— Наказание де Морлюкса, — прибавил Рокамболь, — начнется с того, как он увидит Мадлену под руку с вами.
В это время слуга доложил о приходе Аженора. Он принес все нужные бумаги.
— Посмотрите, — сказал он, — вот купон в сто двадцать тысяч ливров годового дохода, потом дарственная запись на имя Мадлены, далее права на владение землями в Богемии и Венгрии, — полюбуйтесь, до чего сильна страсть моего дяди; к свадьбе уже все готово, я добился, что моя свадьба будет восемью днями раньше, чем дядина. О Боже, — прибавил он в заключение, — Антуанетта наконец моя.
В это время вошел испуганный слуга.
— Сударыня… сударыня… большое несчастье, там на дворе какой-то старик в обмороке и покрыт кровью. Кучер говорит, что его ранила какая-то женщина…
Милон был ранен и, казалось, был мертв, но, к счастью, раны не были смертельны.
Лекарство привело Милона в чувство.
— О, теперь я могу умереть, — прошептал он, открыв глаза. — Вы спасены, господин.
— Спасен? — воскликнул удивленный Рокамболь.
— Да, потому что я хотел ее убить, но она сказала мне, что этим же ударом я убью и вас.
— Придется, быть может, начинать сначала, — проговорил Рокамболь и выбежал…
Петр-мужик отдавал отчет Василисе.
— Догнав фаэтон, против известного каретника Леонорье, я зашел туда. Хозяин обещал, что какая-то коляска будет готова завтра. «В таком случае я заеду с женой», — сказал д'Асмолль. Когда виконт хотел уходить, каретник заметил меня. «Что вам надо?» — спросил он. — «Я русский кучер, — сказал я, — и в ожидании места объезжаю лошадей у многих купцов, если б вы подумали обо мне…» — «Приходите завтра», — сказал он. Только что я хотел уйти, тот господин вернул меня: «Явитесь завтра ко мне. Я виконт Фабьен д'Асмолль и живу в улице Виль л'Евек. Я вас, может быть, возьму». — «Я во всю свою жизнь исполнял только два ремесла: кучера и кузнеца», — проговорил я. — «Вы кузнец? Так не можете ли мнепочинить сани русской работы?» — И я взял на себя починку саней.
— Слушай, — проговорила Василиса, — ты очень смышленый малый; нужно украсть ребенка, которого ты сегодня видел.
Мужик вышел.
Несколько секунд спустя Василиса услышала за собой шум… вошел Рокамболь, держа в руке кинжал.
Василиса, испугавшись, схватила свой стилет, еще запачканный кровью Милона. Рокамболь вырвал его из ее рук.
— Чего вы хотите?
— Двух вещей, только не старайтесь кричать, ибо раньше, чем слуги ваши придут, я вас убью…
— Буду молчать, — проговорила Василиса.
— Неужели вы могли думать, сударыня, что примиренье Рокамболя с Баккара могло быть искренно… На галерах я нашел друга… и я взялся устроить счастье Мадлены, для того нужно было, чтобы я помирился с графиней Артовой.
Он так умел хорошо подделать смех и голос, что графиня Василиса поверила ему.
— Судьбе угодно было, чтобы мы стали врагами, я вам предлагаю мир, — сказал Рокамболь.
— Мне мир, но на каких условиях?
— А вот на каких: мне нужно, чтобы вы умерли на пять дней, — и он схватил ее за горло, всунул в рот зернышко и держал до тех пор, пока она не проглотила. — Ну теперь я спокоен, — проговорил он, — счастью Мадлены и Антуанетты никто не помешает…
Он удалился.
Один из обычных вечерних посетителей кафе Марьяни был молодой живописец, о котором рассказывают романтическую историю. Он был талантлив, красив собою, хорошо ездил верхом.
Но однажды молодой ветреник попался в сеть: он влюбился в Клоринду (мнимую Мадлену) и Клоринда в него была влюблена без памяти.
Но однажды молодой посетитель явился в кафе; он был угрюм, бледен. Что же с ним случилось?.. Клоринда бросила его, и он чуть не убил себя с горя.
Однажды вечером в кафе вошел незнакомец и приблизился к живописцу.
— Мосье, я от Клоринды, она в Париже. Молодой человек едва удержался от крика.
— Хотите видеть ее сегодня?
— Мосье, не смейтесь надо мною, — сказал молодой человек.
— Я не смеюсь, пойдемте со мной, — проговорил майор.
Настал день свадьбы Аженора с Антуанеттой.
Клоринда, лукавая девочка легкого поведения, так искусно сыграла роль Мадлены, что старик стал совсем другой.
— Готов ли ты, дядя? — спросила Клоринда. Она была уже с ним на «ты».
— Да, дитя мое, отправимся… ведь ты знаешь, что до церкви св. Фомы далеко.
В церкви св. Фомы было немного народу, ибо Аженор этого не желал.
Де Морлюкс и Клоринда вошли в церковь, и они были примечены.
Церемония продолжалась недолго.
Клоринда увлекла виконта в коляску.
— Куда мы едем? — спросил он.
— В русскую церковь, смотреть свадьбу Ивана.
Де Морлюкс, может быть, и отгадал бы всю правду, если бы он не был увлечен Клориндой.
Они вошла в церковь — церковь была полна. Двери отворились, и будущие супруги вошли…
Де Морлюкс испустил ужасный крик и обернулся к Клоринде, но та, разразившись смехом, проговорила:
— Неужели, дядя, ты находишь, что невеста дурна? Де Морлюкса в обмороке вынесли из церкви, Клоринда шла сзади.
В это время молодой живописец подошел к Клоринде и сказал ей: «Пойдем». Та взглянула вопросительно на выходившего Рокамболя.
— Я прошу у вас еще сорок восемь часов, — проговорил Рокамболь.
Живописец наклонил голову в знак согласия. Час спустя молодые выходили из церкви. Ванда, которая держала под руку Рокамболя, чувствовала, как рука его дрожала, потом стала холодна.
— Господин, вы страдаете, — проговорила она.
— Замолчи, — сказал Рокамболь со страданием в голосе, и он взглянул последний раз на Мадлену, глаза его были полны слез.
Милон бежал, рыдая, за ним.
— Господин, — сказал он, — дети мои благодаря вам счастливы и не нуждаются более во мне. Я теперь ваш.
В то время, как два каторжника и падшая женщина старались укрыться от взглядов, к Рокамболю подошла другая женщина, которой Бог давно уже все простил, и, взяв его за руку, произнесла только одно слово:
— Искупление.