Несколько минут они молча смотрели друг на друга, оба взволнованные и трепещущие. Армана охватило странное ощущение, которое в науке называется «ретроспективным ужасом». Он взглядом измерял глубину бездны, куда каждую минуту могла слететь карета, и ни он, ни ребенок, который лишь смутно представлял себе ту опасность, которой они подвергались, ни сама графиня — не могли произнести ни слова. Это оцепенение, впрочем, длилось недолго. Их привела в себя мысль о несчастном кучере. Графиня вышла из кареты, дав понюхать соли своей горничной.
      Арман отправился обратно по дороге и дошел до того места, где лежал кучер; он был мертв.
      Арман окликнул его, приподнял, положил руку на его сердце и уверился, что он умер тотчас после падения.
      — Он умер, — сказал Арман, возвращаясь к графине д'Асти.
      — Боже мой! — вскричала она. — Как мне выразить вам мою благодарность, что было бы с нами без вас!
      Арман улыбнулся.
      — Разве вы уже не обещали мне вальс?
      — Ах, это прелестно! — воскликнула она, становясь опять парижанкой, то есть шутливой в беззаботной сразу же после пережитой опасности. — Ну, что ж? Раз этой награды достаточно для вас, то я заставлю вас еще гордиться.
      — Каким образом?
      — Я буду вальсировать только с вами.
      — Завтра?
      — Всегда… весь сезон.
      И она снова протянула ему руку.
      — Берегитесь! — воскликнул Арман, осмелившись запечатлеть поцелуй на маленькой ручке, украшенной очаровательными розовыми ноготками. — Берегитесь, сударыня!
      — Чего?
      — Граф д'Асти убьет меня: он приревнует.
      — Он? — воскликнула графиня с оттенком презрения, которого не могла скрыть.
      И она прибавила насмешливым тоном:
      — В таком случае вам осталось жить еще сто лет. «Вот оно что, — подумал молодой человек, ошибочно
      объяснив себе значение высокомерного тона, — графиня, кажется, питает весьма малое доверие к храбрости своего супруга».
      Графиня улыбалась, Арман шутил. Будучи истыми парижанами, они забыли на миг и место, где они находились, и миновавшую опасность, и свое затруднительное и вместе с тем комическое положение, забыли все — до смерти кучера включительно. Но дождь полил снова как из ведра, и графиня спросила:
      — Далеко ли мы от Бадена?
      — В двух верстах.
      — Что же мы теперь предпримем?
      — Чтобы выбраться отсюда?
      — Да.
      — Я уже предлагал вам свои услуги в качестве кучера, а теперь повторяю свое предложение.
      Он снял с убитой лошади сбрую и впряг своего благородного коня в смешной экипаж, который в Бадене называют каретой. Затем он, смеясь, обратился к графине со словами:
      — Согласитесь, сударыня, что мой полукровный конь обладает прекрасным характером, если без малейшего негодования примиряется с обязанностью наемной клячи. Но вообразите себе подобный выезд в Елисейских полях.
      — Как! — воскликнула графиня. — Вы сядете на козлы?
      — Это необходимо.
      — Но ведь идет дождь…
      — Вы одолжите мне ваш зонтик.
      Арман действительно вскочил на козлы и уверенной и смелой рукой пустил эту странную пару — клячу и коня в две тысячи экю — по крутой дороге, спускающейся к Бадену. Через час импровизированный кучер уже вез графиню по Лихтентальской аллее.
      Граф д'Асти, зная, с какой стороны должна была подъехать его жена, прогуливался по аллее.
      — Вот и мой муж, — заметила графиня, — остановитесь, пожалуйста!
      Арман задержал лошадей. Граф подошел, до крайности удивленный всем происходившим.
      — Друг мой, — сказала графиня д'Асти мужу своим нежным голоском, — поклонитесь моему кучеру с уважением, он, право, этого заслуживает.
      Граф раскланялся, не понимая, каким образом Арман мог очутиться на козлах. Но графиня, которая на глазах света всегда показывала, что очень любит своего мужа, пригласила его сесть в карету, сказав:
      — Теперь, когда вы поздоровались с этим господином, поблагодарите его: он спас нашу девочку и меня…
      И она прибавила, обращаясь к Арману:
      — Не довезете ли вы нас, любезный кучер, до дверей нашего дома?
      Несколько минут спустя карета остановилась перед домом, занимаемым графом д'Асти. За это время графиня успела сообщить своему мужу о трагических событиях дня. Граф рассыпался в благодарностях перед Арманом, в то время как графиня говорила ему:
      — Вы знаете, мы ждем вас к обеду… в шесть часов. Арман поклонился.
      — Позвольте мне переменить костюм, — сказал он.
      И в то время, как графиня поднималась к себе, опираясь на руку мужа, а лакей графа д'Асти отвозил карету, Арман позвонил у ворот соседнего дома, в котором поселились 'Дама в черной перчатке и майор Арлев и где он сам снимал квартиру во втором этаже. Майора не было дома. Но Дама в черной перчатке ожидала Армана в комнате с темными обоями, откуда она выходила лишь по вечерам, в темные ночи, чтобы подышать свежим воздухом в тени развесистых деревьев своего сада; она сидела в кресле и читала, когда Арман подошел к ней.
      — Ну что? — спросила она. — Видели вы ее?
      — Графиню?
      — Да. Говорили с ней?
      — Я сделал больше… я спас ей жизнь!
      — Вы говорите правду?
      Злобная радость сверкнула в глазах мстительницы.
      — Честное слово! — подтвердил Арман.
      И он рассказал о своей встрече, быстром знакомстве с графиней, смерти кучера, о драме на большой дороге, словом, все, что случилось. Он рассказывал просто, со своей обычной меланхолией. Она внимательно слушала его, и, пока он говорил, лицо этой непонятной женщины все больше и больше озарялось жестокой и насмешливой улыбкой.
      — А, — наконец проговорила она, — дело идет быстрее, чем я предполагала.
      И она прибавила после минутного молчания:
      — Через неделю она полюбит вас. Арман вздрогнул.
      — Боже мой! — воскликнул он. — Что вы мне прикажете еще?
      — Завтра, — сказала Дама в черной перчатке, — мы совершим одну попытку.
      — С какой целью?
      — С целью заставить ее полюбить вас!
      Молодой человек был бледен как полотно и сидел, опустив глаза вниз.
      — Вы завтра будете на балу, — продолжала она, — вас вызовет на дуэль один человек… он будет драться с вами…
      — Но кто он?
      — Какое вам до этого дело, если он мой раб?
      — Должен я убить его?
      — Нет, он ранит вас… легко… это будет незначительная царапина… Но только он вызовет вас таким образом, что графиня д'Асти услышит весь разговор от слова до слова… и не сомкнет глаз всю ночь… О, — прибавила она с дьявольской улыбкой, — если женщина почувствует симпатию к мужчине, то она удесятеряется в ней от каждой опасности, грозящей ему.
      — Боже мой, Боже мой! — прошептал Арман. — Какую роль вы заставляете меня играть!
      Молодая женщина ответила ему насмешливым взрывом смеха, который проник до глубины его души.
      — Уж не влюбились ли вы в нее? — спросила она. — В таком случае вы свободны…
      — Ах, графиня! — воскликнул Арман, которому эта насмешка причиняла невероятную боль.
      Он опустился на колени.
      — Вы отлично знаете, — продолжал он, — что человек, полюбивший вас, будет вечно любить только вас одну.
      — В таком случае, — сказала она, — повинуйтесь!

      Арман оделся и в шесть часов вечера отправился к графу д'Асти. Дама в черной перчатке потребовала, чтобы он принял приглашение, и дала ему несколько наставлений перед его уходом.
      Когда Арман вошел к д'Асти, графиня в ожидании обеда писала какое-то длинное письмо. Она уселась перед маленьким столиком, стоявшим в амбразуре окна. Граф стоял около камина и по обыкновению был задумчив и печален. Маленькая девочка возилась, играя на ковре.
      Письмо графини было следующего содержания:
       «Милостивая государыня и любезный друг.
       Со времени моего отъезда из Парижа я не известила еще вас о себе. Но не обвиняйте меня в неблагодарности: я не забыла вашего внимания и услуг, которые вы мне так великодушно оказали. По приезде сюда я сначала устраивалась, потом была озабочена ребенком и болезнью мужа.
       Притом я, столь гордящаяся привязчивостью своего сердца, довольно ленива писать. Иногда для меня бывает истинным наказанием написать десяток строк тем, кого я люблю и ради кого я не поленилась бы сделать лишних верст двести.
       Но Небо строго к неблагодарным, даже когда они грешат только в лени, а предупреждение, которое мне было дано сегодня, заставляет меня взять перо в руки с тем, чтобы поблагодарить вас.
       Я переживаю уже второй несчастный случай менее чем в месяц.
       Я чуть не погибла у дверей вашего дома три недели назад. Сегодня я вновь счастливо избежала грозившей мне смерти.
       Графиня передала о приключении на дороге в Эберштейн. Она не знала имени своего спасителя и помнила только, что его зовут Арманом; во время завтрака ее маленькая дочка с очаровательной наивностью ребенка спросила его: «Как тебя зовут, дядя?»
       «Арманом», — ответил он.
       Графиня называла его этим именем и рисовала его портрет с большими подробностями и чрезвычайно точный. После описания уже известных нам событий графиня продолжала письмо в следующих выражениях:
       «Вы были печальны, угнетены и сильно страдали, дорогая мадемуазель Фульмен, в то время, как я покидала Париж. Я не осмелилась спросить вас о причине вашей печали, но мне кажется, что я угадала ее… Вы питаете, вы должны питать в глубине вашего сердца какое-то горе.
       Поверьте, и я выстрадала много… Да и кто избегнул этой участи? Но для исцеления душевных страданий я не знаю лучшего средства, чем перемена места. Не следует жить наедине со своим горем, таить его в глубине души… Нужна смена впечатлений, а для этого надо, наняв почтовую карету, предпринять путешествие.
       Я хочу сделать вам предложение. Вы говорили мне, что получили шестимесячный отпуск в Опере. Отчего вы проводите его в Париже? Приезжайте лучше в Баден. Граф д'Асти нанял дом, достаточно обширный для того, чтобы вы, не стесняя себя, могли поселиться в нем, а потому я прикажу приготовить для вас комнаты.
       О! Я знаю, что вы ответите на мою просьбу длинным смущенным письмом; вы скажете, что вам, артистке, нельзя столь открыто стать другом светской женщины. Но если я принадлежу к этому разряду, а вы к первому, то я прибавлю при этом, что вы — известность, а у меня нет предрассудков.
       К тому же я двумя словами поставлю вас в невозможность отказать мне. Эти слова чудовищно эгоистичны: «Я скучаю».
       Приезжайте; мы будем совершать прелестные отдаленные прогулки, приезжайте через неделю. Ваши комнаты будут готовы, а та, которая называет себя вашим другом, будет ожидать вас в Страсбурге на почтовой станции.
       Жму ваши руки.
       Графиня д'Асти».
      Пока графиня писала, Арман обменялся несколькими незначительными словами с господином д'Асти. Граф не спросил его имени, а лакей, доложивший о нем и которому молодой человек назвал себя «Арман Леон», так ловко проглотил это простое имя, что граф не расслышал его.
      Когда графиня запечатывала письмо, ей доложили, что обед подан. Граф взял с камина канделябр, а Арман предложил руку графине, и все трое перешли в столовую.
      — Вы простите меня, не правда ли, — спросила графиня, садясь и указывая Арману место по правую руку от себя, — что я так запросто обхожусь с вами? Но я так ленива писать, что не решаюсь пропускать редкие порывы вдохновения.
      Арман улыбнулся.
      — Я только что написала благодарственное послание. И это вы, — продолжала она, обращаясь к Арману, — были тому причиной.
      — Я?
      — Подождите, я объясню вам.
      Граф д'Асти и Арман с недоумением посмотрели на графиню.
      — Вы суеверны? — спросила она.
      — Но… это зависит…
      — А я — да. И убеждена в одном.
      — В чем?
      — Что опасность, грозившая мне сегодня, исходит свыше, как предупреждение.
      — По какому поводу?
      — Я была неблагодарна.
      И графиня рассказала, не называя имени Фульмен, все, что произошло с нею три недели назад.
      — Кто же такая та особа, в дом. которой вас перенесли? — полюбопытствовал граф.
      — Молодая, обворожительная, умная и необычайно добрая женщина.
      — Но кто же она такая?
      — Танцовщица в Опере. Арман вздрогнул.
      — Как ее зовут?
      — Фульмен.
      Арман покраснел и смутился.
      — Вы ее знаете? — спросила графиня, от которой не ускользнуло это внезапное смущение.
      — Да, немного… — ответил Арман. — Я встречался с нею раньше… даже ужинал с ней…
      — Вот и прекрасно! — со смехом воскликнула графиня. — Вы можете возобновить знакомство… Она через неделю будет здесь.
      — Фульмен?
      — Да.
      Арман почувствовал страх и сильно побледнел. Он, как врага, избегал теперь эту женщину, которая дала ему столько доказательства своей любви и привязанности.
      — Я пишу ей, — продолжала графиня д'Асти, обращаясь к мужу, — что приглашаю ее провести с нами хоть месяц. Имеете вы что-нибудь против этого?
      Графиня произнесла эти слова сухим тоном, который ясно показывал, что она задавала этот вопрос только для вида.
      — Ровно ничего, — ответил граф.
      И графиня д'Асти, не догадываясь об истинных отношениях Фульмен и Армана, перевела разговор на посторонние предметы, предположив, что молодой человек пользовался раньше расположением танцовщицы.
      Видеть в своем доме гостя было для графа д'Асти редким счастьем: графиня была вынуждена в этих случаях обращаться со своим мужем таким образом, как если бы они жили между собой душа в душу. После обеда граф предложил Арману сыграть партию в вист. В десять часов молодой человек был еще у них.
      — Мой милый рыцарь, — обратилась к нему графиня в ту минуту, когда он поднимался с места, — не забудьте же, что завтра вальс за вами.
      — Ах! Графиня… — пробормотал Арман.
      — Не забывайте также и дорогу к нашему дому. Арман поклонился еще раз.
      — Где вы поселились: в отеле или в частной квартире? — спросил его граф.
      Молодой человек улыбнулся.
      — Я ваш сосед, — ответил он.
      — Неужели! Где же вы живете?
      — В доме рядом.
      — С нашим?
      — Совершенно верно.
      — А мне говорили, что он снят каким-то русским вельможей, — удивился граф.
      — Да, майором Арлевым.
      — И вы живете у него?
      — Майор, старинный друг моего отца, — сочинил Арман, — предложил мне поселиться у него. Мой отец долго жил в плену в России, — прибавил молодой человек.
      Граф вздрогнул.
      — Да и я, — прибавил Арман, не знавший о прежних сношениях своего отца с графом, так как Дама в черной перчатке не нашла нужным давать ему на этот счет какие-либо сведения, — родился там.
      — Вы, значит, русский? — воскликнул граф.
      — Моя мать была русская.
      — Простите меня, дорогой гость, — проговорил он, — но, может быть, я знаю вашего отца.
      — Возможно.
      — Если бы я знал ваше имя, — прибавил граф, смущенно улыбаясь, — однако лакей забыл, кажется, доложить о вас.
      — О, нет, но он проглотил мое имя, — рассмеялся Арман.
      — Ваше имя?
      — О, оно крайне просто: меня зовут Арман Леон.
      — Леон! — повторил граф д'Асти, побледнев и весь дрожа.
      — Мой отец, полковник Леон, — продолжал молодой человек, — возвратился во Францию в 1822 году, пробыв в России более десяти лет.
      Граф д'Асти весь побагровел. Однако гостиная была так слабо освещена, что ни графиня, ни Арман не заметили внезапного беспокойства графа; между тем он поспешил прибавить с деланным спокойствием.
      — Полковник Леон? Я часто слыхал эту фамилию, очень часто… но лично я не был знаком с вашим отцом. Простите меня, что я спросил вас; мне показалось, что у вас есть некоторое сходство с одним старым офицером времен Империи, моим большим приятелем, полковником Бекманом.
      Арман простился с графиней. Граф д'Асти проводил его до решетки сада, выходившей на улицу. Затем он поспешно вернулся и прошел в гостиную. Графиня была еще там. Она распечатала письмо к Фульмен и прибавила в постскриптуме: «Я знаю теперь, дорогой друг, имя моего очаровательного и элегантного спасителя. Это сын полковника времен Империи. Его имя Арман Леон».
      Граф д'Асти вошел в гостиную и сел у камина по-прежнему задумчивый и грустный.
      — Разве вы рассчитываете принимать этого молодого человека? — спросил он.
      — Если ему вздумается… изредка… но к чему этот вопрос?
      — Но ведь… я не знаю его.
      Графиня д'Асти холодно взглянула на своего мужа.
      — Послушайте, — заметила она, — объяснитесь!
      — Мне он не нравится.
      — Вы слишком разборчивы. Это прекрасно воспитанный и очень умный молодой человек.
      — У него фатоватый вид.
      — Я этого не нахожу.
      — И я не чувствую особого желания принимать его. Графиня д'Асти засмеялась.
      — Неужели вам пришло в голову ревновать? Вот было бы оригинально…
      Она повернулась к графу спиной, продолжая смеяться, и прибавила:
      — Очень оригинально… по правде сказать.
      — Сударыня! — воскликнул граф дрожащим от гнева голосом.
      — Милостивый государь, — возразила ему графиня, — вы знаете, что по отношению ко мне у вас нет более права ни ревновать, ни быть влюбленным… Покойной ночи!
      Графиня взяла свечу и удалилась, оставив своего супруга одного в гостиной, совершенно ошеломленного злостью и страхом, как бы сын полковника не узнал его прошлого.
      Опасения графа, однако, не имели никакого основания, потому что, как известно, Арман не был посвящен в ужасное таинственное прошлое своего отца.

      На следующий день в Баденском казино был танцевальный вечер. Все приглашенные, или почти все, знали друг друга в лицо и по имени.
      Графиня д'Асти явилась на бал около десяти часов. Не успела она войти, как какой-то молодой человек, до тех пор разговаривавший со стариком, направился ей навстречу и поклонился. Это был Арман. Старик был майор Арлев.
      — Графиня, — произнес молодой человек, пожимая руку графа, который, повинуясь взгляду жены, протянул ему свою, — позвольте представить вам моего хозяина, а вашего соседа, майора русской службы графа Арлева.
      Майор и графиня д'Асти обменялись несколькими банальными фразами, и граф Арлев откланялся. Почти в ту же минуту раздались первые звуки вальса. Графиня взяла Армана под руку.
      — Кто расплачивается с долгами — богатеет, — смеясь, сказала она. — Пойдемте танцевать.
      И, обернувшись к мужу, она прибавила.
      — Так как вы не танцуете, то можете идти играть. Вы видите, у меня есть кавалер.
      Граф поклонился, не сказав ни слова. Затем вместо того, чтобы оставить танцевальный зал, как этого, очевидно, желала графиня, он сел в углу на стул, пожирая глазами Маргариту де Пон, которую он страстно полюбил с того самого дня, когда она возненавидела его. Графиня танцевала с неподражаемой грацией, томно облокотившись на руку своего юного красивого кавалера.
      Граф д'Асти переживал адские мучения. Накануне он высказался против Армана только из опасения, как бы сын полковника не был посвящен в тайны общества «Друзей шпаги». Но сегодня другое чувство волновало его. Граф ревновал. Ревновал именно потому, что жена лишила его этого права. Он ревновал, что теперь она танцует с Арманом, а тот, по-видимому, был влюблен в нее.
      Но не один граф д'Асти не отрываясь следил взглядом за молодой женщиной и ее кавалером, которые продолжали танцевать. Человек, с ног до головы одетый в черное, со смуглым лицом, выдававшим в нем испанца или итальянца, не терял из виду этой пары ни на одну секунду; он не танцевал и ни с кем не обменялся ни одним словом. Когда замерли последние звуки вальса, этот человек, до сих пор стоявший неподвижно, прислонясь к одной из колонн, поддерживавших потолок залы, двинулся навстречу Арману. Молодой человек вел в это время графиню д'Асти на место. Итальянец сначала низко поклонился графине, потом обратился к ее кавалеру:
      — Если не ошибаюсь, вы господин Арман Леон?
      — Да, — ответил Арман, вздрогнув.
      Молодой человек догадался, что перед ним таинственный противник, о котором его накануне предупредила Дама в черной перчатке. И Арман испугался, не за себя, не за дуэль, которая должна была быть в конце концов комедией, — но за графиню.
      Та заметила мгновенный испуг своего кавалера, смуглое лицо и холодный взгляд незнакомца, который даже не удостоил ее взглядом. Графиня д'Асти сразу поняла все и побледнела.
      — Милостивый государь, — продолжал итальянец с сильным южным акцентом, — вы сын полковника Леона?
      — Да, милостивый государь.
      — Вы были в Италии год назад, если не ошибаюсь? Арман утвердительно кивнул головой и сказал:
      — Я нахожу ваши вопросы слишком настойчивыми, и так как я не имел чести ни разу встречаться с вами до сегодняшнего дня…
      Итальянец язвительно рассмеялся.
      — Я маркиз делла Пиомбина, — пояснил он.
      — Что ж из этого следует?
      — Я приехал в Париж нарочно, чтобы встретиться с вами.
      — Со мной?
      — И, не застав вас там, явился в Баден.
      Арман чувствовал, как дрожит рука Маргариты де Пон, лежавшая на его руке.
      — Продолжайте, милостивый государь!
      Арман произнес эти слова довольно сухо, как бы желая сказать: «Мне кажется, что вы довольно плохо распоряжаетесь вашим временем».