Капитан наскоро накинул халат и, со свечкою в руке, осторожно отворив дверь, прошел комнату, смежную со спальной, и на цыпочках дошел до коридора, в конце которого находилась комната, где умерла Марта.
      Глубокая тишина царила в замке. Все уже спали. Капитан шел твердой походкой, не шатаясь и не волнуясь, как накануне. Теперь он хотел жить и быть любимым, жаждать счастья и забвения. Зачем же он шел в комнату, порог которой он с трудом прежде решался переступить? Он шел туда, чтобы уничтожить след своего преступления.
      Дойдя до двери, он увидел, что она заперта. У кого же находится ключ? У Жермена, разумеется. Капитан должен был вернуться к себе. Его камердинер спал, когда в Рювиньи еще все жили, в маленькой каморке в нижнем этаже, находившейся под зеленой комнатой. Капитан подумал, что, возвратясь в замок, он поселился в своей прежней комнате, чтобы быть ближе к барину, потому что комната камердинера и зеленая комната сообщались между собою винтовой лестницей и были соединены звонком, кнопка которого помещалась у изголовья кровати Гектора Лемблена. Комнаты, приготовленные для майора Арлева и Дамы в черной перчатке, находились так далеко, что Гектор не боялся разбудить их звонком. Капитан позвонил, и через несколько минут вошел Жермен.
      Он выразил удивление, увидав, что барин его не спит среди ночи и имеет вид человека, возвратившегося с какой-то таинственной прогулки. Но капитан не дал ему времени открыть рот.
      — Жермен, — спросил он, — у тебя должен быть ключ от комнаты барыни?
      — Да, — ответил лакей.
      — Ты тотчас ее запер, не так ли?
      — Разумеется, сударь.
      — Где ключ?
      — Вот он.
      Жермен вытащил ключ из кармана и подал его капитану.
      — Так идем вместе, — сказал капитан.
      — К барыне?.. — нерешительно спросил лакей.
      — Да, — ответил капитан спокойно, что крайне удивило Жермена.
      — Как странно, — пробормотал он. — Барин говорит о том, что хочет войти в комнату барыни, точно дело идет о поездке верхом.
      Но так как капитан говорил сухим тоном, то Жермен, не всегда решавшийся обращаться фамильярно, не возразил ничего. Он последовал за Гектором Лембленом, который, дойдя до порога комнаты Марты, жестом приказал ему открыть дверь. Жермен повиновался. Капитан вошел спокойный, со свечою в руке, и бросил быстрый, испытующий взгляд вокруг, желая убедиться, нет ли чего подозрительного в комнате.
      Потом Гектор Лемблен направился прямо к стене, обнаженной от обивки, на которой несколько часов назад он заметил роковой след, увидав который он упал в обморок. Но, к его удивлению, след исчез.
      — Жермен, — вскричал капитан, указывая рукой на стену, — Жермен, смотри!
      Спокойствие капитана сменилось сильнейшим волнением. Жермен оставался невозмутимым.
      — Что такое? — спросил он, простодушно взглянув на своего барина.
      — Ты не видишь?
      — Чего?
      — На стене ничего нет?
      — А чему же там быть? — спросил слуга с удивлением.
      — А пятно?
      — Какое пятно?
      — След руки.
      — Я не знаю, что барин хочет сказать.
      — Как, — вскричал капитан. — А сегодня ночью, когда ты отодвинул кровать и обивка свалилась, ты разве не видал?
      — Я ничего не видал, ровно ничего, — отнекивался Жермен.
      — Но ведь я же не грезил! — вскричал капитан. — Ведь когда я увидал эту руку… я и упал без чувств.
      — Я думаю, что память изменила вам, сударь, — возразил слуга, — или, вернее, вы еще не совсем пришли в себя. Действительно, сегодня ночью вы захворали… очень сильно… у вас была лихорадка, с бредом… и вам легко все это могло привидеться.
      — Как странно, — прошептал капитан. — Если это и вправду так, то я, конечно, сходил с ума.
      После минутного раздумья он вдруг спросил:
      — Что же произошло после моего обморока?
      — Майор и эта дама совершенно забыли о шкатулке и бросились ухаживать за вами… Вас подняли; я отнес вас в вашу комнату и уложил на кровать, — рассказывал Жермен.
      — А они не удивились, когда увидали, что я упал в обморок?
      — Нет, благодаря моему рассказу.
      — Какому рассказу?
      — Я им рассказал, что после смерти барыни вас преследуют привидения, что вам всюду чудится покойница и что нет ничего удивительного, если в ее комнате…
      — Довольно! — перебил его капитан. — Понимаю…
      И Гектор Лемблен твердо и спокойно начал ходить по комнате и осматривать все углы и закоулки, от кровати и занавесей до бархатных стульев. Он заглянул даже в шкафы, желая убедиться, что Дама в черной перчатке и майор Арлев не могли найти следов таинственного преступления, свидетелями которого были только Бог, Жермен и он сам.
      — Нет ничего, — сказал он наконец. — Ровно ничего.
      — О, — заметил Жермен с циничной улыбкой, — барин прекрасно знает, что мы приняли предосторожности в прошлом году, прежде чем уехать.
      — Молчи!
      Это слово, произнесенное Гектором Лембленом глухим голосом, вырвалось у него как последний крик угрызения совести. После минутного молчания он вдруг обратился к Жермену:
      — Ты помнишь, за какую цену я купил твое молчание?
      — О, разумеется, я не могу жаловаться на барина, — нагло ответил слуга. — Барин щедро обеспечил меня, и если бы я не считал своею обязанностью оставаться всегда при нем, я мог бы преспокойно жить в своем имении.
      — Ну, так я обещаю тебе подарить еще тридцать тысяч франков, если…
      — Если?.. — спросил Жермен с удивлением и стараясь выказать алчность.
      — Если я женюсь на молодой даме, приехавшей с майором Арлевым.
      — Барин женится на ней, — спокойно сказал Жермен. Лемблен побледнел, затрепетал от радости, и его сердце, истерзанное горем и угрызениями совести, забилось, как у двадцатилетнего юноши.
      — Пойдем, — сказал он.
      Капитан снова переступил порог комнаты покойницы и вышел в коридор. Жермен тщательно запер дверь и последовал за своим господином. В это время начало светать, и капитан боялся встретить кого-нибудь из своих слуг. Но в замке, по-видимому, все еще спали. Между тем, пройдя две трети коридора, капитан вдруг остановился. Послышался шум шагов; он доносился с главной лестницы, и страх Гектора Лемблена очутиться лицом к лицу с кем-нибудь из старых слуг замка де Рювиньи, которые, как ему казалось, подозревали ужасную драму, разыгравшуюся в комнате Марты и помутившую рассудок капитана. Шаги приближались…
      С минуту капитан, волнуемый предчувствием, хотел свернуть в сторону, потому что коридор, в котором он находился, примыкал к главной лестнице; но врожденное чувство достоинства остановило его. Он не хотел бежать от своих слуг; он хотел сохранить за собою право ходить днем и ночью по замку, который был его законной собственностью.
      Капитан продолжал идти вперед и достиг конца коридора. Жермен следовал за ним, но в эту минуту какой-то человек поднялся на последнюю ступеньку и очутился лицом к лицу с Гектором.
      Это был майор Арлев. Капитан сделал шаг назад и немного смутился.
      — Как, — спросил он, — вы уже встали, граф? Майор холодно посмотрел на Гектора Лемблена.
      — Я искал вас, — ответил он.
      — Вы… меня… искали?
      — Да, — продолжал майор, — состояние, в котором я оставил вас сегодня ночью, внушало мне некоторые опасения; проснувшись около четырех часов, я, не долго думая, накинул халат и пошел узнать, как вы себя чувствуете и спите ли?
      — В самом деле… — пробормотал капитан. — Вы были у меня?
      — Придя к вам, я нашел кровать пустою и заключил, что мигрень и сильное нервное возбуждение явились неизбежными следствиями состояния, в котором вы находились несколько часов назад, и что вы вышли на воздух освежиться.
      — Правда, — ответил капитан, ухватившись за предлог, который подсказал ему его собеседник, чтобы объяснить свою ночную прогулку.
      — Однако, — продолжал граф Арлев, — странно, что вы пошли освежиться в коридор; быть может, у вас явилась фантазия посетить комнату, в которой вам сделалось дурно сегодня ночью?
      Гектор Лемблен почувствовал, что краснеет.
      — О, разумеется, нет, — сказал он, — хотя у меня было сначала это намерение… Но я захотел быть мужчиной и победил свое горе… Однако, — поспешил прибавить капитан, желавший скрыть свое смущение и уклониться от разговора на эту тему, — теперь я чувствую себя прекрасно и пойду спать. Добрый вечер, майор, или вернее, доброго утра.
      Капитан поклонился майору Арлеву и прошел мимо, в то время как последний обменялся быстрым взглядом с Жерменом и вернулся в свою комнату.
      Три часа спустя после неожиданной встречи с графом Арлевым Гектор Лемблен, выйдя из своей комнаты, направился к помещению, которое занимал его гость.
      Майор и Дама в черной перчатке давно уже встали и приветствовали Гектора Лемблена улыбкой. Капитан помолодел лет на десять. Человек, еще накануне казавшийся стариком, превратился теперь в молодого человека. Капитан хотел нравиться, хотел быть любимым. В этом состоял весь секрет произошедшей в нем перемены.
      Он галантно поцеловал руку Даме в черной перчатке, пожал руку майору и сказал с грустной улыбкой:
      — Я пришел загладить свою вину и поблагодарить моего доктора и мою прекрасную сестру милосердия и предложить себя в их распоряжение для отыскивания шкатулки.
      — О, нет, позже, — сказала Дама в черной перчатке, бросив на капитана обаятельный взгляд, приведший его в окончательное смущение. — Вы еще недостаточно окрепли…
      Гектор Лемблен ответил грустным тоном:
      — Я почерпнул силу в слабости и клянусь вам, сударыня, что я войду, не колебаясь, даже не волнуясь, в комнату, где умерла моя возлюбленная жена…
      — Капитан говорит правду, — заметил граф, — прилив силы всегда наступал вслед за слабостью, и нужно воспользоваться моментом спокойствия, чтобы покончить дело со шкатулкой.
      — Так идемте, — сказала Дама в черной перчатке. Она встала и оперлась своею беленькой ручкой на руку капитана, вздрогнувшего от этого прикосновения. Только теперь он заметил, что одна рука молодой женщины была, как и накануне и в тот вечер, когда он встретил ее в первый раз, в черной перчатке.
      — Сударыня, — сказал он ей вполголоса, когда они выходили из комнаты, чтобы отправиться в комнату, где находилась шкатулка, — позвольте мне задать вам, быть может, несколько нескромный вопрос?
      — Спрашивайте, — сказала она, улыбнувшись.
      — Разве у русских в обычае носить перчатки на одной руке?
      Дама в черной перчатке содрогнулась, и капитан почувствовал, как дрожит ее рука, майор обернулся и резко заметил капитану:
      — У каждого, сударь, есть своя тайна. Эта черная перчатка — тайна этой дамы, тайна, которой она не может открыть вам.
      Капитан закусил губу, украдкой взглянул на молодую женщину и заметил, что она бледна, как смерть.
      — Идемте скорее! — сказала она, ускорив шаги. Гектор Лемблен, задумавшись, вел своих гостей той же самой дорогой, как и накануне, открыл, не колеблясь, дверь и пропустил майора и Даму в черной перчатке вперед.
      Накануне, как уже помнит читатель, Жермен сдвинул кровать с того места, где, по описанию генерала де Рювиньи, должна была находиться шкатулка. Капитан взял лом и молот, оставленные Жерменом прошлой ночью, и без малейшего труда вынул квадрат паркета.
      Генерал сказал правду. Под квадратом было углубление, в котором должна была находиться железная шкатулка, которую капитан схватил дрожащей рукой в то время, как майор и Дама в черной перчатке внимательно следили за ним.
      — Вот ваше состояние, — сказал русский дворянин своей спутнице, взяв шкатулку из рук капитана.
      В шкатулке был маленький замок, а в нем торчал ключ. Майор повернул его и открыл шкатулку. Капитан с любопытством нагнулся над нею и, заглянув, вскрикнул.

      Крик капитана, раздавшийся в ту минуту, когда была открыта шкатулка, не трудно объяснить.
      Шкатулка была пуста! Или, вернее, в ней лежало только одно письмо вместо большой суммы денег, которую он ожидал там увидеть. Письмо с надписью крупными буквами было адресовано ему, капитану Гектору Лемблену.
      Это было тем необъяснимее, что, по сообщению майора, письмо было написано двенадцать лет назад генералом бароном де Флар Рювиньи, а шкатулка находилась под полом, по крайней мере, лет пятнадцать.
      А пятнадцать лет тому назад генерал, разумеется, не мог знать Гектора Лемблена, тогда еще простого подпоручика пехотного полка, и притом как мог он предположить, что подпоручик Лемблен женится впоследствии на его вдове и будет жить в его замке Рювиньи?
      Однако на письме была следующая надпись:
      «Г-ну капитану Гектору Лемблену в его замке де Рювиньи».
      Ясно, что письмо писал не генерал; ящик, вероятно, был открыт кем-нибудь, и укравший содержимое шкатулки счел нужным написать несколько слов капитану.
      Когда Гектор Лемблен вскрикнул, к нему подошла Дама в черной перчатке и, заглянув в шкатулку, увидала, что в нем было только одно письмо. От кого оно? Что в нем заключалось?
      Наступило общее молчание. Все трое переглядывались и колебались. Наконец майор обратился к капитану, протянув ему письмо, к которому тот не решался прикоснуться.
      — Ну, распечатайте же скорее, — сказал он ему, — и дайте нам ключ к этой разгадке.
      Ужасное предчувствие сжало сердце Гектора Лемблена. Рука его дрожала, когда он брал письмо. Он едва держался на ногах в то время, когда взламывали печать, и, повернув лист бумаги, взглянул на подпись. Письмо было подписано Жерменом. Жермен, камердинер капитана, его поверенный, быть может, сообщник. Жермен, сопровождавший его всего несколько часов назад в эту комнату, вероятно, снова вернулся туда, чтобы похитить сокровище, спрятанное в шкатулке.
      Капитану делалось дурно, когда он читал письмо, а майор и Дама в черной перчатке молча ожидали разъяснения загадки.
      Содержание письма Жермена было следующее: «Дорогой и многоуважаемый барин!
      Между нами слишком много тайн для того, чтобы вы не разрешили мне обратиться к вам в фамильярном тоне.
      Вы назначили мне ренту в тысячу экю за заботливость и рвение, которые я выказал, закрыв глаза покойной госпоже Лемблен; вы обещали мне еще тридцать тысяч франков, если достигнете известных вам результатов.
      О! Вы избаловали меня, дорогой и уважаемый барин, раздразнив мой аппетит. Четыре тысячи пятьсот ливров годового дохода за тайну, когда довольно было бы трех строк, написанных мною прокурору судебной палаты, чтобы предать вас уголовному суду; четыре тысячи пятьсот ливров ренты, говорю я, кажутся мне недостаточными; я предпочитаю позаботиться о себе сам.
      Итак, дорогой барин, в то время как вы спите, я беру ключ от комнаты барыни, вынимаю квадрат паркета, открываю шкатулку, а в шкатулке порядочная сумма… Угадайте? Генерал поступил прекрасно, позаботившись оставить состояние своим детям. В шкатулке было на миллион процентных бумаг и чеков.
      Вспомните о смерти госпожи Лемблен и о том, каким образом вы и я закрыли ей глаза.
      Ваш камердинер Жермен».
      Если бы земля разверзлась под ногами Гектора Лемблена, то он, наверное, был бы менее поражен, чем читая это письмо.
      И, без сомнения, в эту минуту его менее всего смущала мысль, что ему придется заплатить миллион, украденный его камердинером. Что значил один миллион для этого офицера, разбогатевшего благодаря случаю и очутившемуся в одно прекрасное утро обладателем двухсот тысяч ливров годового дохода?
      Но причиной ужаса, овладевшего им, от которого волосы его встали дыбом, а холодный пот выступил на посиневших висках, было письмо, которого он не осмелился бы показать ни Арлеву, ни Даме в черной перчатке, потому что в каждой строке его слышалось: «Ты убийца».
      Глаза графа Арлева и его спутницы были прикованы к капитану в то время, пока он читал, и посторонний наблюдатель, конечно, был бы удивлен спокойствием, с которым они смотрели на человека, машинально читавшего письмо, видимо, не понимая его содержания.
      Его мысли унеслись куда-то далеко… Он старался придумать какое-нибудь объяснение, которое дало бы ему возможность не показать этого ужасного обвинения. Но майор и его спутница ждали, и он чувствовал на себе их испытующий взгляд.
      Отчаянная решимость овладела капитаном. С быстротою молнии он скомкал письмо в руке и разорвал его на мелкие куски.
      — Что вы делаете? — крикнул майор, сердито взглянув на него.
      Капитан уничтожил одно из доказательств своего преступления, но голос и взгляд майора дали ему понять, что ему так дешево не отделаться.
      — Милостивый государь, — сказал капитан, — в шкатулке был миллион.
      — Где же он? — спросил майор.
      — Это письмо объясняет мне это… вы получите его… — пробормотал Лемблен хриплым голосом.
      — Но это письмо… от кого оно? Зачем вы его разорвали? — продолжал строго допрашивать граф Арлев. — Вы смеетесь, что ли, над нами, сударь?
      Капитан был бледен, конвульсивная дрожь пробегала по всему его телу.
      — Ну, сударь, отвечайте же! — настаивал майор.
      — Я не могу…
      — Вы… не… можете? — медленно проговорил граф Арлев.
      — Нет!
      И Гектор Лемблен, обессиленный, упал на стул. В продолжение десяти минут у него была такая сильная нервная дрожь, что майор и его спутница не решились беспокоить его.
      Когда капитан немного пришел в себя и успокоился, он встал и сказал графу Арлеву:
      — Граф, мое нравственное состояние теперь таково, что если бы вы потребовали у меня немедленного ответа на ваши вопросы и объяснения моего странного поведения, то я, не колебаясь, прострелил бы себе голову.
      — Вы с ума сошли! — воскликнул майор.
      — Может быть! — сказал капитан, вполне овладев собою. — Но позвольте напомнить вам и вашей спутнице, что я капитан Гектор Лемблен, и что у меня двести тысяч ливров годового дохода и я пользуюсь в свете всеобщим уважением, а потому имею право рассчитывать получить от вас отсрочку.
      — О какой отсрочке вы говорите? — спросил майор.
      — Граф, — ответил капитан, — позвольте мне поговорить с вами наедине?
      Майор взглянул на Даму в черной перчатке, как бы спрашивая ее согласия. Она утвердительно кивнула головой.
      — Я выйду, — сказала она.
      И она ушла, оставив капитана с майором наедине.
      Подобно людям, которые, будучи доведены до последней крайности и чувствуя неминуемую гибель, испытывают всевозможные средства для своего спасения, так и капитан, на душе у которого было столько преступлений, вдруг почувствовал вдохновение: он не отступил перед самым гнусным и низким средством, перед ложью.
      — Сударь, — сказал он майору, — в письме, разорванном мною, была тайна.
      — Вот как! — протянул майор.
      — Ужасная тайна, разглашение которой опозорило бы навсегда честь одной семьи, такая тайна, что если бы я выдал ее, то мне пришлось бы немедленно покончить с собою.
      — В самом деле! — холодно заметил майор, который, казалось, ожидал, что капитан даст ему дальнейшие объяснения.
      — В письме, — продолжал капитан, — мне сообщили, кроме того, что состояние мадемуазель де Рювиньи, еще накануне находившееся в шкатулке, украдено.
      — И что же?
      — Так вот, — продолжал Гектор, — это состояние я должен возвратить, я, у которого оно украдено по моей же вине, и я торжественно прошу у вас руку дочери генерала, чтобы богатство, которым я владею, могло вернуться к первоначальной владелице.
      — Капитан, — возразил майор, — и это все, что вы хотели мне сказать?
      — Все, граф.
      — Хорошо, но прежде чем вам ответить, вы позволите мне переговорить с моей воспитанницей?
      Майор оставил Гектора Лемблена одного и отправился к Даме в черной перчатке, которой подробно передал свой разговор с капитаном. Молодая женщина выслушала его до конца, не прерывая.
      — Этот человек, — сказала она наконец, — окончательно погряз в преступлениях, и нам будет трудно добиться от него признания. Он нашел способ выбраться из безвыходного положения, в которое мы его поставили, и уклониться от объяснений.
      — Ваша правда, — согласился майор.
      — Он думал спастись, но этим только приблизил себя к гибели.
      И она прибавила со злой улыбкой и взглядом, которые приводили в ужас.
      — Да, мой добрый Герман, вы можете обещать ему мою руку и можете сказать ему, что я согласна выйти за него замуж.
      — Как! — вскричал с удивлением майор.
      — Но с одним условием: чтобы он сегодня же вечером уехал в Париж, немедленно хлопотал о нашей свадьбе и позаботился бы о необходимых бумагах для свадебного контракта. А мы подождем его возвращения здесь.
      — Возможно ли это?
      — Да. Я так хочу. К тому же, он любит меня и исполнит все, что бы я ни пожелала.
      — Так я передам ему ваши желания, — сказал граф Арлев.
      — О! — проговорила Дама в черной перчатке, улыбаясь. — Скажите лучше — мои приказания. Разве этот человек не раб мой?
      — Это правда.
      Она указала рукой на календарь.
      — Какое сегодня число? — спросила она.
      — Четырнадцатое.
      — Отлично! Запомните же, мой добрый Герман: тридцатого числа этого месяца капелла замка Рювиньи раскроет свои двери перед Гектором Лембленом…
      — И его невестой, быть может…
      — Нет, только перед ним одним, перед мертвым и лежащим в гробу.
      В тот же вечер Гектор Лемблен уехал в Париж, оставив в замке Рювиньи графа Арлева и Даму в черной перчатке. Тогда последняя сказала майору:
      — В отсутствие капитана мы можем заняться немного моим другим обожателем.
      — Арманом?
      — Да. Чтобы наш досуг не пропал даром.
      Она сказала это с холодной усмешкой, которая приводила в трепет даже самого графа Арлева.