр. «владетель») де Буш.