Действительно, граф по получении письма жены очень энергично взялся за укладку; он сделал уже несколько прощальных визитов своим баденским знакомым, объявил о сдаче внаем отеля, который он занимал на Лихтентальской аллее, и заказал почтовых лошадей и карету.
      Но вечером, поддавшись непреодолимой потребности слышать шум и видеть движение, которое испытывают люди, страдающие и желающие во что бы то ни стало забыть свои нравственные мучения, граф д'Асти отправился в казино, вошел в большую залу и подошел к игорному столу.
      Было около десяти часов — самый разгар игры, и игроков было так много, что только некоторым из них удалось найти стулья; остальные, стоя, бросали деньги через головы счастливцев, захвативших стул или скамейку.
      В конце стола стоял человек, смертельная бледность и дрожащие губы которого свидетельствовали о том, что ему, выражаясь языком игроков, «не-везет»; он шарил по всем карманам; отыскал три луидора — все, чем он в настоящее время обладал, — без сомнения, жалкий остаток состояния, которое он постепенно принес в жертву современному минотавру берегов Рейна. Этот человек колебался мгновение, как бы ожидая вдохновения и мысленно призывая себе на помощь бога случая и надеясь, что эти золотые монеты окажутся для него источником нового состояния. Он протянул руку, раскрыл ладонь и бросил деньги на стол.
      — Семь, — возгласил крупье, — красные проиграли, черные берут.
      Лопаточка отбросила три луидора, последнюю надежду игрока, во всепоглощающую пасть кассы.
      Бессмысленная улыбка появилась на губах неудачника; он постоял некоторое время, опираясь на кресло, точно боялся упасть, потом нетвердыми шагами вышел из залы, бормоча: «Пора кончать! Я могу продать пистолеты и сыграть снова… или отправиться сегодня же ночью к праотцам на тот свет!».
      Когда он выходил из подъезда казино на бульвар, перед ним очутился молодой человек, почти юноша, и загородил ему дорогу. Он был блондин, безбородый, ниже среднего роста; на голове у него была дорожная шапочка.
      — Дорогу! — крикнул игрок.
      — Одно слово! — проговорил юноша. — Когда идут стреляться, то должны найти время выслушать добрый совет.
      — К чему? — пробормотал игрок, который, весь дрожа, внимательно вглядывался в своего собеседника и угадал, что под мужским костюмом скрывается женщина.
      — Что вам от меня надо? — прибавил он.
      — Я уже сказал вам, что хочу дать вам совет.
      — К чему советы человеку, который хочет умереть.
      — Может быть… виконт де Р…
      — Кто вы и как вы знаете мое имя?
      — Я бог случая или богиня Фортуна, это как вам будет угодно.
      Игроки суеверны. Тот, который за минуту перед этим готов был покончить с жизнью, сделал шаг назад и посмотрел на своего собеседника с недоверием и вместе с восторгом.
      — Неужели вы… в самом деле… Фортуна? — пробормотал он.
      — Для вас — да.
      — Что же вы от меня хотите? — еще раз полюбопытствовал виконт де Р., седьмой член распавшегося общества «Друзей шпаги», который, сделав несколько попыток поправить свое расстроенное состояние на берегах Рейна, кончил тем, что окончательно промотался.
      Голос виконта дрожал, и он протянул руку своему собеседнику в безумной надежде, что та, которая называла себя Фортуной, вложит в его руку горсть золота, и он тотчас же принесет ее в жертву всепожирающему минотавру.
      — Идите, — отрывисто сказала незнакомка, — следуйте за мною.
      — Куда?
      — Все равно, идите!
      Она взяла его под руку и направилась под тень деревьев, отыскивая уединенное местечко. Потом она заставила его сесть под дерево на скамейку и сказала:
      — Слушайте меня и отвечайте.
      — Говорите, — произнесла суеверная жертва случая.
      — В ту минуту, как мы встретились, вы возвращались домой?
      — Да.
      — Намереваясь пустить себе пулю в лоб?
      — Да, мои пистолеты заряжены уже с утра.
      — Зачем вы хотели застрелиться?
      — Потому что у меня нет ни флорина в кармане, мне неоткуда ждать наследства, и я не могу заняться никаким делом, да и не имею к этому охоты. Я все пережил, все испытал… У меня нет другой страсти, кроме игры.
      — Что дали бы вы за возможность продолжать игру еще?.. За двадцать или тридцать тысяч франков…
      — Тридцать тысяч франков! — воскликнул виконт, у которого помутилось в глазах. — Ах! Если вы сатана, то поспешим заключить договор — моя душа принадлежит вам!
      Женщина, переодетая в мужской костюм, пожала плечами.
      — Ваша душа никогда не стоила столько, — заметила она. — И к тому же я не сатана. Но если вы хотите завтра получить тридцать тысяч франков…
      — Что я должен для этого сделать? — спросил этот человек, у которого страсть к игре убила чувство чести.
      — Выслушайте меня, — возразила незнакомка. — Вы никогда не узнаете, кто я, зато я знаю — кто вы.
      Виконт сделал движение.
      — Мне ни к чему рассказывать вашу жизнь, которая мне известна почти изо дня в день. Вы принимали участие в ужасном обществе…
      Виконт быстро вскочил.
      — Оно называлось обществом «Друзей шпаги».
      — Это правда… Но откуда вы это узнали?
      — Это безразлично. Каждый из семи членов… ведь вас было семеро — не правда ли?..
      — Да, семеро.
      — Каждый из вас обладал особенным, известным только ему способом удара шпагой…
      — И это совершенно верно.
      — Ваш излюбленный удар был в горло, от которого не умирали, но навеки теряли голос.
      — Да, — утвердительно кивнул головой виконт.
      — Итак, — продолжала незнакомка, — мне нужен такой удар и за него-то я и хочу заплатить вам.
      — Вы его… покупаете… у меня?
      — Да, за тридцать тысяч франков.
      — Но… кому я должен нанести удар?
      — Человеку, которого я укажу вам. Вы вызовете его под каким-нибудь предлогом и завтра же утром будете драться с ним. Если он убьет вас — вы будете избавлены от необходимости проделать это самому, как вы только что собирались.
      — А если… я убью его?
      — То вы не получите ничего, — сухо возразила незнакомка. — Я хочу, чтобы он потерял голос, но его смерти мне не надо. Жизнь человека не стоит тридцати тысяч франков.
      — Этот человек, вероятно, певец, — смеясь, заметил виконт, — если вы так дорого цените его голос?
      — Нет, — ответил незнакомец, — идемте…
      Юноша повел игрока в казино; они вошли в залу, где игра в «trente-et-quarante» шла с одиннадцати утра до одиннадцати вечера.
      Переодетая незнакомка окинула стол внимательным взглядом.
      «Он еще здесь!» — сказала она себе.
      — Человек, которого вы должны вызвать — это тот, кого я попрошу поставить за меня. Прощайте! Вы не увидите меня больше. Сегодня вечером, вернувшись домой, вы найдете письмо; в нем будет лежать чек на тридцать тысяч франков, по которому вы можете получить деньги в банкирской конторе гг. В. и Б. в Бадене. Если завтра вы исполните условия нашего договора, то чек будет оплачен сполна; если же нет — то вы не получите ничего.
      Переодетая женщина подошла к столу, у которого граф д'Асти, стоя, наблюдал за игрой и сам испытывал капризы фортуны.
      Мнимый молодой человек положил ему руку на плечо.
      — Извините, милостивый государь, — сказал он, — я слишком мал ростом, а потому ничего не вижу. Не будете ли вы так добры поставить этот луидор на черное?
      И он протянул графу д'Асти золотой. Граф взял луидор и положил на стол. Черные взяли.
      — Вы выиграли, — сказал граф, — отдавая незнакомцу два луидора.
      — Благодарю вас, сударь, — произнес молодой человек, — вы принесли мне счастье… Бог наградит вас за это!
      И незнакомец вышел из игорной залы.

      Виконт де Р. почувствовал большое облегчение, узнав графа д'Асти. Таким образом, человек, на которого ему указали и которому он должен был нанести за тридцать тысяч франков удар шпагой в горло, принадлежал к числу тех, которые некогда играли ужасную роль убийц.
      «Неужели действительно существует Провидение?» — подумал виконт де Р., до тех пор помышлявший лишь о наживе.
      Он призадумался на минуту, и его решимость поколебалась. Но звук золота и монотонный голос крупье, объявлявшего результат игры, поразил его слух.
      — Тридцать тысяч франков! — пробормотал он. — Я буду благоразумен, и у меня окажется возможность играть еще месяца два, может быть, даже более… и притом кто знает? Может быть, мне повезет…
      Игрок направился к двери и встал так, чтобы очутиться на дороге графа.
      — Господа, — возгласил крупье, — последняя серия, играйте!
      Д'Асти, который еще ни разу не ставил, крикнул:
      — Двадцать пять луидоров на черное! Черные взяли раз, другой, три раза.
      — Максимум! — крикнул крупье.
      — Ставлю все, — ответил граф д'Асти.
      Черные выиграли еще раз шесть подряд; банк был сорван.
      — Справедливо говорят, — с горечью прошептал граф, бросая семьдесят тысяч франков билетами и золотом в свою шляпу, — что несчастье в любви приносит счастье в игре…
      И игрок, удаче которого завидовали и удивлялись человек пятьдесят или шестьдесят, удалился в бешенстве и отчаянии.
      На пороге залы какой-то человек, скрестив на груди руки, ждал его с насмешливой улыбкой на губах.
      — Мое почтение, граф, — произнес он. Граф отступил, узнав виконта де Р.
      — Что вам от меня надо? — резко спросил он его.
      — Мне надо поговорить с вами!
      — Извините, но мне кажется, что нам не о чем разговаривать, милостивый государь.
      — Граф, — холодно продолжал проигравшийся виконт, — вы сорвали банк.
      — Какое вам до этого дело?
      — А я проиграл.
      — Уж не хотите ли вы занять у меня? — с иронией спросил граф.
      — Конечно, нет.
      — В таком случае доброго вечера и желаю вам всего лучшего.
      — Еще минутку. Вы выиграли — я проиграл. А знаете почему?
      — Вероятно, мне везет, а вам нет.
      — Нет, не потому. Я проиграл потому, что вы принесли мне несчастье.
      — Прибавьте, что совершенно невольно и что я сожалею об этом.
      — О! Постойте, — продолжал виконт, — я еще не кончил. Сегодня утром я обращался к одной ясновидящей.
      — А вы верите им?
      — Конечно. И она сказала, что если я убью вас, то мне повезет, и вот теперь я хочу убить вас.
      Граф вздрогнул и пристально посмотрел на своего собеседника.
      Во всякое другое время граф д'Асти ограничился бы тем, что пожал бы плечами, оттолкнул виконта и отправился своей дорогой. Но теперь он был так расстроен и утомлен жизнью, так полон того отчаяния, о котором говорит Данте, что с грустной и покорной улыбкой принял вызов виконта.
      — Конечно, — заметил он, — раз вы хотите драться, я не имею достаточно веских причин отказать вам в этом. Я так же мало ценю жизнь, как и вы; быть может, Провидению угодно, чтобы мы оба погибли от шпаги, мы, получившие благодаря ей средства к жизни. Вы убьете меня, а кто-нибудь другой убьет вас.
      — Это возможно, — согласился виконт, не слушая графа, а думая о системе «trente-et-quarante».
      — Ваш час? — спросил граф д'Асти.
      — Завтра, в семь часов утра. -Где?
      — Где вам будет угодно.
      — Есть у вас секунданты?
      — Нет, но я найду их.
      — Так, значит, за монастырем, в Лихтентале.
      — Идет, — согласился игрок.
      Они обменялись поклонами. Виконт де Р. направился в гостиницу «Франция», где он остановился.
      — Господин виконт, — сказал ему мальчик, который обыкновенно оставался в конторе до тех пор, пока все обитатели гостиницы не вернутся домой, — двое ваших друзей только что спрашивали о вас.
      «У меня нет друзей», — с удивлением сказал себе виконт. — Оставили они карточки? — прибавил он вслух.
      — Они ждут господина виконта в его комнате. Виконт собрался было уже подняться наверх.
      — А еще, — прибавил мальчик, — вам принесли письмо.
      Виконт разорвал конверт и увидал чек на тридцать тысяч франков.
      Двое друзей, ожидавших его в комнате, были ему совершенно незнакомы. Это были два прекрасно одетых во все черное джентльмена лет тридцати-сорока, со смуглыми лицами и южным акцентом.
      — Господин виконт, — сказал один из них, — мы знаем, что завтра вы деретесь с графом д'Асти, и предлагаем себя в ваши секунданты.
      — Мы заедем за вами ровно в шесть часов в карете, — прибавил другой, — и привезем с собою шпаги.
      Они раскланялись и вышли.
      В это же самое время граф д'Асти звонил у ворот дома, который занимал майор Арлев; одна из стен этого дома прилегала к его отелю. Около кровати Армана сидел граф Арлев. Молодой человек был ранен в плечо, и этот удар, нанесенный сильнее, чем следовало, вопреки наставлению, полученному мнимым флорентийским маркизом, вызвал у раненого глубокий обморок.
      Но майор Арлев, как читателям известно, обладал некоторыми познаниями по части хирургии и с той же уверенностью и знанием, которые он выказал при определении смертельной раны капитана Гектора Лемблена, он предсказал, что молодой человек оправится через неделю.
      Когда д'Асти вошел в комнату, майор сидел у изголовья кровати Армана. Последний, несмотря на легкую лихорадку, весело беседовал с ним.
      — Здравствуйте, граф, — приветствовал графа д'Асти майор, — вы очень любезны, что пришли навестить своего крестника.
      Граф пожал руку майору и поклонился Арману.
      — Как вы себя чувствуете? — спросил он, тщетно стараясь придать своему голосу оттенок сочувствия.
      — Лучше, граф, гораздо лучше.
      — Не чувствуете боли?
      — Почти совсем не чувствую. Граф печально улыбнулся.
      — Я пришел проститься с вами.
      — Как! Вы уезжаете?
      — Графиня и я рассчитывали завтра вечером уехать из Бадена.
      — И вернуться в Париж?
      — Да, но судьба может распорядиться иначе.
      — Что вы хотите этим сказать, граф?
      — Вы дрались сегодня, а я дерусь завтра.
      — Вы! — вскричал майор с искусно разыгранным удивлением.
      — Да, граф, я.
      — С кем же? И по какому поводу?
      — Я дерусь с одним неудачным игроком, виконтом де Р., которому досадно видеть мое счастье в игре.
      — Но это безрассудство, любезный граф!
      — Не далее как сегодня утром я согласился бы с вами, но вечером я был возбужден, меня лихорадило, и я принял вызов виконта. Вы догадываетесь теперь о причине моего посещения?
      — Я буду вашим секундантом, — заявил майор. — Но мне кажется, что наш молодой друг не в состоянии ехать с нами.
      — Я согласен с вами.
      — И если у вас нет под рукой никого…
      — Решительно никого.
      — То я берусь устроить ваше дело, любезный граф. В отеле «Англия» живет немец — капитан, служивший еще при Наполеоне, и я уведомлю его. Он будет в восторге оказать вам эту услугу.
      — Отлично, — согласился граф.
      — Где назначено место поединка?
      — В Лихтентале, за монастырем.
      — В котором часу?
      — В семь часов утра.
      — Мы явимся к вам в шесть.
      Граф д'Асти поговорил еще несколько минут с Арманом и майором, затем простился с ними и возвратился домой.
      — Как здоровье графини? — осведомился он у горничной.
      — Графиня снова легла в постель, у нее продолжается лихорадка.
      Еще накануне д'Асти поднялся бы в комнату жены, не колеблясь и не сомневаясь, что его впустят туда. Но после ссоры, развившейся между ними, он не решился на это и заперся в своей комнате. Не успел граф уйти из комнаты, где лежал Арман, как в ней бесшумно отворилась дверь, и Дама в черной перчатке появилась на пороге. Она села около него, взяла его руки в свои и спросила:
      — Как вы себя чувствуете теперь, друг мой?
      Ее голос звучал так ласково и нежно, что раненый вздрогнул от радости.
      — Я не чувствую никакой боли, — ответил он, — особенно когда вижу вас… да притом это простая царапина.
      — Скажите лучше, что ваш противник глупец, нарушивший мои приказания. Этот сумасшедший чуть было не убил вас.
      Очаровательная улыбка озарила лицо молодого безумца.
      — Ну, что же, — возразил он, — я умер бы за вас… Она судорожно сжала его руку.
      — Вы ребенок, — прошептала она, — благородный, но безрассудный ребенок, которого я награжу когда-нибудь за преданность, выказываемую по отношению ко мне… а пока вы должны жить, и жить ради любви графини.
      При этих словах Арман побледнел и вздрогнул.
      — Ах! — воскликнул он. — Неужели еще не все?
      — Нет еще.
      — Что же я должен еще исполнить?
      — Она должна полюбить вас… необходимо… Дама в черной перчатке с минуту колебалась.
      — Нет, — сказала она. — К чему? К чему посвящать вас в тайны вашей будущей роли? У вас может не хватить мужества.
      — Значит, эта роль отвратительна? — спросил в волнении Арман.
      — Нет, но надо сильно любить меня, чтобы выполнить ее до конца.
      — О, я люблю вас! — в порыве страсти вскричал он, обвороженный взглядом и улыбкой этой странной женщины.
      — Вы будете повиноваться мне?
      — Разве вы можете в этом сомневаться?
      — Нет, и в доказательство этого приказываю вам молчать, — шутливо сказала она, вновь взяв его за руку.
      — Почему?
      — Потому что у вас лихорадка, и вам необходим покой. Доброй ночи!
      Она коснулась губами бледного лба Армана, встала, послала ему рукой привет и исчезла. Но Дама в черной перчатке прошла не в свою комнату, с темными обоями, которую мы уже знаем, но поднялась на верхний этаж и постучала в дверь, которая немедленно отворилась. Это была комната графа Арлева.
      Майор сам отворил дверь молодой женщине, приложил палец к губам и чуть слышно прошептал:
      — Тс… пойдемте!
      Он увлек ее в угол комнаты, за кровать. Толстый ковер, покрывавший весь пол, совершенно заглушал их шаги. Дойдя до угла, майор наклонился к стене, откуда проскальзывал луч света.
      — Смотрите, — сказал он Даме в черной перчатке. Свет шел из отверстия, просверленного в стене, отделявшей дом майора от дома графа д'Асти. Это отверстие имело форму воронки. В доме графа оно было величиной с пятифранковую монету, а на противоположной стороне раза в три больше. Это отверстие, о существовании которого обитатели соседнего дома, очевидно, не подозревали, соединяло комнату, занимаемую майором, с комнатой графини д'Асти. В ее комнате это отверстие приходилось под картиной в готической раме и очень искусно скрывалось складками обивки, покрывавшей стены.
      При помощи этого отверстия, напоминавшего собою слуховую трубку, в комнате майора можно было слышать каждое слово, произнесенное шепотом у графини, даже самый слабый вздох. Постель и альков графини, находившиеся как раз напротив, были также ясно видны, и благодаря этому отверстию Дама в черной перчатке могла прошлую ночь присутствовать при страданиях, тревоге и обмороке графини; она узнала благодаря ему же о решении графа и графини покинуть Баден на следующий день.
      — Взгляните, — сказал майор.
      Дама в черной перчатке приложила глаз к отверстию и при свете ночника увидала Маргариту де Пон, сидевшую на кровати, закутанную в меховую накидку и горько плачущую, закрыв лицо руками.
      — Как она его любит! — прошептал майор чуть слышно умоляющим голосом. Казалось, он просил пощады графине.
      Дама в черной перчатке осталась по-прежнему спокойна и, по-видимому, даже не поняла слов майора.
      — Неужели вы хотите, — прошептал майор, — чтобы граф завтра умер?
      — Нет, — возразила она.
      — Однако…
      Дама в черной перчатке хотела было объяснить что-то, как вдруг ее внимание было привлечено шумом, который послышался в комнате графини д'Асти. В дверь дважды постучали. Был уже час ночи, и никто, кроме самого графа, не мог позволить себе такую смелость, горничная же входила, не стучась.
      — Кто там? — дрожащим и взволнованным голосом спросила графиня.
      Ответа не последовало, но дверь отворилась, и вошел граф.
      — Вы, граф, вы! — вскричала графиня д'Асти, вскакивая с кровати и крайне удивленная подобной дерзостью.
      — Я, — спокойно ответил граф.
      — Уходите… уходите!
      — Мне необходимо переговорить с вами…
      — Но я не хочу и не могу слушать вас!
      — Я пришел сообщить вам, — продолжал граф, — что я не могу уехать завтра.
      — В таком случае, я уеду одна…
      — И это потому, — продолжал граф с прежним спокойствием, — что мне предстоит завтра утром дуэль. Я позволил себе явиться к вам, чтобы предупредить вас об этом. И все-таки, клянусь вам, я долго… очень долго колебался… и чуть не ушел.
      Графиня смотрела на мужа в каком-то оцепенении.
      — Дуэль? — наконец выговорила она. — С кем? По какому поводу? Неужели с Ар…
      — О, успокойтесь! — возразил граф, который испытывал сильное страдание, видя бледность и ужас жены.
      — Дуэль не с Арманом… не с вашим Арманом.
      — Граф, вы оскорбляете меня…
      — Я дерусь, — продолжал граф, — с безумцем, который искал со мной сегодня ссоры потому, что я выиграл, а он проиграл в рулетку.
      — И вы согласились?
      — О! — воскликнул граф. — Я так мало дорожу жизнью, что принял его вызов. Умереть сразу лучше, чем умирать каждый час, каждый день.
      Эти слова, произнесенные с глубокой печалью, тронули графиню.
      — А что, — спросила она, — если бы… я запретила вам драться… именем нашего ребенка?
      Граф печально улыбнулся.
      — Теперь уже слишком поздно, — проговорил он. — Меня сочли бы за труса… Но я осмелился явиться к вам именно за тем, чтобы поговорить о нашем ребенке.
      — Я слушаю вас!
      — У меня есть предчувствие, что я буду убит, — продолжал граф. — Я только что сделал завещание. Вот оно…
      И он передал графине запечатанный конверт.
      — Теперь, — продолжал он, — у меня остается к вам одна только просьба.
      — Говорите, — сказала растроганная Маргарита.
      — Если я буду убит, вы уедете из Бадена, не так ли?..
      — Даю вам слово.
      — Прощайте, графиня, — сказал граф и вышел, даже не протянув на прощание руку графине, которая не подумала удержать его.
      Граф вернулся к себе. Но вместо того, чтобы лечь в постель, он провел весь остаток ночи, погрузившись в думы. Смотря в растворенное окно, с глазами полными слез, и вспоминало первых двух годах своей счастливой супружеской жизни с Маргаритой, когда она верила ему и когда он, убийца и разбойник, считал себя очищенным от своих грехов этим чувством любви. Ночь прошла, настал день, и первые лучи солнца скользнули по вершинам деревьев. Граф услыхал шаги в соседнем саду.
      Он выглянул в окно и увидал майора, прогуливавшегося в обществе толстого, неуклюжего господина с седыми усами, в котором граф д'Асти тотчас же узнал капитана, о котором говорил майор.
      Было пять с половиной часов. Граф переменил белье, тщательно оделся, как каждый джентльмен, которого ждет поединок, и вышел навстречу своим секундантам.
      Проходя мимо комнаты своего ребенка, граф почувствовал, что его сердце разрывается от горя. У него не хватило мужества пойти навстречу опасности, не взглянув еще раз на свою дочь. Он на цыпочках вошел в комнату и подошел к маленькой кроватке так тихо, что даже горничная, спавшая в той же комнате, не проснулась.
      Граф д'Асти стоял несколько минут, погруженный в созерцание розового личика спящей девочки. Затем, нагнувшись, он поцеловал в лобик ребенка и быстро вышел как человек, боящийся, что мужество покинет его, если он промедлит там несколько минут.