Ларец Балкиды, Джованна, и тогда мы продолжим в Лазурном замке наш спор.
      - Я привезу Ларец, - потухшим голосом откликнулась герцогиня. -| Я привезу вам душу графини Алинор, чего бы мне не стоило это. Но мне казалось, мой Маршал, что именно вы должны понять меня. Скажите, как полагаете вы, мессир, - с тех пор, как армии Бибарса стояли под Акрой, стало ли Мужество другим? Стала ли Гордость другой? Стала ли иной Любовь?
      Она снова подняла на Аквитана свои малахито-во-зеленые очи. Они были сухи. Но как тоскливы ветви иссохшей смоковницы в пустыне Галилейской, так были пронзительны ее глаза печальным беспредельным одиночеством.
      При упоминании имени Алинор ярко-синий неумолимый взгляд Маршала стал глубже и темнее, но гордый рыцарь ничем не выдал своих чувств.
      - Я полагаю, сестра Джованна, что и Гордость, и Мужество, и Любовь не мельчают с годами. Как хорошее вино, они становятся только крепче и надежней. Приезжайте в замок, - заключил он, - и привезите Великому Магистру столь долгожданный Ларец Луны. А Ридфора больше не опасайтесь. С его существованием покончено, я обещаю. Все. Я жду вас, Командор.
      Маршал де Аре отвернулся от зеркала. Мистический желтый свет потух. Как-то неловко, словно каждое движение давалось ей с трудом, Джованна опустила крышку ларца.
      Вздохнув с облегчением, Витя отпустил руку Рыбкина. И в это время бывший сержант, распираемый любопытством, скользнул к ларцу, чтобы снова открыть его и потрогать рукой зеркало.
      Витя едва успел перехватить не в меру осмелевшего подчиненного:
      - Ты что, сбрендил, что ли? - накинулся он на Леху. - Я же говорил тебе, ничего руками не трогать! Мало ли что! Тебе храмовники эти, тамплиеры, быстро зубы начистят, будут как у бобра в рекламе, так что и спросить не успеешь, зачем бобру такие зубы! А потом насадят на штык, как шашлык. Не понимаешь, что ли?
      - На меч, - поправил его Рыбкин. - На меч насадят, товарищ майор
      - Смотри, какой грамотный! - съязвил Витя. - Ты куда почапал-то? Что тебе приспичило?
      - Я... Я посмотреть. А что это было? - Рыбкин заговорщицки кивнул в сторону ларца. - Местный телек?
      - Ага, телек-видик. Клуб кинопутешествий. Ты бы уж помалкивал, горе луковое, - напустился на него Витя.
      - Товарищ майор, - прошептал вдруг прямо Вите в ухо Рыбкин, - а не опасно нам тут находиться?
      - А что ты шепчешь? - возмутился в полный голос Витя. - Конечно, опасно, всем ясно. Ты сомневался?
      - Да я не в том смысле... - продолжал свое бывший сержант.
      - А в каком еще, извините, смысле? - уставился на него Растопченко. Ты меня прямо пугаешь, Рыбкин, своей многогранностью! Прямо бриллиант мысли, да и только!
      - Ну, я в том смысле, товарищ майор... - Рыбкин замялся, поковыряв пальцем в ухе. - В общем, душу-то у нас тут не отнимут, а?
      - Чего-чего? - ошарашенно переспросил Витя.
      - А ты дорожишь своей душой, свен? - ответила вместо Растопченко герцогиня Джованна. - Не бойся, свен. Никто не отнимет у человека душу, если он сам того не захочет. - Она приблизилась к Лехе. - Никто даже не попросит его об этом. Человек сам делает выбор и в нетерпении своем призывает дьявола. И тогда ему кажется, что все его желания сбываются в миг, и он находится на пике своей судьбы. Но слепящие мечты быстро рассеиваются. Все оказывается обманом. И никто, делая свой выбор, не знает, что душу ему назад уже не вернут. Помни об этом здесь, младший свен, но лучше помни об этом там, в своем времени, когда вернешься домой.
      - А я вернусь? - с сомнением спросил ее Рыбкин.
      - Теперь уже наверняка - да.
      Исполненные тоски зеленые глаза герцогини скользнули по лицу Вити, и он, сам не зная отчего, вдруг сказал, желая утешить ее:
      - Никита найдет вас, ваше сиятельство, где бы вы ни были. Он вас простит. Он даже дьявола пригвоздит, если нужно будет. Уничтожит, точно говорю.
      - Дьявола нельзя уничтожить, - печально улыбнулась на его слова Джованна. - Дьявол рождается вместе с нами и, так же, как и Господь, следует за нами по пятам всю жизнь. Дьявол в каждом из нас, как и Бог. И в тебе он тоже существует, свен. Бог и сатана борются между собой за каждую душу, и нельзя человеку в этой борьбе перепрыгнуть через барьер от одного к другому, а затем вернуться обратно, откуда ушел. Но все в своей жизни человек выбирает сам. И дьявола тоже. Только мечтая о преходящем и сиюминутном, не все знают, что истинная слава и истинное геройство - плоды высокого духа, а не лживых махинаций обмена и торга.
      - Но хорошо, наверное, жить вечно, - произнес вдруг не к месту Рыбкин, мечтательно закатив глаза к потолку.
      - Наивное неведение. Я тоже так думала прежде, - вздохнула Джованна. Но теперь знаю, что нет большей муки, чем жить вечно и провожать в безвозвратную дорогу всех, кто был дорог. Покой - это избавление, а заблудшие души не ведают покоя.
      - А можно спросить, ваше сиятельство, вот тамплиеры эти самые... Они разве не умерли? - робко поинтересовался Леха, и Витя снова толкнул его локтем под бок.
      - Я же объяснял тебе уже, - прошипел он Лехе.
      - Тамплиеры никогда не умрут, - ответила ему герцогиня, - даже в твоем времени, свен, они еще будут вполне живы и здоровы. - И, видя округлившиеся глаза бывшего сержанта, пояснила: - "Слезы пифона", волшебный напиток, который они добыли во время своих войн в Сирии и Палестине, позволяет им обманывать время и вовсе не замечать его. Но действие чудесного эликсира основано не на бессмертии тела, как действие многих магических смесей до него, о которых люди сложили немало сказок. "Слезы пифо-на" - не сказка, не миф о том, чего нет. "Слезы пи-фона" - это истинное воплощение бессмертия, данного человеку и всякой твари живой природой. Потому что бессмертие напитка, сотворенного из слезинок древней змеи, - это бессмертие духа, способного бесчисленное количество раз под воздействием собственной сильной воли уплотниться в прежнюю оболочку, а растворив ее - снова умчаться на просторы Вселенной. Такая привилегия дается только мужественным, сильным, гордым. Тем, кто не прожигает жизнь в удовольствиях и пустой болтовне, а способен словом, жаром сердца своего, и, если потребуется, мечом, не щадя себя, раздвигать духовные горизонты человечества, родня его с небесами. Потому что только на таких действует эликсир пифона, а слабакам и занудам нет от него проку.
      Конечно, в том смысле, что ты имеешь в виду, свен, рыцари Храма давно уже умерли. Но тамплиеры - это не только конкретные люди со своей особой судьбой. Тамплиеры - это вечный дух. Их бессмертие, дарованное каменьями Балкиды, состоит в том, что своей борьбой за Христову веру они проложили пути, которыми вечно с тех самых пор будет ходить человечество. От времен Великого Магистра де Сент-Амана и до твоих дней, свен.
      Под стенами Акры, последнего оплота тамплиеров на Святой Земле, где пролили свою кровь лучшие воины ордена, пожертвовав собой во имя Христа, через шестьсот лет после них будет стоять со своей молодой революционной армией генерал Наполеон Бонапарт. И именно под Акрой, именуемой в его времена крепостью Сен-Жан д'Акр, он обретет первую свою славу, которая, в отличие от предыдущих его побед, навсегда отличит его от прочих генералов Революции, Клебера и Гоша, потому что будет принадлежать вечности. И именно Акра породит в молодом корсиканце первую мысль о нераздельном владычестве франков над Европой. А разве не к тому же стремились тамплиеры? От Акры начнется величие Бонапарта. Но и падение его тоже будет иметь те же истоки. Потому что орден Храма очень ревнив. Он может возвысить, но и отступничества от своих целей никогда не простит.
      А через семьсот лет после тамплиеров восходящая звезда Германии генерал-фельдмаршал Роммель, тайно лелеющий честолюбивые мечты о фюрерстве, приведет к древним стенам Акры свою бронированную "конницу". И что же? Акра станет началом его возвышения и его падения тоже.
      Как говорят, неведомы человеку пути Господа, как и неведомы ему пути сатаны. Пройдет немало времени, шестьсот лет с того трагического для Франции дня, когда последний Великий Магистр ордена Храма взойдет на костер и бросит в мучениях своих слова проклятия в лицо французскому монарху, а уже некто Робеспьер и некто Дантон, а с ними Марат и многие, многие французы подхватят заброшенные на свалку истории мысли Великих Магистров и восславят горделивую свободу человека и его непокорность Всевышнему. И свергнут они столь ненавистных тамплиерам королей. Никто не увидит уже орденских хоругвей впереди громящих дворцы народных толп. У нового времени будут уже новые знамена. Но тамплиеры - это не знамена, это вечный несмиренный дух, соединивший на века безбожного человека Запада с бесчеловечным богом Востока. И они столетиями будут раскачивать дух французского народа, уводя его от слепой веры по скользкому пути Просвещения.
      Пройдут еще годы, и вот некто, наверняка, небезызвестный тебе, свен, Саддам построит на месте бывшего тамплиерского госпиталя, где когда-то потчевали бульоном султана Саладина, свой дворец и тоже будет мечтать о горделивой, неограниченной власти над миром.
      И снова человечество направит стопы свои на Восток. И снова будут клубить пески в пустыне новые бури, похожие, увы, только на бури в стакане по сравнению с древними битвами и древней глубиной силы и страдания человеческого сердца. Разве не так все происходит в твоем времени, свен?
      Задумавшись о ее словах, ответить ни Леха, ци Витя не успели. Дверь в ризницу отворилась, и на пороге появился князь Никита Ухтомский. Подойдя к Джованне, он сказал:
      - Ты можешь забрать Ларец, посланница Командоров, и никто не воспрепятствует тебе в этом. Мучить люд свой ради богатств ордена твоего мы с отцом Геласием не станем. Но дорогу на Белое озеро ты для себя со дня этого позабудь. Не примет тебя более земля эта. Проклятие наше увези с собой в Италии свои и память об обугленных костях тех, кого спалили ядовитой жидкостью твои неверные помощники.
      Если же важно для тебя прощение наше, и если совесть когда разбудит тебя среди ночи, то знай: одно только умалит в глазах люда белозерского и князей его вину твою - если поможешь ты нам вернуть в церковь православную святую реликвию нашу, похищенную князьями Храма Соломонова в Константинополе - большой хрустальный крест с частицами Истинного Креста Господня, вложенными в него. Ответь мне, герцогиня де Борджиа, поможешь ты нам или нет?
      Он посмотрел прямо в лицо Джованны, и поблескивающие от золотистого бальзама скулы ее нервно дрогнули.
      - За мудрость отца Геласия была уверена я, и потому рада слышать его ответ, - произнесла она чуть приглушенным голосом. - Однако признаюсь, что о кресте хрустальном ничего не известно мне. Но грех мой перед землей белозерской и князем ее я не отрицаю. Не сильно отяготит он и без того тяжелую ношу больших и малых грехов, лежащих бременем на погибшей душе моей. Но коли сам ты, Никита Романович, просишь меня, попробую я узнать, где находится хрустальный крест. Обещать не могу, слишком незначительно мое влияние на князей ордена, но что зависит от меня - то сделаю, чтобы вернулся крест византийский в Москву. Не ради церкви твоей, Никита, она для меня всего лишь мачеха, да и то на время. А ради тебя, мой принц, чтобы никогда не говорил ты так - "забудь дорогу ко мне, Джованна", - и поминал бы меня добрым словом. Дорогу сюда мое сердце никогда не забудет. Я оставляю его тебе, принц.
      Потупив взор, князь Ухтомы молчал, не зная, чем ответить ей в волнении. В это время со стороны Святых ворот до собора стали доноситься сильные, глухие удары. Все чаще, чаще...
      Вскинув голову, Никита насторожился.
      - Что это?
      Удары становились все тяжелее и тяжелее. Витя с Лехой переглянулись, землетрясение, что ли? Еще не хватает!
      - Мины! - первой сообразила Джованна. - Это Командор де Ридфор. Они закладывают мины под основание стены! Сейчас они сделают проломы, выломанные из стен камни нагреют добела на кострах, зальют в стенные провалы нефть, которую привезли с собой, и при помощи горячих камней подожгут ее. Такое пламя называется "греческий огонь". Он издревле известен на Востоке. "Греческий огонь" невозможно погасить, он горит даже на воде!
      - Так что же делать? - спросил не на шутку растревоженный Никита. - Как же бороться с ним?
      - Есть только один способ, изобретенный тамплиерами, чтобы погасить нефть. - ответила ему Джованна. - Я открою тебе его. Иначе вы все погибнете в огне. "Греческий огонь" течет рекой - ничто не может остановить горящие потоки смерти.
      - Что это, говори! - торопил ее князь Никита.
      - Это свежеободранные шкуры животных, пропитанные их кровью. Надо забивать всех оставшихся лошадей и их шкурами заграждать проломы. Нефть будет впитываться и не разгорится. Других способов все равно у тебя сейчас нет: ни песка, ни уксуса, ни арабского талька. Я надеюсь, что Маршал упредит их и поможет нам. Но если Маршал не успеет, то другого пути нет... Ридфор при желании легко разнесет стены в прах. Он брал и не такие крепости. Стрелять по воинам его бесполезно. Наверняка за дымовой завесой их не видно. Потому и пушки молчат, и пищалей не слыхать.
      - Государь, государь! - раздался из молельного зала храма голос послушника Феофана и поспешное шуршание по полу его босых ног. - Государь, меня батюшка Геласий послал, где ты?
      - Я здесь, - Никита вышел к нему из ризницы, - что стряслось?
      - С колокольни кричат, что царева конница к монастырю от Белозерска движется и ратники пешие с ними. А басурмане стены долбают как оголтелые. Князь Ибрагим тебя ищет, с ног сбился...
      - Беги к отцу Геласию и скажи, чтобы собрал всех, кто может оружие держать в руках, сейчас подойду я, понял?
      - Понял, государь! - Феофан опрометью бросился бежать назад.
      Никита снова вернулся в ризницу.
      - Что ты собираешься делать? - спросила князя Джованна.
      - Государево войско подходит к монастырю, слыхали, наверное, - ответил Никита. - Я полагаю, надо покончить нам с приспешниками твоими. Не будем мы коней губить, чтоб ограждаться от их затей сатанинских. Иссякло терпение наше. Довольно уж. Войско царево с тылу им заходит, а мы из монастыря ударим навстречу, чтобы разрезать супостатские силы на две части. Одной конники государевы займутся, ну а ту, что мы к озеру прижмем, я сам с Ибрагимом прикончу. На том и порешил я.
      - А как через коридор смерти пройдешь? - спросила его Джованна. - Ведь всех людей своих погубишь. Вот видишь. План хороший у тебя, князь, и смелости тебе не занимать. Только забываешь ты, Никита Романович, с каким врагом дело имеешь. Потому и не боится тебя Ридфор, что уверен: нет у тебя способов одолеть его. Ты сейчас из ворот кинешься, своих людей положишь, сам сгоришь заживо, а Рид-фор тем временем облака свои ядовитые на царевых конников перекинет. И падут они тоже без славы. Вот Командор Пустыни и добьется своей цели. А сделать надо не так. Послушай меня. Я помогу тебе. Ведь обещала я помочь тебе избавиться от прихвостня ассасин-ского.
      Собирай своих людей, князь, а я, покуда здесь, Командорским камнем дорогу тебе до лагеря Ридфора проложу. Надо тебе напасть на него до того, как царекая конница подойдет, чтоб не успел он царевых воинов пожечь. А там уж действуй по плану своему, руки твои свободны станут. Ну, а я с тем и скажу тебе, Ни-китушка, прощай уж. Вряд ли свидимся когда еще.
      - Но ты дождешься меня? Как я с Ридфором этим разделаюсь и вернусь? Никита Романович с надеждой взглянул на герцогиню. - Дождись, голуба...
      - Нет, - она решительно покачала головой. - Коли дождусь, так и вовсе не смогу уехать от тебя.
      Тяжелые удары в стену раздавались все ближе и все явственнее.
      - Иди, Никита, иди к воинам своим, - Джован-на, прощаясь, протянула князю руки. Голос ее срывался, она глотала подступившие слезы, стараясь не выказать своих страданий.
      Никита притянул ее к себе, обнял и тут же оттолкнул. Не промолвив более ни слова и не оборачиваясь, быстро вышел из собора.
      Проводив князя взглядом, Джованна смахнула со щеки предательски пролившуюся янтарную слезу и приказала де Армесу:
      - Дай мне свой плащ, Гарсиа.
      Взяв черный плащ испанца, она осторожно завернула в него золотой Ларец Луны.
      - Ну, вот и все. Идем, - кивнула она капитану, - и вы не отставайте, если не хотите навсегда здесь остаться, - добавила она для Вити с Лехой.
      - Ты ключи от тайного хода Свиточной башни куда спрятал? - спросил Гарсиа Растопченко.
      Витя остановился как вкопанный. Он совсем позабыл о них. Побежав за арабом, он и думать перестал о том, - чтобы спрятать ключи под крыльцом, как собирался. Где они? Где они? Неужели, потерял? Витя быстро похлопал себя по бокам и по животу. Слава Богу, здесь, целенькие.
      - Вот они! - радостно сообщил он.
      - Держи наготове, - приказал ему де Армес.
      - Подойди сюда, свен, - подозвала Витю Джо-ванна. - Подержи.
      Она передала Вите завернутый в плащ Ларец. "Ох и тяжеленький, подумал, приняв драгоценную ношу, Растопченко. - Столько беготни из-за него, ноги покалечишь!".
      Герцогиня де Борджиа сняла с шеи гелиотроп и, забрав ларец, протянула камень Вите:
      - Вот возьми. Я выходить на крыльцо храма не буду, - сказала она вполголоса. - Лучше, чтобы меня никто не видел. Гарсиа тоже показываться нельзя. Он может выдать мое пребывание здесь. А вот ты выйди. И держи камень на ладони. Когда он вспыхнет - не бойся, держи, до тех пор, пока я тебе не скажу.
      - Хорошо, - Витя немного оробел, но виду не подал, а для бодрости еще и подмигнул Лехе: мол, видишь, какое доверие.
      Они подошли к парадным дверям храма Успения. Выглянув за дверь, Витя увидел, что юсуповские татары и конники князя Ухтомского уже сидят на лошадях, готовые к выступлению.
      Вскоре появился и князь Никита Романович. Выйдя из Казенных палат, он вспрыгнул в седло своего Перуна. В воздухе, и без того маслянистом и душном, потянуло едким запахом горящей нефти. Над стенами монастыря уже занималось высокое бело-рыжее пламя.
      - Давай! - подтолкнула Джованна Витю вперед.
      Витя выскочил на крыльцо и протянув руку вперед, раскрыл ладонь. Гелиотроп сразу же просиял волшебным синим светом, направив лучи свои прямо к Святым вратам. Витя с удивлением отметил, что сам камень при этом оставался холодным и совсем не жег руку, как боялся Растопченко.
      Увидев синий свет гелиотропа, князь Ухтомский на мгновение обернулся на парадное крыльцо храма, но не найдя взглядом Джованны, дал шпоры коню и с боевым криком под развернутым знаменем поскакал к воротам монастыря, которые уже распахивали перед ним монахи.
      За ним потянулись Фрол и конники. Ибрагим Юсупов и его татары с оглушительным гиканьем тоже устремились за князем. Волшебный свет гелиотропа берег их от всех опасных ухищрений де Ридфора.
      Едва конница покинула монастырь и ворота захлопнулись, над монастырем подул холодный ветер, который с каждым дуновением своим становился все сильней и сильней.
      Он разгонял духоту и зловонную пыль. Он срывал черные наросты гари и пепла со зданий и деревьев, уносил прочь тлен и маслянистую гарь. Воздух становился все чище, все яснее.
      - Это Маршал, Маршал услышал меня! - радостно воскликнула Джованна, Он прислал северный ветер Аквилон, который сейчас разгонит весь этот смрад! Все закончилось для белозерской земли, все страдания позади! Давай мне камень, свен, ты хорошо справился с задачей, - она взяла у Вити гелиотроп. Теперь бежим, нам надо успеть сесть на галеру и отойти от берега до того, как разразится буря.
      Сказав так, Джованна первой устремилась к Свиточной башне, за ней поспешил Гарсиа, сзади поспевали что было духу Витя и Леха Рыбкин.
      У Свиточной башни было безлюдно. Даже караульного Макара на его посту не оказалось. Он тоже вслед за конниками побежал добивать супостатов. В четыре руки Витя и Гарсиа быстро отомкнули двери подземного хода и бросив ключи на каменный пол, побежали вслед за герцогиней к озеру. Одолев, Витя прикинул в уме, метров сто пятьдесят по подземной галерее, пришлось ползти в какой-то вязкий илистый лаз, так что водоросли и всякая болотная жижа со всеми живущими в ней паразитами набились в уши, в рот и даже под одежду.
      Вынырнув из лаза, Витя увидел, что у берега озера их ждет лодка.
      Ветер крепчал. Герцогиня торопила своих спутников. Со стороны Святых ворот монастыря послышались победные крики русского воинства. Крик был столь многоголос, что не оставалось сомнения - царева конница подступила к обители, и Ридфору теперь несдобровать.
      Но смотреть по сторонам было некогда. Сев в лодку, как могли быстро поплыли к галере. Ветер постепенно превращался в ураган, сметающий все на своем пути. Волны на озере становились все выше и круче. Впервые за долгие недели осады, черные тучи над Бе-лозерьем разорвало и в просвете между ними появилось солнце. Алый шар, несколько вытянутый в четыре конца, имел подобие красного креста, и грозовые тучи вокруг него таяли превращаясь в розово-серебристые облака. Засияли очищенными золотыми маковками монастырские храмы, появились листья на поникших деревьях, зазеленела на прибрежных лужайках трава.
      Лодка герцогини подплыла к галере. Чернокожие матросы быстро подняли на борт свою госпожу и сопровождавших ее мужчин.
      - Ваше светлость! - бросилась к Джованне со слезами Тана. - Боже мой, как я ждала вас!
      - Я принесла Цветок Луны и душу госпожи Али-нор! - Джованна раскрыла плащ, укрывающий ларец, и радостное разноцветное сияние огней, исходящее от него, осветило весь корабль. - Отнеси его в мою спальню, Тана. Как пифон?
      - С ним все в порядке госпожа. Я так рада, так рада! - подпрыгивала на одном месте египтянка.
      - Слава Богу. Тогда... Уходим, Гарсиа! - приказала герцогиня де Борджиа своему капитану.
      - Слушаю, госпожа.
      По команде капитана чернокожие гребцы дружно ударили веслами по воде. Багряные паруса галеры де Борджиа затрепетали на ветру. Сияя горделиво выгнутыми золоченными бортами, корабль стал удаляться от берега. Бой на берегу Белого озера уже затихал. Возгласы ликования и победный колокольный звон доносились из-за стен Кирилловой обители. Поднявшаяся от берега чистая бирюзовая волна, сияя на солнце, разбилась пеной о борт галеры, принеся с собой разорванную красную чалму ридфорова араба, забрызганную кровью с одной стороны. Заметив ее с капитанского мостика, Гарсиа де Армес распорядился прибавить ход. Чалму затянуло под дно галеры, и больше она уже не всплывала на волнах.
      Избавившись от тяготившей его военной амуниции, Витя сидел на палубе корабля, вытаскивая из ушей застрявших там ил и улиток. Он с улыбкой наблюдал за своим приятелем Рыбкиным, который, пораженный, видно, в самое сердце, взглядом огромных голубых глаз медовокожей наследницы фараонов, не мог оторвать глаз от юной египтянки. Царевна Атена-ис прохаживалась по палубе, совершенно не обращая на Рыбкина внимания и озабоченно оглядывалась по сторонам, что-то разыскивая. А Леха как будто приклеился взором к изящным очертаниям ее ног, просвечивающих под вышитой туникой, и следил за каждым ее шагом.
      - Вы что-то потеряли, мадемуазель? - внезапно осмелев, подскочил к царевне тихоня-сержант.
      "Да не поймет она, зря стараешься", - хмыкнул про себя не без зависти Витя. Но к его изумлению, египтянка вполне понимала по-русски и даже говорила.
      - Я потеряла Кикки, своего ежика, - сообщила она Рыбкину огорченно. Он опять куда-то убежал. Такой непослушный!
      - Позвольте мне помочь вам найти его, - тут же предложил ей свои услуги любезный Рыбкин.
      Тана смерила его с ног до головы критическим взглядом и кокетливо скривила губы:
      - Ну, если у вас получится...
      - Слушаюсь! - щелкнул каблуками Рыбкин и деловито приступил к поискам, облазив все углы на палубе и даже на капитанском мостике, заставив де Армеса подвинуться. Гарсиа противиться не стал, он засмеялся.
      А когда Рыбкин освободил его рабочее место, взял в руки подзорную трубу и стал оглядывать берега. Распустив багряные паруса галера весело скользила по спокойной глади озера. Монастырь остался далеко позади. Только самые верхушки его крестов на куполах храмов можно было теперь рассмотреть даже в подзорную трубу. По берегам стелились бескрайние луга, оканчивающиеся у горизонта синеватыми громадами леса.
      И вдруг Гарсиа увидел всадника. Он мчался во весь опор вдоль берега озера и, казалось, хотел догнать уходящую галеру. Гарсиа навел на него трубу. Так и есть, это был принц де Ухтом. Издалека можно было отчетливо различить алую рубаху князя, вздувшуюся пузырем на его могучих плечах и густую черную гриву несущегося Перуна. Понимая, что ему не следует этого делать, капитан все же приказал сбавить ход и немного приблизиться к берегу. Затем спустился в салон, и пройдя к спальне герцогини, постучал к ней.
      - Госпожа, мне кажется вам стоит выйти на палубу, - произнес он бесстрастно. - Это очень важно, моя госпожа. Для вас.
      - Что случилось, Гарсиа? - заволновалась Джованна. Но вдруг, догадавшись сама, ринулась на палубу, чуть не сбив капитана с ног.
      Князь Никита Романович, наконец, поравнялся с почти остановившейся галерой. Увидев Джованну на палубе, он бросил своего коня с берега к воде. Разгоряченный Перун на всем скаку вошел в воду, воздев фонтаны брызг вокруг себя.
      Прислонившись к борту галеры, Джованна сильно наклонилась вперед, всем существом своим устремляясь навстречу князю. Подоспевший Гарсиа успел поддержать ее под руку, иначе она просто упала бы за борт.
      Въехав в озеро так, что вода доходила почти до шеи его коня, князь Ухтомский, казалось, вот-вот кинется в воду, чтобы плыть за галерой, сколько хватит у него сил. "Не надо, не надо, любимый мой. Не надо, саге mia", шептала ему Джованна побелевшими от волнения губами. Наверное, он услышал ее.
      На свой страх и риск капитан де Армес дал команду двигаться дальше. Галера тронулась, быстро набирая ход.
      Неотрывно смотрел Никита вслед уплывающему судну под багряными парусами. Перун издал отчаянное ржание, как прощальный крик. Еще, и еще раз. А герцогиня де Борджиа, упав на колени перед бортом галеры, безутешно рыдала, закрыв руками лицо. Наконец она оторвала ладони от глаз, поднялась с колен и снова взглянула на озеро. Берег был уже далеко, а фигура Никиты стала совсем крохотной. Но он все еще стоял в воде и провожал корабль глазами.
      Джованна снова прислонилась к борту и так же неотрывно смотрела на князя, пока он совсем не исчез из вида. Из зеленоватых глаз ее текли двумя дорожками по щекам беззвучные слезы. Но вот и не стало видно князя, его поглотила неумолимая голубеющая даль. Белое озеро закончилось. Впереди их ждал долгий путь до Средиземного моря.
      Глоссарий
      Диоскуры - созвездие Близнецов.
      Квинтар - мера веса, равная 150 фунтам.
      Кулепня - деревня (старофин.) .
      Мушорма - сосуд для питья, вместимостью два фунта.
      Пахтать - пахать (старофин.)
      Просак - станок для кручения веревок. В него могло затянуть одежду, отсюда - выражение "попасть впросак".
      Рассыченные медовые соты - соты, разведенные водой.
      Сурна - род трубы.
      "In te, Domine, speravil" - "На тебя уповаем, Господи!" {лат.)
      Laissage - вассальная клятва (старофр).
      "Те Deum... Miserere..." - начальные слова католической молитвы "Тебя, Господи, славим, помилуй нас..." .
      "Vexilla regis prodent infern..." - "Близятся знамена царя ада..." (лат.).