Глава 41. УМ И СИЛА

А теперь перейдем из оранжереи в охотничий павильон. В глубине двора, там, где за портиком с коническими колоннами виднелись псарни, возвышалось продолговатое здание, словно протягивавшее руку к другому строению — оранжерейному павильону, образуя вместе с ним полукруг, окаймляющий парадный двор. Это был охотничий павильон, в нижнем этаже которого заключены были Портос и д'Артаньян. Сидя вместе, они коротали, как умели, долгие часы в ненавистной им обоим неволе.

Д'Артаньян прохаживался взад и вперед, как тигр в клетке, уставившись глазами в одну точку и по временам глухо рычал, проходя мимо решеток широкого окна, выходившего на просторный задний двор замка.

Портос безмолвствовал, находясь еще под впечатлением прекрасного обеда, остатки которого были только что убраны.

Один казался безумным, но на самом деле размышлял; другой, казалось, размышлял, тогда как на самом деле спал. Но во сне его мучили кошмары, о чем легко было догадаться по его прерывистому тяжелому храпу.

— Вот уже начинает темнеть, — сказал д'Артаньян. — Должно быть, часа четыре. Скоро будет сто восемьдесят три часа, как мы сидим здесь.

— Гм, — пробормотал Портос вместо ответа.

— Да слышите ли вы, соня? — сказал д'Артаньян, раздраженный тем, что кто-то может спать днем, когда ему стоит неимоверного труда заснуть ночью.

— Что? — спросил Портос.

— То, что я сказал.

— А что вы сказали?

— Я говорю, что скоро сто восемьдесят три часа, как мы сидим здесь, повторил д'Артаньян.

— Вы сами в этом виноваты, — сказал Портос.

— Как? Я виноват?

— Да, ведь я предлагал вам выйти отсюда.

— Выломав решетки и двери?

— Конечно.

— Портос, люди вроде нас с вами не могут уйти так просто, как вы думаете.

— Ну а я, — возразил Портос, — ушел бы отсюда совсем просто, без затей, и, по-моему, вы напрасно от этого отказываетесь.

Д'Артаньян пожал плечами.

— Все равно, если мы и выйдем из этой комнаты, то ведь этим дело не кончится.

— Милый друг — сказал Портос, — мне кажется, вы сегодня немного лучше настроены, чем вчера. Объясните мне, почему дело не кончится, когда мы выйдем из этой комнаты?

— Очень просто: не имея оружия и не зная пароля, мы и пятидесяти шагов не сделаем по двору, как наткнемся на часового.

— Ну и что же? — сказал Портос. — Мы убьем часового и заберем его оружие.

— Так, но прежде чем умереть (ведь эти швейцарцы так живучи!), он закричит или застонет, и это привлечет караул. Нас окружат и схватят, словно лисиц, — это нас-то, львов, — и бросят в какой-нибудь каменный мешок, где мы даже не будем иметь утешения видеть это ужасное серое небо Рюэя, похожее на голубое небо Тарба не больше, чем луна на солнце. Черт возьми! Если бы у нас за стенами этого здания был хоть один человек, который мог бы дать нам все сведения об этом замке — о расположении комнат, о распорядке жизни, одним словом обо всем, что Цезарь, как мне говорили, называл «правами и местоположением»!.. Ах, и подумать только, целых двадцать лет я скучал, не зная, чем заняться и мне ни разу не пришло в голову приехать в Рюэй и изучить его!

— Что же из этого? — сказал Портос. — Давайте все-таки выйдем отсюда.

— Милый друг, — сказал д'Артаньян, — знаете, почему кондитер никогда сам не делает пирожных?

— Нет, — ответил Портос, — любопытно было бы узнать.

— Потому, что он боится их перепечь или положить в них кислого крему.

— Что дальше?

— Дальше то, что его поднимут на смех. А кондитер не должен никогда позволять над собой смеяться.

— Но какое отношение к нам имеют кондитеры?

— Такое, что мы в наших приключениях не должны терпеть неудач и вызывать насмешки. Мы только что потерпели неудачу в Англии, мы понесли поражение, — это пятно на нашей репутации.

— Кто же нам нанес поражение?

— Мордаунт.

— Но мы утопили Мордаунта.

— Да, конечно, утопили, и это нас несколько оправдает в глазах потомства, если только потомство станет заниматься нами. Но слушайте, Портос: если Мордаунт был противником, которым нельзя было пренебрегать, то Мазарини мне представляется противником гораздо более опасным, и его нам не удастся так легко утопить. Постараемся же быть поосторожней и бить только наверняка. Дело в том, — прибавил д'Артаньян с глубоким вздохом, — что если мы с вами вдвоем и стоим добрых восьми человек, то все же быть вдвоем не то, что вчетвером.

— Вы правы, — сказал Портос со вздохом.

— Итак, Портос, берите пример с меня и ходите взад и вперед по комнате, пока мы не получим известия от наших друзей или пока нам не придет в голову какая-нибудь хорошая мысль. Но не спите непрерывно, по вашему обыкновению: ничто так не туманит голову и не притупляет ум, как сон.

Что касается того, что нам грозит, то, может быть, положение наше не так уж плохо, как мы полагали сначала. Я не думаю, чтобы Мазарини собирался отрубить нам головы, — этого нельзя сделать без суда, а суд наделает шуму, который не преминет привлечь внимание наших друзей, и тогда Мазарини несдобровать.

— Как вы хорошо рассуждаете! — сказал Портос с восхищением.

— Да, недурно, — сказал д'Артаньян. — Итак, если нас не собираются отдавать под суд и рубить нам головы, то нас или будут держать здесь, или переведут куда-нибудь.

— Это несомненно, — сказал Портос.

— Поэтому невозможно, чтобы такая тонкая ищейка, как Арамис, и такой умница, как Атос, не открыли бы нашего убежища, а тогда придет время действовать.

— Тем более что нам здесь не так уж плохо, за исключением, впрочем, одного.

— Чего именно?

— Заметили вы, д'Артаньян, что нам давали жареную баранину три дня подряд?

— Нет, но если это случится в четвертый раз, то не беспокойтесь, я заявлю жалобу.

— Кроме того, я скучаю по дому. Как давно уже я не был в моих замках!

— Ба, забудьте их на время! Мы их увидим еще, если только Мазарини не велит их снести.

— Вы считаете его способным на такое насилие? — с тревогой спросил Портос.

— Нет, такие вещи мог делать только прежний кардинал. Нынешний слишком ничтожен, чтобы решиться на что-либо подобное.

— Вы меня успокоили, д'Артаньян.

— Итак, будем веселы, давайте шутить со стражей. Расположим к себе солдат, раз мы не можем их подкупить. Будьте с ними полюбезнее, Портос, когда они будут подходить к нашим решеткам. До сих пор вы им показывали только свой кулак, и чем увесистее он, тем менее для них привлекателен. Ах, я много бы дал, чтобы иметь только пятьсот луидоров.

— Я тоже дал бы сотню пистолей, — сказал Портос, не желая уступить д'Артаньяну в щедрости.

На этом прервалась беседа двух друзей, потому что к ним вошел Коменж, а впереди его сержант с двумя сторожами, которые несли ужин в корзине, наполненной мисками и блюдами.

Глава 42. УМ И СИЛА (Продолжение)

— Ну вот, — сказал Портос, — опять баранина!

— Дорогой господин Коменж, — сказал д'Артаньян, — да будет вам известно, что мой друг, господин дю Валлон, решил взбунтоваться, если Мазарини будет упорно кормить его бараниной.

— Я заявляю, что ничего не буду есть, если не унесут эту баранину, — сказал Портос.

— Унесите баранину, — сказал Коменж. — Я желаю, чтобы господин дю Валлон приятно поужинал, тем более что я намерен сообщить ему новость, которая, я уверен, придаст ему аппетита.

— Не отправился ли Мазарини на тот свет?

— Нет, к моему крайнему сожалению, я должен вам сказать, что он чувствует себя преотлично.

— Тем хуже, — сказал Портос.

— Какая же у вас новость? — спросил д'Артаньян. — В стенах тюрьмы новости редки, и вы, надеюсь, простите мне мое нетерпение. Не так ли, господин Коменж? Тем более что, как вы намекнули, новость хорошая.

— Приятно ли было бы вам услышать, что граф де Ла Фер находится в добром здоровье? — спросил Коменж.

Маленькие глазки д'Артаньяна широко раскрылись.

— Приятно ли!.. — воскликнул он. — Да это было бы для меня счастьем!

— В таком случае могу вам сообщить: он поручил мне приветствовать вас и сказать, что он жив и здоров.

Д'Артаньян едва не подпрыгнул от радости. Быстро брошенный им на Портоса взгляд выдал его мысль. «Если Атос знает, где мы находимся, — говорил этот взгляд, — если он шлет нам привет, значит, Атос скоро начнет действовать».

Портос не был особенным мастером угадывать мысли, но на этот раз при имени Атоса у него зародилась та же мысль, что у д'Артаньяна. Поэтому он понял.

— Но, — спросил гасконец нерешительно, — вы говорите, что сам граф де Ла Фер поручил передать нам привет? Вы, следовательно, видели его?

— Конечно.

— Где же… если это не нескромный вопрос?

— Очень близко отсюда, — ответил Коменж с улыбкой.

— Очень близко отсюда? — переспросил д'Артаньян, и глаза его блеснули.

— Так близко, что, не будь окна оранжереи заделаны, вы могли бы увидеть его с того места, где находитесь.

«Он, вероятно, бродит в окрестностях замка», — подумал про себя д'Артаньян и громко прибавил:

— Вы его встретили на охоте? Может быть, в парке?

— Нет, гораздо ближе. Вот здесь, по ту сторону стены, — сказал Коменж, стукнув рукой по стене.

— По ту сторону стены! Что же такое находится за этой стеной? Меня привели сюда ночью, поэтому черт меня побери, если я знаю, где нахожусь.

— Вообразите одну вещь, — сказал Коменж.

— Я готов вообразить себе все, что вам будет угодно.

— Так вообразите, что в этой стене есть окно.

— И что же тогда?

— Тогда из вашего окна вы увидели бы графа де Ла Фер у его окна.

— Значит, граф де Ла Фер живет во дворце?

— Да.

— В качестве кого?

— В том же качестве, что и вы.

— Атос арестован?

— Как вы знаете, — сказал со смехом Коменж, — в Рюэе нет узников, потому что нет тюрьмы.

— Бросьте шутить! Значит, Атоса арестовали?

— Вчера, в Сен-Жермене, после приема у королевы.

У д'Артаньяна руки опустились. Он был будто громом поражен. Мгновенная бледность, как тень, пробежала но его загорелому лицу и тотчас исчезла.

— Арестован!.. — повторил он.

— Арестован!.. — повторил за ним Портос, совершенно подавленный.

Вдруг д'Артаньян поднял голову. Глаза его сверкнули незаметно даже для Портоса; этот беглый блеск тут же сменился прежним унынием.

— Ну полно, полно, — сказал Коменж, чувствовавший к д'Артаньяну искреннее расположение с того дня, как тот оказал ему такую услугу, вырвав его из рук парижан во время ареста Бруселя. — Не отчаивайтесь, я не хотел опечалить вас этой новостью. Все мы из-за нынешней войны подвержены всяким случайностям. Пусть вас лучше позабавит случайность, которая привела вашего друга де Ла Фер к вам.

Но эти слова не произвели желаемого действия на д'Артаньяна, который оставался мрачным.

— А как он себя чувствует? — спросил Портос, видя, что д'Артаньян больше не поддерживает разговора.

— Превосходно, — сказал Коменж. — Сначала он, как и вы, был, видимо, очень угнетен, но после того, как узнал, что кардинал намерен сегодня вечером посетить его…

— А! — воскликнул д'Артаньян. — Кардинал собирается посетить графа де Ла Фер?

— Да, он велел предупредить об этом графа, и тот сразу поручил мне передать вам, что воспользуется этой милостью кардинала и будет просить о смягчении вашей и своей участи.

— Ах, милый граф! — воскликнул д'Артаньян.

— Хорошее дело! — проворчал Портос. — Велика милость! Граф де Ла Фер, родня Монморанси и Роганов, уж наверное получше какого-то Мазарини.

— Ну, полноте! — заговорил д'Артаньян лукаво. — Подумайте только, дорогой дю Валлон, какая все же честь для графа де Ла Фер и какие надежды она возбуждает. Я даже думаю, что господин де Коменж ошибается, это слишком большая честь для арестованного.

— Как? Я ошибаюсь?

— Не Мазарини посетит графа де Ла Фер, но граф де Ла Фер будет, вероятно, вызван к Мазарини.

— Нет, нет, — сказал Коменж, желавший дать самые точные сведения. — Я отлично слышал, как это сказал кардинал. Он сам посетит графа де Ла Фер.

Д'Артаньян взглянул на Портоса, желая узнать, понял ли тот всю важность этого посещения; но Портос в это время даже не смотрел в его сторону.

— Кардинал имеет, стало быть, привычку гулять по своей оранжерее? — спросил д'Артаньян.

— Он запирается в ней каждый ветер, — ответил Коменж. — Говорят, он размышляет там о государственных делах.

— В таком случае я начинаю верить, что кардинал действительно посетит графа де Ла Фер. Он, конечно, пойдет туда с конвоем?

— Да, с двумя солдатами.

— И будет при них вести разговор?

— Его солдаты — швейцарцы и понимают только по-немецки. Впрочем, они, должно быть, останутся у дверей.

Д'Артаньян вонзил ногти в ладони своих рук от усилия сохранить на лице только то выражение, которое он в данный момент считал подходящим.

— Все же Мазарини не мешало бы поостеречься входить одному к графу де Ла Фер, — сказал д'Артаньян, — ведь граф, должно быть, взбешен.

Коменж только рассмеялся.

— Полноте! — сказал он. — Можно подумать, что вы какие-то людоеды. Господин де Ла Фер прежде всего благовоспитан. Кроме того, у него нет оружия, да и по первому крику его преосвященства оба солдата прибегут сразу.

— Два солдата, — повторил д'Артаньян, будто припоминая, — два солдата. Так это их вызывают каждый вечер и они иногда по полчаса прогуливаются под нашим окном?

— Да, это они. Они поджидают кардинала или, вернее, Бернуина, который вызывает их к кардиналу, когда тот выходит из замка.

— Молодцеватые парни! — сказал д'Артаньян.

— Они из полка, который был при Лансе и который принц передал кардиналу, чтобы оказать ему почет.

— Ах, сударь, — сказал д'Артаньян, словно желая закончить этот длинный разговор, — хоть бы его преосвященство смягчился и возвратил нам свободу по просьбе графа де Ла Фер.

— Я желаю этого от всего сердца.

— Так что если он позабудет про визит, вы не откажетесь напомнить ему?

— Нисколько, напротив.

— Это меня чуть-чуть успокаивает.

Всякий, кто сумел бы читать в душе гасконца, признал бы ловкую перемену разговора великолепным маневром.

— А теперь, — продолжал он, — у меня к вам еще одна просьба, дорогой господин Коменж.

— Я весь к вашим услугам.

— Вы увидитесь с графом де Ла Фер?

— Завтра утром.

— Будьте так добры передать ему наш привет и сказать ему, что мы просим его исходатайствовать у господина кардинала и для нас такой же милости.

— Вы желаете, чтобы кардинал пришел сюда?

— Нет. Я знаю, кто я, и не могу быть настолько требовательным. Я желаю только, чтобы господин кардинал оказал мне честь выслушать меня. Больше ничего.

«О, — пробормотал про себя Портос. — Этого я никогда от него не ожидал! Как несчастье ломает человека!»

— Это будет исполнено, — сказал Коменж.

— Передайте также графу, что я совершенно здоров и что вы нашли меня печальным и покорным судьбе.

— Я от души рад это слышать, — сказал Коменж.

— Скажите то же самое и про господина дю Валлона.

— Про меня? Нет! — воскликнул Портос. — Я не совсем уже покорился своей судьбе.

— Но вы покоритесь, друг мой.

— Никогда!

— Он покорится. Я знаю его лучше, чем он сам, я знаю за ним тысячу прекрасных качеств, которых он в себе и не подозревает. Молчите, дорогой дю Валлон и покоритесь судьбе.

— Прощайте, господа, — сказал, Коменж, — спите спокойно.

— Мы постараемся.

Коменж поклонился и вышел. Д'Артаньян проводил его глазами с тем же смирением во всей своей фигуре и с тем же выражением покорности на лице.

Но не успела дверь затвориться за командиром стражи, как он бросился к Портосу и стиснул его в своих объятиях с такой радостью, что в ней нельзя было сомневаться.

— О! О! — сказал Портос. — Что с вами? Что случилось? Вы, вероятно, сошли с ума, мой бедный друг!

— Случилось то, что мы спасены!

— Я этого никак не вижу, — сказал Портос. — Напротив, я вижу, что нас всех схватили, за исключением Арамиса, и что надежда на освобождение ослабела с тех пор, как еще один из нас попал в мышеловку Мазарини.

— Вовсе нет, мой друг, эта мышеловка была достаточно прочна для двоих, но для троих она уже слабовата.

— Ничего не понимаю, — сказал Портос.

— Да и не нужно. Сядем за стол и подкрепим наши силы: они понадобятся нам сегодня ночью, — сказал д'Артаньян.

— Что же мы будем делать? — спросил Портос, любопытство которого начало пробуждаться.

— Мы, по всей вероятности, отправимся путешествовать.

— Но…

— Садитесь за стол, дорогой друг, мысли ко мне приходят во время еды. После ужина, когда я приведу своп мысли в порядок, вы их узнаете.

Как ни хотелось Портосу выведать планы д'Артаньяна, он, зная хорошо своего друга, без дальнейших возражений сел за стол и стал есть с аппетитом, делавшим честь доверию, которое он питал к изобретательности д'Артаньяна.

Глава 43. СИЛА И УМ

Ужин прошел в молчании, по не печально, потому что время от времени по лицу д'Артаньяна пробегала лукавая улыбка, которая всегда свидетельствовала о его хорошем настроении. От Портоса не ускользала ни одна из этих улыбок, и каждый раз, заметив ее, он различными восклицаниями давал понять своему другу, что хотя он и не знает, какая мысль пришла в голову д'Артаньяну, тем не менее он очень интересуется ею.

За десертом д'Артаньян уселся в кресло и, закинув ногу на ногу, развалился с видом человека, очень довольного самим собой.

Портос оперся локтями на стол, положил подбородок в ладони и устремил на д'Артаньяна доверчивый взгляд, который придавал этому колоссу такой привлекательно-добродушный вид.

— Ну? — спросил д'Артаньян через минуту.

— Ну? — повторил за ним Портос.

— Вы говорили, дорогой друг…

— Я?.. Я ничего не говорил!

— Неправда, вы сказали мне, что желаете уйти отсюда.

— А! Ну, в этом желании у меня нет недостатка.

— И прибавили, что для этого достаточно высадить дверь или проломить стену.

— Правда. Это я говорил и продолжаю утверждать.

— А я вам ответил, Портос, что этот способ не годится, так как не успеем мы сделать ста шагов, как нас снова схватят и убьют, если мы не будем иметь платья, чтобы переодеться для бегства, и оружия, чтобы защищаться.

— Вы правы. Платье и оружие нам необходимы.

— Так вот, Портос, у нас есть теперь и то и другое, и даже кое-что получше.

— Где же? — спросил Портос, озираясь по сторонам.

— Не ищите напрасно. Все явится в нужную минуту. В котором часу приблизительно солдаты расхаживали перед нашими окнами?

— Если не ошибаюсь, через час после наступления сумерек.

— Если они выйдут сегодня, как вчера, мы будем иметь удовольствие увидеть их меньше чем через четверть часа.

— Да, безусловно, не позднее.

— Ваши руки по-прежнему сильны, не правда ли, Портос?

Портос расстегнул рукава своей рубашки и с удовольствием посмотрел на свои мускулистые руки, — каждая с ляжку обыкновенного среднего человека.

— Ну, конечно, — сказал он.

— Так что вы без труда сделаете кольцо из этих щипцов и штопор из этой лопаточки?

— Конечно, — сказал Портос.

— Посмотрим, — сказал д'Артаньян, передавая Портосу названные предметы.

Гигант без труда совершил над ними требуемую операцию.

— Вот! — сказал он.

— Великолепно! — сказал д'Артаньян. — Действительно, вы богато одарены природой.

— Я слышал, — сказал Портос, — что некий Милон Кротонский проделывал удивительные вещи: он стягивал себе голову веревкой и движением головных мускулов разрывал ее, ударом кулака сваливал с ног быка и уносил его на своих плечах, останавливал лошадь на бегу за задние ноги и тому подобное. Узнав об этом, я проделывал в Пьерфоне все то же, что и Милон, за исключением одного: не мог разорвать головой веревку.