Это происходило на берегах Гаронны. В старом, полуразрушенном замке юный владелец поместья принимал гостей. Кругом все говорило о неповитой бедности, но гасконец хвастун по природе, и повсюду виднелись старания придать этой бедности лишь вид почтительно культивируемой старины.
      В теплый июльский вечер тысяча пятьсот семьдесят второго года в громадном зале старого замка собрались трое друзей, из которых старшему было не более тридцати лет, а младшему не было и девятнадцати. Последним был сам хозяин.
      Они сидели вокруг стола, покрытого старой, вытертой скатертью, и занимались игрой в карты. В качестве истинных гасконцев они положили около себя свои кошельки, вместо того чтобы высыпать их содержимое на стол. Около играющих виднелись две большие, пузатые, но — увы! — пустые бутылки.
      — Однако, господа, — воскликнул один из гостей, — я хочу пить! Вина, дворецкий!
      К столу подошел крестьянин, наряженный в желтый казакин, и шепнул на ухо хозяину, что в погребе нет больше ни одной бутылки.
      — Господа! — сказал хозяин дома. — Пандриль спрашивает, какого именно вина желаете вы?
      — Ну вот еще! — ответил другой гость. — Да самого лучшего, разумеется!
      — Да видите ли, в чем дело, — ответил хозяин, не моргнув и глазом, — вам очень хочется пить, но… Пандриль, друг мой, — обратился он к крестьянину, довольно неуклюже разыгрывавшему роль дворецкого, — вели оседлать сейчас же мою лучшую лошадь…
      — Какую? — наивно спросил Пандриль. — Черную или белую?
      Владелец замка грозно и надменно посмотрел на недогадливого слугу.
      — Дурак! — ответил он. — Ты должен знать, что Вельзевул черен как ночь! Ну-с, вели, значит, оседлать лучшую лошадь, то есть Вельзевула, и отправляйся на клосскую ферму. Скажи фермеру, что я приказал дать тебе бурдюк сенжакского вина, которое мой предок вывез из Испании… ну, того самого, которое еще ему подарил император Карл Пятый!
      Хозяин кинул на слугу такой многозначительный взгляд, что несчастный Пандриль выскочил стремглав из комнаты, не осмелившись заметить, что о знаменитом сенжакском вине он слыхал так же мало, как и об императоре Карле Пятом, и что клосска: ферма на самом деле представляет собою полуразрушенную и необитаемую хижину, стоящую среди клочка виноградников.
      Когда слуга ушел, хозяин продолжал:
      — Дорогие друзья, наступили тяжелые времена для нас, дворян. У самих королей не осталось ни кола ни двора, а религиозные распри разорили самые знатные дома Франции и Наварры.
      — Кому ты говоришь это, Гектор! — воскликнул один из игроков.
      — По счастью, у нас имеется то, что у нас не может отнять никто, а именно наше происхождение! — отозвался третий, которого звали Лагир.
      — Ты прав, клянусь прахом своих предков! — ответил хозяин дома. — И знаете что, друзья? Чтобы убить как-нибудь ожидание в течение того времени, которое понадобится Пандрилю для доставки сюда вина, не поговорим ли мы немного о наших генеалогиях? В наше время, когда развелось много всяких проходимцев и выскочек, истинным дворянам полезно восстановить памяти свое родословное древо!
      — Вот это — блестящая идея, черт возьми! — воскликнул Лагир. — Что же, начнем хоть с меня, господа! Ведь вы, конечно, знаете, времена заставили моих предков жить в качестве простых дворян, но на самом деле мы заслуживаем лучшей участи. Ведь меня зовут Лагир, и я происхожу от Валета червей!
      — Как же! — ответил хозяин дома. — Лагир, спутник Жанны д'Арк, или Валет червей, был большим другом моего предка Гектора де Галяра, Валета бубен.
      — Истинная правда! — подтвердил потомок спутника Орлеанской девы.
      — Ну, а я, господа, — сказал третий, — происхожу из более древнего рода, чем вы оба!
      — Еще чего! — сказал Гектор.
      — Поди ты! — буркнул Лагир.
      — А вот судите сами. Меня зовут Ожье де Левис, и мои предки были в родстве с самой Богородицей. Первый из моих предков, о котором у нас имеются хоть какие-либо точные сведения, был шталмейстером царя Давида, а потом другом и поверенным царя Соломона, который дал ему прозвище Валета пик. А ну тебя к черту! — крикнул Гектор де Галяр. — Ты хватил через край, голубчик!
      — Да нисколько! — скромно ответил Ожье де Левис.
      — Но ведь карты были изобретены всего только в царствование короля Карла Шестого.
      — Извини, пожалуйста, — невозмутимо ответил Ожье, — карты изобрел Саул.
      — Ты думаешь?
      — Я знаю это! За тридцать девять лет и шесть месяцев до Рождества Христова карты вышли из употребления, и к ним вернулись лишь в царствование короля, о котором ты говорил.
      — А, ну это другое дело! — важно ответил Лагир. — Значит, ты происходишь от Пикового валета?
      — Как ты от Валета червей!
      В тот момент когда молодые люди обменивались последними фразами, дверь в зал раскрылась и в комнату вошел юный и красивый кавалер. Это был наш старый знакомый Амори де Ноэ. Он был в ботфортах, покрытых, как и платье, толстым слоем пыли.
      — В таком случае, друг Ожье, — сказал Ноэ, — в сравнении со мной ты все же ничтожный дворянчик, а Гектор и Лагир просто и в счет не идут!
      — От кого же ты происходишь, Амори? — совершенно бесстрастно спросил Гектор.
      — Но ты можешь сам видеть это из моего имени! — ответил тот. — Я происхожу от самого патриарха Ноя! Первый из моих предков — Иафет — царствовал на берегах Ганга. Один из его потомков, по имени Ланселот, сопровождал в походах Александра Макендонского, который дал ему прозвище Валет треф.
      — Позволь, — сказал Ожье де Левис, — разве ты забыл, что в ту эпоху карты вышли из употребления?
      — Вышли, но не в Македонии, где не переставали играть в карты! — отпарировал потомок патриарха Ноя, а затем уселся и сказал: — Ну, а теперь, господа, когда мы припомнили свои родословные, угостите-ка меня стаканчиком вина, потому что я умираю от жажды!
      — Погоди немного, — сказал Гектор, — мой дворецкий отправился в погреб.
      — А так как этот погреб находится довольно далеко отсюда, то ему пришлось сесть на лошадь, — прибавил Лагир.
      Амори де Ноэ улыбнулся, взял графин с водой, налил себе стакан этого бесхитростного напитка и сказал со вздохом:
      — Это ли не насмешка судьбы! Мой предок Ной первый извлек из виноградной лозы ее сладостный сок, а его потомку приходится довольствоваться простой водой, да еще проскакав двое суток без отдыха!
      — Вот как? — сказал Гектор. — Откуда же ты?
      — Из Парижа, и приехал специально, чтобы повидать вас, друзья мои!
      — Да полно тебе!
      Ноэ сразу принял серьезный вид, и это отразилось также и из выражении лиц остальных.
      — Господа, — сказал Ноэ, — я примчался из Парижа, где раздаются сдержанный ропот, мрачное потрескивание и похороный звон. Этот ропот — ропот народа, не видящего перед собой светлого будущего. Это потрескивание — потрескивание трона Валуа, медленно, но верно идущего к разрушению и развалу. Этот похоронный звон гудит о смерти трех принцев, из которых младшему двадцать лет, а старшему — двадцать четыре, что не мешает им всем троим носить на своем челе печать близкой смерти!
      Трое гасконцев уже не смеялись. Они с серьезным интересом смотрели на оратора, ожидая продолжения. И Ноэ заговорил:
      — Религиозные распри ускорили дело разрушения. Гугеноты обращают взоры к электору Палатинскому, католики призывают к себе на помощь лотарингских принцев и Испанию. Ни у кого нет патриотической сознательности!
      Последняя фраза вызвала взрыв негодования у слушателей.
      — Клянусь вечным спасением, — крикнул Ожье де Левис, — в качестве родственника Богородицы я добрый католик, но я стану гугенотом, если испанцы перешагнут через Пиренеи!
      — И я тоже, — сказал Лагир.
      — Черт возьми! — сказал Гектор. — Я гугенот, но лучше стану католиком, чем допущу этого тевтонского болвана электора вмешиваться в дела Франции!
      — Да благословенно будет имя Божие! — торжественно отозвался Ноэ. — Я не ошибся в вас, и вы действительно те люди, которые мне нужны!
      — Для чего?
      — Выслушайте меня! Мы гасконцы, мы беарнцы, мы дети рыцарской страны, где когда-то носилась шпага самого Роланда! В наших горах нет золота, но зато воздух, которым мы дышим, закаляет сердца, делая их недоступными для страха. Нас только горсточка, но короли старой Франции старались привлечь эту горсточку в свою армию, говоря, что шпага беарнца стоит сотни пик, а рапира гасконца — сотни аркебуз!
      — Да в чем дело-то, куда ты клонишь? — спросили хором молодые люди.
      — Слушайте, только слушайте! — Ноэ встал, его жесты и звук голоса стали еще торжественнее, еще многозначительнее. — Это было около месяца тому назад. Ночью на балконе Лувра стояли двое людей, любуясь видом гигантского Парижа. Оба они были молоды, оба верили в свое будущее. Одетые в простые камзолы, они мечтали о парче. Положив руки на эфесы своих рапир, они мечтали о том, чтобы командовать целыми армиями. Один из них поднял взор к облачному ночному небу; в клочке потемневшей лазури горела одна звезда, и человек, внимательно и долго посмотрев на нее, перевел взор снова к Парижу, и его губы пробормотали: «Как знать? Быть может, когда-нибудь я все-таки буду королем Франции!» Этот человек — сын наших гор; это юный принц, который не раз спал под открытым небом с голубым эфиром нашей страны вместо покрова и с камнем под головой вместо подушки. Это — король нашей бедной страны, где властно и разгульно носится чистый ветер свободы! Этот человек — шляпы долой, господа! — этот человек Генрих Наваррский, ставший королем с тех пор, как королева Екатерина Медичи приказала отравить Жанну д'Альбрэ, его мать и нашу государыню!
      — Да здравствует наваррский король! — крикнули трое молодых людей.
      — Да здравствует Генрих Наваррский, король Франции! — ответил Амори де Ноэ. — Да, господа, это он, наш обожаемый монарх! А другой молодой человек — это я сам, господа! И вот тогда я вспомнил о вас и подумал: если четыре беарнца, четыре гасконца, храбрые, как Роланд, благородные, как король, обяжутся клятвой отдать не Наварру Франции, а Францию — Наварре, то сам Бог не сможет помешать им в этом!
      Молодые люди вскочили со стульев и клятвенно подняли руки кверху. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Пандриль.
      — Ах, ваша честь! — жалобно сказал он, обращаясь к хозяину. — Какое несчастье! Я очень торопился и нечаянно проткнул бурдюк шпорой! Все вино и вылилось на дорогу!
      — Господа! — смеясь, сказал Гектор. — Господь принял нашу клятву и дал нам знак большим чудом: он просветил ум Пандриля!

      В тот самый день и почти в тот самый час, когда гасконские дворянчики заключали между собой таинственный союз, за триста пятьдесят лье от замка Гектора де Галяра один юный рыцарь звонко пощелкивал шпорами по мостовой доброго старого города Нанси, резиденции герцогов Лотарингских. Он был закутан в широкий плащ, закрывавший часть лица, а широкополая шляпа была надвинута до самых глаз. Рыцарь торопливо проскользнул в боковую улочку, по которой спустился до берега Мерты, но здесь остановился в нерешительности, не зная, направо или налево ему идти.
      — Чтоб черт побрал необстоятельность! — буркнул он. По середине улочки горел фонарь. Рыцарь подошел к столбу, достал из-за пазухи маленький сверточек пергамента и при мерцающем огоньке фонаря прочел:
      «Если граф Эрих де Кревкер любит по-прежнему, он придет сегодня вечером к девяти часам на берег Мерты, выйдя через переулок Святого Павла».
      «Я вышел через эту улицу, спустился к берегу и все же не видел никого, — сказал себе рыцарь. — Как быть? Что же, я спущусь теперь к самой воде против улицы и буду там ждать. Но что нужно от меня и кто мог проникнуть в мою тайну? О да, я люблю по — прежнему, но объект этой любви слишком далек, чтобы я мог хоть на что-нибудь надеяться».
      В этот момент послышался звук осторожных шагов, заставивший молодого человека насторожиться. Вскоре он увидел, что от улицы Святого Павла к реке спускается какая-то женская тень.
      — Граф! — сказала эта женщина, подходя к рыцарю.
      — Что вам угодно от меня? — спросил Кревкер, подумав тут же, что этот голос совершенно незнаком ему.
      — Вы — граф Эрих де Кревкер?
      — Да.
      — Получили ли вы какую-нибудь записку?
      — Да.
      — В таком случае вы ожидаете здесь меня!
      — Вот как! — сказал граф, стараясь разглядеть сквозь покрывало и густую вуаль, молода ли и хороша ли собой незнакомка.
      — Граф, — продолжала женщина, — пойдемте ближе к реке, так как только на открытом месте можно быть гарантированным от шпионов!
      Граф последовал за таинственной незнакомкой к самой реке.
      Там она сказала:
      — Ведь вы — граф Эрих де Кревкер, потомок героя Кревкера, который был правой рукой герцога Бургундского, Карла Жестокого?
      — Это был мой прапрадедушка.
      — Вы молоды, красивы и храбры?
      — Молод — да, красив ли — не знаю, храбр — наверное.
      — Вы — один из богатейших синьоров Лотарингии?
      — Так говорят, по крайней мере.
      — И, несмотря на это, красавицы города Нанси и придворные нашего герцога уверяют, что нет рыцаря более печального и угрюмого, чем вы!
      — Я болен!
      — Да, вы поражены в сердце! — Граф вздрогнул от неожиданности; незнакомка продолжала: — Граф Эрих Кревкер, вы стали жертвой роковой и всепожирающей любви!
      — Вы-то почему знаете это? — нетерпеливо буркнул граф.
      — Я знаю все! — ответила женщина.
      — Ну так назовите мне имя той, которую я люблю! — с резким хохотом предложил Кревкер.
      Женщина подошла ближе, приложила свои губы к его уху и шепнула ему какое-то имя, что заставило графа вскрикнуть:
      — Молчите!
      — Нет, — ответила незнакомка, — я буду говорить, и вы выслушаете меня. Я расскажу вам вашу собственную историю.
      — На что это вам нужно?
      — Вы увидите сами!
      Те, которые владеют нашими тайнами, всегда имеют над нами большую власть. Так и граф Эрих покорно склонил голову и прошептал:
      — Ну что же… Если вы непременно хотите…
      — Граф Кревкер, — сказала тогда незнакомка, — однажды вечером вы были в старой церкви, колокольня которой видна на десять лье из окрестностей Нанси.
      — Я вообще часто бываю в церкви!
      — Это было вечером, когда церковь казалась совершенно пустой. Не было ни священников, ни молящихся, только Бог незримо витал в своем святилище. Вы опустились на колени, даже пали совсем ниц и, прижавшись пылающим лбом к холодному камню пола, шепнули: «О Господь всемогущий! Дай мне силы отказаться от этой роковой любви, которая снедает меня, к…» Тут вы произнесли некое имя, но, как ни тих был ваш шепот, он все же нашел отклик в сердце женщины, которая молилась коленопреклоненно за выступом вблизи от вас.
      — Это были вы?
      — Нет!
      — Кто же?
      «Она! Она!» — пробормотал граф, чувствуя, что от сильного волнения у него под шляпой волосы становятся дыбом. А незнакомка продолжала:
      — С того момента, как она узнала, что вы любите ее, она подумала, что вы не откажетесь служить ей, когда ей встретится нужда в вас!
      — О, — пробормотал граф Эрих, — пусть она потребует у меня всю кровь до последней капли!
      — Как знать?!
      — Пусть она заставит меня умереть за нее, лишь бы перед смертью я увидел ее улыбку, обращенную ко мне!
      — Бедный! Как вы любите ее! — сочувственно шепнула незнакомка. — О, как вы любите ее, Боже мой!
      — Но кто же вы, рассказывающая мне все это? — спросил граф, выпрямляясь.
      — Меня послала она! — воскликнула незнакомка и, увидев, что при этих словах граф зашатался, словно его поразила молния, произнесла: — Овладейте собой, граф!.. Смелее! Смелее!
      — К чему?
      — Она рассчитывает на вас!
      — Я готов. Что нужно сделать?
      — Следуйте за мной!
      Незнакомка пошла вдоль берега Мерты, сопровождаемая графом. Минут через десять они дошли до моста. Там женщина остановилась и сказала своему спутнику:
      — Знаете ли вы Вертский лес?
      — О, конечно! Он окружает Замок Дьявола, старые руины, о которых ходят слухи, будто они заколдованы.
      — Вы суеверны?
      — Нет.
      — Может быть, вы боитесь призраков или домовых?
      — Я христианин!
      — И католик, разумеется?
      — Да, я страстно ненавижу гугенотов.
      — Отлично! Случалось ли вам бывать в Вертском лесу?
      — Да, я не раз охотился там и знаю каждую тропинку.
      — Значит, вам не нужно света, чтобы перейти через Долину Фей у подножия замка?
      — Я сумею ориентироваться по камням и деревьям.
      — В таком случае, граф, знайте следующее: сейчас на герцогском дворце бьет девять часов, а в полночь вы должны быть в развалинах старого замка.
      — Я буду там. Что же я должен делать?
      — Ждать!
      — И это все, что вы приказываете мне от ее имени?
      — Дальнейшие инструкции вы получите в развалинах.
      — Хорошо! Я сейчас же прикажу оседлать лучшую лошадь и…
      — Этого не нужно. Спуститесь под мост, и там вы найдете лодку. Через час вы спуститесь по течению реки к тому месту, где начинается Вертский лес. Вы войдете в кусты, которые называются «Раздвоенным лесом», и там найдете готовую оседланную лошадь. До свиданья!
      Сказав это, незнакомка знаком руки простилась с графом и быстро исчезла. Не раздумывая над странностью приключения, граф Эрих де Кревкер спустился под мост, вскочил в лодку, которую нашел там, обрубил кинжалом причал и одним взмахом весел выехал на середину реки. Мерта бежала очень быстро, но граф отлично управлялся с веслами и меньше чем через час уже был у того места, которое ему указала незнакомка. Граф выскочил на берег и собрался углубиться в кусты, когда на реке послышался плеск весел. Кревкер прислушался, но звук внезапно прекратился.
      — Должно быть, я ошибся, — сказал он и вошел в кусты, направляясь к полянке, где должна была быть лошадь, обещанная незнакомкой.
      Но по мере того как он шел, он слышал за собой звук чьих-то шагов, который сейчас же смолкал, как только граф останавливался и прислушивался, — совсем так же, как это было только что с веслами.
      «Однако! — подумал Кревкер. — Уж не выслеживают ли меня?»
      Он положил руку на эфес шпаги и снова пошел вперед. Тут невдалеке послышалось ржанье лошади. Граф свернул в сторону, но звук преследовавших его шагов показал, что и неизвестный спутник тоже повернул в эту сторону. Только теперь таинственный преследователь ускорял шаги и нагонял графа. И в тот самый момент, когда граф увидал на полянке лошадь, его опередила какая-то тень, которая подскочила к лошади и схватила ее за поводья.
      — Прочь, мужик! — крикнул граф. — Эта лошадь предназначена мне!
      — Ступай прочь ты сам! — ответил незнакомец. — И прежде всего знай, что я дворянин!
      — В таком случае позвольте мне заметить вам, что вы держите себя несколько странно для дворянина, стараясь овладеть чужой лошадью!
      — Меня зовут сир д'Арнембург, и я клянусь своим незапятнанным, именем, что вы ошибаетесь!
      — Извините, мессир Арнембург, но я приехал на лодке из Нанси специально для того, чтобы отыскать лошадь на этой полянке!
      — А я специально явился из своего замка, чтобы найти лошадь на этой самой полянке!
      — В таком случае, — сказал граф, — я не вижу иного способа разрешить вопрос, кроме…
      — Кроме того, что я уже хотел предложить вам сам, — ответил Арнембург, и молодые люди, скинув плащи, обнажили шпаги.

      Они уже скрестили оружие, как вдруг до них донесся звук ржанья. Но — странное дело! — этот звук шел слева, а лошадь, которую оспаривали молодые люди, находилась совсем близко и справа от них. Значит, была и вторая лошадь?
      Молодые люди опустили оружие и посмотрели друг на друга.
      — Мы с ума сошли, — сказал граф, — ведь тут имеется по лошади для каждого из нас!
      — Я тоже так думаю! — сказал сир д'Арнембург. Лошадь заржала еще раз. Граф направился в ту сторону, откуда доносился звук, и действительно вернулся с лошадью.
      — Ей-богу, мессир, — сказал он, — лошадей-то действительно две! Но только одна вороная, а другая белая. Какая же назначена для вас и какая для меня?
      — Этого я уже не знаю.
      — Да как же быть?
      — Но пожалуйста, выбирайте! — предложил Арнембург.
      — О, после вас! — любезно отклонил граф Кревкер.
      — Да уверяю вас, что мне это совершенно безразлично! Лишь бы только лошадь довезла меня до Замка Дьявола, а там…
      — Что такое? — сказал граф. — Куда?
      — К Замку Дьявола, то есть к развалинам, которые так называются.
      — Но ведь я тоже направляюсь туда!
      — Да? — вспыхнув переспросил Арнембург.
      — Но ведь, насколько мне известно, развалины необитаемы, — заметил граф.
      — Они станут обитаемыми на эту ночь, раз меня ждут там, — ответил Арнембург.
      — Да ведь меня тоже ждут!
      — Знаете что? Это начинает становиться чересчур странным! Вы приезжаете в лодке — я тоже, вас ждет одна лошадь — меня другая, вы едете в Замок Дьявола — я тоже. Что все это значит?
      — Очевидно лишь то, что мы едем с одинаковой целью!
      — Но я не знаю, что это за цель!
      — И я тоже!
      На минуту воцарилось молчание. Затем сир д'Арнембург заговорил снова:
      — А все же я могу рассказать вам кое-что, что возбудит ваше любопытство!
      — Пожалуйста, я слушаю вас!
      — Я уже сказал вам свое имя. Прибавлю, что я родом люксембуржец и состою на службе у его светлости герцога Гиза, да продлит Господь его часы!
      — Я тоже служу герцогу!
      — В качестве капитана герцогских войск я стоял гарнизоном в городе Меце.
      — И я тоже!
      — Так вот там, в Меце, я почувствовал всепожирающую страсть к женщине, до которой мне было далеко как до луны!
      — Это слово в слово то же самое, что случилось со мной!
      — Я похоронил эту любовь в глубочайших недрах своего сердца, — продолжал люксембуржец, — как вдруг сегодня утром получаю записку: «Вы любите такую-то, и эта дама знает о Вашей любви».
      — Простите, — перебил его граф, — как же могла эта дама узнать о вашей любви, раз эту любовь вы похоронили в «глубочайших недрах вашего сердца»?
      — О, это произошло совершенно неожиданным образом. Несколько месяцев тому назад я был в церкви, где никого не было, как я, по крайней мере, думал. Там, упав ниц пред лицом Всемогущего, я…
      — Там вы обратились к Богу с просьбой залечить ваше сердце от безумной роковой любви, а любимая вами дама в это время находилась за выступом вблизи вас?
      — Вот-вот!
      — И эта дама услыхала, как вы признавались Богу в своей любви к ней?
      — Но позвольте! Кто мог сказать вам все это?
      — Никто.
      — Но тогда, как же…
      — Ваша история — точнейшее повторение моей собственной, — сказал граф.
      — Что такое? — грозно крикнул люксембуржец.
      — И я могу даже назвать вам имя любимой вами особы! — невозмутимо продолжал Кревкер и, наклонясь к уху люксембуржца, прошептал ему что-то такое, от чего д'Арнембург подскочил словно ужаленный.
      Между тем граф, назвав Арнембургу таинственное имя, отступил с поклоном на шаг и сказал:
      — Насколько я вижу, мы соперники!
      — Я тоже так думаю!
      — Следовательно, нам остается лишь прибегнуть к оружию!
      — Но позвольте!..
      — Мы должны биться насмерть!
      — Погодите, сударь, — холодно прервал графа д'Арнембург. — Надеюсь, вы не заподозрите, что я способен испугаться чьей — нибудь шпаги?
      — Я этого не думаю во всяком случае!
      — И все же я нахожу ваше предложение решить вопрос поединком совершенно неприемлемым. Этот способ не годится, не подобает для данного случая!
      — Однако позвольте! Вы только что были готовы драться из-за лошади! Значит, вы находите, что женщина не стоит того?
      — Ничего подобного. Я думаю, что раз женщина, из-за которой вы хотите драться, назначила нам здесь свидание, то у нее должны были быть для этого основательные причины. Очевидно, она решила, что любовь обязывает к преданности и что если мы действительно любим ее, то подумаем не о себе, а лишь о ней. Раз она зовет нас — значит, она нуждается в нас, и не в одном только, а в обоих!
      — Вы совершенно правы, — : согласился граф. — Мы должны спрятать шпаги в ножны и мирно ехать вместе к развалинам, где мы узнаем, что нас ожидает.
      — Отлично! — сказал люксембуржец. — В таком случае благоволите выбрать лошадь.
      — Я беру черную.
      — Ладно, — ответил Арнембург, садясь на белую.
      — Знаете ли вы дорогу? — спросил граф.
      — Нет, — ответил его спутник, — но мне было сказано, что лошадь сама доставит меня куда нужно.
      — Ну а я знаю дорогу и буду руководить нашим путем!
      — Отлично! Вперед!
      Молодые люди дали шпоры лошадям, и граф Эрих повел своего спутника по узкой тропинке, которая шла к Долине Фей.
      Оба они ехали молчаливо, погруженные в свои мысли, и оба думали почти одно и то же: «Раз нас двое — значит, ясно, что женщина, которую мы оба любим, сама не любит ни одного из нас. Но ей нужны наши шпаги, и вот она зовет нас к себе!»
      Но еще другая мысль скользнула у каждого из них: «А все же, как знать? Быть может, если бы я был один, то…»
      И оба они уже жалели, почему не решили вопроса смертным боем!
      Когда они подъезжали к Долине Фей, над которой высились развалины старого замка, до них донесся стук чьих-то копыт и чье-то энергичное немецкое проклятие.
      — Это еще что? — спросил граф Эрих.
      В этот момент взошла луна, и на освещенной ею долине вырисовалась фигура всадника, который, заметив наших путешественников, направился к ним.
      — Скажите, господа, — обратился он к ним, — вы здешние?
      — Да, — ответил Кревкер.
      — В таком случае не укажете ли вы мне, как проехать к Замку Дьявола?
      — Как, — воскликнули в один голос Кревкер и Арнембург, — вы тоже едете туда?
      — А разве и вы держите туда путь?
      — Ну да! Нас ждут к двенадцати часам.
      — Да ведь и меня тоже!
      — Но если это так, — сказал граф, — то вы, наверное, не встретите никаких препятствий к тому, чтобы назвать нам свое имя?
      — Меня зовут Конрад ван Саарбрюк, я вассал герцогов Лотарингских!
      — А не можете ли вы сообщить нам, что заставило вас пуститься в этот путь?
      — Я нашел у дверей своего замка странную записку, приколотую кинжалом.
      — Ручаюсь, что записка начиналась словами: «Если Вы по — прежнему любите…», — сказал граф Эрих.
      — Почему вы знаете? — удивленно воскликнул Конрад.
      — И что вы любите знатную даму, до которой вам далеко как до звезд! — прибавил Арнембург.
      — Но позвольте…
      — И мы можем даже назвать вам ее имя!
      — Ну, уж это…
      Граф наклонился к уху барона ван Саарбрюка и что-то шепнул ему.
      — Но кто же мог сообщить вам мой секрет? — изумленно спросил барон.
      — Никто, — ответили ему молодые люди. — Дело в том, что мы тоже любим эту даму.
      Барон схватился за эфес шпаги. Арнембург рассмеялся.
      — Полно! — сказал он. — Раз она призывает всех, кто любит ее, значит, она нуждается в них во всех!
      — Вы правы, — согласился Конрад.
      — Значит, нам нет основания ссориться, а будем вместе продолжать наш путь. Позвольте и мне назвать себя: я — Лев д'Арнембург.
      — А я — граф Эрих де Кревкер!
      — Ручаюсь, — продолжал Арнембург, — что до получения этой записки вы не знали, что ей известно о вашей любви! Как же она узнала о ней?
      — Однажды мне пришлось спасти ее на охоте от разъяренного кабана, и моя тайна вырвалась у меня.
      — Откровенно говоря, мне это даже нравится, — сказал Лев смеясь. — Это, по крайней мере, вносит хоть некоторое разнообразие, а то нашу любовь она открыла одним и тем же образом.
      — И должен сознаться, что вы оказались смелее меня! — прибавил граф Эрих.
      — Я всегда смел, когда выпью, — флегматично ответил барон.
      — А в тот день вы выпили?
      — Да, но немного: бурдюк рейнвейна!
      — Однако! — пробормотали в ответ молодые люди. Разговаривая таким образом, молодые люди безостановочно взбирались по холму, на вершине которого высились развалины старого замка. Среди руин только одна башня уцелела более или менее. Эрих де Кревкер, который ехал впереди всех, первый очутился на пороге и сейчас же, обернувшись к своим спутникам, воскликнул:
      — Черт возьми! А вот и четвертый, господа!

      Действительно, в глубине громадной башни виднелся ярко горевший огонь очага, у которого примостился молодой человек лет двадцати пяти. Услыхав голос графа, он встал и положил руку на эфес шпаги. Но Эрих не обратил на это ни малейшего внимания и, не слезая с лошади, въехал прямо во внутренность башни.
      — Кто вы такой? — удивленно спросил его молодой человек.
      — Меня зовут граф Эрих де Кревкер, — ответил тот. Увидев, что за графом следуют еще двое, молодой человек окончательно изумился и вскрикнул:
      — Да что вам нужно здесь, господа?
      — Нам назначено здесь свидание в полночь.
      — В полночь?
      — Как и вам, должно быть?
      — Да, вы правы!
      — Я уже имел честь сообщить вам. — сказал тогда граф, — что меня зовут Эрих де Кревкер. — Молодой человек поклонился. — Вот этого господина зовут Лев д'Арнембург! — Молодой человек снова поклонился. — А вот этот господин — барон Конрад ван Саарбрюк!
      Молодой человек отдал третий поклон и сказал:
      — Господа, я бургундский дворянин, и меня зовут Гастон де Люкс.
      — Батюшки! — сказал граф. — Ведь вы были пажом герцога Генриха Гиза?
      — Еще пять лет тому назад я был им!
      — И вас пригласили сюда на свидание к двенадцати часам таинственной запиской?
      — Да, все это верно.
      — В таком случае, — заявил Эрих, — тут дело не обошлось без любви!
      — Да вам-то какое дело до этого! — нетерпеливо ответил Гастон вздрогнув.
      Переговариваясь, прибывшие спешивались, по очереди привязывали лошадей к дереву, которое неизвестными путями пробилось сквозь развалины, и подсаживались затем к огню.
      — Так вас интересует, какое нам дело до этого? — насмешливо сказал Кревкер. — Да видите ли, весьма возможно, что мы все отлично знаем ваш секрет!