– Не оглядывайся, – сказал Джон своей жене, – позади тебя, через пару столиков, сидят две старушки, которые пытаются меня загипнотизировать.
Лаура притворно зевнула и подняла голову, как бы пытаясь разглядеть в небе несуществующий самолет.
– Прямо за тобой, – добавил он. – Не поворачивайся, а то они сразу поймут, что мы говорим о них.
Лаура использовала проверенный веками способ: уронив свою салфетку и наклонившись за ней, она бросила взгляд через плечо и выпрямилась. Она втянула щеки – первый признак того, что она пытается справиться с приступом неудержимого смеха, – и придвинулась к нему.
– Они вовсе не старушки, – сказала она. – Это мужчины-близнецы.
Ее голос угрожающе дрогнул – сейчас начнется приступ беспричинного смеха, и Джон поспешил налить ей немного кьянти.
– Сделай вид, что ты подавилась, – предложил Джон, – тогда они ничего не заметят. Знаешь, кто они, – это преступники, которые путешествуют по Европе. В каждом городе, где они останавливаются, они переодеваются то в мужчин, то в женщин. Здесь, в Торселло, это сестры-близнецы. А завтра в Венеции, или даже сегодня вечером, они превратятся в братьев-близнецов и будут под руку прогуливаться по площади св. Марка. Всего-то и надо, что переодеться и сменить парики.
– Грабители или убийцы? – спросила Лаура.
– Определенно, убийцы. Но я не понимаю, почему они остановились на мне?
Официант, который принес кофе и фрукты, отвлек их от разговора, что дало Лауре возможность справиться со смехом и взять себя в руки.
– Странно, – сказала она, – почему мы не заметили их, когда пришли сюда. Они так выделяются. На них нельзя не обратить внимание.
– Их закрывала та шумная компания американцев, – ответил Джон, – а потом нас отвлек бородатый мужчина с моноклем, который походил на шпиона. А когда все ушли, мы и увидели этих близняшек. О Боже, та, с седыми волосами, опять уставилась на меня.
Лаура вытащила из сумки пудреницу и, раскрыв ее, взглянула в зеркало.
– Мне кажется, что они смотрят на меня, а не на тебя, – заметила она. – Слава Богу, я оставила свой жемчуг в сейфе у управляющего отелем. – Замолчав, Лаура начала пудрить нос. – Дело в том, – наконец проговорила она, – что у нас о них сложилось неверное впечатление. Никакие они не убийцы и не грабители. Это две почтенные бывшие школьные учительницы, которые всю жизнь копили деньги для того, чтобы посетить Венецию. Они, должно быть, приехали из какого-нибудь крохотного австралийского городка, который, например, называется Уатабанга. И зовут их Тилли и Тини.
Впервые за долгое время голос его жены звучал именно так, как ему больше всего нравилось, – как будто у нее в горле перекатывались крохотные хрустальные шарики. С лица исчезло нахмуренное выражение. «Наконец-то, – подумал он, – наконец-то она начинает приходить в себя. И если у меня получится сохранить в ней это состояние, если нам удастся вернуться к прежнему образу жизни, если мы сможем, как прежде, шутить, фантазировать, бродить по картинным галереям или церквам, тогда все станет на свои места, жизнь войдет в свое русло, рана затянется, и она все забудет».
– Знаешь, – сказала Лаура, – обед действительно был очень вкусным. Я получила огромное удовольствие.
«Слава Богу, – подумал он, – слава Богу…» Он наклонился к ней и еле слышно зашептал:
– Одна из них направляется к туалету. Как ты думаешь, он – или она – собирается сменить парик?
– Давай не будем гадать, – ответила Лаура. – Я пойду за ней и все выясню. Может, у нее где-то рядом спрятан чемодан, и она собирается переодеться.
Ее охватила жажда деятельности, что дало ее мужу понять: она довольна. Призрак на время отступил, и все благодаря старой игре, к которой они возвращались каждый раз, когда ездили в отпуск, но которая давно канула в вечность. Только ниспосланный Богом случай возродил эту игру к жизни.
– Она уже идет? – спросила Лаура.
– Сейчас пройдет мимо нашего стола, – ответил он. Женщина, которая поравнялась с их столиком, ничего особенного собой не представляла. Высокая, худая, заостренное лицо, нос с горбинкой, короткая стрижка, которая, насколько он помнил, в дни молодости его матери называлась «под мальчика»; она была типичной представительницей этого поколения. На вид ей лет шестьдесят пять, решил он. Она была одета в мужскую рубашку с галстуком, спортивный пиджак и серую твидовую юбку, доходившую до середины икр. Наряд дополняли серые чулки и черные ботинки на шнурках. Он часто видел женщин такого типа на площадках для гольфа или на выставках собак – они всегда выставляли только мопсов. Он не раз, будучи у кого-нибудь в гостях, замечал, что такие дамы очень ловко обращаются с зажигалкой, в отличие от него, обыкновенного мужчины, носившего с собой спички. Утверждение, будто они предпочитают выходить замуж за нежных и беспомощных мужчин, было не всегда верно. Чаще всего их преклонения удостаивались мужья, играющие в гольф. Нет, сейчас его поразило то, что их было двое. Как две капли похожие друг на друга, созданные Господом по одной мерке, единственное различие заключалось в том, что у второй волосы были светлее.
– А вдруг, – пробормотала Лаура, – она начнет раздеваться в туалете?
– Все зависит от того, что под одеждой, – ответил Джон. – Если это гермафродит, тогда смывайся оттуда. У нее может быть шприц для подкожных вливаний, и она оглушит тебя, прежде чем ты успеешь добежать до двери.
Лаура опять втянула щеки и вздрогнула. Потом она расправила плечи и встала.
– Только бы мне не рассмеяться, – сказала она. – Как бы то ни было, не смотри на меня, когда я вернусь, особенно в том случае, если мы выйдем вместе. – Она подхватила сумочку и уверенно отправилась выслеживать свою добычу.
Джон разлил остатки кьянти в фужеры и закурил. Садик, в котором был расположен ресторан, был залит солнечным светом. Компания американцев давно ушла, и мужчина в монокле, и семья, отмечавшая свой семейный праздник за дальним столиком. Ресторан был погружен в тишину. Вторая старушка-близнец облокотилась на спинку стула и закрыла глаза. Хвала небесам, подумал он, эта глупая, но безвредная игра, которая заинтересовала Лауру, дала ему хоть какую-то, пусть и кратковременную, передышку. Еще есть надежда, что их отпуск окажется тем самым лекарством, которое ей так необходимо, и это состояние глубокого отчаяния и оцепенения, в котором она пребывает после смерти дочки, хотя бы на время покинет ее.
– Она свыкнется с этой мыслью, – сказал доктор. – Все рано или поздно привыкают. К тому же у вас есть сын.
– Я понимаю, – проговорил Джон, – но девочка была для нее всем. Не знаю почему, но так сложилось с самого начала. Думаю, свою роль здесь сыграла разница в возрасте. Наш сын уже ходит в школу, он упрям, с ним трудно, как со всеми детьми в этом возрасте. Намного сложнее, чем с пятилетней малышкой. Лаура просто боготворила ее. А мы с Джонни были в стороне.
– Дайте ей время, – повторил доктор, – дайте ей время. Вы оба молоды. У вас еще будут дети. Еще одна дочка.
Легко сказать… Разве мечта может заменить любимую дочь, которую они потеряли? Он слишком хорошо знал Лауру. Еще один ребенок, еще одна дочь – это будет совершенно другой ребенок, со своим характером, что только озлобит Лауру. Она будет считать, что чужая девочка незаконно захватила то, что когда-то принадлежало Кристине. Какая-то круглолицая, светловолосая копия Джонни, а не тот темноволосый эльф, навсегда покинувший ее.
Он поднял глаза и увидел, что женщина опять смотрит на него. Это был не случайный взгляд обычного посетителя ресторана, ожидающего, когда вернется его сосед, этот взгляд был глубже, настойчивее. Проницательные голубые глаза буквально пронизывали его насквозь, вызывая у него сильное ощущение неудобства. Черт бы ее побрал! Ну ладно, пялься, если тебе так нравится. Можем поиграть и в эту игру. Он выпустил клуб дыма и улыбнулся ей, надеясь, что его улыбка покажется ей оскорбительной. Она никак не отреагировала. Голубые глаза, продолжавшие буравить его, вынудили Джона отвести взгляд, загасить сигарету и оглядеться по сторонам в поисках официанта. Принесли счет, он расплатился, поблагодарив за отличную еду. Он успокоился, но странное ощущение неудобства не покидало его. Но тут оно исчезло, так же внезапно, как появилось. Бросив украдкой взгляд на старуху, он увидел, что ее глаза опять закрыты, что она спит или дремлет. Официант ушел. Опять воцарилась тишина.
«Лаура, – подумал он, взглянув на часы, – куда она запропастилась. Почти десять минут». Во всяком случае, у него есть повод поддразнить ее. Он начал придумывать, как посмешнее описать ситуацию Лауре. Эта старая кукла начинает спускать панталоны, предполагая, что Лаура будет делать то же самое. И тут врывается управляющий, он в ужасе – как, такой ущерб репутации ресторана! – намекает на то, что могло бы произойти, если бы… И тут оказывается, что все это – заранее расставленная ловушка, что ее хотели шантажировать. Его с Лаурой и близнецов отводят в полицейский участок для допроса. Пятнадцать минут… О, ну скорее…
Послышался хруст гравия. Старуха возвращалась. Одна, она медленно проплыла мимо него, подошла к своему столику, загородив от него свою сестру. Она что-то говорила, но он не мог разобрать. Какой странный акцент – шотландский? Наклонившись, она подала руку своей сестре, и они двинулись к калитке в ограде ресторана. Он заметил, что у сестер все же есть некоторые различия. Вторая была не такой высокой и ступала более тяжело, возможно, у нее был артрит. Они скрылись из вида, и Джон, охваченный нетерпением, встал и собрался было возвращаться в отель, но в этот момент показалась Лаура.
– Должен заметить, ты не очень-то спешила, – начал он, но осекся, увидев ее лицо. – В чем дело? Что случилось?
Он сразу понял: что-то не так. Она была как бы в состоянии шока. Она словно в тумане подошла к столику и села. Он взял ее за руку и опустился на соседний стул.
– Дорогая, в чем дело? Расскажи мне. Тебе плохо?
Она покачала головой и взглянула на него. Изумление, написанное на ее лице, сменилось уверенностью и даже восторгом.
– Произошло нечто замечательное, – медленно проговорила она, – нечто потрясающее. Понимаешь, она не умерла, она с нами. Поэтому они так смотрели на нас, эти сестры. Они видели Кристину.
«О Боже, – подумал он. – Этого я и боялся. Она сходит с ума. Что мне делать? Как мне справиться с этим?».
– Лаура, дорогая, – начал он, выдавив улыбку, – может, мы пойдем? Я уже расплатился, и мы можем побродить по городу, посмотреть собор. А когда придет время, мы вернемся в Венецию.
Она не слушала его, во всяком случае, смысл слов не доходил до нее.
– Джон, любимый, – сказала она, – я должна рассказать тебе, что случилось. Я пошла за ней, как мы и договаривались, в туалет. Когда я вошла, она причесывалась. Я зашла в кабинку, потом вышла и помыла руки. Она тоже мыла руки. Внезапно она повернулась ко мне и сказала с сильным шотландским акцентом: «Не надо отчаиваться. Моя сестра видела вашу дочурку. Она сидела между вами и вашим мужем и смеялась». Дорогой, я подумала, что сейчас упаду в обморок. У меня ноги подкосились. К счастью, там стоял стул, и я села. Женщина склонилась надо мной и принялась гладить по голове. Я не смогу повторить все слово в слово, но она говорила что-то о моменте истины и о радости, которая может быть острой как кинжал, и что не надо этого бояться, что все хорошо. Она сказала, что у ее сестры было видение, и они поняли, что должны рассказать мне об этом, так хотела Кристина. О Джон, не смотри на меня так. Клянусь, я ничего не выдумала, это ее слова, это все правда.
Уверенность, с которой она говорила, заставила его сердце сжаться. Ему придется подыгрывать ей, соглашаться, успокаивать – сделать все, чтобы хоть капля разума вернулась к ней.
– Лаура, любимая, я верю тебе, – сказал он, – только все, это несколько неожиданно для меня, и я огорчен тем, что ты расстроена…
– Я не расстроена, – перебила она, – я счастлива. Мне трудно передать, как я счастлива. Ты же знаешь, каково мне было все эти недели, и дома, и здесь, хотя я старалась прятать от тебя свои чувства. Теперь все ушло, потому что я знаю, я уверена, эта женщина права. О Господи, какой ужас, я забыла, как их зовут, – она же говорила мне. Дело в том, что она бывший врач, они приехали из Эдинбурга. Та, которая видела Кристину, ослепла два года назад. Хотя она изучала оккультные науки всю свою жизнь и обладала повышенной восприимчивостью, только после того, как она ослепла, у нее открылось внутреннее зрение, как у медиума. Они узнали очень много интересного. Удивительно, чтобы слепая могла так точно описать своей сестре Кристину, вплоть до синего с белым платьица с широкими рукавами, которое она надевала на свой день рождения, и сказать, что она счастливо улыбалась… О дорогой, я так счастлива, что мне хочется плакать.
Никакой истерики. Полное спокойствие. Она вынула из сумки носовой платок и высморкалась, в то же время улыбаясь ему.
– Как ты видишь, со мной все в порядке, не волнуйся. Нам больше не о чем беспокоиться. Дай мне сигарету.
Он достал из кармана пачку и прикурил ей сигарету. Ее голос звучал как обычно, она опять стала прежней. И не дрожала. Если это убеждение может сделать ее счастливой, ему остается только радоваться. Но… но… в то же время он жалел, что все это случилось. Было что-то сверхъестественное в чтении мыслей, в телепатии. Ученые никак не могли объяснить это явление, никто на свете не мог дать объяснения, и надо же было случиться, чтобы именно это произошло между Лаурой и двумя сестрами. Значит, та, что так пристально на него смотрела, – слепая. Тогда понятно, почему ее взгляд показался ему странным. Почему он чувствовал себя неловко под этим взглядом, почему его охватывала дрожь. «Дьявол, – подумал он, – жаль, что мы зашли в этот ресторан». Их привел сюда случай, подброшенная монетка: Торселло или Падуя. Выбор пал на Торселло.
– Надеюсь, ты не договаривалась с ними о встрече? – спросил он, стараясь говорить, как ни в чем не бывало.
– Нет, дорогой, а зачем? – ответила Лаура. – Ведь они уже обо всем рассказали мне. У второй сестры было это потрясающее видение, вот и все. Как бы то ни было, мы отправляемся дальше. Как интересно, это похоже на нашу давнюю игру. Они собираются совершить кругосветное путешествие и только потом вернуться в Шотландию. А я предполагала, что они из Австралии, не так ли? Эти милые старушки… И никакие не убийцы и не грабители.
Перед ним была прежняя Лаура. Она встала и огляделась.
– Пошли, – сказала она. – Раз мы в Торселло, мы должны осмотреть собор.
Они вышли из ресторана и направились к открытой площади, на которой располагалось множество ларьков с шарфами, всякими безделушками и открытками. Из причалившего катера вывалилась толпа туристов. Лаура попросила мужа купить ей путеводитель и точно так же, как в былые дни, когда они были счастливы, стала медленно обходить собор, методично, слева направо, изучая мозаики, колонны, панели, а Джон, мысли которого были заняты сегодняшними событиями, покорно следовал за ней, постоянно оглядываясь по сторонам, чтобы не пропустить появления старушек-близнецов. Однако их не было видно. Возможно, они пошли в расположенную неподалеку церковь св. Фоски. Случайная встреча с ними ни к чему хорошему не приведет, не говоря уже о том, какое впечатление она произведет на Лауру. А от толпящихся вокруг туристов нет никакого вреда, хотя, с его точки зрения, эти шаркающие толпы только мешают воспринимать художественные достоинства собора. Он не мог сконцентрироваться, его не трогала чистая, холодная красота полотен, и когда Лаура, коснувшись его руки, указала на мозаику, изображавшую деву Марию с младенцем Христом, возвышающуюся над апостолами, он только кивнул и промолчал, ничего не увидев в глядевшем на него из бесконечности продолговатом, грустном лице девы Марии. Внезапно что-то заставило его резко обернуться и взглянуть поверх голов туристов на дверь, где выставляли себя ну суд толпы фрески с изображениями святых.
Там стояли близнецы, причем слепая все еще держалась за руку своей сестры, а ее невидящие глаза были вновь устремлены на него. Не в силах шевельнуться, он почувствовал себя пленником, его охватило предчувствие беды. Им овладела апатия, он сник. «Это конец, – подумал он, – выхода нет». Сестры повернулись и вышли из собора, и сразу же гнетущее состояние исчезло. Как эти две старые идиотки осмеливаются применять к нему свои потусторонние штучки? Это обман, мошенничество. Наверное, они колесят по свету и заставляют всех, кого они встречают на своем пути, чувствовать себя неловко. Дай им только шанс – и они примутся вытягивать из Лауры деньги.
Он почувствовал, что она дергает его за рукав.
– Посмотри, какая красота! Она так счастлива, так безмятежна.
– Кто? Где? – спросил он.
– Мадонна, – ответила она. – Она обладает какой-то неземной силой, которую излучает на всех. Ты тоже это почувствовал?
– Наверное. Я не знаю. Здесь слишком много народу. Она изумленно взглянула на него.
– А какое это имеет значение? Какой ты смешной. Ну, ладно, давай уйдем отсюда. Мне хочется купить открыток.
Разочарованная полным отсутствием интереса со стороны мужа, Лаура стала пробираться через толпу туристов к двери.
– Послушай, – отрывисто проговорил он, когда они оказались на улице, – у нас еще масса времени, давай побродим немного, а потом займемся открытками, – и свернул с дорожки, которая вела к центру, запруженному толпами людей и ларьками, на узенькую тропинку, упиравшуюся в канал. Вид медленно и безмятежно текущей воды, резко контрастировавший с залитой слепящим светом площадью, подействовал на него успокаивающе.
– Ну и зачем мы сюда пришли, ведь дальше идти некуда, – заметила Лаура. – И здесь грязно, нельзя присесть. К тому же мы не видели еще много из того, что описано в путеводителе.
– О, забудь о нем, – нетерпеливо проговорил он и, усадив ее рядом с собой на скамью, обнял за плечи. – Сейчас слишком жарко, чтобы осматривать достопримечательности. Смотри, вон там плывет крыса.
Он подобрал камень и швырнул его в воду. Крыса, или кто это был, нырнула, и на поверхности воды остались только пузыри.
– Не надо, – попросила Лаура. – Это жестоко. – Внезапно она положила руку ему на колено. – Как думаешь, Кристина и сейчас сидит между нами?
Он ответил не сразу. Да и что он мог сказать? Неужели ему суждено вечно жить с этим?
– Надеюсь, – наконец медленно проговорил он. – Наверное, ты чувствуешь, что она здесь.
Не заболей Кристина менингитом, который оказался для нее смертельным, она сейчас радостно скакала бы по набережной, скинула бы туфельки, обязательно зашла в воду, а Лаура с беспокойством следила бы за ней. «Дорогая, осторожнее, вернись…».
– Эта женщина сказала, что она выглядела такой счастливой, что она сидела рядом с нами и улыбалась, – сказала Лаура. Она встала, одернула платье. Ее настроение опять изменилось: ее охватило нетерпение. – Пойдем, давай вернемся, – попросила она.
Он похолодел и послушно последовал за ней. Он понял, что на самом деле ею руководило не желание купить открытки или осмотреть все достопримечательности, она стремилась еще раз увидеть этих старух – не обязательно заговаривать с ними, только оказаться рядом. Когда они вышли на площадь, он увидел, что толпа туристов значительно поредела. Сестер не было. Должно быть, они присоединились к группе, которая прибыла в Торселло на пароме. Он почувствовал облегчение.
– Посмотри, во втором ларьке целая куча открыток, – быстро проговорил он, – и очень симпатичные шарфики. Позволь купить тебе один.
– Дорогой, у меня и так их достаточно! – запротестовала она. – Не трать зря деньги.
– Я и не трачу. Меня охватила страсть к покупкам. Что ты скажешь об этой корзинке? Ты же знаешь, у нас всегда их не хватает. А вот это кружево? Как ты думаешь?
Смеясь, она позволила подвести себя к ларьку. Он принялся рыться в наваленных на прилавке вещах и болтать с улыбающейся продавщицей, у которой его ужасный итальянский вызывал приступы смеха. Он понимал, что чем дольше он будет здесь торчать, тем больше будет у туристов времени дойти до пристани и сесть на катер, и тогда эти старухи-близнецы навсегда исчезнут из их жизни.
– Никогда, – спустя двадцать минут говорила Лаура, – никогда еще в такой крохотной корзиночке не умещалась такая куча ненужных вещей, – ее гортанный смех убедил его, что все в порядке, что не надо больше беспокоиться, что зло осталось позади. Катер, на котором они прибыли из Венеции, ждал их у причала. Все их попутчики – американцы, мужчина с моноклем – уже собрались. Когда они только брали билеты на этот катер, он подумал, что цены слишком высоки. Сейчас же цены больше не вызывали у него недовольства – ошибкой было вообще отправиться из Венеции в Торселло. Они заняли свои места, и катер, промчавшись по каналу, оказался в лагуне. Где-то впереди маячил паром, направлявшийся в Мурано, а их путь лежал в Сан-Франческо дель Дезерто и далее в Венецию.
Он обнял ее и притянул к себе. На этот раз она ответила ему, улыбнувшись и склонив голову ему на плечо.
– Сегодня был такой замечательный день, – сказала она. – Я никогда не забуду его, никогда. Понимаешь, дорогой, я наконец получила возможность насладиться нашим отдыхом.
Ему хотелось закричать от радости. «Все будет хорошо, – решил он, – пусть она верит в то, что ей нравится, – разве это так уж и важно, если она счастлива». Перед ним возникла красота Венеции, дворцы и соборы, четко выделяющиеся на фоне подкрашенного закатом неба. Они будут ходить на экскурсии, бродить вдвоем – из-за того, что у нее изменилось настроение, их совместные прогулки станут настоящим наслаждением. Тень, омрачавшая их прошлое, исчезла, и он принялся вслух рассуждать о том, как они проведут сегодняшний вечер, где они пообедают – не в том ресторане, куда они обычно ходят, а в каком-нибудь другом, незнакомом.
– Хорошо, но там должно быть дешево, – предупредила Лаура, поддавшись его приподнятому расположению духа, – потому что мы уже и так слишком много истратили.
Их отель, находившийся рядом с Большим каналом, выглядел очень уютным. Портье улыбнулся им и протянул ключ. Спальня с расставленными на туалетном столике безделушками Лауры казалась такой же знакомой и привычной, как их дом, однако ее наполняла атмосфера праздника, ожидания радости, чего-то нового и таинственного. Подобная атмосфера присуща только тем спальням, в которых люди проводят свой отпуск. Эта спальня принадлежит нам, пока мы здесь, мы возвращаем ее к жизни. Когда мы уедем, она перестанет существовать, она исчезнет в массе таких же безликих спален. Он повернул оба крана в ванной, от воды стал подниматься пар. «Сейчас, – подумал он, – сейчас наконец настал момент, когда можно заняться любовью». Он вошел в спальню, и она поняла его, раскрыла объятия и улыбнулась. Какое же это облегчение после стольких недель нечеловеческого напряжения.
– Кстати, – говорила она позже, вдевая в уши серьги, – я не так уж и голодна. Может, мы пообедаем здесь, в отеле?
– О Господи, нет! – воскликнул он. – А вокруг нас будут сидеть эти жуткие парочки? У меня зверский аппетит. И мне весело. И хочется напиться.
– Надеюсь, ты не собираешься пойти в ресторан, в котором свет режет глаза и громыхает музыка?
– Нет, нет… мне хочется посидеть в маленькой пещерке, где полумрак создает интимную атмосферу, в таком простеньком ресторанчике, куда мужчины водят чужих жен.
– Гм, – фыркнула Лаура, – я понимаю, что это значит. Ты приметишь какую-нибудь итальяночку лет шестнадцати и будешь весь вечер таращиться на нее, а мне останется в одиночестве разглядывать широченные спины мужчин.
Продолжая шутить и смеяться, они вышли на улицу и погрузились в очарование теплого и нежного вечера.
– Давай пройдемся, – предложил он, – пройдемся и нагуляем себе аппетит, чтобы потом наесться до отвала.
Они не заметили, как оказались рядом с Моло. На воде покачивались гондолы, издавая при этом тихий плеск; свет смешивался с тенью. Навстречу им попадались парочки, которые, подобно им, получали удовольствие от того, что без всякой цели бродили по улицам; шумные группы жестикулирующих моряков; темноглазые девицы, стук их каблучков эхом отдавался от стен и воды.
– В Венеции, – сказала Лаура, – стоит тебе оказаться на улице, и любая прогулка превратится в бесконечность: вот, пройдем по этому мостику, говоришь себе, и назад, но тут появляется еще один мостик, который так и манит тебя. Уверена, что в этом районе нет ресторанов, мы почти подошли к городским паркам. Давай вернемся. Где-то рядом с церковью св. Захарии есть ресторанчик, к нему ведет узенький переулок.
– Послушай, – ответил Джон, – если мы пойдем по этой улице, мы минуем Арсенал, потом перейдем мост и повернем налево, – и окажемся у этой же церкви, но с другой стороны. Мы ведь только на днях утром прошли этой дорогой.
– Да, но тогда был день. А сейчас мы можем заблудиться: улица очень плохо освещена.
– Не ворчи. У меня есть чутье.
Они повернули на Фондамента делль Арсеналь, прошли по мосту, миновали церковь св. Мартина. Впереди канал разделялся на правый и левый, вдоль рукавов шли узенькие улочки. Джон колебался. В какую сторону они повернули в прошлый раз?
– Вот видишь, – настаивала Лаура, – я же говорила, что мы заблудимся.
– Глупости, – уверенно ответил Джон. – Мы пойдем вдоль левого канала, я помню тот мостик.
Канал был узким, казалось, дома, расположенные по обеим сторонам, смыкаются над ним. При свете дня, когда солнце отражалось в воде, а окна домов были распахнуты и в воздухе слышалось пение сидевшей в клетке канарейки, канал казался уютным убежищем от толчеи. Теперь же, погруженный почти в полный мрак, с закрытыми окнами домов, он производил совершенно противоположное впечатление и казался жалким и запущенным. Длинные узкие лодки, пришвартованные к скользким ступеням причалов, выглядели, как гробы.
– Я уверена, что не помню этого моста, – проговорила наконец Лаура и положила руку на перила, – и мне не нравится вот тот темный переулок.
– Впереди есть фонарь, – сказал Джон. – Я знаю, где мы находимся, недалеко от Греческого квартала.
Они перешли мост и собрались было направиться к переулку, как внезапно услышали крик. Он раздался из одного из домов, расположенных на противоположной стороне канала, однако определить, из какого именно, было практически невозможно.
– Что это? – прошептала Лаура.
– Какой-нибудь пьянчуга орет, – ответил Джон. – Пошли. Больше похоже не на крик пьяного, а на вопль о помощи, как будто кого-то душат, и звук замирает по мере того, как затягивается петля.
– Надо вызвать полицию, – сказала Лаура.
– О, ради Бога, – ответил Джон. Она забыла, где находится, думает, что мы на Пиккадилли?
– Я не могу, здесь страшно, – проговорила она и быстрым шагом направилась в переулок. Джон колебался. Внезапно он краем глаза увидел крохотную фигурку, которая выбежала из подвала дома напротив и прыгнула в стоящую у пристани узкую лодку. Это была девочка, маленькая девочка – вряд ли ей больше пяти-шести лет. Она была одета в короткую юбку и жакет, на голове была странная шляпка. Возле пристани были причалены четыре лодки, и девочка с удивительной ловкостью перепрыгивала с одной на другую. По всей видимости, она пыталась от кого-то убежать. Вдруг ее нога соскочила, и у Джона перехватило дыхание – она была всего в двух футах от воды. Но девочка удержала равновесие и побежала по лодкам дальше. Наклонившись, она потянула за веревку, отчего лодка развернулась и встала поперек канала, касаясь при этом кормой противоположной пристани. Девочка спрыгнула на пристань и исчезла в подъезде дома, а лодка продолжала медленно вращаться на середине канала. Все это заняло не более четырех минут. Тут он услышал шаги. Вернулась Лаура. Он возблагодарил Господа за то, что она ничего не заметила. Вид девочки, маленькой девочки, которая, должно быть, оказалась в опасности – то, чему он только что был свидетелем, было, по всей видимости, последствием того жуткого вопля, – пагубно сказался бы на ее психическом состоянии.
– Что ты делаешь? – спросила она. – Я не решилась идти одна. Этот переулок разветвляется.
– Извини, – ответил он. – Иду.
Он взял ее под руку, и они быстрым шагом пошли по переулку. Джон пытался держаться уверенно, хотя никакой уверенности он не ощущал.
– Ты слышал еще какие-нибудь крики? – спросила она.
– Нет, – сказал он, – нет, я ничего не слышал. Уверяю тебя, это кричал какой-то пьянчуга.
Переулок привел их к заброшенному дворику какой-то незнакомой им церкви. Пройдя через дворик, они вышли на улицу, потом прошли по мосту.
– Подожди, – сказал он. – Думаю, нам лучше повернуть направо. Так мы выйдем к Греческому кварталу, а там рукой подать до церкви св. Георгия.
Она промолчала. Она уже ни в чем не была уверена. Это место походило на лабиринт. Можно до бесконечности блуждать по этому лабиринту и опять оказаться около моста, где они слышали крик. Но он упрямо вел ее вперед и внезапно, к своему полному удивлению, увидел впереди людей, прогуливающихся по залитым светом улицам. Показалась церковная колокольня, и он понял, где они находятся.
– Я же говорил тебе, – сказал он. – Это церковь св. Захарии, мы нашли ее. Твой ресторан недалеко.
Какая разница, в каком ресторане обедать – главное, что улицы освещены, что вокруг движение. Вдоль канала прогуливаются люди, и вокруг царит та атмосфера, которая присуща любому городу, ставшему местом паломничества туристов.
Неоновые буквы «Ресторан» были как путеводная звезда, светившая им в конце левого ответвления переулка.
– Тебе сюда хотелось прийти? – спросил он.
– Откуда я знаю, – проговорила она. – Какая разница? Давай поедим.
Когда они вошли в переполненный зал, по которому сновали официанты, их обдало горячим воздухом, и они погрузились в шум голосов и смех, их окутали ароматы спагетти и вина.
– Вас двое? Сюда, пожалуйста.