Вначале был Хаос. Затем появилась Земля с обширным лоном, матерь всего сущего и несокрушимое основание для всего, что живет. Во чреве ее пропастей — сумрачный Тартар, а по лику ее блуждает Амур, красивейший из бессмертных богов.

Вот каковы четыре изначальные субстанции мира, четыре первоэлемента творения, несотворенные и предшествовавшие всему, даже богам.

Хаос есть пустота, бесконечность, место всех вещей, непроглядная пропасть, туманная, неизмеримая, бездонная, из которой вышел весь видимый и имеющий форму мир.

Потом из глубин Хаоса возникла Земля (вернее, поверхность ее, земной лик) и, будущий центр грядущего мироздания, поплыла в пустоте.

Затем в глубинах Земли образовался Тартар — область мрака и низменных сущностей, противостоящих области возвышенной и озаренной светом. Тартар символизировал склонность возникшей из Хаоса Земли отчасти снова погружаться в тот же Хаос.

И наконец на поверхности Земли воцарился Эрос, или Амур, — верховное начало творения, перводвижитель всякого действия и союза, связи всех живых существ, причина появления поколений богов и людей! 18

Никому, даже умудреннейшему из богов, неведомо, как долго продлилось это состояние, пока из Хаоса — вечного и неразличимого темного истока — не вышли Эреб и Ночь, иными словами, сумрак подземный и наземный, причинный и случайный.

И Эреб стал повелителем бездонного, ненарушимого сумрака, царящего в Тартаре, а Ночь распоряжалась зыбким, преходящим мраком на Земле.

Тут в первый раз Амур махнул своим факелом — вспыхнуло первое пламя творения, и от союза Эреба и Ночи родился День.

С тех пор День чередуется с Ночью в верхних областях Земли, Эреб же остался в одиночестве в ее нижних пределах, где царит вечная тьма.

Амур вторично тряхнул своим факелом — и Земля сама из себя породила Урана, то есть Пространство. Пространство стало звездным небом, прозрачным куполом, охватывающим Землю и противостоящим глубинам Тартара.

Затем Земля сочеталась со своим сыном, и от этого союза земного и небесного родились Океан — река рек, Тефида — праматерь пресных вод, питающих все живое, и еще десять других детей, последним из которых был Хронос — Время.

Итак, первой эрой существования стала эра Урана, то есть Пространства.

Уран узнал, что его свергнет с престола Хронос, то есть царство Времени придет на смену всевластию Пространства. А посему, по мере того как у него рождались все новые дети, Уран погружал их обратно, в лоно их матери — Земли.

Однако Земля встала на сторону сыновей против мужа. Она сама извлекла из своих глубин Хроноса, вооружила острым серпом и поставила на пути своего супруга. И вот, когда великий Уран в ночной тьме явился к ней, Хронос жестоким ударом оскопил родителя, лишив его силы и власти, а из крови, пролитой на Землю, родились фурии, гиганты и нимфы, из той же, что излилась в море, смешавшись с пеной морской, возникла Афродита, дочь неба и воды, богиня красоты.

С этого мгновения Хронос наследовал Урану, Время — Пространству и началась вторая эра истории.

Затем настал черед Хроносу опасаться Зевса, то есть Творения. По примеру Урана он решил избавляться от собственных чад. Не доверяя своих детей их матери Рее (что значит — вечному веянию жизни, источнику всего, что рождается, умирает и производит потомство), он принимал из ее рук младенцев по мере их появления на свет и пожирал их…

Однако никому не дано противиться велениям судьбы. Напрасно Хронос проглотил поочередно Гестию, иначе Весту; Деметру, или Цереру; Геру, иначе Юнону; Аида, или Плутона, и Посейдона — Нептуна… Настал черед Зевса, которого Рея пожелала уберечь, как Земля — Хроноса.

Дабы преуспеть в этом, она родила тайно от мужа, а ему подала камень в форме младенца, и он проглотил его, не заметив подмены.

Тем временем будущий бог богов, вскормленный козой Амалфеей, рос, мужал телом и духом, и через год оказался достаточно сильным, чтобы объявить войну своему отцу.

Схватка длилась десять лет. Зевс — он же Юпитер — привлек на свою сторону титанов. Вместе с Хроносом сражались гиганты, но они не принесли ему победы. Юпитер, вооружившись молнией, выкованной для него киклопами, сверг с небесного трона отца, и мир вступил в третью эру, то есть Творение заступило место Времени, как некогда это последнее овладело царством Пространства.

Я принадлежал к роду титанов и, хотя был сыном Урана и Фемиды, помогал Зевсу своими советами; благодаря им он одержал верх, ибо моя мать, воплощение Закона, наделила меня мудростью.

Как только Зевс стал повелителем мира, ему вздумалось населить землю. Я уже говорил, что его имя значит «Творение». Он породил всех животных от простых до сложных, от полипов до четвероногих и от рыб до птиц; последним, самым совершенным его созданием стал человек — вершина творения, ибо его замыслили по образу и подобию божеств. Но человек остался равным другим животным. Зевс, без сомнения, опасаясь, что люди свергнут его, не наделил смертных разумом и душой… Человек ходил согбенным, им повелевал инстинкт, он жил, но не существовал.

Я не был согласен с этим.

Похитив с небес божественный огонь, я принес его на землю и заронил искру от него в грудь каждого двуногого. И тотчас человек выпрямился, поднял голову к небесам, заговорил, стал думать и действовать: у него появилась душа! Но, получив душу, смертный возжаждал свободы, и у Зевса появился враг.

Зевс не мог испепелить человека: бог творения, он не имел права разрушать сотворенное, и он утолил свою мстительность, выместив злобу на мне.

Однажды Вулкан с помощью Власти и Силы схватил меня, перенес на эту гору и приковал к медным кольцам алмазными цепями.

Пока стоял день, прилетавший гриф терзал мою печень; ночью она восстанавливалась, наутро кровожадная птица вновь находила себе пищу, а я испытывал новые муки… Единственные божества, посещавшие меня, — океаниды. Они оплакивали мою участь. Единственный бог, осмелившийся выразить мне сострадание, — Океан.

Однажды туда, где ты сейчас стоишь, прилетел Меркурий. Он явился от имени Юпитера и предложил мне свободу, если я сообщу, какой бог однажды свергнет его и каким образом можно этого бога одолеть. Но я отвечал:

«Я уже наблюдал падение с небесных высот двух повелителей, дождусь и изгнания третьего… Пусть Зевс остается уверенным в собственной неуязвимости. Пока он полагается на гром, что грохочет по небесным полям, потрясает огненными перунами! Это слабое оснащение для будущей схватки! Он будет безвозвратно низвержен: настолько устрашающим окажется его противник. Его огонь пожрет пламя перунов, раскаты его голоса громче громов, и воля его преломит роковую власть, подъемлющую к небу морские валы и потрясающую землю!» 19

«Что ж, — отвечал Меркурий. — Но берегись, ибо тогда Зевс лишит тебя бессмертия и ты умрешь с приходом этого нового бога!»

И Меркурий взмыл к небесам.

А мои мучения продолжались еще две тысячи лет!..

По истечении этого срока меня по просьбе океанид, верных моих утешительниц, посетил Геракл. Он устыдился, увидев, какие мучения терплю я по воле тирана, убил грифа, терзавшего мою печень, и попытался разбить мои цепи. Три дня и три ночи он прилагал неимоверные, но безуспешные усилия освободить меня. Алмазные цепи устояли: их выковал сам Вулкан, а Сила и Власть укрепили в скале! Но он бил, бил, и земля вздрагивала при каждом ударе. Я первый посоветовал ему отказаться от этого бесполезного занятия. Геракл удалился, задыхаясь от ярости: в первый раз ему пришлось отступить перед мертвой материей…

С тех самых времен я в помыслах своих призываю бога, который должен повергнуть Зевса в прах и, дав начало новой эре, подарить мне желанную смерть! Ты возвестил мне приход этого бога. Так будь же благословен, титан нового мира! А теперь о том, что остается тебе свершить. Я не желаю, чтобы мой труп, как раньше живое тело, остался прикованным навечно. Однако лишь огонь, испепелив меня, освободит мои кости от алмазных оков. Подожги лес, что растет подо мной. Получится костер, достойный титана. А перед смертью — клянусь Стиксом! — я из пламени возвещу тебе о том, что ты желаешь узнать!

— О Прометей! — грустно прошептал Исаак. — Значит, правда, что умереть — благо?

— Разве ты не слышал, о чем я тебе здесь говорил? — прервал его титан. — Ты уже забыл, что я прожил четыре тысячи лет и из них три — в цепях?.. Поторопись же, мой последний и единственный освободитель! Ведь ты сделаешь для меня больше, чем Геракл. Ты избавишь меня от тягот жизни и довершишь то, чего не смог стервятник!..

Голос Прометея стал слабеть и угасать. Силы титана, что некогда позволяли ему сражаться со сторукими гигантами, силы, что сбросили Пелион с вершины Оссы, иссякали.

Казалось, он ожидал, чтобы впасть в предсмертное беспамятство, лишь той вести, что принес ему иудей.

Исаак же понял: ему нельзя терять время — пора исполнить волю умирающего. Он сбежал с утеса, на который ссадил его сфинкс, нашел хижину угольщика, взял там топор и стал карабкаться по кручам двуглавого исполина. Поднявшись до границы облаков, где кончался лес, он принялся за работу.

Вскоре под всесокрушающим топором дубы, буки и сосны начали рушиться, словно подкошенные серпом колосья. Треск падающих стволов доносился до ущелий Кавказа, грохотали, порождая лавины, огромные куски скал, вывороченные летящими вниз деревьями.

Уже под вечер у ног титана возвышался громадный остов костра. Спустившись, Исаак стал быстро тереть друг о друга две сухие ветви терпентинного дерева, пока их не охватило пламя. Он положил их под ствол гигантской сосны и перебрался на противостоящий склон. Там ожидал его сфинкс, снова приняв неподвижную позу молчаливого каменного изваяния.

Пожар разгорался.

Слабое, как первые лучи на восходе, предвещающие близость солнечной колесницы, пламя сначала робко лизало ствол и не распространялось далее. Казалось, оно желало ограничиться смолистой корой того ствола, к которому прилепилось. Но постепенно огонь перешел на два соседних ствола, затем на те, что примыкали к ним. Огненная завеса растянулась надо всем гигантским костром, поднимаясь вверх, стала лизать бока горы, а дым навис темным султаном и перемешивался с облаками.

Пламя гнало дым все выше, и в чистом эфире, колеблющемся над огнем, можно было различить гигантское тело титана.

С ужасом глядел на него Исаак! Запястья Прометея были прикованы к двум утесам, отстоявшим друг от друга на тысячу локтей, а тело свисало вниз не менее чем на треть высоты всей горы.

Настала ночь, но высокий костер прогнал тьму и пылал, уподобившись солнцу. Вокруг по-прежнему было светло как днем.

Понт Эвксинский, в котором отражался блеск пламени, превратился во второй Ахеронт, катящий свои огненные валы.

Пожар охватил все вокруг, и титан явился в сияющем величии, обрамленный стеной огня.

Вдруг из водного лона лебедями выпорхнули океаниды, верные подруги Прометея, вот уже три тысячи лет прилетавшие к нему на час или два, чтобы излить на его раны бальзам своих слез. Их было девять, столько же, сколько и муз; звали их: Асия, Калипсо, Климена, Диона, Дорида, Эвдора, Ианира, Плексавра и Фоэ.

Они пролетели над головой иудея в своих прозрачных одеяниях, сотканных из блестящей морской лазури, с венками из водорослей на головах. Медленно плывя в воздухе, они выстроились цепью, возложили руки на плечи одна другой и затянули печальную песнь, гимн смерти Прометея.

Вот что они пели:

Титан, современник старого мира, видевший, как Земля, улыбаясь, выплывала из Хаоса, расцветала первым дневным лучом и впервые погружалась во мрак! О сын Урана и Фемиды, не знавший ни одного существа, кроме Амура, кто был бы рожден раньше тебя, ты, уступающий в старшинстве лишь Любви, несотворенной силе творения! Ты видел рождение Афродиты, матери наслаждений, возникшей из пены морской и крови бога богов! Ты приближаешься, о Прометей, к вечному упокоению, ибо старый мир обречен!

Увы, ты принадлежишь к роду проклятых! Брат твой Атлант осужден держать мир на своих плечах. Менетий, твой брат, низ-вержен в пропасти Тартара; твой брат Эпиметей взял в жены Пандору, источник всех зол. А ты, зажёгший огонь души в груди человеческой, уже три тысячи лет распят на груди Кавказа! Тебе пора умереть, о Прометей, ибо старый мир обречен!

Но человек, которого ты наделил душой, стал соперником наших богов, и всем, что ни сделал он доброго, великого, благородного — всем он обязан тебе! Героический дух, поэзия, слава, наука и гений, мудрость, доброе имя, любовь к отечеству и совершенство в искусствах — все это стало возможным после того, как ты, божественный похититель, украл небесный огонь для процветания рода людского. Тебе пора умереть, о Прометей, ибо старый мир обречен!

А вот и любимцы твои из числа смертных: Геракл, Ясон, Тесей, Ахилл, Орфей, Эскулап, Гесиод, Гомер, Ликург, Солон, Эсхил, Леонид, Аристотель, Александр, Зевксис, Апеллес, Перикл, Фидий, Пракситель, Вергилий, Гораций… Они все — благодарные твои дети. Все почерпнули славу свою у тебя и тебя ожидают теперь в тиши Енисейских полей, чтобы составить кортеж, какого не удостаивалось ни одно божество! Тебе пора умереть, о Прометей, ибо старый мир обречен!.

В этот миг послышался голос титана, которого уже наполовину пожрал огонь.

Все смолкло — пение океанид, треск пожарища, порывы ветра, ропот моря, и сквозь пелену огня, вставшую меж Исааком и Прометеем, до вечного странника донеслись слова:

— В центре земли… Через Трофониеву пещеру… С помощью золотой ветви!

То были ответы на три ранее заданных вопроса. А океаниды продолжили прерванную песнь:

Тебе предсказали, что твоим мукам придет конец, когда сын девы явится из Египта. Этот бог свергнет мучителя твоего, он искупит грехи людей, умерев ради них и сойдя в ад. Этот сын девы уже пришел из Египта, погиб за людей и спустился в ад. Твой костер, Прометей, — последний отсвет старого мира — гаснет здесь, на Кавказе, в час, когда над Голгофой загорелась звезда, маяк нового мира! Тебе пора умереть, о Прометей, ибо старый мир обречен!

Легкие, грациозные и прекрасные, океаниды пели и летали вокруг огромного пожара, сделавшего Кавказ подобием Этны, превратившего гору в вулкан, а лес — в его кратер!

Вскоре порыв, подобный дыханию аквилона, отклонил пламя, и оно на миг заколебалось, но затем снова потянулось прямо к небесам, куда тянется любое пламя.

Это титан испустил последний вздох. Жизнь длиной в четыре тысячи лет пришла к своему концу!

Тут океаниды, закутав лица, в последний раз облетели кругом костра, по очереди крикнув: «Прощай!» — и направились к Понту Эвксинскому.

Последняя из них, пролетая над головой Исаака, уронила к его ногам золотую ветвь, которую она укрывала в складках своего одеяния.

Исаак проводил их глазами, следя, как они одна за другой погружались в морскую пучину и исчезали. Затем он подобрал золотую ветвь и, уверясь, что более нет препятствий его замыслу, решил из благодарности к Прометею дождаться, пока погаснет пламя.

Три дня горел огонь. На исходе третьих суток тело титана полностью превратилось в прах, медные кольца были пусты, а алмазные цепи бессильно свисали с раздвоенной вершины.

Смертная оболочка получила свободу, и прах ее смешался с пеплом леса, ставшего для нее костром.

Тогда Исаак вновь оседлал сфинкса и громко произнес, прижимая к груди драгоценную золотую ветвь:

— К Трофониевой пещере! И прошептал:

— О сын Урана и Фемиды! Ты мертв, Прометей старого мира! Но я чувствую, что с сего дня новый мир обрел своего Прометея!

А между тем сфинкс, стремительно рассекая воздух, мчал своего сурового всадника к западу.