Кирк улыбнулся:

– Заметьте, капрал, наша заключенная – капитан клингонов. Отдайте ей честь и ступайте.

Капрал стиснул зубы, но быстро отдал честь Калринд, а затем Кирку. Затем он и два его подчиненных ушли.

– Калринд, – спокойно начал Кирк, – какое-то время ты была «новым клингоном». То, что случилось между нами, доказывает, что дружба между нашими народами тоже возможна. Дружба, и даже более. Именно от таких высокопоставленных лиц, как мы, зависит, сбудется ли древнее предсказание органиан.

Калринд заворчала:

– Настоящий клингон никогда бы добровольно не согласился играть ту роль, которую играла я. Вы просто не понимаете нас, Кирк. Мягкость вызывает отвращение. Прежде всего мы – воины, ты – слабовольное существо. Ты мне противен.

Калринд уже не кричала истерически, как в прошлый раз у себя в каюте. Буйный период ломки закончился. Но это делало ее слова более обидными. Теперь капитан понимал истинные чувства Калринд. Несмотря на это, он попытался еще раз договориться с клингонкой:

– Мы могли бы построить более счастливую галактику, Калринд. Мир, процветание, сотрудничество – раньше казалось, что ты стремишься именно к этому.

– Нет, Кирк. Это было мое ложное «Я». – Калринд ступила на транспортную платформу. – Переправь меня немедленно к моему народу.

Кирк занял место оператора и неумело передвинул рычаги. Все поплыло перед его глазами. Он повернул голову и сильно прищурился, пытаясь сдержать подступившие слезы:

– Мои чувства к тебе остались прежними. Для меня ты все та же женщина, которую я знал.

Калринд невозмутимо стояла на платформе. Казалось, лицо клингонки окаменело, и слова Кирка не доходят до нее.

– Ну…

Кирк дотронулся до двух рычагов, и они запустили транспортер. Все опять поплыло перед глазами капитана. Рычаги управления превратились в размытые пляшущие черные точки. Кирк наклонился над пультом управлением и бессильно осел на пол.

– Джим! – выдохнула Калринд и спрыгнула с платформы. Она добежала до панели связи, размещенной на стене, и нажала нужные кнопки. – Лазарет! Немедленно в транспортный отсек!

Калринд повернулась к Кирку, недвижимо лежащему на полу с бледным лицом и едва уловимым дыханием. Она постояла, беспомощно смотря на него, затем опустилась на колени, подложила руку под голову капитана, прижала ее к себе и ласково погладила.

Острый слух клингонки быстро уловил топот бегущих людей. Она осторожно опустила голову Кирка на пол, затем встала, передвинула два рычага и вскочила на платформу.

Прежде чем началась дематериализация, Калринд рванулась, как бы пытаясь возвратиться к Кирку. Но, сдержав себя, осталась на платформе, неотрывно смотря на капитана.

Когда дверь открылась и вбежали Маккой и Джой Бланкхьюз, силуэт клингонки уже исчез в столбе искрящегося света.

– В этот раз ты был на грани жизни и смерти. Если бы не мои приличные способности хирурга, Звездный Флот лишился бы одного из капитанов, а обычный корабельный порядок пришлось бы нарушить в связи с похоронами.

– Я, как всегда, в восторге от вашего врачебного искусства, доктор.

Кирк слабо улыбался, слушая обмен репликами между Маккоем и Споком, которые стояли по обе стороны его кровати в лазарете.

– Если вы вдвоем пытаетесь подбодрить меня, – прошептал он, – то это вам хорошо удается.

– Я могу и еще кое-что сообщить. Думаю, тебе будет приятно это услышать, – заметил Маккой. – Насколько я смог выяснить, именно Калринд подняла тревогу и вызвала помощь, когда ты потерял сознание в транспортном отсеке. Кстати, когда ты с ней разговаривал и Калринд несла всякую чушь, мои датчики показали, что она лгала. И делала это не потому, что была вне себя от ненависти, а потому, что настоящий источник ее злобы – ужас перед собственными переживаниями. Калринд осознала, как сильно любит тебя. И именно это ее испугало.

Кирк задумчиво помолчал, а затем произнес:

– Спасибо, Боунз. Это было совершенно искреннее чувство, которое зародилось еще на базе клингонов. Я совершенно в этом уверен. В какой-то степени это чувство стимулировалось специальными лекарствами, но рано или поздно оно должно было перерасти в естественное. Те ночные кошмары, что меня преследовали, – это воспоминания о срочной операции и инъекциях наркотиков. Но Калринд интересовалась историческими сведениями, которые на самом деле были конфиденциальной информацией. А клингоны легко могли ее получить, пока я находился под воздействием наркотиков. Значит, Калринд, скорее всего, не знала, что они со мной делали. Она, как и я, была жертвой обмана.

Успокоив себя таким образом, Кирк снова погрузился в сон.

На диагностическом столе рядом с капитаном лежал Эллиот Тинделл в состоянии, напоминавшем кому. Но на этот раз оно было вызвано им самим, а не лекарствами: это было бегство от реальности. Эллиот Тинделл ощущал то сильные вспышки, то неяркий свет в центре водоворота ненависти и злобы.

Спок стоял рядом, его длинные пальцы осторожно нажимали на специальные контактные точки на лице Тинделла. Их умы сливались. Разум Спока осторожно парил в сознании Тинделла. Он походил на космический корабль на орбите зарождающейся «новой звезды», готовый исчезнуть при малейшем намеке на взрыв.

Обращаясь своим сознанием к разуму собеседника, Спок произнес:

– Тинделл. Эллиот Тинделл.

Вулканец для начала осторожно прощупал его мысли. Я. Но когда не последовало ответа от затуманенного мозга, Спок заговорил опять, на этот раз более громко:

– Эллиот Тинделл!

Ответом был страстный вопль:

– Я Кол! Я не Эллиот Тинделл!

Спок вздрогнул, но оставил свою руку на прежнем месте, сохраняя канал связи, хотя протест клингона эхом отразился в его мозгу.

– Я думаю, быть Колом не очень перспективно? – спросил Спок.

На этот раз ответ был спокойнее, с легкой ноткой отчаяния:

– Наоборот, вулканец, не перспективно быть Эллиотом Тинделлом. Для меня нет будущего в ином месте.

– В человеческом обществе не существует столь жестких рамок чести и бесчестия.

– Я – Кол, и Кол опозорен, – настаивал клингон. – Бесчестные правила жизни человеческого общества меня не волнуют.

«Работа Тинделла, жена Тинделла…» – подумал Спок, представив лабораторию Тинделла в Сан-Франциско и его жену Луизу.

Эллиот застонал и пошевелился. Он оттолкнул руку Спока и заговорил грубым шипящим голосом:

– Я заражен им, им загадил всю душу, но пока я еще Кол и следую за голосом чести. – Клингон сел и слегка прислонился к стене.

– Воинский кодекс чести, – произнес Спок с хорошо замаскированной иронией. – Земляне, клингоны, ромуланцы… Сколько бед они на себя накликали, когда отказались следовать тем путем, который уже много лет назад выбрали вулканцы. Это не честь, если она требует разрушить жизни Эллиота Тинделла и его жены, хотя ваша дурацкая Империя ничего не приобретет от этой жертвы.

– Моя честь будет искуплена моим саморазрушением, – настаивал Тинделл. – И честь моей семьи таким образом будет сохранена.

Спок осмотрелся в полном замешательстве. Его охватило негодование, единственный признак слабости, которому были подвержены даже вулканцы.

Но Тинделл лгал. Когда он убрал руку Спока со своего лица, нарушился психический контакт. Это случилось раньше, чем Спок заметил то, на что надеялся.

– Ты знаешь, что на самом деле ты никакой не Кол, – заметил он мягко. – Ты был Колом, эта часть твоего «Я» давно утеряна. Долгие годы ты был еще и Тинделлом, так что нельзя заявлять, что ты только клингон или человек. В тебе уживаются обе половины.

Тинделл вздохнул:

– Правда. И поэтому я не могу вернуться домой.

– Но где твой дом? – упорствовал Спок. Про себя же подумал: «Оба мира являются твоим домом, мой друг, но выбор в пользу обоих нас не устраивает».

Тинделл молчал.

Не дождавшись ответа, вулканец продолжил;

– Тинделл не был захватчиком, посторонним для тебя, который вторгся в твой разум и занимал его столько лет. Это была ипостась, сформированная вашими психологами и поддерживаемая с помощью наркотических средств. Но она включила в себя и твои собственные черты. Ты – Тинделл в такой же степени, в какой и Кол. Эллиот, мы можем выбрать, какой частью твоего «Я» стать, что будет в тебе доминировать. Клингоны отвергнут тебя, а люди не станут считать тебя ущербным. Для людей важно не то, кем ты работаешь, служишь, а какой ты человек. Ты – личность, и тебе выбирать, какой жизнью жить.

Тинделл покачал головой:

– Без лекарств клингонов я всегда буду агрессивен к людям.

Спок улыбнулся.

– Но ты сейчас прекрасно обходишься без лекарств, – сказал он.

Тинделл испуганно посмотрел на него и после задумчивой паузы произнес:

– Меня всегда учили, что вулканцы – слабовольный народ: величайшая раса воинов выбрала подчинение власти людей. Но оказывается, тут есть нечто большее, да?

Спок кивнул:

– Гораздо большее.

Когда Кирк снова проснулся, то был уже один. Неужели Калринд потеряна для него навсегда? Если бы ему удалось встретить ее опять, смог бы он увидеть в ней ту Калринд, которую любил раньше? Она должна понять, что та, другая женщина, не была простым результатом применения наркотических средств. Это была та часть ее «Я», которая высвободилась с помощью лекарственных препаратов.

– Джекилл и Хайд, – пробормотал Кирк. – Точнее, Хайд и Джекилл.

В той картине будущего, которую искусственно создали «новые клингоны», все было великолепно и соблазнительно. Это Кирк и хотел увидеть.

Джекилл и Хайд. Хайд и Джекилл. Какая из этих ипостасей была настоящей для клингонов? Или та и другая? Если так, то может ли какая-нибудь посторонняя сила, кроме наркотиков, устанавливать, какому из двух «Я» господствовать? Капитана интересовало, могла ли Федерация или он сам, Джеймс Кирк, сделать что-либо для того, чтобы свершился тот вариант действительности, о котором мечтали «новые клингоны».

Узнать это нельзя, но сама возможность была заманчивой. Может быть, будущее уже существовало. Возможно, был Великий Мир и союз между Федерацией планет и Империей Клингонов. Вполне вероятно, что мир свершится еще при жизни Джеймса Т. Кирка и, может быть, именно он станет первым послом Федерации в Империи.

Все возможно, даже то, что Калринд дождется его.

Notes