— Я пришла сюда, — прошептала матушка Теллье, — от имени вашего сына!

— От имени Бернара!

— От имени нашего сына?!!! — одновременно спросили Гийом и Марианна.

— Что с ним могло случиться, с бедным молодым человеком? — продолжала посланница. — Он час назад пришел ко мне бледный, как смерть!

— Жена! — сказал Гийом, посмотрев на Марианну.

— Замолчи, замолчи! — прошептала она, понимая, что в его голосе скрывался упрек.

— Он выпил подряд три стакана вина, вернее, он выпил не три стакана, а целую бутылку, причем залпом! Это было настолько непривычно для Бернара, что Гийом испугался. Это говорило о том, что молодой человек был чем-то сильно потрясен.

— Бернар выпил целую бутылку залпом! — повторил Гийом. — Это невозможно!

— И он выпил молча, ничего не сказав? — спросила Марианна.

— Нет, напротив, он мне сказал: «Матушка Теллье, сделайте мне одолжение, сходите ко мне домой и скажите Катрин, что я скоро напишу ей».

— Как? Он это сказал? — воскликнула матушка Ватрен.

— Напишет Катрин? Но почему нужно писать Катрин? — спросил Гийом, все более и более волнуясь.

— О, выстрел! Выстрел! — прошептал Франсуа.

— И он сказал только это и больше ничего? — спросила Марианна.

— Вовсе нет, подождите! — сказала матушка Теллье.

Ни у одного повествователя не было более внимательной аудитории.

Матушка Теллье продолжала:

— Тогда я его спросила: «А отцу и матери ничего не нужно передать?»

— И вы правильно сделали! — сказали муж и жена, облегченно вздыхая, словно они увидели во всем этом какой-то просвет.

— Тогда он ответил: «Скажите отцу и матери, что я заходил к вам и что я хочу попрощаться с ними».

— Попрощаться? — спросили все трое, в один голос, хотя и с разными выражениями.

Потом Гийом спросил:

— Он поручил передать вам, что он прощается с нами? Жена! Жена! — с упреком воскликнул Гийом, закрывая лицо руками.

— Но это еще не все, — продолжала посланница.

Гийом, Марианна и Франсуа одновременно бросились к ней.

— Что он еще сказал? — спросил Гийом.

— Он добавил: «Скажите им еще, чтобы они заботились о Катрин, что я буду им бесконечно благодарен за все то, что они для нее сделают и если я умру, как ваш бедный Антуан…»

— Умрет! — воскликнули старики, бледнея.

— «Скажите им, чтобы они сделали Катрин своей наследницей», — продолжала матушка Теллье.

— Жена, жена, жена! — закричал Гийом, ломая руки.

— О, проклятый выстрел! — прошептал Франсуа.

Марианна упала на стул и разразилась рыданиями, так как понимала, что она была причиной случившегося, и чем больше волновался ее муж, тем больше она чувствовала угрызения совести.

В этот момент снаружи раздался испуганный крик.

— На помощь! На помощь! — звал издалека чей-то голос.

Несмотря на то, что голос звал издалека, Гийом, Марианна,

Франсуа и матушка Теллье хором вскричали:

— Катрин!

Гийом первым бросился к двери и открыл ее. На пороге стояла Катрин — бледная, растрепанная, с почти безумным блуждающим взглядом:

— Убийство! — кричала она. — Убийство!

— Убийство! — воскликнули все в ужасе.

— Он убит! Он убит! — повторяла Катрин и, задыхаясь, бросилась в объятия дядюшки Гийома.

— Убит? Но кто убит?

— Мсье Луи Шолле!

— Парижанин! — воскликнул Франсуа, побледнев почти так же сильно, как Катрин.

— Но как это произошло? Ну, говори же скорее! — повторял Гийом.

— Убийство! Но где, говорите, дорогая мадемуазель Катрин, умоляю вас! — попросил Франсуа.

— У источника Принца, — прошептала она.

У Гийома больше не хватило сил поддерживать ее.

— Кто это сделал? — одновременно спросили матушка Теллье и матушка Ватрен, которые, в отличие от предвидевших ужасное несчастье Гийома и Франсуа, еще сохранили способность задавать вопросы. — Кто убил его?

— Я не знаю, — ответила Катрин.

Мужчины облегченно вздохнули.

— Но расскажи все-таки, что произошло? — сказал Гийом. -

Как ты там оказалась?

— Я думала, что там я встречусь с Бернаром! — Встретишься с Бернаром?

— Да, Матье назначил мне там свидание от его имени!

— О, если в дело вмешался Матье, — прошептал Франсуа, — то мы не скоро в нем разберемся!

— И ты пошла к источнику Принца? — спросил Гийом.

— Я думала, что там меня ждет Бернар, что он хочет со мной попрощаться. Но это была неправда; это был не он!

— Это был не он! — воскликнул Гийом, у которого блеснул луч надежды.

— Нет, это был другой человек!

— Парижанин! — вскричал Франсуа.

— Да, когда он меня увидел, то направился ко мне и хотя он был на другом краю поляны, луна светила так ярко, что он вполне мог меня увидеть на расстоянии пятидесяти шагов. Когда мы были в десяти шагах друг от друга, я его узнала и поняла, что попала в ловушку. Я собралась закричать, позвать на помощь, но вдруг над большим дубом сверкнула молния, освещая трактир мадам Теллье, и раздался выстрел. Мсье Шолле вскрикнул, схватился рукой за грудь и упал. Вы понимаете, что я бежала оттуда, как сумасшедшая, и бежала до самого дома. Если бы дом находился хотя бы на двадцать шагов дальше, то я бы не выдержала, я бы просто умерла по дороге.

— Выстрел! — повторил Гийом.

— Это тот, который я слышал, — прошептал Франсуа.

Вдруг ужасная мысль пронзила Катрин. Со все более и более возрастающим страхом она посмотрела вокруг и, увидев, что того, кого она искала, здесь нет, воскликнула:

— Где Бернар? Во имя всего святого, где он? Кто его видел?

Воцарилось мрачное молчание. Но вдруг за дверью, которая осталась незакрытой после прихода Катрин, раздался визгливый голос:

— Вы спрашиваете, где бедный мсье Бернар? Я могу вам это сказать! Он арестован!

— Арестован! — пробормотал Гийом.

— Арестован! Бернар, дитя мое! — воскликнула матушка Ватрен.

— О, Бернар, Бернар! Вот чего я боялась! — прошептала Катрин, уронив голову на плечо, будто она собиралась упасть в обморок.

— Боже мой, какое несчастье! — воскликнула матушка Теллье, всплеснув руками:

Только Франсуа, ничего не сказав, пристально посмотрел на Матье, словно желая понять, что скрывается за его словами.

— Матье! Матье! — процедил он сквозь зубы.

— Арестован! — повторил Гийом. — Но почему, что случи лось? — Боже мой! Я немного об этом знаю, — ответил Матье, пересекая комнату медленными тяжелыми шагами, чтобы занять свое обычное место у камина, — мне кажется, он выстрелил в Па рижанина. Жандармы из Вилльер-Котре, которые возвращались с праздника в Корси, увидели, как Бернар спасался бегством, побежали за ним, поймали его, связали и увели!

— Но куда они его повели? — спросил Гийом.

— О, этого я не могу сказать. Наверное, туда, куда уводят тех, кто совершил преступление. Но я подумал: «Я люблю мсье Бернара, я, люблю мсье Гийома, я люблю всю семью Ватрен, которая сделала мне столько добра, которая вскормила и обогрела меня. Нужно сообщить им о несчастье, которое случилось с бедным мсье Бернаром, потому что если есть средство спасти его…»

— О, Боже мой! Боже мой! — воскликнула мать. — Подумать только, что всему виной мое глупое упрямство!

Что касается дядюшки Гийома, то он выглядел более спокойным и уверенным, но, несмотря на это, страдал больше, чем жена.

— Так ты говоришь, Франсуа, — тихо спросил он, — что ты узнал звук его ружья?

— Да, именно так. Я отвечаю за свой слова.

— Бернар — убийца! — прошептал Гийом. — Это невероятно!

— Послушайте! — вдруг сказал Франсуа, озаренный какой-то мыслью.

— Что? — спросил главный лесничий.

— Я прошу у вас три четверти часа!

— Зачем?

— Чтобы ответить вам, является ли Бернар убийцей мсье Луи Шолле. — И, не взяв ни своей шапки, ни ружья, Франсуа выбежал из дома и скрылся среди больших деревьев.

Гийом был так взволнован поисками разгадки слов Франсуа, что не сразу заметил, что его жена близка к обмороку и что вернулся аббат Грегуар. Катрин первая узнала достойного священника, черное одеяние которого делало его незаметным в темноте. — Боже мой, это вы, мсье аббат! — воскликнула она, подбегая к нему.

— Да, — ответил он. — Я предвидел, что здесь будут слезы, которые нуждаются в утешении, и я вернулся.

— О, милосердный Боже! — вскричала матушка Ватрен, падая на колени, — это моя ошибка, моя самая страшная ошибка! — И бедная грешница, каясь, изо всей силы била себя в грудь.

— Увы, дорогой Гийом, — сказал аббат. — Уходя, он сказал:

«Пусть несчастье, которое со мной случится, будет на вашей совести». И действительно, случилось несчастье!

— О, господин аббат, — вскричал старый лесничий, — неужели вы, как и другие, считаете, что он виновен?

— Мы это скоро узнаем, — ответил аббат.

— Да, мы это скоро узнаем, — подтвердил Гийом. — Бернар вспыльчив и несдержан, но он никогда не был лгуном! — И с этими словами дядюшка Ватрен взял свою шапку.

— Куда вы идете?

— В тюрьму.

— Не нужно, потому что мы встретим его на дороге в сопровождении двух жандармов, мсье мэр приказал привести его сюда для первого допроса. Он считает, что Бернар вас так любит, что только вы сможете заставить его сказать правду.

В этот момент, как будто бы он только и ждал этих слов аббата, на пороге собственной персоной появился мэр. Увидев его, Гийом невольно вздрогнул. Он почувствовал, что появился враг.

— Простите, мсье Ватрен, — сказал мэр с недоброй улыбкой, — вы запретили мне переступать порог вашего дома, но вы пони маете, что бывают обстоятельства и…

Гийом заметил эту улыбку.

— И они вам не так уж и не нравятся, эти обстоятельства, мсье мэр? — спросил он.

В этот момент у дверей послышался топот лошадиных копыт, который избавил мэра от необходимости отвечать на этот вопрос. Он повернулся спиной к Гийому и, обращаясь к жандармам, которых еще не было видно, приказал:

— Введите арестованного!

Как только он отдал это распоряжение, на пороге появился Бернар — бледный, но спокойный, со связанными руками.

Увидев его, Катрин закрыла лицо руками. Матушка Ватрен пришла в себя и сделала движение, чтобы броситься ему навстречу. Но Гийом повелительным движением остановил ее.

— Минуточку, — сказал он, — прежде всего, нужно выяснить, с кем мы говорим — с нашим сыном или с убийцей? — И, обращаясь к мэру, спросил: — Мсье мэр, я прошу у вас разрешения посмотреть Бернару в глаза и сказать ему два слова, — тогда я смогу вам ответить, виновен ли он или нет!

В просьбе было трудно отказать, и мэр пробурчал что-то себе под нос, — это можно было принять за согласие.

Тогда Гийом, на которого обратилось внимание всех тех, кто стоял вокруг него, протянул руку к стоящему в середине зала в окружении жандармов Бернару и не лишенным торжественности голосом сказал:

— Пусть все присутствующие будут свидетелями того, что я спрошу и что мне ответят, — сказал он и обратился к Бернару: -

В присутствии этих двух женщин — твоей матери и твоей невесты, — в присутствии этого достойного священника, который сделал тебя христианином, и меня, который учил тебя любить правду и ненавидеть ложь и ненависть, отвечай мне! Я спрашиваю тебя, как спросит тебя Бог в день Страшного суда: Бернар, ты виновен или нет? И он бросил на сына пристальный взгляд, словно стремился проникнуть в глубину его души.

— Батюшка… — начал молодой человек нежным и спокойным голосом.

— Подумай хорошенько, Бернар, не спеши ввергать свою душу в пучину греха! Посмотри мне в глаза, Бернар! Слушайте его внимательно! Отвечай, Бернар!

— Я невиновен, батюшка, — ответил Бернар таким спокойным голосом, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном.

Исключая Матье, мэра и жандармов, крик радости вырвался из всех уст.

Гийом протянул руку и, положив ее на плечо Бернару, сказал:

— На колени, сын мой!

Бернар повиновался.

— Я благословляю тебя, сын мой, — сказал отец с непередаваемым выражением в голосе, — ты не виновен — это все, что я хотел знать. Что касается доказательств невиновности, то они появятся, если Богу будет угодно. Сейчас это касается только его и стражей закона. Поцелуй меня, и пусть закон приступает к своим обязанностям!

Бернар поднялся с колен и бросился в объятия своего отца. Затем Гийом отошел в сторону и сказал:

— Теперь твоя очередь, мать!

— О, дитя мое! Дорогое мое дитя! — воскликнула матушка Ватрен. — Мне хотя бы позволяют обнять тебя! — и она обвила руками его шею.

— Дорогая, любимая матушка! — прошептал Бернар.

Катрин ждала своей очереди. Но когда она сделала шаг, чтобы подойти к арестованному, он сделал протестующее движение.

— Потом, — сказал он, — потом. У меня тоже, Катрин, есть о чем спросить вас во имя вашего вечного спасения!

Катрин отступила назад с нежной улыбкой, потому что она теперь была так же уверена в невиновности Бернара, как и в своей. То, о чем Катрин думала про себя, матушка Ватрен выразила вслух, воскликнув:

— О, я тоже, я тоже отвечаю за то, что он невиновен!

— Прекрасно! — с усмешкой произнес, мэр. — Уж не думаете ли вы, что он такой дурак, чтобы сказать: «Да, это я убил господина Луи Шолле!»? Черт возьми, конечно, нет!

Бернар пристально посмотрел на мэра своим чистым, ясным взглядом и просто сказал:

— Я скажу, но вовсе не для вас, мсье мэр, а для тех, кто меня любит, — и Бог знает, лгу ли я или говорю правду, — что моим первым стремлением действительно было убить мсье Шолле, когда я увидел, как он направлялся к Катрин, и я даже прицелился. Но Бог пришел мне на помощь: он дал мне силы победить это желание. Я отбросил ружье и побежал, и бежал до тех пор, пока меня остановили. Я бежал не потому, что совершил преступление, а потому, что боялся его совершить!

Мэр сделал знак жандарму, и тот подал ему ружье.

— Узнаете ли вы это ружье? — спросил он Бернара. — Да, это мое ружье, — просто ответил молодой лесничий.

— Из него недавно стреляли — как вы видите, в стволе не хватает одной пули.

— Это правда.

— Его нашли у подножия дуба, который растет возле маленькой долины у источника Принца.

— Да, именно там я его бросил, — подтвердил Бернар.

В этот момент Матье с усилием поднялся со своего места и, коснувшись ружьем своей шляпы, скромно и неуверенно сказал:

— Прошу прощения, мсье мэр, но, может быть, то, что я сейчас скажу, послужит оправданием бедному мсье Бернару; нужно пойти проверить, какие в этом ружье были пыжи. Мсье Бернар, в отличие от других лесничих, пользуется фетровыми пыжами!

Это неожиданное предложение было встречено одобрительным шепотом. К тому времени все уже забыли о присутствии Матье.

— Жандармы, — сказал мэр, — пусть кто-нибудь из вас сходит на место преступления и попробует найти пыжи!

— Завтра на рассвете все будет исполнено, — ответил один из стражей порядка.

Бернар своим честным взглядом посмотрел в мутные глаза Матье, и ему показалось, что во взгляде последнего проскользнуло какое-то змеиное выражение. Он с отвращением отвернулся. Может быть, если бы Бернар этого не сделал, то Матье не посмел бы ничего сказать, но поскольку Бернар отвернулся. Матье смело продол жал:

— Кроме того, есть еще один способ убедиться в невиновности мсье Бернара.

— Какой? — спросил мэр.

— Сегодня утром я видел, как мсье Бернар заряжал ружье, чтобы пойти на охоту на кабана. Эти пули были помечены крестиком, и их легко узнать!

— Ага! — сказал мэр. — Значит, они помечены крестиком?

— Да, я в этом уверен, потому что именно я дал ему нож, для того, чтобы поставить эти крестики, — сказал Матье, — не так ли, мсье Бернар?

Под маской доброжелательности Бернар невольно почувствовал змеиный укус и ничего не ответил.

Мэр подождал его ответа и, видя, что тот молчит, спросил: — Подозреваемый, обстоятельства, о которых говорит этот молодой человек, верны?

— Да, мсье, они верны, — ответил он.

— Ну, конечно, — сказал Матье, — вы же понимаете, мсье мэр, что, если найдут пулю, которая не помечена крестиком, будет понятно, что это стрелял не мсье Бернар. Но если пуля будет с крестиком, а пыжи окажутся фетровыми, тогда я уже ничего не знаю!

— Простите, мсье мэр! — сказал один из жандармов, отдавая честь.

— В чем дело, жандарм?

— Дело в том, мсье мэр, что этот парень сказал правду, — сказал жандарм, указывая на Матье.

— А почему вы гак решили, « жандарм? — поинтересовался мэр.

— Пока он говорил, я осмотрел ствол ружья. Пули действительно помечены крестиками, а пыжи — фетровые. Взгляните сами!

Мэр повернулся к Матье.

— Друг мой, — сказал он, — все, что вы сказали, желая оправ дать Бернара, к сожалению, оборачивается против него, потому что это его ружье, и оно разряжено.

— Тот факт, что оно разряжено, ничего не значит, мсье мэр, — возразил Матье, — мсье Бернар мог стрелять совсем в другом месте. Но если пули помечены крестиками, а пыжи оказались фетровыми… тут уж я просто не знаю, что сказать! Мэр снова повернулся к подозреваемому: — Вы больше ничего не можете сказать в свою защиту? — спросил он.

— Нет, ничего, — ответил Бернар, — но хотя доказательства против меня, все-таки я не виновен!

— Я надеялся, — торжественно сказал мэр, — что, увидев ваших родителей, вашу невесту и этого достойного священника, вы решитесь сказать правду, вот почему, я вас сюда и привел. Но я ошибся: это ни к чему не привело!

— Это не так, мсье мэр, — возразил Бернар. — Я виновен в преступном намерении, но не в преступном действии!

— Вы твердо решили?

— Что? — не понял юноша.

— Что вы не будете признаваться! — Я не умею лгать ни в свою защиту, ни против себя, мсье, — твердо сказал Бернар.

— Уведите арестованного, жандармы! — приказал мэр.

Жандармы кивнули и подтолкнули Бернара к двери.

— Ну, пошли, — сказали они.

В этот момент матушка Ватрен, выйдя из своего оцепенения, бросилась к двери и встала перед ней.

— Что вы делаете, мсье мэр, — воскликнула она. — Вы его уводите?

— Конечно, я его увожу, — сказал мэр.

— Но куда?

— В тюрьму, черт возьми! — Но разве вы не слышали, что он не виновен?

— Но, — пробормотал Матье, — если в самом деле найдены пули, помеченные крестиком, и фетровые пыжи…

— Дорогая мадам Ватрен, дорогая мадемуазель, — сказал мэр, — поверьте, что это очень печальный долг. Но я служитель закона. Совершено преступление. Я сейчас не могу говорить о том, что это касается молодого человека, который по просьбе его родителей жил в моем доме, что он был дорог мне, и мне было поручено следить за ним. Нет, в данном случае и Шолле, и ваш сын для меня совершенно посторонние люди. Но нужно соблюдать закон. Случилось самое ужасное, что только может быть: убит человек. И здесь уже ничего нельзя сделать. Уведите арестованного, жандармы!

Жандармы снова подтолкнули Бернара к входной двери.

— Прощайте, батюшка! Прощайте, матушка! — сказал молодой человек.

Провожаемый горящим взором Матье, который, казалось, хотел подтолкнуть его к двери взглядом, подобно тому, как жандармы толкали его физически, Бернар сделал несколько шагов по направлению к двери.

Но Катрин встала у него на пути.

— А я, Бернар? — спросила она. — А мне ты разве ничего не скажешь?

— Катрин, — ответил молодой человек глухим голосом, — в тот момент, когда я умру, и умру невиновным, может быть, я тебя прощу. Но сейчас у меня нет сил!

— О! Неблагодарней! — воскликнула девушка, отворачиваясь. — Я считаю, что он невиновен, а он думает, что я виновата!

— Бернар! Бернар! — воскликнула матушка Ватрен. — Скажи своей бедной матери, прежде чем ты покинешь ее, что ты не хочешь этой разлуки!

— Матушка, — ответил Бернар грустно и торжественно, — если я должен буду умереть, то я умру благодарным и почтительным сыном, благодаря Бога за то, что у меня были такие прекрасные родители! — С этими словами он повернулся к жандармам. — Пойдемте, господа, — сказал он, — я готов!

И, сделав последний прощальный жест рукой всем присутствующим, сопровождаемый всхлипываниями и приглушенными рыданиями, он направился к двери.

Но вдруг дверь открылась, и на пороге появился Франсуа: без галстука, в руке куртка.

Он задыхался, по лбу его потоком струился пот. Все взгляды моментально обратились в его сторону.