В этот день король Карл IX охотился в Сен-Жермене. К концу охоты король собственноручно заполевал волка и, как страстный любитель этого рода спорта, не мог отказать себе в удовольствии избавить несчастное животное от мучительной агонии и всадить ему в голову пулю в тот самый момент, когда свора уже наседала на волка и собиралась растерзать его в клочки.
      — В самом деле! — с довольным видом воскликнул король. — Марго, которая так любит охоту, сделала большую ошибку, что не поехала с нами сегодня. Что вы скажете на это, господин де Коарасс? Ведь такая чудная погода!
      — В самом деле, ваше величество, погода чудная, — ответил Генрих Наваррский.
      — И Марго отлично позабавилась бы! — продолжал король, бросая хитрый взгляд на юного принца.
      — А разве ее высочество чувствовала себя недостаточно хорошо сегодня? — спросил Генрих, без смущения выдерживая королевский взгляд.
      — Да, у Марго мигрень.
      — Это очень неприятная болезнь, ваше величество!
      — Ну, у женщин всегда бывает мигрень, когда они не хотят что-нибудь делать, — ответил король, пожимая плечами. — Готов держать пари что, если бы Марго знала о вашем присутствии на охоте, она непременно отправилась бы тоже!
      — О ваше величество! Вам угодно смеяться надо мной! — сказал Генрих, будучи на этот раз не в силах удержаться от румянца замешательства.
      Но король и сам понял, что зашел слишком далеко, и просто ответил:
      — Да я вовсе не шучу. С тех пор как Марго знает, что ей придется выйти замуж за принца Наваррского, она бегает за всеми беарнцами, чтобы узнать у них что-нибудь о своем будущем супруге… Да, — продолжал он, — день был действительно очень удачным, и я уверен, что буду обедать сегодня с большим аппетитом!
      — Тем лучше для вас, ваше величество! — заметил Пибрак. — Когда король кушает, его подданные чувствуют голод!
      — В таком случае приглашаю вас отобедать со мной, Пибрак! — улыбаясь, сказал король.
      — Это такая честь для меня, ваше величество…
      — И ваших кузенов тоже!
      Генрих Наваррский и Ноэ поклонились, и король Карл IX дал сигнал к возвращению в Париж.
      Перед Лувром он сказал Пибраку:
      — Сходите к моей сестре, узнайте, не лучше ли ей. Пригласите ее отобедать со мной!
      Пибрак отправился исполнять это приказание и, вскоре вернувшись, доложил:
      — Ваше величество, ее высочество лежит в постели — боль не унимается!
      «Черт возьми! — подумал Генрих. — А как же будет с назначенным мне свиданием?»
      За стол король сел вместе с Пибраком, обоими молодыми людьми, слывшими за кузенов последнего, с Крильоном, полковником дворцовой гвардии, и двумя другими придворными, участвовавшими в охоте.
      — У меня волчий голод, — сказал он. — Вот то-то я поем! Но король не учел возможного вмешательства случая, способного прогнать самый сильный аппетит какой-нибудь дурной новостью. Не успел он поесть знаменитый суп из свиного сала и пососать крылышки фазана, как ему доложили:
      — Ваше величество, городской голова на коленях умоляет принять его немедленно!
      — К черту городского голову! — буркнул король.
      — Но, ваше величество, голова уверяет, что должен доложить вашему величеству о выдающемся преступлении!
      — Ах вот как? — сказал король, обрадованный, что сейчас узнает что-нибудь интересное. — Ну, пусть войдет!
      Через минуту дверь открылась, и в комнату вошел величественный старец с благородными манерами и полной достоинства осанкой. Это был городской голова Жозеф Мирон, брат королевского лейб-медика.
      — Господин городской голова, — сказал король, протягивая согласно обычаю руку для поцелуя, — уж не охватил ли огонь весь город с четырех сторон? Или, может быть, все мосты снесены половодьем в Сене? Нет? Так что же могло случиться достаточно важного, чтобы дать вам право беспокоить несчастного короля, умирающего от голода?
      — Ваше величество, — не смущаясь, ответил голова, — я явился с требованием правосудия. Этой ночью ограблен и убит парижский горожанин, и народная молва обвиняет в преступлении лиц, близких к вашему величеству!
      — Однако, господин городской голова! — сказал король, роняя из рук нож. — Я не держу при себе убийц и грабителей! Потрудитесь объясниться!
      — На Медвежьей улице жил ювелир по имени Самуил Лорьо, — спокойно начал рассказывать Жозеф Мирон, не смущаясь королевским гневом. — Он был очень богат и женат на молодой, очень красивой женщине. И вот жена Лорьо исчезла!
      — Одна?
      — Это осталось неизвестным.
      — А муж?
      — Сегодня утром соседи Лорьо с удивлением заметили, что дверь в его квартиру открыта, хотя обыкновенно он тщательно запирался. Из любопытства кое-кто зашел туда, но уже с первых шагов им пришлось натолкнуться на труп, лежавший в коридоре…
      — На труп самого Лорьо?
      — Нет, ваше величество, на труп старого приказчика Нова. В следующей комнате у открытого и совершенно пустого денежного шкафа нашли второй труп…
      — Муж на этот раз?
      — Нет, ваше величество, это был труп ландскнехта, которого еще несколько дней тому назад видели на часах у луврских ворот.
      — Черт возьми! — буркнул король, нахмуривая брови.
      — Наконец, в верхнем этаже нашли труп старой служанки.
      — Ну, а… муж?
      — Мужа прибило течением к Нельскому парому. Он был убит ударом кинжала и сброшен в воду.
      — Однако, господин городской голова, — крикнул король, — это составляет четыре убийства сразу!
      — Четыре, ваше величество!
      — Но как попал ландскнехт в эту компанию?
      — Ваше величество! Следствие, произведенное по горячим следам, установило, что Лорьо был убит не дома, а около реки. Убит он был ударом кинжала в спину. Хирург, приглашенный мною для осмотра трупа, установил, что смерть последовала моментально и что рана была нанесена тем же кинжалом, которым были убиты старик Иов и служанка. Это был обыкновенный французский кинжал с треугольным лезвием. А ландскнехт убит итальянским стилетом, оставляющим овальную, еле заметную рану.
      — Значит, убийца переменил оружие? — спросил король.
      — Нет, ваше величество, тем более что кинжал, найденный при ландскнехте, как раз подходит к первым трем ранам. И по всей очевидности, картина преступления такова: неизвестный убийца и ландскнехт подстерегли Лорье, убили его, ограбили. Ключом, нашедшимся при ювелире, они отперли дверь дома, проникли туда и расправились с приказчиком и служанкой, а когда дело дошло до дележа сокровищ, обнаруженных в денежном шкафу, то соучастник убил ландскнехта, чтобы завладеть одному всем!
      — Но нашли ли вы какие-нибудь указания, способные обнаружить личность второго грабителя?
      — Да, ваше величество, и эти указания настолько серьезны, что я умоляю ваше величество выслушать меня наедине! Король встал и недовольно буркнул:
      — Как нарочно, право! Один раз в году случается, что я чувствую аппетит, так именно в этот раз мне непременно должны помешать! Идите сюда, я слушаю вас! — сказал он, отходя с Мироном в дальний угол комнаты.

       —В доме несчастного ювелира, — сказал Жозеф Мирон, отойдя с королем в угол, — нашли итальянский стилет, которым, очевидно, был убит ландскнехт. Вот он этот стилет, ваше величество!
      Взяв в руки поданное ему Мироном оружие, король не мог сдержать возглас удивления: этот самый стилет он не раз видел у Рене и любовался художественной кружевной отделкой рукоятки.
      — Кроме стилета, — продолжал голова, — убийца забыл ключ от дома. Этот ключ тоже поражает тонкостью работы. Вот он, ваше величество! Согласитесь, что во Франции таких не делают и что итальянец…
      — Господин Мирон, — резко перебил король голову, — совершенно не к чему произносить имена, которые сами напрашиваются на язык. Ступайте с Богом! Даю вам мое королевское слово, что правосудие сделает свое дело.
      — Вполне полагаюсь на это! — с достоинством ответил Мирон, уходя.
      Король вернулся к столу. Теперь он стал есть очень нехотя и казался мрачным и задумчивым. Гости удивленно переглядывались. Только Генрих и Ноэ не поднимали головы. Наконец король встал и сказал приглашенным:
      — До свиданья, господа! А вы, Пибрак, подите к королеве — матери и предупредите ее, что я сейчас буду у нее. Кстати, господа, потрудитесь никому ничего не рассказывать о том, что слышали здесь. Я хочу расследовать это дело, прежде чем слух о нем разнесется!
      Приглашенные стали расходиться. Пибрак, проходя мимо Генриха, успел шепнуть ему:
      — Подождите меня в приемной!
      Генрих и Ноэ остались в приемной. Там к ним вскоре подошел Рауль.
      — Господин де Коарасс, — сказал он Генриху, отведя его в сторону, — у меня имеется поручение к вам от Нанси!
      — Ну-с, что же ей угодно?
      Она поручила мне сказать вам, что бывает мигрень и мигрень и что иная мигрень проходит от того, что в десять часов погуляешь по набережной!
      — Спасибо, друг мой! Это все?
      — Не совсем, месье! Я хотел бы спросить, как… ну, вы мне обещали… узнать…
      — А! Поговорить с Нанси о вас? Не беспокойтесь, я займусь этим!
      В этот момент Пибрак вновь прошел через приемную к королю, и молодые люди слышали, как он доложил:
      — Ее величество ожидает ваше величество!
      — Королева у себя?
      — Нет, ее величество находится у ее высочества принцессы!
      — Ну так я тоже пойду к Марго! Пибрак вышел из кабинета и быстро увел молодых людей к себе.
      «Гм! — думал Генрих, — наверное, Пибрак сообразил, что мы знаем кое-что поподробнее о всей этой истории!»
      Но принц ошибался: Пибрак имел в виду совершенно другое.
      — Ваше высочество, — сказал он, когда они вошли в комнату капитана гвардии, — король отправился говорить с королевой по поводу убийства, о котором рассказал ему Мирон. Я уверен, что вам, как и мне, будет интересно узнать, о чем это они шептались в углу. Должно быть, король извлек из этого разговора что-нибудь очень неприятное для королевы Екатерины. Ну что же, послушаем через наш тайничок и узнаем весь секрет!
      — Да неужели вы еще не догадались, кто именно убил старика Лорьо? — воскликнул Генрих.
      — Господи, где же у меня голова была! — ответил Пибрак. — Но ведь это его жену вы вырвали из когтей Рене? Значит, на этот раз Рене удалось похитить красавицу?
      — Нет, — ответил принц, — он убил мужа. Но жена находится в безопасном месте. — И он рассказал Пибраку все, что читатели уже знают из предыдущего романа.
      — Ваше высочество, ваше высочество! — сказал Пибрак. — Вы играете в опасную игру! Конечно, отступать теперь было бы поздно, но будьте настолько же осторожны, насколько вы смелы. иначе вы погибли! И раз все это так, то вам тем более важно узнать, о чем будет говорить король с королевой!
      — Ну, так пойдем к тайнику! — ответил Генрих. Ноэ остался в комнате, а Генрих с Пибраком прошел на цыпочках в потайной ход. Там принц приник глазом к дырочке, проверченной в распятии.
      Маргарита и королева-мать были еще одни. Маргарита как раз в этот момент промолвила:
      — Рассказывают, будто король сегодня удивительно хорошо настроен. Но что ему могло понадобиться у нас в этот час?
      Королева не успела ответить, потому что в этот момент камергер распахнул дверь и провозгласил:
      — Его величество король!
      — Здравствуй, Марго! — сказал Карл IX, целуя руку сестры. — Доброго вечера, ваше величество! — обратился он к королеве-матери с сухим поклоном. — Я пришел, чтобы предупредить вас, что завтра будет заседание парламента, на котором прошу вас присутствовать, так как будут судить важного преступника! Этого преступника присудят к колесованию, что и будет исполнено не далее как через три дня!
      — Но я не понимаю, о каком преступнике говорите вы, ваше величество! — ответила королева. — Вероятно, о каком-нибудь принце или важном синьоре, составившем заговор на целость и благо монархии?
      — Истинными врагами монархии являются те негодяи, которые втираются в доверие королей, чтобы убивать и грабить честных горожан!
      Теперь Екатерина Медичи поняла все: ведь еще накануне Рене испрашивал у нее жизнь горожанина! Но сдаваться она не хотела.
      — А разве вы, ваше величество, оказали покровительство такому негодяю? — спросила она.
      — Я-то нет, а вот вы — да! — ответил король.
      — Я? — с негодованием переспросила Екатерина. Но король не дал себе поддаться, как обыкновенно, величественным манерам матери, а твердо сказал:
      — Потрудитесь выслушать меня, ваше величество! На Медвежьей улице убили ювелира Лорьо…
      — Гугенота?
      — Парижского горожанина, ваше величество!
      — Ну и что же?
      — А то, что убийца забыл на месте преступления вот этот самый кинжал и ключ! Вы узнаете их конечно?..
      «О, неосторожный!»— подумала Екатерина и прибавила вслух:
      — Но как же вы хотите, чтобы я…
      — Полно, ваше величество, полно! Посмотрите-ка хорошенько! На клинке имеется шифр, и этот шифр принадлежит вашему любимчику, Рене Флорентинцу!
      — Если Рене совершил это преступление, — мрачно сказала побледневшая королева, — я примерно накажу его!
      — О, простите, ваше величество! — возразил король. — Это вас уже совершенно не касается! Это дело парламента, а потом — палача!
      — Но помилуйте, ваше величество, ведь Рене преданный слуга… он оказал уже столько услуг… Он спас монархию от угрожавшего ей заговора… И из-за какого-то горожанина…
      — Из-за горожанина? — крикнул Карл IX. — Да ведь горожане разнесут в щепки мой трон, если я позволю какому-нибудь Рене резать и грабить их! Не пройдет недели, как Рене будет колесован!
      Сказав это, король в гневе удалился. Екатерина и Маргарита переглянулись.
      — Рене — просто негодяй, — сказала королева, — кончится дело тем, что он поссорит меня с королем. Но он полезен, а потому я спасу его! — И королева быстро удалилась.
      Генрих и Пибрак тоже вышли из тайного коридора и вернулись в комнату, где Ноэ многозначительно посмотрел на них: король говорил настолько громко, что его слова долетали и до комнаты.
      — Ну-с, — сказал Генрих, — дело-то, кажется, пахнет для Рене очень скверно!
      — Король остается королем, — ответил Пибрак, пожимая плечами, — но единственным хозяином положения по-прежнему является королева! Поэтому весьма возможно, что парламент оправдает Рене, если только дело дойдет до этого, — закончил Пибрак. — По-моему, его не посмеют даже арестовать!
      — Однако! — спохватился принц, взглянув на часы. — Скоро десять, и я должен идти. Покорнейше прошу вас, Пибрак, не пользоваться сегодня вечером вашим тайником! Ну, пойдем, Ноэ!
      С этими словами Генрих ушел, невольно размышляя над словами Пибрака: «Рене не осмелятся даже арестовать».
      «Неужели Пибрак прав?» — думал он.
      На самом деле в этой части предсказания Пибрак оказался неправым. Вернувшись к себе, король велел позвать герцога Крильона, славившегося своей прямотой и неустрашимостью: ведь для того чтобы арестовать фаворита мстительной Екатерины Медичи, да еще такого фаворита, как Рене, нужно было действительно обладать незаурядным геройством!
      — Герцог! — сказал ему король. — Ступайте и арестуйте Рене Флорентийца, парфюмера королевы-матери!
      — Сто тысяч ведьм! — воскликнул бесстрашный Крильон. — Ваше величество еще ни разу не давали мне такого приятного поручения!
      — Ну так ступайте! — мрачно ответил король.

      Выйдя из Лувра, Генрих и Ноэ повстречались на набережной с каким-то человеком, который быстрым шагом направлялся ко дворцу.
      — Ба, да это наш друг Рене! — сказал принц, узнав парфюмера при свете луны, и обратился к Флорентийцу: — Куда вы так торопитесь?
      — Простите, господа, — ответил Рене, — но я очень спешу. Мне надо в Лувр, к королеве-матери.
      — Но почему вы так бледны, мессир? Удался ли ваш проект?
      — Не вполне… вернее, даже нет!
      — Да, да! Это весьма возможно! Ведь я говорил вам, что какое-то враждебное влияние сказывается на вашей судьбе! Если бы вы дали мне тогда возможность погадать вам как следует, мне, быть может, удалось бы выяснить, как парализовать это влияние…
      — Так вы, может быть, погадаете мне теперь? — с бледной усмешкой сказал Рене.
      — Что же, сегодня ночь очень ясна! Дайте свою руку! — сказал Генрих и принялся с важным видом рассматривать руку Рене. Вдруг он вздрогнул и тихо вскрикнул, после чего спросил: — Вы, кажется, сказали, что идете в Лувр? Так не ходите туда!
      — Но почему?
      — Не знаю, но там с вами приключится какое-то несчастье!
      — Но королева ждет меня!
      — Не потеряли ли вы чего-нибудь в прошлую ночь? Я не вижу достаточно ясно, что это такое, но это два каких-то предмета, потерянные или забытые вами, и они являются источником вашего несчастья! Не ходите туда!
      Тон, которым Генрих произнес эти слова, произвел на Рене огромное впечатление. В первый момент он даже подумал, не будет ли и в самом деле лучше повернуть обратно? Но если вся Франция трепетала перед Рене, то одно движение бровей Екатерины Медичи заставляло трепетать Флорентинца, а ведь королева всегда ждала его в этот час!
      — Я должен идти! — сказал он. — Если моя звезда погасла, то пусть судьбы идут своим чередом! Покойной ночи, господа! — И с этими словами он пошел дальше.
      Дойдя до Лувра, Флорентинец прошел в него через потерну и поднялся по узкой лестнице в апартаменты королевы.
      Но Екатерины не было в комнате. Когда король гневно вышел из комнаты Маргариты, королева побежала за ним следом. Она хотел войти в кабинет короля, но алебардист преградил ей дорогу, сказав:
      — Король никого не принимает!
      — Ну, меня-то он примет! — ответила королева.
      — Приказ только что отдан, и именно по отношению к вашему величеству! — ответил часовой.
      Королеве пришлось вернуться обратно, хотя бешенство душило ее. Рене пришел как раз в то время, когда ей пришлось перенести эту оскорбительную неудачу, и, когда Екатерина, вернувшись к себе, застала своего фаворита, ему первому предстояло вынести на себе бурю ее гнева.
      — А, вот и ты! — сказала она. — А я хотела рассказать тебе интересную историю! Вчера ночью на Медвежьей улице нашли убитыми несколько человек, и убийца оставил там ключ и кинжал. И знаешь ли ты, чей это кинжал? Твой, негодяй!
      — Но, ваше величество, — пробормотал испуганный Рене, — ведь вы же… позволили…
      — Молчи, подлец! — крикнула королева. — На этот раз я от казываю тебе в своем покровительстве! Ты будешь арестован, судим и колесован! — Сказав это, королева взглянула на своего фаворита. Но недаром она еще накануне упомянула, что между ней и Рене слишком много секретов; ей опять стало жалко его… — Единственное, что я могу посоветовать тебе, — сказала она, — это бежать, и как можно скорее!
      Она показала Флорентинцу на дверь, и на ее лице отразился такой искренний испуг, что Рене понял, насколько неблагоразумно раздумывать над данным ему советом.
      Он накинул плащ и подошел, чтобы поцеловать руку королевы.
      — Прочь, убийца! — крикнула она, отталкивая его.
      Рене поник головой и, выйдя, направился коридором к той потерне, которой он обыкновенно проникал во дворец.
      Однако часовой, только что беспрепятственно впустивший его, отказался теперь выпустить обратно, сославшись на приказ короля. Окончательно перепуганный Рене решил попытать счастья на главной лестнице. Часовые, стоявшие у первых ступенек, беспрепятственно пропустили его. То же самое было и с часовыми, стоявшими в низу лестницы.
      «Я спасен! — радостно подумал Рене. — Сюда приказ еще не успел дойти!»
      Он дошел до главных ворот. Это было последним и притом самым маленьким препятствием. Наряд часовых обыкновенно сидел в кордегардии у ворот, и достаточно было постучаться, чтобы после опроса ворота раскрылись.
      Рене постучался.
      — Кто идет? — спросил часовой.
      — Рене! — ответил парфюмер.
      Он думал, что теперь ворота беспрепятственно откроются, но вместо этого из кордегардии вышел Крильон и крикнул:
      — Эй, пост, сюда!
      — Ваша светлость, — дрожащим голосом спросил итальянец, — кажется, вы не узнали меня? Ведь я Рене Флорентинец!
      — Арестуйте мне этого болвана и отберите у него шпагу! — приказал Крильон, не удостаивая парфюмера ответом.
      Один из солдат взял у Рене шпагу и подал ее Крильону, Герцог обнажил ее, далеко отбросил ножны и переломил шпагу о колено, причем воскликнул:
      — Вот как поступают с проходимцами, которые корчат из себя дворян и только бросают тень на верных слуг короля! Связать этого убийцу!
      Рене связали и отправили в Шатле. Крильон отправился сопровождать его.
      В то время губернатором Шатле был старый сир де Фуррон, ненавидевший всех иностранцев-авантюристов, а следовательно, и королеву-мать. Сир де Фуррон по верности долгу и бесстрашию был своего рода маленьким Крильоном.
      — Месье, — сказал ему герцог, — видите ли вы этого субъекта. Это Рене Флорентинец, убийца, которого скоро казнят колесованием.
      — Давно бы следовало! — ответил губернатор.
      — Вы отвечаете мне за него своей головой!
      — Отвечаю! — спокойно согласился Фуррон.
      Когда на Рене надели кандалы и втащили его в камеру, он понял, что теперь ему уже нечего ждать.
      «Ах! — подумал он. — Почему я не послушал сира Коарасса, этого проклятого беарнца, который читает будущее в звездах?!»
      А тем временем, когда Рене поминал сира де Коарасса, по следний сидел с Ноэ на набережной, выжидая, когда на колокольне пробьет десять часов.
      — Ну-с, голубчик Ноэ, — сказал он, — как, по-твоему, я справился с ролью астролога-предсказателя?
      — Очень хорошо! Но я думаю, что Пибрак прав и что Рене скоро освободят, и так как рано или поздно он поймет, что мы попросту мистифицировали его, то…
      — Знаешь тогда что, Ноэ? Тебе надо похитить Паолу!
      — Но ведь вы сами недавно согласились, что это опасно!
      — Да, но теперь я думаю устроить это иначе. Если Паола согласится добровольно оставаться твоей узницей, то мы можем поместить ее вместе с Годольфином, и его уже не надо будет держать на запоре. А Паола будет нам отличной заложницей!
      — Что же, — сказал Ноэ, — это, пожалуй, хорошая идея, и я подумаю о ней. А пока я пойду позондирую почву в этом направлении!
      — Ну а я пойду злословить о принце Наваррском! — смеясь, сказал Генрих.
      Десять ударов колокола гулко понеслись в воздух. Когда Генрих подошел к потерне, Нанси уже поджидала его. Она взяла его за руку и повела по темной лестнице.
      — Однако! — сказал принц. — Почему это мне кажется, что сегодня мы поднимаемся выше?
      — Так оно и есть!
      — Значит, Лувр подрос в эту ночь?
      — Разумеется нет!
      — В таком случае принцесса переселилась этажом выше?
      — Тоже нет!
      — Но… тогда…
      — Разве вы не слыхали, что короли иной раз венчаются через уполномоченных ими на это лиц? — шепнула Нанси.
      — Разумеется слыхал!
      — Ну, так сегодня и принцесса поступает так же!
      — То есть?
      — То есть на свидании буду я!
      Сказав это, Нанси открыла дверь и ввела принца в очарова тельную комнатку.
      — Здесь я живу, — сказала Нанси. — Можете броситься к моим ногам; все, что вы мне скажете, будет добросовестно передано по назначению доверительнице! — Она принялась хохотать словно сумасшедшая, закрыла дверь, задвинула засов и продолжала: — Да ну же, бросайтесь к моим ногам!
      Генрих взглянул на нее: Нанси была очаровательна.

      Генриху было около двадцати лет, Нанси — не более шестна дцати. Если камеристка была насмешлива, то Генрих отличался смелостью. Белокурые волосы и голубые глаза Нанси сразу вскружили ему голову и заставили забыть и о принцессе Маргарите, и о красотке-еврейке. По своему обычаю, принц сейчас же приступил к решительным действиям. Он протянул руку, чтобы обнять Нанси за талию, но девушка ужом вывернулась из его объятий и, насмешливо улыбаясь, заметила:
      — Моя доверенность не простирается так широко!
      — То есть… как это? — спросил Генрих.
      — Да ведь вы же знаете, что я олицетворяю здесь собой особу принцессы! — смеясь, ответила Нанси.
      — Ну вот еще! — возразил Генрих. — Я не думаю ни о ком, кроме вас. Вы очаровательны!
      — Это мне уже не раз говорили!
      — И если бы вы захотели полюбить меня…
      — Ну уж нет, красавчик мой, этого я не могу!
      — Но почему?
      — Почему? Да потому, что такая мелкопоместная дворянка, как я, у которой нет ничего, кроме смазливенького личика, ищет мужа, а не чего-нибудь другого!
      — Ну, мы могли бы столковаться…
      — Что же, из вас вышел бы славный муж, — сказала Нанси, еще раз оглядев Генриха. — Но я не хочу вас по трем причинам. Во — первых, девушке, не имеющей другого приданого, кроме приятной наружности, не следует выходить замуж за мужчину, вес состояние которого заключается лишь в его шпаге. Из двух камней масла не выжмешь!
      — Но я имею в виду кое-какое наследство…
      — Воображаю! Какая-нибудь лачуга в Испании или клочок виноградника на берегу Гаронны!
      — Ну-с, а вторая причина? — улыбаясь, спросил принц.
      — Я не люблю охотиться в чужих землях!
      — Но ведь браконьерство имеет свою прелесть!
      — Возможно, но в этом отношении я держусь взгляда уголь щика, который хочет быть полным хозяином у себя в лачуге!
      — Отлично! Теперь третья причина.
      — А третья… она гораздо серьезнее, и… я предпочитаю не сообщать ее вам!
      — Та-та-та! Это отступление, красавица!
      — Ну, если вы так принимаете это, то я вам скажу… Я… не свободна, господин де Коарасс!
      — Боже мой! — воскликнул принц. — А я-то еще обещал Раулю… Бедный Рауль!
      Нанси сильно покраснела, и насмешливая улыбка сбежала с е. лица. Генрих взял ее за руку и сказал:
      — Простите меня! Можно с удовольствием обманывать женщину, которой не любишь, и еще с большим удовольствием ту, которую любишь…
      — Славная мораль, нечего сказать!
      — Но нарушать данное слово нельзя, а вы такая прелесть, что я совсем забыл обещание, данное Раулю.
      — Но ведь я не говорила вам, что это Рауль!
      — Нет, не говорили, но ваше лицо стало таким серьезным, что сомнений быть уже не могло.
      — Ну так по крайней мере не говорите ему этого! — сказала Нанси, опуская голову.
      — Будьте спокойны, не скажу! Но все-таки как жаль, что я так неосторожно дал это обещание!..
      — Господин де Коарасс, — сказала камеристка, поднимая голову, — знаете ли, вы ужасно ветреный субъект!
      — Ба! Вы находите?
      — Господи! Сколько времени мы уже сидим здесь, а вы все еще не поинтересовались узнать, почему вы находитесь у меня.
      — А в самом деле?
      — Принцесса не могла предвидеть, что случится это убийство на Медвежьей улице, которое поставит вверх дном весь дворец. Король в гневе, а королева в бешенстве, особенно с той поры, как арестовали Рене…
      — А, так его все-таки арестовали?
      — Да, минут пятнадцать тому назад. Ну вот королева-мать и бегает из своих комнат в комнаты принцессы Маргариты.
      — Понимаю теперь! Ну а скажи, крошка, вчера почему…
      — Вы уж слишком любопытны, — смеясь, ответила Нанси. Но если вы уже знаете мой секрет, мне придется подружиться с вами. Так вот, вчера принцесса ровно ничем не была занята и никакой мигрени у нее не было.
      — Так почему же?
      — Почему у женщин бывают капризы? Принцесса внезапно почувствовала страх…
      — Перед кем?
      — Да перед вами! Ведь сердце женщины полно самых странных причуд и противоречий, а сердце ее высочества — и подавно! Три дня тому назад, перед тем как вы впервые встретились с принцессой, она даже не хотела идти на бал и все время плакала…
      — Она плакала, обратив взоры к Лотарингии! — заметил Генрих, привыкший понимать все с полуслова.
      — Возможно! Ну а после бала, на котором вы танцевали с нею, она уже не плакала, хотя и была задумчива… Вы обещали ей рассказать интересные истории о жизни при неракском дворе и вполне сдержали свое слово… Даже чересчур, пожалуй! — улыбнулась Нанси.
      — Может быть, я чем-нибудь оскорбил принцессу?
      — Господи, что за наивный народ эти мужчины! Если бы вы оскорбили ее, разве вы были бы здесь?
      — Но в таком случае почему… вчера…
      — Надо же было отдать должное угрызениям совести. Ну а Лотарингия, которая чувствовала себя утопающей, ухватилась за веточку.
      — И что же эта веточка?
      — Она сломалась! — ответила остроумная камеристка. Генрих покраснел, словно школьник. Нанси не упустила случая посмеяться.
      — Вот не угодно ли! — сказала она. — Хороша бы я была, если бы поверила в вашу испанскую лачугу или клочок виноградника… Ведь вы уже любите принцессу Маргариту, и она тоже любит вас.
      — Милая Нанси, — сказал принц, взяв девушку за руку, — раз я ваш друг и больше ничем стать не могу, то скажите мне, долго ли мне ждать здесь?
      — До тех пор, пока королева Екатерина не соблаговолит уйти к себе.
      — А как только это совершится, вы проводите меня к принцессе?
      — Да, конечно! Я совершенно не имею намерения держать вас целую вечность в своей комнате!
      — А я бы не прочь… — пробормотал принц, который не мог не заметить, что волосы Нанси отличаются очаровательным оттенком.
      — Смотрите! — сказала Нанси, погрозив ему пальцем. — Вот я пожалуюсь Раулю, и он… — Она не договорила и стала прислу шиваться. — Королева ушла к себе! — сказала она затем. — Пойдемте!
      Она опять взяла принца за руку и повела его этажом ниже. Они спустились по полутемной лестнице. Затем Нанси толкнула какую-то дверь, и Генрих очутился в комнате Маргариты.
      Заметив его, принцесса слегка покраснела и рукой приказала Нанси удалиться.
      — Ах, господин де Коарасс! — сказала она затем, протягивая Генриху руку для поцелуя. — Как вы счастливы, что не родились принцем!
      — Я хотел бы быть принцем… — пробормотал Генрих, с трудом подавляя улыбку вздохом.
      — Не желайте! — возразила Маргарита. — Это отвратительное положение. С утра мне морочат голову политикой, и королева-мать ни на минуту не оставляла меня в покое со своими страхами за судьбу своего милого Рене. Ну да теперь авось никто не придет тревожить меня! Присаживайтесь поближе ко мне и рассказывайте историю графини де Граммон и принца Наваррского. Вы сказали тогда на балу, что это очень смешная история.