Глава 5. ЭДИП И ЛОТ

Время приближалось к полуночи, когда какой-то человек вышел с Королевской улицы на улицу Святого Антония, прошел по ней до фонтана Святой Екатерины, остановился на минуту в его тени, чтобы убедиться в том, что за ним нет слежки, потом свернул в переулок, который привел его к церкви Апостола Павла; оттуда он двинулся по почти неосвещенной и совершенно безлюдной улице Руа-де-Сисиль; замедляя шаги по мере того, как он приближался к концу вышеозначенной улицы, он после некоторого колебания вышел на улицу Круа-Бланш и, терзаемый сомнениями, остановился перед решеткой кладбища Иоанна Крестителя.

Он замер, словно ожидая, что из-под земли вот-вот появится привидение, и стал ждать, смахивая рукавом сержантского мундира капли пота, градом катившего с его лица.

В ту самую минуту, как часы стали бить полночь, нечто похожее на тень скользнуло между тисами и кипарисами. Тень эта приближалась к решетке, и вскоре стало слышно, как в замке поворачивается ключ, из чего можно было заключить, что призрак, если это был он, может выходить не только из могилы, но и с кладбища.

Заслышав скрежет, сержант отступил.

— Что, господин Босир, не узнаете меня? — послышался насмешливый голос Калиостро. — Или, может быть, вы забыли о нашем свидании?

— А-а, это вы, тем лучше! — отвечал Босир, вздохнув с огромным облегчением. — Эти чертовы улицы такие темные и пустынные, что не знаешь, что и лучше: встретить там кого-нибудь или шагать в одиночку.

— Ба! Чтобы вы чего-нибудь боялись в какое бы то ни было время дня или ночи?! — воскликнул Калиостро. — Не могу этому поверить. Такой храбрец, как вы, да еще со шпагой на боку! Идите-ка сюда, по эту сторону решетки, дорогой господин де Босир, и можете быть уверены в том, что здесь вы встретитесь только со мной.

Босир последовал приглашению, и замок, проскрежетавший недавно затем, чтобы отворить перед сержантом дверь, теперь снова заворчал, запирая за ним ворота.

— Ну вот! — молвил Калиостро. — А теперь идите вот по этой тропинке, дорогой господин де Босир, и в двадцати шагах отсюда мы найдем нечто вроде разрушенного жертвенника. На его ступенях мы можем спокойно обсудить все наши дела.

— Хотел бы я знать, где тут дорога! — отвечал тот. — , Я вижу только колючки, которые хватают меня за шиколотки, да траву по колено.

— Надобно признать, что это кладбище — одно из самых запущенных из всех мне известных, да это и неудивительно: ведь вы знаете, что сюда свозят тела казненных на Гревской площади, а с этими обездоленными никто церемониться не будет. Впрочем, дорогой господин де Босир, нас с вами окружают могилы тех, чьи судьбы весьма поучительны. Если бы было светло, я показал бы вам место захоронения Бутвиля де Монморанси, обезглавленного за участие в дуэли; шевалье де Роана, казненного за участие в антиправительственном заговоре; графа де Горна, колесованного за убийство иудея; Дамьена, четвертованного за попытку убийства Людовика Пятнадцатого, да мало ли еще кого… Вы, господин де Босир, напрасно так плохо отзываетесь о кладбище Иоанна Крестителя: оно запущено, однако здесь покоится много достойных внимания людей.

Босир следовал за Калиостро, стараясь идти след в след, как солдат второй шеренги шагает обычно за командиром.

— Ага! — вдруг воскликнул Калиостро, внезапно остановившись, так что не ожидавший этого Босир уткнулся животом ему в спину. — Смотрите-ка, вот совсем свежая; это могила вашего собрата, Флер-д'Эпина, одного из убийц булочника Франсуа; он был неделю тому назад повешен по приказу в Шатле; это должно вас заинтересовать, господин де Босир; он, как и вы, был в прошлом гвардейцем, мнимым сержантом, а в действительности — вербовщиком.

Зубы Босира так и застучали от страха. Ему казалось, что колючки, среди которых он продирался, были на самом деле скрюченными пальцами, вылезавшими из-под земли, чтобы схватить его за ноги и дать ему понять, что сама судьба уготовила ему здесь место для вечного сна.

— Ну, вот мы и пришли, — заметил Калиостро, останавливаясь на каких-то развалинах.

Усевшись на обломках, он указал Босиру на камень, который будто нарочно был положен рядом с первым для того, чтобы Цинне не пришлось подвигать его к тому месту, где восседал Август.

Было самое время: ноги бывшего гвардейца так дрожали, что он скорее упал, нежели сел на камень.

— Вот теперь мы можем спокойно обо всем поговорить, дорогой господин де Босир, — сказал Калиостро. — Итак, что же произошло нынче вечером под аркадами на Королевской площади? Должно быть, встреча была интересной.

— Признаться, ваше сиятельство, в эту минуту у меня немного мутится в голове. По правде говоря, для нас обоих было бы лучше, если бы вы задавали мне вопросы.

— Хорошо! — согласился Калиостро. — Я — человек добрый, и форма мне безразлична, коль скоро я хочу узнать то, что меня интересует. Сколько вас собралось под аркадами на Королевской площади?

— Шестеро, считая меня.

— Шестеро, считая вас, дорогой господин де Босир. Давайте выясним, те ли это люди, о которых я думаю. Во-первых — вы, это не вызывает сомнения.

Босир вздохнул, словно давая понять, что он сам предпочел бы, чтобы такое сомнение было возможно.

— Вы оказываете мне честь, начав с меня, — проговорил он, — когда рядом со мной были весьма значительные лица.

— Дорогой мой! Я следую евангельскому завету. Разве не сказано в Писании: «Первые будут последними»? Если первые должны стать последними, то последние, естественно, окажутся первыми. Таким образом, как я вам уже сказал, я действую согласно Евангелию. Прежде всего, там были вы, верно?

— Да, — отвечал Босир.

— Затем был ваш друг Туркати, не так ли? Бывший офицер из рекрутов, взявшийся поднять легион в Брабанте, так?

— Да, — отвечал Босир, — там был Туркати.

— Еще там был славный роялист по имени Маркье из бывших сержантов французской гвардии, а теперь — младший лейтенант роты жандармов, верно?

— Да, ваше сиятельство, и Маркье был…

— Затем — маркиз де Фавра?..

— И маркиз де Фавра.

— А господин в маске?

— И господин в маске.

— Не угодно ли вам будет, господин де Босир, дать мне некоторые разъяснения по поводу этого господина в маске?

Босир взглянул на Калиостро столь пристально, что глаза его сверкнули в темноте.

— Но… — молвил он, — разве это не?..

Он умолк словно из опасения совершить святотатство.

— Кто? — спросил Калиостро.

— Разве это не?..

— О Господи! Вы что же, язык проглотили, дорогой господин де Босир? Будьте осторожны: это иногда приводит к тому, что на шее оказывается веревка. А это будет, пожалуй, пострашнее.

— Ну... это... разве это не его высочество? — пролепетал Босир, чувствуя себя припертым к стене.

— Кто? — продолжал настаивать Калиостро.

— Его высочество… Его высочество, брат короля.

— Ах, дорогой господин де Босир! Когда маркиз де Фавра, горячо желающий заставить людей поверить, что он в этом деле заодно с принцем крови, заявляет, будто господин в маоке — его высочество, это понятно: кто не умеет лгать, не умеет и устраивать заговоры. Но как вы и ваш друг Туркати, оба вербовщики, то есть люди, привыкшие на глаз определять рост человека с точностью до дюйма и линии, могли так ошибиться — это совершенно невероятно!

— Да, в самом деле… — согласился Босир.

— Рост его высочества — пять футов, три дюйма и семь линий, — продолжал Калиостро, — а в господине в маске около пяти футов и шести дюймов.

— Верно, — заметил Босир, — я об этом уже подумал. Но если это не его высочество, то кто же это мог быть?

— Ах, черт подери! Я был бы счастлив и по-настоящему горд, дорогой мой господин де Босир, — отвечал Калиостро, — если бы мог сообщить вам то, что надеялся узнать от вас.

— Так вы, стало быть, знаете, ваше сиятельство, кто этот человек? — спросил бывший гвардеец, приходя мало-помалу в себя.

— Еще бы, черт возьми!

— Не будет ли с моей стороны нескромностью спросить?..

— ..Как его зовут?

Босир кивнул в знак того, что именно это он и желал бы узнать.

— Имя — вещь серьезная, господин де Босир; по правде сказать, я бы предпочел, чтобы вы его угадали сами.

— Угадать… Я уже две недели ломаю над этим голову, — Это потому, что некому было вам помочь.

— Так помогите мне, ваше сиятельство.

— С удовольствием. Вы знакомы с историей Эдипа?

— Очень смутно, ваше сиятельство. Однажды я смотрел про него пьесу в Комеди Франсез, но к концу четвертого акта я имел несчастье заснуть.

— Дьявольщина! Желаю и впредь только таких несчастий, дорогой мой.

— Однако вы же видите, как теперь мне это вредит.

— Ну что же, я в двух словах расскажу вам, кто такой Эдип. Я знавал его еще ребенком при дворе царя Полиба, а стариком — при дворе царя Адмета. Таким образом, мне вы можете доверять больше, чем Эсхилу, Софоклу, Сенеке, Корнелю, Вольтеру или господину Дюсису, которые, весьма вероятно, много о нем слышали, однако не имели удовольствия знать его лично.

Босир хотел было спросить у Калиостро, как он мог знать человека, умершего около трех тысячелетий назад, но, видимо, подумал, что не стоит из-за такой безделицы перебивать рассказчика, и махнул рукой, словно хотел сказать: «Продолжайте, я слушаю».

Калиостро в самом деле продолжал, будто ничего не заметил.

— Итак, я познакомился с Эдипом. Ему предсказали, что в будущем он станет убийцей своего отца и супругом своей матери. Полагая, что его отец — Полиб, он оставил его, ничего ему не сказав, и отправился в Фокиду. Перед отъездом я посоветовал ему путешествовать не по главной дороге из Давлиса в Дельфы, а пройти по горной дороге, хорошо мне известной. Однако он заупрямился, а так как я не мог ему объяснить, почему я даю такой совет, все мои усилия заставить его изменить маршрут оказались тщетны. В результате этого упрямства произошло то, что я и предвидел. На пересечении дельфской и фиванской дорог он повстречал человека в сопровождении пятерых рабов: человек этот сидел в повозке, занимавшей всю ширину пути. Все могло бы уладиться, если бы тот человек согласился взять немного влево, а Эдип — правее. Но каждый из них желал непременно проехать посредине. Человек в повозке обладал холерическим темпераментом; Эдип по натуре был очень вспыльчив. Пятеро рабов бросились вперед и пали один за другим. Вслед за ними был убит и их хозяин. Эдип переступил через шесть трупов, среди которых было и тело его отца…

— Дьявольщина! — вставил Босир.

— ..И продолжал путь в Фивы. Дорога проходила через гору Сфингион; на тропинке, еще более узкой, чем та, на которой Эдип повстречался с отцом, была пещера странного животного. У него были орлиные крылья, женские голова и грудь, а тело и когти — львиные.

— Ого! — воскликнул Босир. — И вы, ваше сиятельство, верите, что на свете бывают такие чудовища?

— Я не стану это утверждать, дорогой господин де Босир, — с важным видом отвечал Калиостро, — принимая во внимание, что когда я отправился в Фивы той же дорогой тысячелетие спустя, в эпоху Эпаминонда, сфинкс был уже мертв. Ну, а в эпоху Эдипа он был еще жив, и одним из его любимых развлечений было сесть посреди дороги и, дождавшись путешественника, загадать ему загадку, а если он не отгадает, тут же его и съесть. А так как это продолжалось уже около трехсот лет, прохожие становились все более редкими, а у сфинкса выросли очень большие зубы. Когда он заметил Эдипа, он сел посреди дороги и поднял, лапу, останавливая юношу: «Путешественник! — сказал он ему. — Я — сфинкс. — Ну и что? — спросил Эдип. — Судьба послала меня на землю, чтобы загадывать смертным загадку. Если они ее не отгадают, они принадлежат мне, если же отгадают, я буду принадлежать смерти и сам брошусь в пропасть, куда до сих пор сбрасывал тех, кто имел несчастье попасться мне на дороге». Эдип заглянул в пропасть и увидел, что дно белым-бело от костей. «Хорошо, — отвечал юноша, — я слушаю твою загадку. — Вот она, — сказал птицелов: „Какое животное ходит на четвереньках, утром, на двух ногах — днем и на трех — вечером?“ Эдип на минуту задумался, потом с улыбкой, несколько обеспокоившей сфинкса, спросил: „Если я отгадаю, ты сам бросишься в пропасть? — Таково веление рока, — отвечал сфинкс. — Ну что же, в таком случае это животное — человек“.

— Как человек? — перебил Босир, вошедший во вкус и заинтересовавшийся рассказом, словно все это происходило в наши дни.

— Да, человек! Человек, который в детстве, то есть на заре жизни, ползает на четвереньках; в зрелом возрасте, то есть в полдень, ходит на двух ногах, а вечером, то есть в старости, опирается на палку.

— Ах, чертовски верно! — вскричал Босир. — Вот сфинкс-то, должно быть, огорчился?!

— Да, дорогой мой господин де Босир! До такой степени огорчился, что бросился в пропасть вниз головой и, будучи верен данному обещанию, не воспользовался крыльями, что вы, возможно, сочтете глупостью с его стороны; итак, он разбился о скалы. А Эдип продолжал путь, прибыл в Фивы, встретил там вдову по имени Иокаста, женился на ней и исполнил таким образом пророчество оракула, предсказавшего, что он убьет отца и женится на матери.

— Какую же связь, ваше сиятельство, вы усматриваете между историей Эдипа и господином в маске?

— Очень тесную связь! Впрочем, погодите! Прежде всего вы желали узнать его имя.

— Да.

— А я сказал, что предложу вам загадку. Правда, я добрее сфинкса и не разорву вас в клочья, если вы будете иметь несчастье не отгадать. Внимание: я занес лапу: «Кто из придворных является внуком своего отца, братом своей матери и дядей своих сестер?» — Ах, черт возьми! — воскликнул Босир, задумавшись не менее глубоко, чем Эдип.

— Думайте, дорогой мой! — молвил Калиостро.

— Помогите мне немножечко, ваше сиятельство.

— Охотно… Я спросил вас, знаете ли вы историю об Эдипе.

— Да, вы оказали мне эту честь.

— Теперь перейдем от истории языческой к Священной истории. Знаете ли вы историю Лота?

— С дочерьми?

— Вот именно.

— Еще бы не знать! Впрочем, погодите… Э-э... да... поговаривали что-то о старом Людовике Пятнадцатом и его дочери, ее высочестве Аделаиде!

— Вы попали в точку, мой дорогой!

— Так господин в маске — это?..

— Пять футов и шесть дюймов.

— Граф Луи…

— Ну же!

— Граф Луи де…

— Тес!

— Вы же сами говорили, что здесь одни мертвецы…

— Да, на их могилах растет трава и растет лучше, чем где бы то ни было. Как бы эта трава, подобно тростнику царя Мидаса… Вы знаете историю царя Мидаса?

— Нет, ваше сиятельство.

— Хорошо, я вам расскажу ее как-нибудь в другой раз, а теперь давайте вернемся к нашей с вами истории. Он снова стал серьезным.

— Итак, на чем вы остановились? — спросил он.

— Прошу прощения, но мне кажется, что вопросы задавали вы.

— Вы правы.

Пока Калиостро собирался с мыслями, Босир прошептал:

— Ах, черт возьми, до чего верно! Внук своего отца, брат своей матери, дядя своих сестер... это же граф Луи де Нар…

— Слушайте! — заговорил Калиостро.

Босир прервал свой монолог и стал во все уши слушать.

— Теперь, когда у нас не осталось сомнений в том, кто были заговорщики в масках или без таковых, перейдем к цели заговора.

Босир кивнул в знак того, что готов отвечать на вопросы.

— Целью заговора было похищение короля, не так ли?

— Да.

— И препровождение его в Перону?

— В Перону.

— Ну, а средства?

— Денежные?

— Да, начнем с денежных.

— Два миллиона.

— Их ссужает один генуэзский банкир. Я знаком с этим банкиром. Есть другие?

— Не знаю.

— Хорошо, что касается денег, то тут все понятно. Однако деньги — не все, нужны люди.

— Господин де Лафайет дал разрешение поднять легион и идти на помощь Брабанту, выступающему против Империи.

— Славный Лафайет! Узнаю его! — прошептал Калиостро.

И громко прибавил:

— Ну хорошо, пусть есть легион. Однако для исполнения задуманного нужен не легион, а целая армия.

— Есть и армия.

— Какая армия?

— В Версале соберутся тысяча двести всадников. В указанный день они отправятся оттуда в одиннадцать часов вечера, а в два часа ночи войдут в Париж тремя колоннами.

— Хорошо!

— Первая войдет через ворота Шайо, вторая — через Рульские ворота, третья

— через Гренельские. Колонна, вошедшая через Гренельские ворота, должна будет убить Лафайета; та, что войдет через ворота Шайо, возьмет на себя господина Неккера, а колонна, вошедшая через Рульские ворота, разделается с господином Байи.

— Хорошо! — повторил Калиостро.

— После этого они заклепают пушки, соберутся на -Елисейских полях и пойдут в Тюильри, а в Тюильри — наши.

— Как это ваши? А Национальная гвардия?

— Там должна поработать брабантская колонна. Соединившись с частью наемной гвардии в четыреста швейцарцев и с тремястами заговорщиками из провинции, она захватит благодаря единомышленникам внешние и внутренние ворота; потом к королю войдут с криками: «Государь! Сент-Антуанское предместье восстало... карета готова... надобно бежать!» Если король согласится бежать — хорошо; если нет — его уведут силой и препроводят в Сен-Дени.

— Хорошо!

— Там уже будут ждать двадцать тысяч пехотинцев, к ним присоединятся тысяча двести человек кавалерии, брабантский легион, четыреста швейцарцев, триста заговорщиков, десять, двадцать, тридцать тысяч роялистов, примкнувших по дороге; с помощью всех этих сил и надо будет препроводить короля в Перону.

— Чем дальше — тем интереснее! А что все они будут делать в Пероне, дорогой господин де Босир?

— В Пероне будут ждать наготове двадцать тысяч человек; к тому времени они приедут морским путем из Фландрии, а также из Пикардии, Артуа, Шампани, Бургундии, Лотарингии, Эльзаса и Камбрези. Сейчас пытаются сторговаться с двадцатью тысячами швейцарцев, двенадцатью тысячами германцев и двенадцатью тысячами сардинцев; объединившись в первый эскорт короля, они составят пятьсот тысяч численного состава.

— Кругленькая цифра! — заметил Калиостро.

— Эти пятьсот тысяч человек двинутся на Париж; они перекроют реку выше и ниже города и, таким образом, отрежут подвоз продовольствия. Голодный Париж капитулирует. Национальное собрание будет распущено, а король, настоящий король, снова займет трон своих отцов.

— Аминь! — бросил Калиостро. Он встал и продолжал:

— Дорогой господин де Босир! С вами очень приятно беседовать, однако случилось то, что бывает и с самыми знаменитыми ораторами, когда они все сказали, когда им больше нечего сказать — а вы ведь все сказали, не правда ли?

— Да, ваше сиятельство, пока все.

— В таком случае — до свидания, дорогой мой господин де Босир. Когда вам снова захочется получить десять луидоров, по-прежнему в качестве подарка, приходите ко мне в Бельвю.

— Так, в Бельвю… А спросить графа Калиостро?

— Графа Калиостро? О нет, вас никто не поймет. Спросите барона Дзаноне.

— Барон Дзаноне?! — вскричал Босир. — Да ведь именно так зовут генуэзского банкира, ссудившего его высочество двумя миллионами.

— Вполне возможно, — отвечал Калиостро.

— То есть, как — возможно?

— Ну да. У меня много дел, и я совершенно забыл об этом. Вот почему я не сразу вспомнил, о чем идет речь. Однако теперь, как мне кажется, я припоминаю.

Босир был до глубины души потрясен тем, как это можно забыть о деле стоимостью в два миллиона; он пришел к мысли, что когда дело касается денег, лучше быть на службе у того, кто ссужает деньги, нежели у того, кто их занимает.

Впрочем, потрясение Босира было не настолько сильным, чтобы он забыл, где находится; едва Калиостро сделал несколько шагов к выходу, как Босир одним прыжком нагнал его и, подстроившись к его походке, пошел за ним след в след; глядя на них со стороны, можно было подумать, что это идут два автомата, приводимые в движение одной и той же пружиной.

Только когда ворота за ними захлопнулись, стало заметно, как они разделились.

— В какую сторону вы теперь направляетесь, дорогой господин де Босир?

— А вы?

— Ну, уж, во всяком случае, нам не по дороге.

— Я иду в Пале-Рояль, ваше сиятельство.

— А я — в Бастилию, господин де Босир. Засим оба господина расстались; Босир низко поклонился графу, Калиостро в ответ едва заметно кивнул головой, и оба почти в ту же минуту исчезли в ночной мгле. Калиостро пошел по улице Тампль, а Босир зашагал по улице Верри.

Глава 6. ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГАМЕН ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО ОН В САМОМ ДЕЛЕ МАСТЕР МАСТЕРОВ И ВСЕОБЩИЙ УЧИТЕЛЬ

Читатель помнит, что король в присутствии г-на де Лафайета и графа де Буйе выразил желание повидаться со своим бывшим учителем Гаменом и попросить его помощи в одной важной слесарной работе. Он прибавил также — мы полагаем нелишним упомянуть об этой подробности, — что не помешает и опытный подмастерье, и они займутся этой работой втроем. Число «три», угодное богам, не вызвало неудовольствия и у Лафайета: он отдал приказание пропустить мэтра Гамена и его подмастерье в королевские покои и проводить их в кузницу, как только они прибудут.