Дом г-на Coca или, по крайней мере, та его часть, которая открылась взору именитых пленников и их товарищей по несчастью, состоял из бакалейного магазина; в глубине его сквозь витраж виднелась столовая, откуда можно было, сидя за столом, увидеть входящих в магазин покупателей; кроме того, об их появлении возвещал колокольчик, приводимый в движение при открывании небольшой низкой решетчатой двери, из тех, какие запирают днем провинциальные магазинчики; владельцы то ли из расчета, то ли из скромности считают себя не вправе выставлять свои владения на обозрение прохожих В углу лавочки – крутая деревянная лестница, ведущая во второй этаж.
      Второй этаж состоял из двух комнат; первая, где хранились товары, была забита сваленными прямо на пол тюками, подвешенными к потолку свечами, уложенными на камине сахарными головами в синей оберточной бумаге, увенчанными серыми колпаками, которые можно было приподнять, дабы убедиться в хорошем качестве сахара; вторая комната служила спальней владельцу заведения, разбуженному Друэ; эта комната еще хранила следы беспорядка, причиненного внезапным пробуждением.
      Госпожа Сос, еще не одетая, вышла из спальни, прошла через другую комнату и появилась на верхней ступени лестницы как раз в ту минуту, когда сначала королева, потом король, а за ним наследники французского престола, принцесса Елизавета, и, наконец, принцесса де Турзель входили в магазин.
      Опережая путешественников на несколько шагов, первым вошел прокурор коммуны.
      Более сотни человек, сопровождавших карету, остановились перед домом г-на Coca, расположенного на небольшой площади.
      – Что же дальше? – входя в дом, спросил король.
      – Речь шла о паспорте, сударь; ежели дама, утверждающая, что она – хозяйка кареты, пожелает представить паспорт, я отнесу его в муниципалитет, где сейчас собрался совет, и мы проверим, действительна ли эта бумага.
      Так как паспорт, переданный г-жой Корф через графа де Шарни королеве, был в порядке, король знаком приказал принцессе де Турзель подать бумагу.
      Она достала драгоценный документ из кармана и передала его в руки г-на Coca, а тот приказал жене оказать гостеприимство таинственным гостям и отправился в муниципалитет.
      Там умы всех присутствовавших были разгорячены, потому что на заседании присутствовал Друэ; вошел г-н Сос, неся в руках паспорт. Каждому было известно, что путешественники находятся в его доме, и потому при его появлении воцарилась тишина.
      Он выложил паспорт перед мэром.
      Мы уже приводили содержание этой бумаги, и читатель знает, что в ней не было ничего необычного.
      Прочитав документ, мэр объявил:
      – Господа! Паспорт составлен по всей форме.
      – Неужели?! – в изумлении проговорили разом несколько голосов.
      В ту же минуту к бумаге потянулись руки.
      – Да, паспорт составлен по всей форме, – подтвердил мэр, – вот подпись короля!
      Он подтолкнул бумагу к протянутым рукам, и те сейчас же за нее с жадностью схватились.
      Но Друэ вырвал ее из рук любопытных.
      – Подпись короля! – возмутился он. – Ну и что? Разве он член Национального собрания?
      – Нет, зато вот подпись членов одного из комитетов, – молвил стоявший рядом с ним человек, вместе с ним читавший документ при свечах.
      – Ладно, – продолжал Друэ, – а где же подпись председателя? И потом, дело совсем не в этом, – резко заметил молодой патриот, – в карете ехали вовсе не русская баронесса Корф, не ее дети, не ее эконом, не две ее компаньонки и не трое ее слуг; в карете ехали король, королева, дофин, наследная принцесса, ее высочество Елизавета, какая-то светская придворная дама, трое курьеров, – одним словом – королевская семья! Неужели вы хотите выпустить из Франции королевскую семью?
      Вопрос был задан напрямик, но от этого бедным муниципальным офицерам третьеразрядного городишка, каковым являлся Варенн, было ничуть не легче найти на него ответ.
      Итак, началось обсуждение, грозившее затянуться до утра; прокурор коммуны решил предоставить возможность продолжать споры муниципальным офицерам, а сам вернулся домой.
      Он застал путешественников в магазине. Г-жа Сос пыталась уговорить их подняться в комнату, потом просила, чтобы они хотя бы присели в лавке, потом стала их угощать; однако они от всего отказались.
      Им казалось, что если они устроятся в этом доме на ночлег, присядут или даже просто съедят что-нибудь, это будет похоже на уступку тем, кто их арестовал; будет похоже, что они отказываются от возможного отъезда, то есть от своего самого страстного желания.
      Все их желания были, если так можно выразиться, заглушены до возвращения хозяина дома, который должен был принести решение муниципалитета.
      Вдруг они увидели, как он расталкивает толпу перед входом и пытается изо всех сил пробиться в собственный дом.
      Король сделал три шага ему навстречу.
      – Ну что? – спросил он с озабоченным видом, так и не сумев скрыть свои чувства. – Что паспорт?
      – Должен заметить, что из-за паспорта в настоящую минуту в муниципалитете разгорелся жаркий спор, – отвечал г-н Сос.
      – По какому же поводу? – поинтересовался король. – Уж не сомневается ли кто-нибудь в его законности?
      – Нет, однако кое-кто сомневается в том, что он на самом деле принадлежит баронессе Корф; ходят слухи, что в действительности мы имеем честь принимать в нашем доме короля и членов королевской семьи…
      Людовик XVI чуть помедлил с ответом; наконец, решившись, он проговорил:
      – Да, сударь, я – король! Это – королева, вот мои дети! И я прошу вас относиться к нам с должным почтением, какое французы всегда питали к своим королям!
      Как мы уже сказали, дверь на улицу оставалась открытой; на пороге сгрудились любопытные. Слова короля были услышаны не только внутри магазина, но и снаружи.
      К несчастью, даже если произнесший эти слова вымолвил их с чувством собственного достоинства, то его серый сюртук, бумазейный жилет, серые чулки и штаны и куцый паричок в стиле Жан-Жака не соответствовали пафосу его слов.
      Ну как можно было, в самом деле, признать короля Франции в этом недостойном обличье?!
      Королева почувствовала, какое невыгодное впечатление производит король на толпу, и краска ударила ей в лицо.
      – Давайте примем любезное приглашение госпожи Сос и поднимемся во второй этаж, – торопливо прошептала она королю.
      Господин Сос взял свечу и поспешил к лестнице, показывая дорогу именитым гостям.
      Тем временем новость о том, что король находится в Варение и что он самолично в этом признался, облетела весь город.
      Какой-то человек в смятении вбежал в здание муниципалитета.
      – Господа! – закричал он. – Путешественники, препровожденные в дом к господину Сосу, – действительно король и члены королевской семьи! Я только что сам слышал признание короля!
      – Вот видите, господа! – вскричал Друэ. – Что я говорил?
      Тем временем в городе было неспокойно, по-прежнему доносилась барабанная дробь, звучал набат.
      Почему же весь этот шум не привлек внимания ожидавших короля в Варенне шевалье де Буйе , г-на де Режкура и гусаров и не заставил их броситься на выручку беглецам?
      Сейчас мы об этом расскажем.
      К девяти часам вечера оба молодых офицера вернулись на постоялый двор «Великий Монарх» и вдруг услыхали шум подъезжавшего экипажа.
      Они находились в эту минуту в зале первого этажа и подбежали к окну.
      Экипаж оказался простым кабриолетом. Однако они приготовились, если понадобится, немедленно вывести свежих лошадей.
      Но путешественник не походил на короля; это был забавный человечек в широкополой шляпе и огромном плаще.
      Они собрались было вернуться к себе, как вдруг незнакомец их окликнул:
      – Эй, господа! Нет ли среди вас господина шевалье Жюля де Буйе?
      Шевалье замер.
      – Да, сударь, это я, – кивнул он.
      – В таком случае, – заметил человек в широкополой Хиляпе и плаще, – мне нужно многое вам передать.
      – Сударь! – отвечал шевалье де Буйе. – Я готов вас выслушать. Хоть я и не имею чести вас знать, потрудитесь выйти из экипажа и войдите в эту харчевню; там мы и познакомимся.
      – С удовольствием, господин шевалье, с удовольствием! – прокричал господин в плаще.
      Он выскочил из кареты, не коснувшись подножки, и поспешно вошел в харчевню.
      Шевалье приметил, что незнакомец чем-то сильно напуган.
      – Ах, господин шевалье, – молвил незнакомец, – вы ведь дадите мне лошадей, не правда ли?
      – Каких лошадей? – в свою очередь испугавшись, переспросил шевалье де Буйе.
      – Да, да, дадите! Не нужно ничего от меня скрывать… Я знаю, что у вас есть лошади! Я обо всем осведомлен, я все знаю!
      – Сударь! Позвольте вам заметить, что удивление мешает мне вам ответить, – молвил шевалье. – Я не понимаю ни слова из того, о чем вы говорите.
      – Еще раз вам говорю, что я все знаю, – продолжал настаивать незнакомец, – король вчера вечером выехал из Парижа. Но похоже по всему, что он не смог продолжать путь; я уже предупредил об этом графа де Дамаса, и он снял свои посты: драгунский полк вышел из повиновения; в Клермоне – волнение… Я с большим трудом вырвался, можете мне поверить!
      – Да скажите же, наконец, кто вы такой! – в нетерпении вскричал шевалье де Буйе.
      – Я – Леонар, королевский цирюльник. Неужели вы меня не узнаете? Меня взял с собой в дорогу герцог де Шуазель против моей воли… Я передал ему брильянты королевы и принцессы Елизаветы… Ах, как подумаю, сударь, что мой брат, у которого я забрал шляпу и плащ, не знает, что со мною сталось, а бедная госпожа де Лааж, которую я обещал вчера причесать, до сих пор ждет меня!.. О Боже, Боже! В какую я попал историю!
      Леонар большими шагами стал мерить комнату, в отчаянии воздевая руки к небу.
      Шевалье де Буйе начал кое-что понимать.
      – А-а, так вы – господин Леонар! – воскликнул он.
      – Ну да, я – Леонар, – подхватил путешественник, отбрасывая на манер знатных господ, обходившихся между собой без титулов, слово «господин» – и раз вы меня теперь узнали, то вы дадите мне своих лошадей, не правда ли?
      – Господин Леонар! – возразил шевалье, упрямо возвращая знаменитого цирюльника в ранг простых смертных. – Лошади эти принадлежат королю, и никто кроме него не может ими воспользоваться!
      – Я же вам говорю, что он вряд ли сюда доедет…
      – Это верно, господин Леонар; однако не исключено, что король все-таки приедет, и если он не застанет здесь лошадей, а я ему скажу, что отдал их вам, то он может мне ответить, что я это сделал из злого умысла.
      – Как из злого умысла?! – вскричал Леонар, – Неужели вы полагаете, что в тех крайних обстоятельствах, в каких мы все находимся, король мог бы меня осудить за то, что я взял его лошадей?
      Шевалье не мог сдержать улыбку.
      – Я отнюдь не утверждаю, – отвечал он, – что король осудит вас за то, что вы взяли его лошадей; однако он наверное решит, что я был не прав, позволив вам их забрать.
      – Ах!.. – пролепетал Леонар. – Вот дьявольщина… Об этом я не подумал! Итак, вы отказываете мне в лошадях, господин шевалье?
      – Решительно отказываю! Леонар вздохнул.
      – А вы не могли бы по крайней мере распорядиться, чтобы мне дали хоть каких-нибудь лошадей? – молвил Леонар, вспомнив о поручении.
      – С удовольствием, дорогой господин Леонар! – кивнул шевалье де Буйе.
      Леонар был обременительным гостем, и не только потому, что громко говорил; он сопровождал свои слова выразительнейшей жестикуляцией, а из-за необъятных полей его шляпы и безразмерного плаща жестикуляция приобретала формы гротеска и привлекала внимание к нему и его собеседникам.
      Вот почему шевалье де Буйе торопился поскорее отделаться от Леонара.
      Он позвал хозяина «Великого Монарха», попросил его позаботиться о лошадях, которые могли бы довезти путешественника до Дюна, и, распорядившись таким образом, оставил Леонара на произвол судьбы, прибавив, и это было правдой, что он пошел узнать новости.
      Оба офицера, шевалье де Буйе и г-н де Режкур, вернулись в город, проследовали через весь Варенн, проехали с четверть мили по Парижской дороге, но так ничего не увидели и не услышали и, наконец, поверили в то, что король, запаздывавший уже на десять часов, так и не появится; после этого они возвратились на постоялый двор.
      Леонар только что уехал; часы пробили одиннадцать.
      Почувствовав беспокойство еще до приезда королевского цирюльника, они в четверть десятого отправили ординарца. Это он повстречал кареты при въезде в Клермон, а потом прибыл к графу де Дамасу.
      Два офицера ожидали до полуночи. В полночь они, не раздеваясь, легли спать. В половине первого их разбудили набат, барабанная дробь и крики.
      Они высунулись из окна харчевни и увидели, что весь город пришел в волнение, а центром этого волнения был муниципалитет.
      Немало вооруженных людей поспешали в том же направлении. У одних были в руках винтовки, у других – охотничьи двустволки, третьи были вооружены саблями, шпагами или пистолетами.
      Наши офицеры пошли на конюшню И приказали выводить лошадей: они решили на всякий случай отправить их подальше от города, а когда король минует город, он сменит лошадей.
      Потом они вернулись за собственными лошадьми и отвели их туда же, где находились под присмотром конюхов лошади короля.
      Однако их хождения вызвали подозрения и, когда они выходили со двора со своими лошадьми, им пришлось выдержать стычку, во время которой в них несколько раз выстрелили.
      Из криков и угроз они поняли, что король арестован и препровожден к прокурору коммуны.
      Они стали держать совет: что им делать? Следует ли им собирать гусаров и пытаться освободить короля? А может быть надо сесть верхом и предупредить маркиза де Буйе, которого они встретят, по всей вероятности, в Дюне и уж наверное в Стене?
      До Дюна от Варенн было всего пять миль; до Стене было восемь; за полтора часа они могли бы добраться до Дюна, а через два – до Стене, и уж оттуда двинуться на Варенн с небольшим отрядом под командованием маркиза де Буйе.
      Они остановились на этом последнем решении, и ровно в половине первого, когда король согласился подняться в комнату прокурора коммуны, они решились оставить доверенную им почтовую станцию и крупной рысью поскакали в Дюн.
      Вот на чью немедленную помощь король рассчитывал и вот почему она не была оказана королю!

      Читатели помнят о положении, в котором оказался герцог де Шуазель, командовавший первым постом в Пон-Де-Сомвеле: видя, что бунт вокруг него все разрастается, и желая избежать стычки, он небрежно бросил, что казну, по-видимому, уже провезли, и, не дожидаясь больше короля, отправился в Варенн.
      Но чтобы не проезжать через охваченный волнением Сент-Менегу, он поехал по проселочной дороге; пока он следовал по главной дороге, он намеренно шел шагом, давая курьеру последнюю возможность его нагнать.
      Но курьер все не появлялся, и в Орбевале он свернул на проселочную дорогу.
      Через несколько минут проскакал Изидор.
      Герцог де Шуазель был в полной уверенности, что короля задержало какое-нибудь непредвиденное обстоятельство. Впрочем, если бы он ошибался и король продолжал бы путь, то разве в Сент-Менегу его величество не ожидал маркиз Дандуэн, а в Клермоне – граф де Дамас?
      Мы видели, что случилось с маркизом Дандуэном, задержанным со своими людьми в муниципалитете, и графом де Дамасом, вынужденным бежать почти в одиночестве.
      Но то, что известно нам через шестьдесят лет после этого страшного дня, имеющим полное представление о каждом из действующих лиц этой драмы, было еще скрыто от герцога де Шуазеля. Герцог де Шуазель, отправившийся по проселочной дороге на Орбеваль, добрался, наконец, около полуночи до Вареннского леса в ту самую минуту, когда Шарни в противоположной части этого леса пустился в погоню за Друэ. В крайней деревне, расположенной на лесной опушке, то есть в Невиль-о-Пон, герцог потерял полчаса в ожидании проводника. Тем временем набат гремел во всех близлежащих деревнях, и арьергард, состоявший из четырех гусаров, был задержан крестьянами. Герцог де Шуазель был немедленно предупрежден; однако ему удалось к ним пробиться только благодаря настоящей атаке; четверо гусаров были отбиты.
      С этого времени набат гремел не умолкая.
      Дорога через лес была чрезвычайно трудна, а зачастую и опасна; проводник то ли намеренно, то ли сам того не желая, завел отряд не туда, куда надо; каждую минуту, чтобы подняться или спуститься с какой-нибудь кручи, гусарам приходилось спешиваться; иногда тропинка была такая узкая, что они были вынуждены идти гуськом; один гусар угодил в овраг, и так как он звал на помощь и, следовательно, был жив, товарищи не захотели его бросать. Операция по спасению заняла почти час; как раз в это время король был задержан, высажен из кареты и препровожден к г-ну Сосу.
      В половине первого, когда шевалье де Буйе и г-н де Режкур мчались по дороге на Дюн, герцог де Шуазель в сопровождении сорока гусаров появился на другом краю городка.
      На посту его встретили окриком: «Стой, кто идет?» Это прокричал один из мятежников – солдат национальной гвардии.
      – Франция! Гусары Лозенского полка! – отвечал герцог де Шуазель.
      – Проход закрыт! – предупредил гвардеец.
      Он поднял тревогу.
      В то же мгновение в народе произошло заметное движение; в ночной темноте угадывалось много вооруженных людей; при свете факелов и загоравшихся в окнах свечей на улицах поблескивали ружейные стволы.
      Не зная, ни с кем он имеет дело, ни что произошло, герцог де Шуазель собирался было себя назвать. Он начал с того, что попросил связать его с полицейским постом расквартированного в Варение отряда; эта просьба повлекла за собой долгие переговоры; наконец, было решено удовлетворить желание герцога де Шуазеля.
      Но пока это решение принималось и приводилось в исполнение, герцог де Шуазель успел заметить, что национальные гвардейцы не теряли времени даром и готовились к обороне, сооружая баррикады из валежника и выкатывая против герцога и сорока его человек две небольшие пушки. Когда наводчик сделал свое дело, прибыл наряд полиции гусарского полка, но пеший; составлявшие его гусары ничего не знали кроме того, что король арестован и, по слухам, препровожден в коммуну; а их самих восставший народ захватил врасплох и заставил спешиться. Они не знали, что сталось с их товарищами.
      Когда они рассказали все, что могли, герцогу де Шуазелю почудилось, что в темноте приближается небольшой конный отряд; в то же мгновение он услышал: «Стой! Кто идет?» – Франция! – ответил чей-то голос.
      – Какой полк?
      – Драгуны его высочества.
      В ответ на эти слова раздался выстрел; это не вытерпел один из национальных гвардейцев.
      – Отлично! – шепнул герцог де Шуазель стоявшему рядом с ним унтер-офицеру. – Это граф де Дамас со своими драгунами.
      Не теряя ни минуты, он отделался от двух гвардейцев, вцепившихся в поводья его коня и кричавших о том, что его долг подчиниться муниципалитету и признавать только его; он приказал ехать рысью и, воспользовавшись минутной оторопью нападавших, проложил себе путь в толпе и вырвался на освещенную, кишевшую людьми улицу.
      При приближении к дому г-на Coca он заметил, что карета короля распряжена; потом он увидел, что небольшая площадь напротив неказистого домишки заполнена охранниками.
      Чтобы солдаты не вступали в сношения с мирными жителями, герцог направился прямехонько в казарму, местонахождение которой было ему известно.
      Казарма пустовала: он оставил там сорок своих гусаров.
      Когда герцог де Шуазель выходил из казармы, к нему подошли два человека, арестовали его и приказали идти в муниципалитет.
      Однако герцог де Шуазель, чувствуя за спиной поддержку своих людей, послал этих двоих к черту, прибавив, что зайдет в муниципалитет, когда у него будет для этого время, и приказал часовому никого не пропускать.
      В помещении служб оставались несколько конюхов. Герцог де Шуазель узнал от них, что гусары, не ведавшие, что сталось с их командирами, последовали за явившимися за ними обывателями и теперь, разойдясь кто куда, попивали в свое удовольствие.
      Услышав эту новость, герцог де Шуазель вернулся в казарму. В его распоряжении находились сорок человек, проделавших верхом двадцать миль за один день. И люди и лошади были без сил.
      Однако положение было безвыходное. Герцог де Шуазель перво-наперво проверил, заряжены ли пистолеты; потом он обратился по-немецки к гусарам, не понимавшим французского языка и потому не соображавшим, что происходит, и сообщил им, что они находятся в Варение, что король, королева и члены королевской семьи арестованы, что необходимо вырвать их из рук мятежников или умереть.
      Речь была краткой, но зажигательной: она произвела на гусаров большое впечатление. «Der Koenig! Die Koenigin!» в изумлении повторяли они.
      Герцог де Шуазель не дал им времени опомниться; он приказал обнажить сабли и разбиться по четверо, а сам поскакал впереди крупной рысью к тому дому, где он заметил охрану, подозревая, что именно в этом доме содержат пленников.
      Осыпаемый бранью национальных гвардейцев и нимало не обращая на них внимания, он послал к дверям двух часовых, а сам спешился, собираясь войти в дом.
      В то мгновение, как он занес над порогом ногу, он почувствовал чью-то руку на своем плече.
      Он обернулся и увидел графа Шарля де Дамаса, голос которого он узнал, когда тот отвечал на окрик национальных гвардейцев: «Стой! Кто идет?» Может быть, герцог де Шуазель отчасти рассчитывал на этого союзника.
      – А-а, это вы! – воскликнул он. – Вы с людьми?
      – Я – один или почти один, – отвечал граф де Дамас.
      – Почему?
      – Мой полк отказался следовать за мной, и я здесь в сопровождении шести человек.
      – Какое несчастье! Ну ничего, у меня сорок гусаров, посмотрим, что можно с ними сделать.
      Король принимал депутацию от коммуны, возглавляемую г-ном Сосом.
      Депутация только что заявила Людовику XVI:
      – Раз у жителей Варенна нет больше сомнений в том, что они имеют честь принимать у себя короля, они явились, чтобы услышать от него приказания.
      – Приказания? – удивился король. – Сделайте так, чтобы мои кареты были запряжены и я мог уехать.
      Неизвестно, что ответила бы на эту просьбу депутация от муниципалитета: раздался конский топот и показались гусары, выстраивавшиеся на площади с саблями наголо.
      Королева вздрогнула, в глазах ее мелькнула радость.
      – Мы спасены! – шепнула она на ухо принцессе Елизавете.
      – Да будет на то воля Господня! – отвечала святая овечка, полагавшаяся на Бога во всем: в хорошем и в плохом, в надежде и в отчаянии.
      Король выпрямился и стал ждать.
      Офицеры муниципалитета в тревоге переглянулись.
      В это время донесся грохот из передней, охраняемой крестьянами, вооруженными косами; там кто-то обменялся несколькими фразами, потом послышались звуки борьбы, и на пороге появился герцог де Шуазель с обнаженной головой и со шпагой в руках.
      Из-за его плеча выглядывал бледный, но решительно настроенный граф де Дамас.
      Оба офицера смотрели так грозно, что депутаты коммуны попятились, пропуская вновь прибывших к королю и членам королевской семьи.
      Когда они вошли, внутреннее убранство комнаты представляло собой следующую картину.
      Посредине стоял стол, а на нем – початая бутылка вина, хлеб и несколько стаканов.
      Король и королева принимали депутацию стоя; принцесса Елизавета и наследная принцесса находились у окна; на неразобранной кровати спал изможденный дофин; рядом с ним сидела принцесса де Турзель, положив голову на руки, а позади нее стояли г-жа Брюнье и г-жа де Невиль; наконец, двое телохранителей и Изидор де Шарни, раздавленные страданием и усталостью, сидели, откинувшись на стульях, в полумраке в глубине комнаты.
      При виде герцога де Шуазеля королева прошла через всю комнату и взяла его за руку со словами:
      – Ах, господин де Шуазель, это вы!.. Добро пожаловать!
      – Увы, ваше величество, – отвечал герцог, – я, кажется, опоздал.
      – Это не имеет значения, если вы приехали в хорошей компании.
      – Ах, ваше величество, нас совсем мало. Маркиза Дандуэна с драгунами задержали в муниципалитете Сент-Менегу, а графа де Дамаса оставили его солдаты.
      Королева печально покачала головой.
      – А где шевалье де Буйе? – продолжал герцог де Шуазель. – Где господин де Режкур?
      И герцог де Шуазель огляделся, поискав их взглядом.
      Тем временем подошел король.
      – Я не видел этих господ, – молвил он.
      – Государь! – проговорил граф де Дамас. – Даю слово чести, что я считал их погибшими под колесами вашей кареты.
      – Что же делать? – спросил король.
      – Спасаться, государь, – отвечал граф де Дамас. – Приказывайте!
      – Государь! – подхватил герцог де Шуазель. – Со мной сорок гусаров; они проскакали двадцать миль, но до Дюна они доедут.
      – А мы? – спросил король.
      – Послушайте, государь, – молвил герцог де Шуазель. – Вот единственное, что можно сделать. Как я вам уже сказал, со мной сорок гусаров. Я прикажу семерым спешиться; вы сядете верхом и возьмете на руки дофина; королева сядет на другого коня, принцесса Елизавета – на третьего, наследная принцесса – на четвертого, принцесса де Турзель, госпожа де Невиль и госпожа Брюнье, с которыми вы не хотите расставаться, – на оставшихся… Мы окружим вас вместе с тридцатью тремя гусарами, очистим проход саблями и таким образом попробуем спастись. Однако думайте скорее, государь: нельзя терять ни минуты, если вы принимаете этот план; потому что через час, через полчаса, через четверть часа, может быть, моих гусаров одолеют мятежники!