Но если он будет ранен... - голос Андре слегка изменился, - если он будет тяжело ранен, испросите у него для меня такой милости: пусть разрешит мне приехать к нему; и если он даст такое разрешение, пошлите ко мне гонца, который сообщит мне точно, где его найти, и я немедля пущусь в путь; а если рана его окажется смертельна... - от волнения голос Андре почти пресекся, - вы отдадите ему это письмо; если он не сможет прочесть его сам, прочтите ему, потому что я хочу, чтобы перед смертью он узнал содержание этого письма. Вы даете мне слово дворянина, что исполните все так, как я хочу, виконт?
      Изидор, взволнованный не меньше графини, протянул руку.
      - Слово чести, сударыня! - сказал он.
      - Тогда берите письмо и ступайте, виконт.
      Изидор взял письмо, поцеловал графине руку и вышел.
      - О, - воскликнула Андре, - если ему суждено умереть, пускай хотя бы перед смертью узнает, что я его люблю!
      В тот самый миг, когда Изидор, выходя от графини, спрятал ее письмо на груди, рядом с другим, адрес на котором он только что прочел при свете фонаря, горевшего на углу улицы Кокийер, двое мужчин, одетых в точности так же, как он, приближались к месту общего сбора, а именно к будуару королевы, в который мы уже вводили наших читателей, через два разных входа: один через галерею Лувра, тянущуюся вдоль набережной - в этой галерее теперь музей живописи, - и в конце ее этого человека ждал Вебер; другой поднялся по той же узенькой лестничке, которой, как мы помним, воспользовался Шарни по возвращении из Монмеди. И точно так же, как его товарища в конце галереи Лувра ждал Вебер, лакей королевы, так этого человека наверху лестницы поджидал Франсуа Гю, лакей короля.
      Обоих почти одновременно ввели через разные двери; первый был г-н де Валори.
      Спустя несколько секунд, как мы уже сказали, открылась вторая дверь, и г-н де Валори с изрядным удивлением увидел, что в нее входит его точное подобие.
      Оба офицера не были знакомы между собой, однако, заключив, что призваны сюда по одному и тому же делу, пошли друг другу навстречу и раскланялись.
      В этот миг отворилась третья дверь, и появился виконт де Шарни.
      Это был третий курьер, так же незнакомый с первыми двумя, как они не были знакомы с ним.
      Только Изидор знал, с какой целью их здесь собрали и какое дело предстоит им исполнить сообща.
      И он уже, конечно, готов был ответить на вопросы, с которыми обратились к нему двое его будущих попутчиков, как вдруг дверь снова отворилась, и на пороге показался король.
      - Господа, - сказал Людовик XVI, обратясь к г-ну де Мальдену и г-ну де Валори, - простите мне, что распорядился вами без вашего разрешения, но я рассудил, что вы - верные слуги монархии: вы из моей личной гвардии. Я пригласил вас посетить портного, чей адрес вам был сообщен, чтобы вам сшили платье курьеров, а затем нынче вечером, в половине десятого, явиться в Тюильри; ваше присутствие безусловно доказывает мне, что вы согласны принять на себя любую миссию, которую я на вас возложу.
      Оба бывших гвардейца поклонились.
      - Государь, - сказал г-н де Валори, - вашему величеству известно, что вы можете располагать преданностью, отвагой и жизнью ваших дворян, не спрашивая у них об этом.
      - Государь, - в свой черед сказал г-н де Мальден, - мой товарищ уже ответил за себя, за меня и, полагаю, за третьего нашего спутника.
      - Ваш третий спутник, господа, с которым я предлагаю вам познакомиться, благо это будет хорошее знакомство, - виконт Изидор де Шарни, чей брат был убит в Версале, когда защищал дверь королевы; мы привыкли к тому, что семья, к которой он принадлежит, предана нам, и эта преданность стала настолько обычна для нас, что мы уже даже не благодарим за нее.
      - Судя по словам вашего величества, - вмешался г-н де Валори, - виконт де Шарни, несомненно, знает, зачем нас здесь собрали, в то время как нам, государь, это неизвестно, и мы хотели бы поскорей узнать, в чем дело.
      - Господа, - продолжал король, - для вас не секрет, что я пленник, пленник командующего национальной гвардией, председателя Собрания, мэра Парижа, народа - словом, всеобщий пленник. И вот, господа, я рассчитываю, что вы поможете мне избавиться от подобного унижения и вновь обрести свободу. Моя судьба, а также судьба королевы и моих детей в ваших руках; все подготовлено для того, чтобы нынче вечером мы могли пуститься в бегство; возьмите на себя лишь заботу о том, как нам отсюда выйти.
      - Приказывайте, государь, - отозвались все трое молодых людей.
      - Вы прекрасно понимаете, господа, что мы не можем выйти все вместе. Общий сбор назначен на углу улицы Сен-Никез, где с наемным экипажем будет нас ждать граф де Шарни; вам, виконт, поручается королева, вы будете откликаться на имя Мелькиор; вам, господин де Мальден, поручаются Мадам Елизавета и ее высочество принцесса, вы отныне зоветесь Жан; а вам, господин де Валори, поручаются госпожа де Турзель и дофин, и ваше имя будет Франсуа. Не забудьте ваших новых имен, господа, и ждите здесь новых инструкций.
      Король поочередно протянул руку троим молодым людям и вышел, оставив в комнате трех человек, готовых идти ради него на смерть.
      Тем временем г-н де Шуазель, который накануне объявил королю от имени г-на де Буйе, что ждать позже полуночи двадцатого числа невозможно, и предупредил, что, если не получит известий, уедет двадцать первого в четыре часа утра и уведет с собой все отряды, стоящие в Д?не, Стене и Монмеди, г-н де Шуазель, как мы уже сказали, ждал у себя дома, на улице Артуа, куда должны были поступить последние королевские приказы, и, поскольку пробило уже девять вечера, он был близок к отчаянию, как вдруг единственный из его подчиненных, остававшийся при нем и собиравшийся вот-вот уехать в Мец, явился к нему с сообщением, что какой-то человек от имени королевы хочет с ним поговорить.
      Он приказал ввести этого человека.
      На вошедшем была круглая шляпа, надвинутая на глаза, и просторная накидка.
      - Это вы, Леонар, - сказал г-н де Шуазель, - я ждал вас с нетерпением.
      - Если я и заставил вас ждать, ваша светлость, то не по своей вине, а по вине королевы, которая всего десять минут назад предупредила меня, что я должен ехать к вам домой.
      - Больше она ничего не сказала?
      - Как же, как же, ваша светлость! Она поручила мне взять все ее бриллианты и передать вам это письмо.
      - Так дайте же его! - вскричал герцог с легким нетерпением, которого не в силах был сдержать, несмотря на необъятное доверие, которым пользовалось при дворе значительное лицо, доставившее ему королевскую депешу.
      Письмо оказалось длинным и изобиловало наставлениями; в нем сообщалось, что отъезд назначен на полночь; герцогу де Шуазелю предлагалось выехать в это же время, и его вновь просили взять с собой Леонара, которому, добавляла королева, приказано повиноваться герцогу, как ей самой.
      Слова .я повторяю ему здесь этот приказ. были подчеркнуты.
      Герцог поднял глаза на Леонара, который ждал с явным беспокойством; в своей огромной шляпе и в необъятной накидке парикмахер выглядел смешно и нелепо.
      - Ну-ка, - сказал герцог, - вспомните еще раз хорошенько: что вам сказала королева?
      - Я повторю вам все сказанное ее величеством, слово в слово, ваша светлость.
      - Говорите, я слушаю.
      - Итак, она призвала меня примерно три четверти часа тому назад, ваша светлость.
      - Так.
      - Она сказала мне, понизив голос...
      - Значит, ее величество была не одна?
      - Нет, ваша светлость; в проеме окна король беседовал с Мадам Елизаветой; тут же играли их высочества дофин и принцесса; а королева стояла, опершись на камин.
      - Продолжайте, Леонар, продолжайте.
      - Итак, королева сказала мне, понизив голос: "Леонар, могу ли я на вас рассчитывать?." "Ах, ваше величество, - отвечал я, - располагайте мною; вы знаете, государыня, что я предан вам душой и телом." "Возьмите эти бриллианты и упрячьте их себе в карманы; возьмите это письмо и доставьте его на улицу Артуа герцогу де Шуазелю, и, главное, не отдавайте никому, кроме него; если он еще не вернулся, вы найдете его у герцогини де Граммон." Потом, когда я уже хотел удалиться, чтобы исполнить приказ королевы, ее величество меня окликнула: "Наденьте шляпу с широкими полями и просторный плащ, чтобы вас не узнали, милый Леонар, - добавила она, - а главное, повинуйтесь господину де Шуазелю, как мне самой." Тогда я поднялся к себе, взял шляпу и плащ своего брата, и вот я перед вами.
      - Итак, - сказал г-н де Шуазель, - королева в самом деле велела вам повиноваться мне, как ей самой?
      - Таковы августейшие слова ее величества, ваша светлость.
      - Я весьма доволен тем, что вы так хорошо помните это устное повеление; на всякий случай вот письменный приказ о том же самом; прочтите его, поскольку затем мне нужно сжечь письмо.
      И г-н де Шуазель показал Леонару конец письма, доставленного парикмахером. Тот прочел вслух:
      Я приказала моему парикмахеру Леонару повиноваться вам, как мне самой. Я повторяю ему здесь этот приказ.
      - Вам понятно, не правда ли? - процедил г-н де Шуазель.
      - О, ваша светлость, - отозвался Леонар, - будьте уверены, мне было достаточно и устного приказа ее величества.
      - Тем не менее, - произнес г-н де Шуазель.
      Затем он сжег письмо.
      В этот миг вошел слуга с сообщением, что карета подана.
      - Пойдемте, дружище Леонар, - сказал герцог.
      - Как? А бриллианты?
      - Возьмете с собой.
      - Но куда?
      - В то место, куда я вас отвезу.
      - А куда вы меня отвезете?
      - За несколько лье отсюда; там вам предстоит исполнить совершенно особое поручение.
      - Невозможно, ваша светлость.
      - Как это - невозможно? Разве королева не велела вам повиноваться мне, как ей самой?
      - Да, конечно, но как же мне быть? Я оставил ключ в дверях нашей квартиры; брат вернется домой и не найдет ни своего плаща, ни шляпы; увидит, что я не возвращаюсь, и не будет знать, где я. А как же госпожа де л'Ааж, я обещал причесать ее, и она меня ждет; в подтверждение моих слов, ваша светлость, мой кабриолет и слуга остались во дворе Тюильри.
      - Что ж, милейший Леонар, - со смехом отвечал г-н де Шуазель, - ничего не поделаешь! Ваш брат купит себе другую шляпу и другой плащ; госпожу де л'Ааж вы причешете как-нибудь в другой раз, а слуга ваш, видя, что вы не возвращаетесь, распряжет вашу лошадь и отведет ее в конюшню; но наша-то лошадь запряжена, а потому - едем.
      И, не обращая более никакого внимания на жалобы и сетования Леонара, его светлость герцог де Шуазель усадил безутешного парикмахера в свой кабриолет и пустил коня крупной рысью по направлению к заставе Птит-Виллет.
      Не успел герцог де Шуазель миновать последние дома Птит-Виллет, как на улицу Сент-Оноре вступила компания из пяти человек, возвращавшихся из Якобинского клуба; они, казалось, шли в сторону Пале-Рояля, удивляясь тому, какой тихий выдался вечер.
      Эти пятеро были Камил Демулен, который и рассказал о случившемся, Дантон, Фрерон, Шенье и Лежандр.
      Дойдя до угла улицы Эшель и бросив взгляд на Тюильри, Камил Демулен сказал:
      - Ей-Богу, не кажется ли вам, что Париж нынче вечером как-то особенно спокоен, словно покинутый город? За всю дорогу нам навстречу попался только один патруль.
      - Это оттого, - сказал Фрерон, - что приняты меры, чтобы освободить дорогу королю.
      - Как это, освободить дорогу королю? - спросил Дантон.
      - Разумеется, - отвечал Фрерон, - ведь нынче ночью он уезжает.
      - Полноте, - вмешался Лежандр, - что за шутка!
      - Может быть, это и шутка, - возразил Фрерон, - но меня предупредили о ней письмом.
      - Ты получил письмо, в котором тебя предупредили о бегстве короля? переспросил Камил Демулен. - И это письмо было подписано?
      - Нет, без подписи; кстати, оно у меня с собой. Вот оно, читайте.
      Пятеро патриотов приблизились к наемной карете, стоявшей на углу улицы Сен-Никез, и при свете фонаря прочли следующие строки:
      Предупреждаем гражданина Фрерона, что нынче вечером г-н Капет, Австриячка и два их волчонка покидают Париж и едут навстречу г-ну де Буйе, губителю Нанси, который ждет их на границе.
      - Смотри-ка, господин Капет, - заметил Камил Демулен, - хорошее имя; отныне я буду называть Людовика Шестнадцатого господином Капетом.
      - И тебя могут упрекнуть только в одном, - подхватил Шенье, - ведь Людовик Шестнадцатый все же Бурбон, а не Капет.
      - Полноте, кто это знает? - возразил Камил Демулен. - Два-три педанта вроде тебя. Не правда ли, Лежандр, Капет - прекрасное имя?
      - Между тем, - напомнил Дантон, - если письмо не лжет, нынче вечером вся королевская клика и впрямь могла улизнуть!
      - Раз уж мы в Тюильри, - предложил Демулен, - давайте проверим.
      И пятеро патриотов для смеху обошли вокруг Тюильри; вернувшись на улицу Сен-Никез, они заметили Лафайета, который входил в Тюильри вместе со всем своим штабом.
      - Ей-Богу, - сказал Дантон, - вот Белобрысый идет поприсутствовать при отходе королевского семейства ко сну; наша служба окончена, его началась. Спокойной ночи, господа! Кому со мной в сторону улицы Паон?
      - Мне, - отозвался Лежандр.
      И группа разделилась.
      Дантон и Лежандр пересекли площадь Карусели, а Шенье, Фрерон и Камил Демулен скрылись за углом улиц Роган и Сент-Оноре.
      LIII
      ОТЪЕЗД
      В самом деле, в одиннадцать вечера, когда г-жа де Турзель и г-жа де Бренье, успевшие уже раздеть и уложить принцессу и дофина, разбудили их и принялись одевать в дорожное платье, к великому стыду дофина, который желал надеть свой обычный наряд и упрямо отказывался нарядиться девочкой, король, королева и принцесса Елизавета принимали г-на де Лафайета, а также его адъютантов г-на Гувьона и г-на Ромефа.
      Это посещение вызывало большую тревогу, особенно после подозрительного поведения г-жи де Рошрель.
      Вечером королева и Мадам Елизавета ездили погулять в Булонский лес и вернулись в восемь вечера.
      Г-н де Лафайет осведомился у королевы, хорошо ли удалась прогулка; он лишь добавил, что напрасно она вернулась так поздно: можно опасаться, как бы вечерний туман не повредил ее здоровью.
      - Вечерний туман в июне месяце? - смеясь, возразила королева. - Да где же я его возьму, если только он не сгустится нарочно, чтобы послужить нам прикрытием для бегства? Я говорю - прикрытием для бегства, поскольку предполагаю, что по-прежнему ходят слухи, будто мы уезжаем.
      - Действительно, ваше величество, - подтвердил Лафайет, - о вашем отъезде говорят более чем когда бы то ни было, и я даже получил сообщение о том, что он назначен на нынешний вечер.
      - А, - отозвалась королева, - держу пари, что вы узнали эту прелестную новость от господина де Гувьона.
      - Почему же именно от меня, ваше величество? - покраснев, спросил молодой офицер.
      - Просто я полагаю, что у вас во дворце есть осведомитель. Вот, посмотрите на господина Ромефа: у него таковых нет, и что же? Я уверена, что он готов за нас поручиться.
      - И в этом не будет никакой моей заслуги, ваше величество, - отвечал молодой адъютант, - потому что король дал слово Собранию не покидать Парижа.
      Теперь настал черед королевы покраснеть.
      Заговорили о другом.
      В половине двенадцатого г-н де Лафайет и оба его адъютанта откланялись.
      Однако г-н де Гувьон, не вполне успокоенный, вернулся в свою комнату во дворце; там он нашел друзей, которые стояли на страже, и, вместо того чтобы снять их с поста, он велел им удвоить бдительность.
      Что до г-на де Лафайета, он поехал в ратушу успокоить Байи в отношении короля, коль скоро у Байи еще оставались некоторые опасения.
      Едва г-н де Лафайет отбыл, король, королева и Мадам Елизавета призвали прислугу и дали проделать над собой все обычные процедуры, из которых состоял их вечерний туалет; затем в то же время, что и всегда, они отпустили всех.
      Королева и Мадам Елизавета помогли друг другу одеться; платья у них были чрезвычайно простые; для них были приготовлены шляпы с широкими полями, скрывавшие лица.
      Когда они были одеты, вошел король. Он был в сером камзоле, в маленьком парике с локонами, закрученными спиралью; такие парики назывались .а-ля Руссо.; туалет довершали короткие кюлоты, серые чулки и башмаки с пряжками.
      Вот уже восемь дней кряду лакей Гю, одетый в точности таким же образом, выходил из дверей покоев г-на де Вилькье, эмигрировавшего полгода назад, и шел по площади Карусели и по улице Сен-Никез: эта мера предосторожности была принята для того, чтобы все привыкли встречать по вечерам человека в таком платье и не обратили внимание на короля, когда ему в свой черед придется проделать этот путь.
      Трех курьеров вызвали из будуара королевы, где они ожидали назначенного часа, и через гостиную провели их в покои ее высочества, где вместе с принцессой находился и дофин.
      Эту комнату, принадлежавшую к покоям г-на де Вилькье, заняли в предвидении побега еще одиннадцатого числа.
      Тринадцатого числа король приказал, чтобы ему принесли от нее ключи.
      Очутившись в покоях г-на де Вилькье, было уже не так трудно выйти из дворца. Было известно, что покои эти пустуют, никто не знал, что король затребовал ключи от них, и в обычных обстоятельствах их не охраняли.
      К тому же стража во дворах привыкла к тому, что после одиннадцати вечера оттуда выходит одновременно много народу.
      То была прислуга, не ночевавшая во дворце, а уходившая по домам.
      В этой комнате были сделаны все распоряжения относительно отъезда.
      Г-н Изидор де Шарни, который вместе с братом обследовал дорогу и знал все трудные и опасные места, поскачет впереди; он будет предупреждать форейторов, чтобы на подставах сразу подавали лошадей.
      Гг. де Мальден и де Валори сядут на козлы и будут платить форейторам по тридцать су за прогон; обычная плата составляла двадцать пять су, но пять следовало надбавить, учитывая тяжесть кареты.
      Если форейторы будут везти очень уж хорошо, они получат более значительные чаевые. Но не следует платить за прогон более сорока су: экю платит только сам король.
      Г-н де Шарни займет место в карете и будет готов отражать любое нападение. Он, равно как и трое курьеров, будет надлежащим образом вооружен. Для каждого из них в карете будет приготовлено по паре пистолетов.
      Рассчитали, что, платя по тридцать су за прогон и продвигаясь вперед без особой спешки, за тринадцать часов можно добраться до Шалона.
      Все эти распоряжения выработали граф де Шарни вместе с герцогом де Шуазелем.
      Их по нескольку раз повторили молодые люди, чтобы каждый хорошенько уяснил себе свои обязанности.
      Виконт де Шарни поскачет вперед и будет спрашивать лошадей.
      Гг. де Мальден и де Валори, сидя на козлах, будут платить прогонные.
      Граф де Шарни, находясь в карете, будет выглядывать из дверцы и, если придется, вести переговоры.
      Каждый обещал придерживаться этого плана. Задули свечи и ощупью пошли через покои г-на де Вилькье.
      Когда из комнаты ее высочества перешли в эти покои, пробило полночь. Вот уже час граф де Шарни должен был находиться на своем посту.
      Король на ощупь нашел дверь.
      Он хотел было вставить ключ в замочную скважину, но королева его остановила.
      - Тише! - прошептала она.
      Прислушались.
      Из коридора донеслись шаги и шушуканье.
      Там происходило нечто необычное.
      Г-жа де Турзель, которая жила во дворце, а потому ее появление в коридоре в любое время ни у кого не могло вызвать удивления, взялась обойти комнаты и посмотреть, откуда слышались эти шаги и голоса.
      Все ждали, замерев и затаив дыхание.
      Чем глубже было молчание, тем явственнее слышалось, что в коридоре находится несколько человек.
      Вернулась г-жа де Турзель; она видела г-на де Гувьона и нескольких людей в мундирах.
      Выйти через покои г-на де Вилькье оказалось невозможно, если только они не имеют другого выхода, кроме того, который наметили сначала.
      Но у них не было света.
      В комнате принцессы теплился ночник; Мадам Елизавета зажгла от него свечу, которую прежде задула.
      Затем при свете этой свечи горстка беглецов принялась искать выход.
      Долгое время поиски казались бесплодными; на эти поиски потратили более четверти часа. Наконец обнаружили маленькую лестницу, которая вела в уединенную комнатку в антресолях. Это была комната лакея г-на де Вилькье, выходившая в коридор и на лестницу для слуг.
      Ее дверь была заперта на ключ.
      Король перепробовал все ключи в связке, ни один не подошел.
      Виконт де Шарни попытался отвести язычок острием своего охотничьего ножа, но язычок не поддавался.
      Выход был найден, а они по-прежнему оставались взаперти.
      Король взял из рук Мадам Елизаветы свечу и, оставив всех в темноте, вернулся к себе в спальню, а оттуда по потайной лестнице поднялся в кузницу. Там он взял связку отмычек самой разной, подчас причудливой формы и спустился.
      Прежде чем присоединиться к остальным беглецам, которые ждали его, превозмогая тревогу, он уже успел выбрать то, что нужно.
      Выбранная королем отмычка вошла в замочную скважину, со скрежетом повернулась, подцепила язычок, упустила его раз, другой, а на третий зацепилась за него так крепко, что спустя две-три секунды язычок подался.
      Замок щелкнул, дверь отворилась, все перевели дух.
      Людовик XVI с торжествующим видом обернулся к королеве.
      - Ну что, сударыня? - сказал он.
      - Да, в самом деле, - со смехом отвечала королева, - я и не говорю, что быть слесарем так уж плохо, я говорю только, что подчас недурно быть и королем.
      Теперь пора было договориться, в каком порядке выходить.
      Первой выйдет Мадам Елизавета, ведя с собой принцессу.
      Через двадцать шагов за ней пойдет г-жа де Турзель с дофином.
      Между ними будет идти г-н де Мальден, готовый подоспеть на помощь и тем и другим.
      Первые зерна, отделенные от королевских четок, эти несчастные дети, беспрестанно оглядывавшиеся назад в надежде увидеть глаза, с любовью провожавшие их взглядом, спустились на цыпочках, дрожа, вступили в круг света, отбрасываемого фонарем, освещавшим выход во двор Тюильри, и прошли мимо стражи, которая, казалось, не обратила на них внимания.
      - Ну вот! - сказала Мадам Елизавета. - Один опасный шаг уже сделан.
      Добравшись до подъезда, выходящего на площадь Карусели, беглецы заметили часового, который двигался им наперерез.
      Видя их, часовой остановился.
      - Тетушка, - сказала принцесса, сжимая руку Мадам Елизаветы, - мы погибли, этот человек нас узнал.
      - Не обращайте внимания, дитя мое, - сказала Мадам Елизавета, - если мы отступим, мы тем более погибли.
      И они пошли дальше.
      Когда до часового осталось уже не более четырех шагов, часовой отвернулся и они прошли.
      В самом ли деле этот человек их узнал? Было ли ему известно, сколь прославленных беглецов он пропустил? Принцессы были убеждены, что так, и, убегая, призывали бесчисленные благословения на этого неведомого спасителя.
      С другой стороны подъезда они заметили обеспокоенного Шарни.
      Граф был закутан в просторный синий каррик, на голове у него была круглая клеенчатая шляпа.
      - О Господи, - прошептал он, - наконец-то! А король? А королева?
      - Они идут следом, - отвечала Мадам Елизавета.
      - Пойдемте, - сказал Шарни.
      И он быстро провел беглянок к наемной карете, стоявшей на улице Сен-Никез.
      Подъехал фиакр и остановился рядом с каретой, словно для слежки.
      - Ну, приятель, - сказал кучер фиакра, видя пополнение, приведенное графом де Шарни, - сдается, ты уже нашел седоков?
      - Сам видишь, приятель, - ответил Шарни.
      Потом, понизив голос, обратился к гвардейцу:
      - Сударь, берите этот фиакр и поезжайте прямо к заставе Сен-Мартен; вы без труда узнаете карету, которая нас ждет.
      Г-н де Мальден понял и вскочил в фиакр.
      - Ты тоже нашел себе седока. К Опере, да поживей!
      Опера находилась недалеко от заставы Сен-Мартен.
      Кучер решил, что имеет дело с посыльным, которому нужно разыскать своего хозяина после спектакля, и поехал, отпустив только замечание, касавшееся заботы об оплате езды:
      - Вы знаете, сударь мой, что уже полночь?
      - Да, езжай себе, будь спокоен.
      Поскольку в ту эпоху лакеи оказывались подчас щедрее господ, кучер без малейших возражений пустил лошадей крупной рысью.
      Не успел фиакр завернуть за угол улицы Роган, как из того же подъезда, который выпустил ее королевское высочество, Мадам Елизавету, г-жу де Турзель и дофина, размеренной походкой, с видом чиновника, покинувшего свою контору после долгого дня, наполненного трудами, вышел некто в сером камзоле, в шляпе с углом, свисающим ему на глаза, и с руками, засунутыми в карманы.
      Это был король.
      За ним шел г-н де Валори.
      По дороге у короля отвалилась пряжка с одного из башмаков; он продолжал путь, не желая обращать на это внимания; г-н до Валори подобрал пряжку.
      Шарни сделал несколько шагов навстречу; он узнал короля, вернее, не самого короля, а шедшего за ним г-на де Валори.
      Шарни был из тех людей, которые всегда хотят видеть в короле короля.
      Он испустил вздох горя, почти стыда.
      - Идите, государь, идите, - прошептал он.
      Потом тихо спросил г-на де Валори:
      - А королева?
      - Королева идет за нами вместе с вашим братом.
      - Хорошо, следуйте самой короткой дорогой и ждите нас у заставы Сен-Мартен; я поеду кружным путем; встречаемся у кареты.
      Г-н де Валори устремился по улице Сен-Никез, добрался до улицы Сент-Оноре, затем миновал улицу Ришелье, площадь Побед, улицу Бурбон-Вильнев.
      Теперь ждали королеву.
      Прошло полчаса.
      Не будем и пытаться описать тревогу беглецов. Шарни, на котором лежала вся полнота ответственности, был близок к безумию.
      Он хотел вернуться во дворец, расспросить, разузнать, король его удержал.
      Маленький дофин плакал и звал: "Мама, мама!."
      Ее королевское высочество, Мадам Елизавета и г-жа де Турзель не в силах были его утешить.
      Ужас беглецов еще усилился, когда они увидели, как в свете факелов к Тюильри вновь мчится экипаж генерала Лафайета. Он въехал на площадь Карусели.
      Вот что произошло.
      Выйдя во двор, виконт де Шарни, который вел королеву под руку, хотел свернуть налево.
      Но королева его остановила.
      - Куда же вы? - спросила она.
      - На угол улицы Сен-Никез, где нас ждет мой брат, - ответил Изидор.
      - А разве улица Сен-Никез на берегу? - спросила королева.
      - Нет, государыня.
      - Постойте, но ваш брат ждет нас у того подъезда, который выходит к реке.
      Изидор хотел настоять на своем, но королева, казалось, была настолько уверена в своих словах, что в его душу закралось сомнение.
      - Боже правый, государыня, - произнес он, - нам нужно остерегаться ошибок, малейший промах нас погубит.
      - У реки, - твердила королева, - я хорошо помню, нас будут ждать у реки.
      - Тогда пойдемте к реке, государыня, но, если там не окажется кареты, мы немедля вернемся на улицу Сен-Никез, хорошо?
      - Хорошо, но пойдемте же.
      И королева увлекла своего кавалера через три двора, которые в ту эпоху были разделены толстыми каменными стенами и соединялись между собой лишь узкими проходами, примыкавшими к дворцу; каждый проход был перегорожен цепью и охранялся часовым.
      Королева с Изидором миновали все три прохода и перешагнули через три цепи.
      Ни одному часовому не пришло в голову их остановить.
      И впрямь, кто бы подумал, что эта молодая женщина, одетая как прислуга из хорошего дома, под руку с красавчиком в ливрее принца Конде или вроде того, легко перешагивающая через массивные цепи, может оказаться королевой Франции?
      Дошли до реки.
      Набережная была пустынна.
      - Значит, это с другой стороны, - сказала королева.
      Изидор хотел вернуться.
      Но она словно была во власти наваждения.
      - Нет, нет, - сказала она, - нам сюда.
      И увлекла Изидора к Королевскому мосту.
      Миновав мост, они убедились, что набережная на левом берегу так же пустынна, как на правом.
      - Давайте заглянем в эту улицу, - сказала королева.
      И она заставила Изидора осмотреть начало улицы Бак.
      Правда, пройдя сотню шагов, она признала, что, должно быть, ошиблась, и, запыхавшись, остановилась.
      Силы ей изменили.
      - Ну что ж, государыня, - сказал Изидор. - Вы продолжаете настаивать на своем?
      - Нет, - отвечала королева, - теперь ведите меня, куда знаете, дело ваше.
      - Государыня, во имя неба, мужайтесь! - взмолился Изидор.
      - О, мужества у меня достаточно, - возразила королева, - мне недостает сил.
      И, откинувшись назад, она добавила:
      - Мне кажется, я уже никогда не отдышусь. Господи, Господи!
      Изидор знал, что королеве сейчас так же необходимо перевести дыхание, как лани, за которой гонятся псы.
      Он остановился.
      - Передохните, государыня, - сказал он, - у нас есть время. Я ручаюсь вам за брата; если понадобится, он будет ждать до рассвета.
      - Значит, вы верите, что он меня любит? - неосторожно воскликнула Мария Антуанетта, прижимая руку молодого человека к груди.
      - Я полагаю, что его жизнь, как и моя собственная, принадлежит вам, государыня, и то чувство любви и почтения, которое питаем к вам мы все, доходит у него до обожания.
      - Благодарю, - произнесла королева, - вы принесли мне облегчение, я отдышалась! Пойдемте.
      И она с той же лихорадочной поспешностью устремилась назад по пути, который недавно прошла.
      Но вместо того, чтобы вернуться в Тюильри, она, ведомая Изидором, прошла через ворота, выходившие на площадь Карусели.
      Они пересекли огромную площадь, где обычно до самой полуночи было полно разносчиков с товаром и фиакров, поджидающих седоков.