– Удалось вздремнуть?

– Да, я в полном порядке.

Он уставился на мой глаз.

– Знаю, знаю, – сказал я, дотрагиваясь до глаза, – но объяснить не могу. Не исключено, что виновато виски. Кстати, – добавил я, – Тедди слышал, как мы разговаривали сегодня утром.

– Знаю. Он при мне говорил об этом Вите. Все в порядке. Не беспокойся.

Он похлопал меня по плечу, и мы поволокли вниз тяжелые чемоданы.

– Боже! – вскрикнула Вита. – Что ты сделал со своим глазом?

– Аллергия на виски с омаром, – сказал я. – Бывает. У некоторых это вызывает именно такую реакцию.

Обе женщины упорно хотели осмотреть мой глаз и советовали разные средства: от ромашковой примочки до пенициллиновой мази.

– Нет, тут дело не в виски, – сказала Диана. – Я не хотела говорить, но я еще вчера обратила на это внимание, сразу, как мы приехали. Я тогда подумала: «Что у Дика с глазом?»

– А мне ты ничего не сказала, – заметила Вита.

Пора было кончать с этим. Я обнял их обеих за плечи и подтолкнул к дверям.

– Вы бы лучше на себя посмотрели – по-моему, ни одна из вас на королеву красоты сегодня не тянет, – сказал я. – А проснулся я ни свет ни заря вовсе не из-за виски, а из-за Виты – так храпеть! И все, ни слова больше!

Потом Билл заставил всех расположиться на ступеньках лестницы, чтобы сфотографироваться на память, и когда они, наконец, укатили, было почти половина одиннадцатого. Напоследок Билл снова заговорщицки пожал мне руку.

– Надеюсь, в Ирландии нам тоже повезет с погодой, – сказал он. – Я буду следить за сообщениями радио и газет, чтобы знать, как дела здесь, в Корнуолле.

Он взглянул на меня и чуть заметно кивнул, давая понять, что мимо его глаз и ушей не проскочит и малейшее упоминание об этом подлом убийстве.

– Посылайте нам открытки, – крикнула Вита. – Жаль, что мы не едем с вами.

– Еще не все потеряно – как только тебе здесь наскучит, можешь к ним присоединиться, – сказал я.

Вероятно, это было не самое удачное замечание, и когда мы перестали махать руками и повернули назад к дому, Вита задумчиво сказала:

– Мне и вправду кажется, что ты бы был только рад, если бы я с мальчиками уехала вместе с ними. Тогда бы ты снова чувствовал себя полным хозяином в этом доме.

– Не говори ерунды, – сказал я.

– Что ж, ты очень ясно дал понять свое отношение ко мне вчера вечером, когда сразу после ужина бухнулся в постель.

– Я, как ты выражаешься, бухнулся в постель, потому что мне осточертело смотреть, как ты виснешь на Билле, а Диана ждет не дождется, чтобы то же самое проделать со мной: я не гожусь для такого рода светских забав, заруби себе это на носу раз и навсегда!

– Светские забавы! – Она рассмеялась. – Что за чушь! Билл и Диана мои давнишние друзья. Где же твое хваленое британское чувство юмора?

– Просто оно отличается от твоего, – сказал я. – У меня юмор погрубее. Вот если бы я выдернул ковер у тебя из-под ног и ты бы грохнулась, я бы смеялся до упаду, ей-богу!

Не успели мы войти в дом, как тут же зазвонил телефон. Я решил снять трубку в библиотеке, Вита проследовала туда вслед за мной. Я боялся, что это Магнус, и не ошибся.

– Да? – осторожно произнес я.

– Мне передали, что ты звонил, но у меня очень загруженный день, – сказал он. – Я не вовремя?

– Да, – ответил я.

– Вита в комнате?

– Да.

– Ясно. Можешь отвечать мне «да» или «нет». Что-то случилось?

– У нас были гости. Приехали вчера и вот только что уехали.

Вита закурила.

– Если это твой профессор – а я не представляю, кто бы это еще мог быть, – передай ему от меня привет.

– Хорошо. Вита шлет тебе привет, – сказал я Магнусу.

– Взаимно. Спроси у нее, могу ли я приехать в пятницу вечером, чтобы провести с вами уикэнд?

У меня забилось сердце. От ликования или совсем наоборот – трудно сказать. Во всяком случае – с надеждой. Магнус возьмет ситуацию под свой контроль.

– Магнус спрашивает, можно ли ему приехать в пятницу вечером и провести с нами уик-энд, – сказал я Вите.

– Ну, разумеется, – ответила она. – В конце концов, это ведь его дом. К тому же это твой друг, и, надо думать, его ты встретишь с распростертыми объятиями, а не скрепя сердце, как моих друзей.

– Вита говорит: «Ну, разумеется», – повторил я Магнусу.

– Великолепно. Номер поезда я сообщу тебе позднее. Теперь вернемся к твоему срочному звонку. Это связано с тем, другим, миром?

– Да, – ответил я.

– Ты опять путешествовал?

– Да.

– Неприятные последствия?

Я секунду помедлил и посмотрел на Виту. Похоже, она не собиралась уходить из комнаты.

– По правде говоря, я чувствую себя довольно паршиво, – сказал я. – Наверное, я что-то не то выпил или съел. Меня сильно рвало, а один глаз стал совсем красный. Думаю, это все из-за виски с омаром.

– Да, в сочетании с путешествием это вполне возможно, – ответил он. – Путаница во времени?

– И это тоже. Я с трудом соображал, когда проснулся.

– Ясно. Кто-нибудь это заметил?

Я снова бросил взгляд на Биту.

– Как сказать, вообще-то мы все вчера вечером поднабрались, – продолжал я, – так что мужская половина нашей компании проснулась рано. Ночью меня мучили кошмары, и за чашкой утреннего чая я пересказал свой сон Биллу, приятелю Виты.

– Много ты ему наговорил?

– Пересказал свой сон, так, в общем виде. Да ты ведь знаешь, что такое ночные кошмары – кажется, будто все происходит на самом деле. Мне привиделось, что на одного человека напала банда убийц, и они его утопили.

– И поделом тебе, – бросила Вита. – Не надо было обжираться омаром. Виски тут, скорее всего, ни при чем.

– Это был кто-то из наших друзей? – спросил Магнус.

– Да, – ответил я. – Знаешь того парня, который когда-то давно держал парусник возле Церковного мыса и постоянно плавал через залив в Пар? Так вот, это он привиделся мне ночью, Мне снилось, что во время шторма у него на корабле сломалась мачта, а когда он, в конце концов, выбрался на берег, там с ним расправился ревнивый муж, который думал, что у парня роман с его женой.

Вита рассмеялась.

– Если хочешь знать мое мнение, – сказала она, – такие сны снятся, когда на душе неспокойно. Ты подумал, что я собираюсь изменить тебе с Биллом, и отсюда все твои ночные кошмары. Дай-ка я поговорю с твоим профессором.

Она пересекла комнату и выхватила у меня из рук трубку.

– Как ваши дела, Магнус? – проговорила она с хорошо рассчитанным кокетством. – Буду счастлива видеть вас здесь, в вашем же собственном доме. Может быть, вам удастся поднять настроение Дику. А то он мрачнее тучи! – Она улыбнулась, не сводя с меня взгляда. – Что у него с глазом? – переспросила она. – Понятия не имею. Дик выглядит так, будто его исколошматили на ринге. Да, конечно, я сделаю, все, что в моих силах, чтобы он вел себя спокойно до нашего приезда, но он такой упрямый! Да, кстати, может, вы мне скажете. Мои мальчики обожают верховую езду, а Дик говорит, что в воскресенье утром, когда мы были в церкви, он видел каких-то детей, которые катались на пони. Я подумала, что, может, на другом конце деревни – как там она называется, Тайуордрет? – есть какой-нибудь манеж. Вам ничего не известно? Ну что ж, не беда, миссис Коллинз, наверно, знает. Что? Подождите, не вешайте трубку, я спрошу у него… – Она повернулась ко мне. – Он спрашивает про детей, не дочки ли это некоего Оливера Карминоу и его жены? Его давних друзей?

– Да, – ответил я. – Я почти уверен, что это были они. Но я не знаю, где они живут.

– Дик полагает, что да, – сказала она в трубку, – хотя я не понимаю, как он догадался, если он с ними не знаком. Хотя если мама девочек молода и хороша собой, то, очень может быть, он где-нибудь ее и видел… И теперь вспомнил. – Она скорчила мне гримасу. – Да, так и сделайте, – добавила она, – и если вы сумеете связаться с ними, когда приедете, то можно пригласить их на коктейль, и у Дика будет случай представиться. Значит, до пятницы. Пока! Она передала мне трубку. Магнус смеялся.

– Что за идея – связаться с Карминоу? – спросил я.

– По-моему, я элегантно вышел из положения, ты не находишь? – возразил он. – И, кроме того, это действительно входит в мои намерения, если нам удастся избавиться от Виты с мальчиками. А пока я попрошу моего знакомого в Лондоне навести справки об Отто Бодругане. Так значит, его ждал печальный конец, и ты здорово распереживался?

– Да, – сказал я.

– И Роджер там был, разумеется? Он тоже приложил к этому руку?

– Нет.

– Рад это слышать. Дик, я хочу сказать тебе что-то важное: больше никаких путешествий, разве только мы отправимся туда вместе. Как бы ни был велик соблазн. Попотей и перетерпи. Договорились?

– Да, – сказал я.

– Как я тебе уже сказал, к концу недели я получу из лаборатории первые результаты анализов. До тех пор воздержись. Ну все, мне пора. Береги себя!

– Постараюсь, – сказал я. До свидания. Повесив трубку, я словно перерезал единственную нить, связывающую два мира.

– Радуйся, дорогой! – сказала Вита. – Не пройдет и трех дней, как он будет здесь. Разве не чудесно? А сейчас не хочешь ли ты подняться в ванную и обработать глаз?

Позднее, когда глаз был промыт, а Вита скрылась на кухне, чтобы сообщить миссис Коллинз о предстоящем визите Магнуса и, уж конечно, обсудить его гастрономические вкусы, я достал карту дорог и снова попытался найти Триджест. Нет, его там не было. Уже известный мне Тризмилл был, и Триверран, Тринадлин, Тривенна – три последние тоже значились в Переписной книге – и это все. Возможно, Магнусу удастся что-то выяснить с помощью лондонского студента.

Вита вернулась в библиотеку.

– Я спросила у миссис Коллинз про семейство Карминоу, но она о таких и не слышала. Они действительно хорошие друзья Магнуса?

На мгновенье я оцепенел, услышав от нее это имя. Мне следовало быть крайне осторожным, иначе в голове опять могла начаться путаница.

– Скорее всего, он давно потерял их из виду, – сказал я. – Сомневаюсь, чтобы он встречался с ними в последнее время. Он ведь не часто сюда приезжает.

– Я проверила – в телефонной книге их нет. Чем занимается Оливер Карминоу?

– Чем занимается? Право, не знаю. Кажется, он служил в армии, потом на какой-то государственной службе. Лучше спросить у Магнуса.

– И его жена действительно привлекательна?

– Да, была, – сказал я. – Я никогда не разговаривал с ней.

– Но ты видел ее этим летом?

– Лишь издали. Навряд ли она бы меня узнала.

– А была она здесь в те добрые старые времена, когда ты приезжал сюда студентом?

– Весьма вероятно, но я ни разу не встречался ни с ней, ни с ее мужем. Мне очень мало о них известно.

– Но все же достаточно, чтобы узнать ее дочерей, когда ты увидел их на днях.

Я почувствовал, что все больше увязаю в собственном вранье.

– Дорогая, – сказал я, – чего ты добиваешься? Магнус мимоходом упоминает имена друзей и знакомых и среди прочих – Карминоу. Вот и все. У Оливера Карминоу раньше была другая семья, Изольда – это его вторая жена, и у них две дочери. Ты удовлетворена?

– Изольда? Какое романтичное имя!

– Не более романтичное, чем Вита, – возразил я. – Может, оставим ее в покое?

– Странно, что миссис Коллинз никогда не слышала о них. Уж она-то просто кладезь информации – знает в округе всех и вся. Но как бы там ни было, она мне сказала, что по дороге в Менебили Бартон есть превосходный манеж, так что я собираюсь пойти договориться с тамошними хозяевами.

– Слава Богу, – сказал я. – Почему бы тебе не пойти и не договориться прямо сейчас?

Она пристально посмотрела на меня, затем развернулась и вышла из комнаты. Я украдкой вынул свой носовой платок и вытер со лба вновь выступивший пот. Какое счастье, что род Карминоу угас, а то она непременно откопала бы кого-нибудь из потомков и пригласила его на обед в следующее воскресенье – то-то бедняга удивился бы!

Мне нужно было продержаться два – нет, почти три дня, прежде чем Магнус придет мне на помощь. Уж если что-то вдруг возбуждало любопытство Виты, отвлечь ее от этого было крайне сложно, и только такой человек, как Магнус; с присущим ему черным юмором, мог сознательно упомянуть в разговоре с ней имя Карминоу.

Остаток дня прошел без происшествий, и, благодарение Богу, мысли у меня больше не путались. Отъезд Билла и Дианы принес мне такое облегчение, что остальное уже было неважно. Мальчики отправились кататься верхом, а Вита, хотя она еще не пришла в себя после вчерашнего и мучилась с похмелья, благоразумно не жаловалась и не заводила разговора относительно вчерашней вечеринки. Мы рано легли и спали как убитые. А когда проснулись на следующее утро – это был четверг, – лил нескончаемый дождь. Меня это нисколько не волновало, но Вита и мальчики расстроились, так как наметили ещё одну морскую прогулку.

– Надеюсь, хотя бы в субботу и воскресенье дождя не будет, – сказала Вита, – иначе я просто не знаю, что делать с мальчиками. Ты же не захочешь, чтобы они весь день болтались в доме, когда здесь будет профессор.

– О Магнусе не беспокойся, – сказал я ей. – У него всегда полно всяких идей, хватит и на мальчиков, и на нас с тобой. К тому же мы с ним, скорей всего, будем заняты работой.

– Какой такой работой? Уж не собираетесь ли вы запереться в той странной комнате в подвале?

Она даже не догадывалась, как близка была к истине.

– Точно пока не знаю, – ответил я уклончиво. – Магнус отобрал кучу бумаг, возможно, он захочет просмотреть их вместе со мной. Исторические изыскания и все такое. Я уже говорил тебе о его новом увлечении.

– Ну что ж, это могло бы заинтересовать Тедди, да и меня тоже, – сказала она. – Было бы забавно устроить пикник в каком-нибудь историческом месте… К примеру, в Тинтэджеле. Миссис Коллинз говорит, что там непременно нужно побывать.

– Это не совсем то, что интересует Магнуса, да и к тому же там полно туристов, – сказал я. – Подождем, пока он приедет, тогда и узнаем.

Я все гадал, как нам, черт побери, отвязаться от них, если Магнус захочет наведаться в Граттен. Впрочем, об этом пусть у него голова болит.

Четверг, казалось, никогда не кончится, и скучнейшая прогулка по песчаным дюнам Пара не внесла разнообразия. Магнус советовал мне «попотеть и перетерпеть», и вечером я понял, что он имел в виду. «Попотеть» – это было очень подходящее выражение, в буквальном, физическом смысле. Я редко страдал (если не сказать вообще не страдал) потливостью, этим широко распространенным недугом. В школе еще бывало – после тяжелых физических упражнений, но далеко не так, как некоторые из моих товарищей. Теперь же, при малейшем усилии или даже когда я просто сидел не двигаясь, у меня из всех пор выступал пот, причем он отличался особым едким запахом, и я молил Бога, чтобы никто, кроме меня самого, этого не почувствовал.

Когда это случилось со мной в первый раз, после прогулки по песчаным дюнам Пара, я подумал, что это связано с физическими нагрузками, и перед ужином принял ванну, но вечером, когда Вита с мальчиками смотрели телевизор, а я, удобно устроившись в музыкальном салоне, слушал пластинки, все началось снова. Внезапное ощущение липкого озноба – и у меня по голове, шее, подмышкам, спине потек пот. Так продолжалось, наверное, не больше пяти минут, но за это время рубашка у меня стала хоть выжимай. Потливость, как и морская болезнь, вызывает скорее смех, нежели сочувствие (когда речь идет о других, а не о тебе самом, разумеется), но я-то понимал, что в моем случае это связано с новой реакцией организма на препарат, и не на шутку перепугался. Я выключил проигрыватель и поднялся наверх, чтобы вымыться и переодеться – уже во второй раз за вечер – и все это время меня мучил вопрос, как же себя вести, если следующий приступ начнется, когда я уже буду в постели с Витой.

Нервы у меня были напряжены, и я со страхом ждал ночи, а тут еще Вита, как назло, настроилась поболтать: она без умолку трещала, пока переодевалась, и затихла, лишь когда мы улеглись бок о бок в постели. Я нервничал, как молодожен в первую брачную ночь, отодвигался потихонечку к краю кровати, нарочито зевая и всем своим видом показывая, что изнемогаю от усталости. Мы выключили ночники, и я принялся изображать глубокое, ровное дыхание человека, которого сморил сон. Уж не знаю, насколько убедительно я играл свою роль, но после одной-двух попыток прижаться ко мне потеснее, которые я попросту игнорировал, она отвернулась и, отодвинувшись на свой край кровати, вскоре заснула.

Я лежал с открытыми глазами и думал о том, какой нагоняй я устрою Магнусу, когда он приедет. Тошнота, головокружение, путаница в мыслях, воспаленный глаз, а теперь еще этот вонючий пот – во имя чего все это? Ради нескольких мгновений в далеком прошлом, не имеющих отношения к настоящему, совершенно в сущности не связанных ни с его жизнью, ни с моей, не нужных ни мне, ни ему, ни тому миру, в котором мы с ним живем; от них столько же пользы, сколько от старого, бог весть кому принадлежащего семейного альбома, валявшегося в пыльном ящике стола. Так рассуждал я, пока не настала полночь – и еще некоторое время спустя, но здравый смысл имеет обыкновение куда-то улетучиваться, когда в предрассветные часы нами овладевает демон бессонницы: я лежал и отсчитывал – час, два, три, следя за стрелками на светящемся циферблате дорожного будильника, стоявшего у меня в изголовье, и мне вспомнилось, как легко перемещался я в том, другом, мире – легко и свободно, как во сне, и в то же время воспринимая все ясно и живо, как наяву. И Роджер – не просто пожелтевший снимок в альбоме времени; в том четвертом измерении, куда я попал нечаянно, а Магнус умышленно, он – сейчас, в эту самую минуту – по-прежнему ходил, ел и спал у себя дома в Килмарте, то есть прямо тут, подо мной; и таким образом его настоящее, протекая бок о бок с моим, как бы сливались воедино.

Разве я сторож, брату своему? Этот протестующий возглас Каина, обращенный к Господу, вдруг наполнился для меня новым смыслом, пока я смотрел, как стрелки будильника приближаются к десяти минутам четвертого. Да, Роджер был мне сторожем, а я ему. Я чувствовал, что нет ни Прошлого, ни Настоящего, ни Будущего. Все живое суть частица единого целого. Все мы связаны друг с другом – сквозь время и вечность, и стоит нашим чувствам однажды открыть, как это случилось со мной под воздействием препарата Магнуса, и по-новому понять и тот, другой мир, и свой собственный, как произойдет чудо слияния, и не будет больше разъединения, не будет смерти… Вот в чем, без сомнения, состоит высшая цель этого эксперимента: благодаря перемещению во времени победить смерть. Вот чего до сих пор не понял сам Магнус. По его мнению, препарат запускает некую реакцию в мозгу, в результате которой мозг «выдает» все, что хранится в нем с незапамятных времен. Я считал, что прошлое продолжает жить, что мы одновременно и участники его, и свидетели. Я – Роджер, я – Бодруган, я – Каин: когда я был одним из них, я был по-настоящему самим собой…

Я чувствовал, что нахожусь на пороге какого-то потрясающего открытия – и тут я провалился в небытие, уснул.